Одна принцесса очень любила… Вот, никогда не догадаетесь, чего. Все принцессы любят причёсываться с утра, надевать новые платья, танцевать на балах и маскарадах, анекдоты (конечно, не совсем уж неприличные), подарки и кофе капучино. А эта любила прежде всего подумать. А, поскольку она работала принцессой, то рыцари вокруг неё так и роились. И наперебой предлагали ей погулять, сходить в кино, килограмм красной икры, съездить в «Этномир» покататься на хаски, устроить фотосессию или привезти ей прямо домой огромную картину в бронзовой раме под стеклом в подарок. Она сразу так и отвечала: «Хорошо! Я подумаю». И действительно начинала думать над этим вопросом. Потому что мужчины – это ж такие непонятные создания. Никогда заранее не скажешь, чего им нужно на самом деле. Развлечь её для облегчения своей кармы, сделать подарок, просто так, чисто для собственного удовольствия, или, не дай Бог, разузнать адрес и телефон. А то и вовсе в самый напряжённый момент фильма коварно погладить коленку в темноте, когда никто не видит. Что тоже, собственно, не совсем понятно - зачем? Возможно, это они так снимают накопившееся статическое электричество. Ну, завели б себе кошку, в конце концов, и гладили! Так нет же, подавай им коленку. А почему? Надо подумать.
Вообще-то, думала принцесса обычно не так уж долго. Ну, в конце-то концов, не бином Ньютона. Но и не пять секунд, конечно. Это только с благородными дамами всё просто. Они, если чего хотят, то тут даже и думать нечего. Всего равно они сами не знают, чего конкретно. Или передумают через час. А с рыцарями всё-таки посложнее. Чего-то – наверняка.
Беда в том, что пока она думала над предложением от какого-нибудь одного, ей успевали сделать ещё пять разных других. И рыцарей, и предложений. Приходилось первое откладывать на некоторое время, чтобы подумать над следующими. А там, не успеешь их переставить в ежедневнике по порядку номеров, ещё пять. А ещё ж дела! И причесаться всё-таки надо, и посуду помыть, и последнюю серию Шерлока посмотреть, и подумать, что надеть, и - класть на кухне линолеум или, может быть, плитку. Плитку, кстати, лучше. И ещё меню на ужин. Да мало ли дел у принцессы! Поэтому быстро не получалось.
Одна радость – Новый Год. С первого числа до пятого – ни одного нового предложения. Все рыцари лежат в лёжку, только встают иногда попить. Зайдут на кухню, попьют, а там – огурчики солёные. Со вчера остались. Они – хвать. А к огурчикам, сами понимаете. И тут сразу вспоминают, что на пороховом складе ещё есть пара неразорвавшихся снарядов. С позавчера. Надо пойти взорвать. Выйдут во двор, взорвут, в ушах звенит. Надо полечить. Полечатся – и опять в лёжку. Не до принцесс тут. Короче – думай, сколько влезет. Да и самой принцессе, опять же, салат-то готовить уже не надо. Вон его сколько недоеденного ещё осталось. Свобода! Сиди да думай себе.
В общем, села принцесса, подумала и написала, наконец, ответ на заманчивое предложение одного рыцаря с пятого курса. Как раз до него очередь дошла. «Извини, не нужны мне твои конспекты. Мы же уже три года, как институт закончили». Потом другому, с третьего - «Приехать не могу, некогда. Приезжай сам, линолеум поможешь постелить». Потом соседу по парте из девятого класса: «Нет, не пойду я с тобой в кино. Ты Олесю за косу дёргал, изменник». И, наконец, рыцарю из старшей группы детского сада: «Я согласна, ты мне тоже нравишься». Разослала курьеров с письмами, села, ждёт.
Через час курьеры приезжают обратно, привозят ответы. От этого, с пятого курса: «Ну и зря, у меня конспекты лучше всех». От второго, с третьего: «А ты кто?». От того, который из девятого: «Сама дура!» А от последнего из детского садика: «О, рыцарь! То была Наина!»
Она сначала даже не поняла – какая Наина? При чём тут Наина? Её же совсем по-другому зовут. Но потом подумала и сообразила – ну да, он же самый умненький был в группе. Наверное, ему на ночь родители Пушкина читали, Руслана и Людмилу.
«Вот гад, - думает. – Это я ему старуха уже, стало быть? Молоденьких ему подавай… Извращенец!»
И так и написала в ответ: «Тогда не пойду за тебя замуж. Козёл!» Хорошо, что подумала. А то бы как могла ошибиться! И со спокойной душой вычеркнула из ежедневника все предложения, на все ж ответила.
А тут как раз письмо приносят от одного рыцаря. Который, видимо, неправильно Новый Год отмечал, и уже на второй день мог разборчиво буквы писать на бумаге. «Приезжай, - пишет, - к нам на Восток, в кино пойдём!» Она сразу же и ответила: «Хорошо, я подумаю».
Вот, думает теперь. Ну, в ежедневнике-то пусто. Может, скоро уже и ответит. Так что всё закончилось хорошо.
Теперь, что касается полезных выводов. Подумать, конечно, всегда не вредно. Чтобы не ошибиться. Но только не очень долго. Чтобы не думать потом, а и, правда, ты кто? Потому что над этим вопросом нужно думать всю жизнь.
Но до Старого Нового Года, вообще-то, можно сильно не напрягаться. Потому что – на то они и праздники, чтобы освободить голову от дурацких вопросов и тяжёлых мыслей! С Новым Годом вас!

Хей, детка! Брось в окно все эти мысли.
И можно даже проводить их матом.
Что там советует бесценный мотиватор
в твоей сети? Всего не перечислишь,
и что не фраза, то бесценный перл.

Он говорит: Не ешь! Качай арбузы.
Всё сами принесут. Не возвращайся.
Не бегай за трамваем - будет счастье.
И, стало быть, уже не будет грустно,
кто при деньгах, тот и умён и смел.

А я скажу: Не слушай. Если надо,
то возвращайся. За трамваем бегай,
когда спешишь. Настанет время - снега
зимой никто не принесёт в награду,
но это не причина ждать беды.
И счастье будет. Но - не постоянно.
Всё время счастье - это было б странно.
Следы, конечно, порастут бурьяном,
но важно то, что есть твои следы.

Не слушай никого. Да, сердце зорко,
ему решать - что сладко, а что горько,
ошибки совершать. Их будет столько,
что хоть пиши научные труды.

А без ошибок жить, ей-Богу, скучно.
Без них тихонько плесневеют души.
Но только ты уж и меня не слушай,
ведь я пока не слишком много жил.

Я всё, что было, выкинул на ветер.
Он всё забрал и даже не заметил.
Я и не жду. От ветра - что ж в ответе?
Я б снова с радостью ошибку совершил.

Да давит мудрость, дрянь, на позвоночник,
звенит в ушах, как маленький звоночек,
ну, разве что стихает ближе к ночи,
когда лежу над пропастью во ржи.

А ты - бросай. Плевать на все советы.
Год был - и нет. И дело, право, к лету.
Под Новый Год у нас тут на планете
выбрасывают всякое старьё.

Что в голове, так и лежит дорога.
Возьми у ветра моего немного
и радости. Всё будет - слава Богу.
И счастье будет каждому - своё.

Вот мой приказ тебе. Моя печать.
Выкидывай пустые заморочки.

PS Ну, разве что арбузы - это точно
всегда с утра не вредно подкачать :)

Одна принцесса была безработной. Не то, чтоб у неё не было королевства там, замка, красивого платья и диадемы на голове. Нет, это всё у неё было. Может быть, не очень большое и не страшно дорогое. Ну так, в принцессе ж не это главное! Но очень уж ей не хотелось работать принцессой. Потому что это ж надо что? Это надо ходить на балы, устраивать приёмы. Улыбаться принцам там всяким, прогуливаться по саду, разговоры с ними разговаривать. Оказывать влияние. И ещё - выбирать себе какого-нибудь, опять-таки, исходя из политических интересов королевства. А принцессе принцев что-то не хотелось, и уж тем более - замуж. Ну, был один придворный живописец, ни разу не принц, который время от времени всю её обнимал, для поддержания нервной системы. Потому что, если вообще никто не обнимает, то можно ж и того… какой-нибудь злобной Несмеяной стать. Вредно это для здоровья, когда никто не обнимает, вы же знаете? И кожа портится. И характер. А принцессе это не к лицу. Но - тсссс - я вам об этом не говорил. А вы ничего не слышали. А то дойдёт до глашатаев, и начнётся такое … У нас в королевстве и без того разных скандалов хватает.
В общем, была принцесса безработной. Настояла на своём, как родители её ни уговаривали. Непросто, конечно, было, но королевская кровь - такое дело… Упёрлась, и хоть мировую войну устраивай. Отстояла свои личные свободы.
Но учили-то её на принцессу! То есть танцевать, на лошадях ездить, разговаривать по-немецки и на всякие другие такие легкомысленные темы, ну, государством заодно управлять. Не тупо в лоб, конечно, а посредством мотиваций и незаметного наведения на полезные мысли. Сами понимаете, кого. А его же нет! Вот и получается, что заняться ей было совершенно нечем. Ходила себе по замку, слонялась туда-сюда в халате и тапках, чего хочется – сама не поймёт, то ли выпить водки и морду кому-нибудь набить, то ли сделать что-нибудь гениальное, как Гауди или Леонардо да Винчи. То ли роман написать о своей несчастной жизни. Хотя, ясное дело, понимала, что роман ещё рано, не дура ж. Только принцесса ещё.
А тут как раз Новый Год на носу. «Дай-ка, - думает, - замок что ли разукрашу! Снежинок вырежу из бумаги разных, гирлянд разноцветных…». Ну, и села вырезать. Целый день вырезала, развесила, смотрит – настриженные кусочки бумаги-то по всему полу ветром раздуло. Схватила веник, давай подметать. А они в щели забиваются. Она их оттуда пылесосом. Кое-как собрала, красота кругом, а ручки бронзовые на дверях как-то не празднично блестят. Ну, почистила их. Всё равно не так блестят. «Аааааа – думает. – Это окна плохо свет пропускают!» Взяла стремянку, давай окна мыть. Потолок побелила заодно уж, всё равно стремянку вытащила. Ну, потом, конечно, начала обои переклеивать. Поклеила, села на стремянке сверху, умаялась. Вся в побелке, в руке кисточка, под левым глазом клеем намазано.
А тут в зал вламывается какой-то работяга, в ватнике, в сапогах, с ёлкой в руках.
- Эй, - кричит, - служанка! Я курьер с Востока, ёлку привёз вам на Новый Год. Куды ставить?
- Ты там сапожищами-то поаккуратнее, пол мытый, - она ему со стремянки. – И я не служанка, к тому же, глаза-то разуй. В какой только деревне тебя учили?
- Ну, - говорит курьер. – Пардон, конечно. Но меня не в деревне учили. А в Сорбонне. Вообще-то я принц. Просто работа такая. Надо же как-то на жизнь зарабатывать.
- Хм… - говорит принцесса. А что ж ты принцем тогда не работаешь?
- Ааааа… - отвечает принц. – Это ж надо с принцессами тусить. А они все капризные, противные, жуть. Не нравятся мне они. Мне вот такие девушки, как ты нравятся, работящие, простые. Ну, и потом, курьером как-то попроще, вообще… Хочешь, я тебя поцелую?
- Так, - говорит принцесса. – Вообще-то, я тоже принцесса. Но если ты думаешь, что я сейчас брошусь в твои объятия, как в сказке, то вот тебе круглогубцы. Работящую ему подавай! Курьером ему, видишь ли, проще! Ставь ёлку к окну и проваливай, безответственная личность – говорит.
- Вот. Я ж говорил – все противные! – отвечает курьер. Поставил ёлку и пошёл себе.
А принцесса посидела ещё на стремянке и думает «А ведь, я-то - тоже безответственная личность. Как этот… Мне-то тоже проще пол помыть, чем принцессой. Не славно это».
Встала на следующий день в семь утра. Причесалась, надела диадему. И пошла работать принцессой. И, наверняка, это у неё отлично получилось!
Вот такая сказка.
Мораль надо подводить?
Нет. Она вовсе не в том, что потолки лучше белят специально обученные этому люди. Оно, может, и так, но своими руками тоже не вредно попробовать. Интересно, опять же. Поэтому про мораль вы уж сами догадайтесь.
Но снежинку вырезать, всё же, не забудьте. Вдруг она получится волшебная?
С наступающим Новым Годом вас!

Ты - красива, бесспорно. И я - в красоты власти.
Чтобы в ноги упасть осталось совсем немножко.
Юная, гибкая - будто богиня Бастет.
А тревожит одно - у меня уже есть
кошка.

Кошка хочет есть и играть. Выгибает спину.
Создаёт красоту, заботится о наряде.
Но колотит меня своим недовольно-длинным
гибким хвостом,
если я захочу погладить.

Кошка вопит возмущённо: Не надо трогать!
Только смотреть! Только что облизала лапы!
Ну зачем мне ещё одна? Мне и этой много.
Мне б кого-то обнять покрепче -
на час хотя бы.

Мне бы в ответ: " Я тоже". И всё, и - счастье.
В листьях осенних и в первых полосках снега...
Ну, скажи, зачем мне мудрость богини Бастет,
если нет никого неразумнее человека?

Вот она ночь - словно бал у чёрта!
Поездом пражским стучит аорта,
город стоит, но не очень твёрдо
в красных - как стыд - кружевах эскорта
полураздетых деревьев. Осень.
Я ни разу не в курсе, где меня носит.
Арка во двор, как портал сквозь время,
время - как кольца,
верь мне.

Впрочем, не верь. Я и сам не верю,
что мы не просто слепые звери
(ну, чуть посложнее, в какой-то мере),
тычемся мордою в ночь в вольере
времени.
Правда - неправда, что там?
Только приманка. Идёт охота...
Видишь, как смотрит Юпитер строго?
Это не бал. Это - суд у Бога.

Вон - заседатели в чёрном сверху
рядом с Луной поглощают эхо
наших прошений. Дрожат от смеха
юные звёздочки - ах, потеха!
В чём обвиняют? Смотрел на ноги
полуодетых берёз. И трогал
пальцами за бересту без страха.
Ясное дело - хотел их трахнуть.
В чём же виновен на самом деле?
В том, что они его
не хотели.

Нет, это всё-таки бал, смотри-ка,
как на асфальте играют блики
от фонарей. И плетут интриги
в парке кусты. Под припевы скрипки
Ветер в тени раздевает Осень.
Ели ветвями столкнулись - прозит!
Все - при занятии. Я - средь бала
шумного вспомнить хочу начало
танца какого-то - давним летом -
но не выходит.
Поможешь?
Где ты?

*Небо над Берлином*

Что-то я уже наигрался в игры,
В страсти, обиды, мечты, страданья
И в беспринципное ожидание -
Что то случится! Внезапно прыгнет
Солнце на небе, звезда в ладошку,
Ангелы с крыши. Ах, всё возможно!
Но, видимо, ангелы не старались.
Что это?
Надо смириться. Старость.

Надо опомниться. Годы - гады.
Надо купить себе спиннинг, боты
И под обрывом сидеть с субботы
До понедельника. Или надо
Мирно грибы собирать в подлеске,
Слушать природу. Спокойно грезить
Об урожае осенних яблок
Или варенье из слив хотя бы.

Может быть, в гости приедут внуки.
Может быть, в череп проникнет мудрость
Или волшебная долбанутость -
Кто с головой, тот не знает скуки.
Сяду к окну, забузоню чаю,
Кошка мурлыкает за плечами,
Диктор по радио шпарит что-то
От понедельника до субботы,
В окна листва шелестит чуть слышно.
Всё позабыто - любви, печали...
Что там на улице закричали?

Ангелы падают с нашей крыши.

Как мы верили!
Всё нипочём, мы сильнее всего, если вместе.
Километров и времени, сплетен и слов, расставаний,
осуждающих взглядов толпы, всякой суетной дряни.
Слушать, что там из зависти врут - много чести.
Не нужны даже клятвы на Библии или Коране.

Мы - как небо и звёзды, как ветер и новые листья,
нас нельзя разделить...
Только небо под вечер темнеет,
багровеет закат. И под птицы истошные трели
кто-то, нехотя, чёрной рукой закрывает кулисы.
День и мир ощущают себя всё мудрей и старее.

Ты и я погружаемся в разные мысли и в нервы,
и волнуют всё больше снаружи тревожные вести,
и на стол выпадают всё чаще не червы, а крести,
но совсем ни при чём никакие преграды, наверно...
Мы вдвоём. Но не знаем ответа - мы вместе?

В красном небе уходят мои корабли из Каперны.

“...промчалось, как ясное облако, детство,
и как изменилась подруга моя!
Она мое сердце разбила на части,
но плакал об этом один только я!“
Д. Минаев. 1871 г.


Моя знакомая - прилежное созданье:
учёба, курсы, воспитание, манеры,
всё по часам, и ничего без меры.
Год или два - и светской дамой станет,
без закидонов в стиле Агилеры.

Но у неё в груди такое пламя
бушует - магмы вихри, взрывы,
что могут вздыбить континент и вырвать
на нём леса и города - с корнями -
волной приливов на планете Ио.

Ах, знал бы я, что под её атласной
и тонкой кожей спят протуберанцы
огня и пламени, рукою прикасаться
не стал бы к тайне жгучей и опасной.
Но я подумал: Как глаза искрятся!

Как взгляд небесный ясен, нежен, светел,
так чист, что не таит в себе угрозы...
И прикоснулся -
лишь на миг. А после
в груди остался вместо сердца пепел,
а вместо глаз - одни лишь только слёзы.

В Восточном округе - беспомощная ночь.
Сырой туман не пробивает свет.
Дома таращатся глазами на предмет
своей любви. Но им не превозмочь
густого жёлтого ночного киселя.
Останкинская башня - вся в огнях,
но -
там, за лесом. Их не видно.
Ближний шлях
туман волною обтекает, как змея,
сжимает кольца.
Округ недвижим.
Застыло время перед стартовой чертой.
Его не запускает за собой
скольженье стрелок на часах и даже бой
курантов и движение машин.
В такую ночь всё ощущает грань
Вселенных - той, что есть, и что идёт.
Всё в равновесии. Но завтра - поворот.
Скользнёт мгновение, расступится туман,
настанет утро, выпадет роса,
стечёт по стёклам время, и на взлёт
пучком огней на севере воткнёт
его Останкинская башня в небеса.

Я дик и на взводе. Истрёпаны нервы.
И я на свободе! Как сладко! День первый
свободы безмерной до крика прекрасен.
Но я - не в толпе, не в портовой таверне,
не в гуще борделя, где запахи спермы,
Шанели и виски сочатся, наверно,
сквозь двери и сны - ненасытна Исида -
и в этой густой человеческой массе
взрывают мозги словно пояс шахида.
Я был бы там слишком для мира опасен.

О, да! Я свободен! Но сразу за дверью -
колючие иглы бесцветного мира.
Там холодно. Я растекаюсь в квартире
горячими мыслями вширь. Я свободен!
Но - как-то бессмысленно, даже без имени,
его повторять - как мольбу об исходе
народа к истокам.
Приходи! Забери меня!
Я не хочу больше жёсткого, зимнего.

Я бы уткнулся щенком беспородным,
в колени твои и пророс в них ветвями,
чтобы по бёдрам, стреле позвоночника,
кверху тянуться всё выше и выше,
выше - к плечам - их укрыть. Чтобы ночью мы
стали летающим деревом сами,
с крыльями-перьями-листьями.
Слышишь?
В венах уже разгоняются воды
новых ростков.
Приходи. Прорасти же
их. Забери -
и меня, и свободу.

В крови ещё живут остатки яда.
Детоксикация от доктора, который
и сам то скачет, то лежит за шторой
недвижно, помогает.
Как награда -
убитому в корриде пикадору.

Яд в в голову проник, в слова и мысли,
и кровь его по капиллярам тонким
разносит так поспешно, как на гонке.
Не добежит от головы до низа
к утру -
ты вне игры. Постой в сторонке.

Который год я истираю руны,
оставленные в коде тела взглядом,
улыбкой, голосом - когда была ты рядом.
Рождаются и умирают луны,
но в мире больше нет такого яда -
любви бесхитростной, простой и неразумной.

Слушать этот музыкальный файл

Лето кончается приобретением опыта,
ровными буквами в прописях первого класса.
Ангелы ставят пятёрку - всё было прекрасно,
пропись заполнена. Были полезными хлопоты.

Разве что - опыт не нов, ну так - матерь учения
всё повторять бесконечно без страха и лени.
Слышишь - арбузы звенят? Может быть, к перемене?
Нужен же отдых от опыта
увеличения.

Опыт-то прост: ни на что не надейся, не сбудется.
Всё, что раздашь, не вернётся. Но всё это - малость.
Главное - в том, как мечталось и в сердце стучалось,
главное - в том, как планета по-прежнему крутится.

В этом и радость. Распутица скоро по-прежнему
нюни распустит по улицам и по дорогам.
Смоет что было, что не было, и - слава Богу!
Время настанет для снега пушистого, нежного.

А под его покрывалом мы выспимся тщательно,
вылижем раны, царапины, вырежем снова,
чтобы к весне были наши тетради готовы
прописи чистые чем-то заполнить старательно.

Снова мечтами, надеждами, строчками, нотами,
грустными, тёмными, светлыми... лишь бы мечталось.
А - что не сбудутся - это, конечно же, малость.
Чтоб вообще не мечтать, надо быть идиотами.

Россыпи звёзд пролетают над чёрною пропастью,
и до конца неизвестное есть ещё что-то там.
Мы истопчем однажды все осыпи прошлого опыта
и неожиданно выйдем за линии прописей.

Тяжко умному. Всюду считай, смотри,
чтобы кто-нибудь не разорил твой дом.
Да и всё равно всё дели на три -
на сейчас, на завтра и на потом.
Примеряйся, думай и ночь и день,
не считай ворон и не верь речам,
проверяй и будь начеку везде,
вот и мудрость - хлопоты да печаль.
То ли дело, ежели не умён,
дураку - работа, и та не впрок,
он поёт себе про кудрявый клён,
все печали - только в степи свисток.
Все алмазы с неба в его руках,
и впридачу - вон - золотой закат,
если весел, - будто бы на века,
а заплачет - снова назавтра рад.
Коль обманут - им свой нести обман,
а ему - легко, будто рай кругом.
Я который год этим счастьем пьян,
хорошо б и помер бы дурачком.

Моя фейри. Так большего и не нужно -
чтобы голову мне на плечо склонила
и была со мной. А луны окружность
в облаках плыла от Днепра до Нила,
не тревожа в нас неземные силы.

Ну зачем нужны нам и дрожь под кожей
и пожар нежданный в груди и в бёдрах,
эта пляска взглядов, и танец сложный
из теней и света - до слёз, до пота,
до полёта? Смысла - в пустых полётах?

Разве взрывы света из нас наружу,
водопады времени и пространства
нам нужны? Кому безрассудство нужно?
Это даже странно - как взять для странствий
на неровном льду двухколёсный транспорт.

Так зачем немыслимый тонкий росчерк
буйной страсти нам? Не совсем простая
наша жизнь и так. Но ответом, впрочем,
на вопрос не мучай себя, листая
википедию.
Я расскажу.
Я знаю.

Мы так высоко с тобой, что совсем не важны детали.
Здесь до Космоса – пара шагов, рукою подать, он - рядом.
Но грудные клетки стучать и искать в небесах кислород устали.
Надо падать.

Больше нечем дышать. Давай упадём в синеву над нами,
в это размытое, светлое, где никому ничего не понятно,
в это странное, что воспевали и проклинали веками.
Давай упадём в любовь.
Надо.

Всё конечно.
Наше падение кончится каменным дном непременно.
Даже и не надейся, что всё это может продлиться вечно.
Но конечна и жизнь. Мы с тобой в бесконечной Вселенной –
свечи.

Свечи сгорают до капель. Но, всё-таки, хуже, если
просто лежат, расплываясь в бесформенный ком на полке.
Падать не страшно, когда не один, а вместе.
Важно только одно –
сколько.

Сколько нам времени будет дано освещать увечность
каменных стен – до дна? Хватит на вдох, так уже и ладно.
Благословенны, кто падает в небо, зная, что даже оно не вечно.
Падаю, падаю… Падай вместе со мной.
Надо.

Видел ты, как моря бороздят
тысячи кораблей,
выпей октябрьского эля, брат,
выпей и вновь налей.

Тысячи женщин за Морем Грёз
ждут нас с тобой в порту
в тысячу раз горячее звёзд,
и нежней мельтешащих тут.
Губы их светятся, как закат,
пальцы нежны, как шёлк.
Выпей же эля, мой пьяный брат,
раз уж сюда пришёл.
За горизонтом, за Морем Грёз
счастье с тобой нас ждёт,
здесь все горазды болтать - и всё,
но холодны, как лёд.
Даже не стоит смотреть в глаза
или по сторонам.
Утром поднимутся паруса,
море - вот счастье нам !

Выпей же снова, мой грустный брат,
выпей и вновь налей,
в этом порту ничего нежней
нет, чем октябрьский эль.

Вернувшись в прошлую субботу домой за полночь уже в довольно сонном состоянии, я всё же ощутил какое-то беспокойство. Понимаете, есть в доме домовой или нет, чувствуется почти сразу. Нет, чтобы вам было понятно, он вовсе не моет полы или посуду, не поливает цветы и не стирает пыль. Просто без домового квартира почему-то становится даже не нежилой, а не живой. Как будто её только что сделали и она ещё не проснулась. Или все уехали и больше не собираются возвращаться. И дело тут не в клубах пыли или каком-то запахе, порядке или беспорядке, а в каком-то шестом чувстве. Или, может, седьмом…
Так вот, уже через пять минут я понял, что Иннокентия в квартире нет. Сначала я пытался его искать, потом заснуть, потом снова поискать где-нибудь за шкафами и умывальником, всё напрасно. В расстроенных чувствах в три часа ночи я сел на балконе, раздвинул там окно, вытаращился на полную луну и начал грустить.
И тут вдруг под луной показалась растрёпанная голова Иннокентия. Он залез на подоконник, отряхнулся, сел, свесив ножки внутрь, и участливо поинтересовался: «Чего грустим? Кто обидел?»
«Ты что, на 16-й этаж по стенке лез?» - ошалев от неожиданности, спросил я.
«Невнимательный ты, однако, - отозвался Иннокентий. – Я на такси. Вон, посмотри» - и махнул рукой в сторону леса. Действительно, над лесом можно ещё было различить удаляющуюся тень ворона Лехты.
«О, Господи! – уже радостно выдохнул я. – Я уж забеспокоился. Что, опять у тебя с твоей эльфиней что-то приключилось?»
Дело в том, что за этот месяц я понял, что подружка Иннокентия – это какой-то неисчерпаемый источник беспокойства. Из-за её любопытства и неусидчивости с ней всё время что-то происходило. Она то знакомилась с какими-то совершенно левыми лешими с Терлецких прудов, тут же назначала им свидание и потом пыталась заморочить голову, то пробовала что-нибудь сотворить с помощью ещё не изученных магических предметов и заклинаний, то подговаривала Лифтового катать её беспрерывно вверх-вниз, пока жильцы не вызывали ремонтную бригаду. То ещё что-нибудь вроде этого. Каждый раз Иннокентий выходил из себя, но немедленно мчался на помощь, когда оказывалось, что её пора выручать. При этом, заметьте, вытащить домового из дома, это примерно всё равно, что уговорить сесть на горячую сковородку.
«Ну, ей захотелось покататься на метро, поезд ушёл в депо, и все двери закрыли - развёл руками он. - А она не умеет обращаться с неживыми предметами».
«И как же ты её вытащил?» - заинтересовался я.
«Ну, я же домовой, - скромно потупился Иннокентий. – Открывание и закрывание дверей, это в детском саду проходят».
«И как только ты всё это терпишь? – удивился. – Не понимаю, на фига она тебе сдалась, такая стрекоза? Мало что ли приличных фейри вокруг? Симпатичных, спокойных, обходительных… Путь бы вон, Лифтового звала, раз она с ним катается».
«Пф… - фыркнул домовой. – Вагон это тебе не лифт. Куда ему?»
«Слушай, а ты вообще любую, значит, можешь дверь открыть? – посетила вдруг меня гениальная мысль. – Давай прогуляемся с тобой на угол до Сбербанка?»
«Видишь ли, Грин – критически посмотрел на меня домовой. – Я конечно, могу. Но ты ж меня за это не поцелуешь? И, кроме того, я не целуюсь с мальчиками. Так что твоё предложение отклоняется».
«Фи, какой ты прагматичный! – возмутился я. – Вот Казанова! А как же дружба?»
«Дружба дружбой, а денежки – сам знаешь… - откликнулся Иннокентий и спрыгнул на пол. – Опять же – уголовный кодекс распространяется на всех. Ты прямо тут, на балконе спать-то будешь или до кровати дойдёшь?»
Тут я просто физически почувствовал, как сон обволакивает меня своими крыльями и еле-еле успел добраться до постели. Но последнюю мысль в голове помню.
И всё-таки… Как он всё это терпит? Я бы точно не выдержал. Это что ж такое, любовь что ли?

#сказки #Григорий_Грин #домовой

Ночью вовсю лил дождь, но, тем не менее, сквозь мерный шум капель о подоконник я всё равно расслышал, как мой домовой Иннокентий несколько раз протопотал то на кухню, то в маленькую комнату. Это меня удивило, обычно с кухни Иннокентия просто так не вытащить. Подкравшись к дверям комнаты, я увидел романтическую картину. На листьях физалиса на подоконнике лежала уже знакомая вам фэри, её обычно сияющие глаза были полуприкрыты, ручка бессильно свешивалась на землю цветочного горшка, а весь вид выражал что-то типа последних предсмертных мгновений. На голове лежал мой носовой платок, очевидно, намоченный Иннокентием, сам же он суетился вокруг, то хватаясь за голову, то трогая её лоб, то неожиданно бросаясь целовать маленькие ножки. Несмотря на явно предсмертное состояние Лехты (да, кстати, это её имя, по-фински означает «роща»), между ними разворачивался интересный диалог.
- Ну почему, почему ты не остановилась на первом? – вопрошал Иннокентий
- Он был слишком сладким. Прямо приторным, - слабым голосом отвечала она. – Я не люблю сладкое!
- А второй?
- Второй был кислым. И слишком мягким. Прямо растекался весь.
- Ну, так надо было остановиться. Третий тебе был зачем?
- Мне захотелось чего-нибудь потвёрже, пожёстче…
На этом месте я не вытерпел и вступил в разговор.
- Это вы, вообще про что? Что такое случилось с Лехтой?
- Представляешь, она объелась блинами в Измайловском парке, - всплеснул руками Иннокентий. Съела целых три штуки – со сгущённым молоком, с вареньем из смородины и с грибами. Как в неё только столько уместилось!
- Аааааа… уфф… - выдохнул я. – Ну, это ещё ничего.
- То есть? – заинтересовалась вдруг Лехта и приподняла голову. – А ты что подумал?
- Ээээээ…. – попытался отвертеться я. – Да так, ничего.
- Нет уж, говори, раз начал! – закапризничала фэри. – Ты видишь – я тут умираю? Не спорь со мной!
- Ну, вообще, я решил это ты с молодыми людьми знакомилась. Выбор мужчины, он же такой … как блина с начинкой. А если попытаться перебробовать сразу много, то может и плохо стать. Первый, кстати, как раз на Лифтового похож.
- Хм… и правда - неожиданно согласилась Лехта. – А третий – на Лешего с Серебряных прудов.
- Так! – заволновался Иннокентий. – А я? Я тогда с чем?
- Ты, Кеша, блин с картошкой и сметаной - отозвалась фэри. – Классический рецепт, сытно, проверено и надёжно. Главное, чтобы только не скис.
- Вот нахалка! – возмутился он. Но тут же снова забеспокоился – Тебе удобно тут на листиках? Может, на подушечку перенести?
- Да, пожалуй… нежен, как сметена - согласился я. – Ну, да ладно. Пойду я спать. А то завтра на работу просплю. Ты тут уж присмотри, чтобы Иннокентий не скис. А то с ним иногда такое бывает.
И ушёл. Однако, сквозь шум дождя всё равно было слышно, как то топал Иннокентий туда-сюда, то фэри смеялась колокольчиком, то они шептались прямо под моей дверью.
В результате заснул я только под утро. На работу, кстати, так и проспал.

Всё случайно. Конечно, на этом месте
мог бы быть кто угодно. И мы по лужам
с Кемугодно плавали б эти двести
дорогих минут. И она бы тоже
говорила: Просто всем кто-то нужен
просто ты - один. Это всё не сложно.

Скажем, Кристин Кройг и Аманда Сайфред
клали б пальцы тонкие мне на локоть,
а потом со мной танцевали сальсу,
рассыпая искры горячих взглядов,
потому что ноги насквозь промокли.
Как ни странно, нет их со мною рядом.

Рядом - ты. И - славно, на самом деле.
Почему? Кто скажет? В момент рожденья
мира - так уж атомы полетели.
Изначально здесь - волшебство и тайна.
Мы гуляем вместе по ойкумене,
рядом - ты. И, видимо, не случайно.