Вот сидишь весь такой полубольной на стуле на кухне, с Айри на коленях, в теплом свитере и вязаных носках, попиваешь чай с клюквой, думаешь о чудесах, рассказываешь пожилой женщине о своих совершенно неинтересных снах ( хотя, когда болеешь, все должно быть по-другому) и тут тебя обрывают фразой:
"Ночью надо отдыхать, а не смотреть интересные сны."
Интересно, что большинство людей считают отдыхом?
Сон без снов для меня нечто страшное.
Нет-нет, "плохо" не бывает. Бывает "не очень хорошо", "почти хорошо", "немножко потерпи" и привычное "в.б.х.". То есть, оно по-полюбому неплохо. Все забавно и интересно, интересно и забавно. И уже который раз повторяющаяся фраза на мое "забавно": "Сломаешься, глупый. Увидишь, что будет." Теперь не сломаюсь точно, правда.
Должно быть, я всех раздражаю своей верой в лучшее и хорошим настроением.
А то, что не понимаю, раньше захватывало целиком. Хотелось изучать. Что же теперь? Какой-то неправильный ракурс, игра, слова. Было бы хотя бы красиво...
Желания и просьбы сбываются очень невовремя, очень весело и очень необычно.
А простуда, в отличие от них, подоспела очень вовремя, ибо время на подумать нужно уже очень давно. Ибо и так ходило по улицам бледное чудо с дрожащими руками, испуганным взглядом и почти бесцветной улыбкой. Теперь хотя бы есть поддающееся объяснению оправдание.
И по телефону мы теперь распиваем с народом АЦЦ, даже чокаясь через трубку. И с жуткими хриплыми голосами. "Да ну, это ж модно!", ага.)
З.Ы. Волнуюсь, конечно. Не чудесно и не волшебно. Фу. Найду нужный угол и...и? Еще не придумал.
Писать письма милым ангелам и вспоминать о лицемерных...Ах, это мило, правда! Но ведь милых ангелов, которым я пишу до неприличия искренние письма, с какими-то до неприличия наивными рассуждениями и красивыми зарисовками, я совсем не знаю. Так что, должно быть, в этом мире настоящих ангелов не бывает. Ну и слава Леворукому...
И теперь я отучаюсь от называния всех подряд "Ангел мой" и "Радость моя". Ибо в ангелах я разочаровался окончательно, а на "радость" почти никто адекватно еще не реагировал. Но раньше было почему-то весело так играть, а потом с пафосом произносить: "Но мой удел одиночество. Я никогда не полюблю." А потом, смеясь, обещать вместе спрыгнуть с моста, чтобы люди говорили: "Они любили друг друга..." А как мы преподносили серьезные вещи: в самом разгаре веселья, понятного только нам, в середине разговора и тогда "Я болен тем-то тем-то" или "Все так-то и так-то" вопринимались намного легче.
А еще наигранное: "Я всегда буду с тобой!!!"Нет-нет в той книге он говорил не так..." Мы всегда издевались над такими моментами, я помню.
Возможно, если бы тогда мы были совсем чуть-чуть постарше...
И тут рядом появляется воплощение вас. И я так поражен, ибо я помню. Помню почти все наши разговоры и мою привязанность. Неужели было интересно со мной, младше-на-черт-знает-сколько? Хотя в двенадцать все думали, что мне пятнадцать и вы, должно быть, тоже.
А у того человека похожий голос, почти как у вас, цвет волос, глаза и улыбка. И манера говорить. Вроде бы совершенно другой, а вроде бы и вовсе нет. И это запутывает и заставляет задуматься. "Иллюзия хороша? Или тот человек?"
Но времени нет, чтобы задумываться, верно? В.б.х., обях, безоговорочно.
На самом деле, ты сам виноват, так как сам выбрал этот путь, Крис. И это чертовски интересно, но очень больно и крайне неприятно. "Но это все сущая ерунда по сравнению с войнами, болезнями и вечностью"- твердишь ты и улыбаешься.
Меня нельзя оставлять одного, тогда я начинаю думать. Когда я начинаю думать, я начинаю спорить сам с собой. Когда я начинаю спорить сам с собой, я начинаю грузиться и задавать странные вопросы окружающим. И далеко не все понимают о чем я. И далеко не все могут ответить.
И самое забавное, что я не люблю быть постоянно с кем-то рядом. Мне нужно одиночество хотя бы иногда. Но во мне никто никогда и не нуждался постоянно, если подумать. И врят ли будет.
---
Взмах рукой и время остановилось. Я понял. Я бы хотел останавливать время, но не возвращаться в прошлое. Ибо не вижу в этом никакого смысла. А остановив время, можно успеть в два места одновременно, ведь так?
Это как маленькая Люси хотела останавливать сердца, не понимая, что значит остановить сердце человеку. Когда она кому-то об этом рассказывала, Глупые Взрослые старались не общаться с этим ребенком, а Дядя Психолог пытался разобраться в ее проблемах...
И забавно забывать почти все и возвращаться-просыпаться будто бы по щелчку. Должно быть, нездоровая фантазия.
А придумывать несуществующие диалоги и улыбаться несуществующим воспоминаниям? Не так плохо, наверное. Вопрос в том, считать ли это ложью? Или это что-то другое? Ощутить грань не получается.
Посвещается Счастью, Девушке С Третьего Ряда и Той, Чьего Имени Нельзя Называть (Джен - прости за имя.)
Где? Нет, вовсе не в сказочной стране. Здесь? Нет, вовсе не здесь. Хотя, быть может и здесь… Но где-то рядом. Совсем рядом. Так близко, что вы не увидите, не заметите и не поймете. Частично здесь, а частично там.
Я транслирую это с конца света. То, что произошло почти здесь и почти там. Почти история, почти та самая.
Где-то недалеко от этих мест жил один человек. Мне стыдно признаться, но настоящего имени я не знаю. Знаю лишь, что Дженни звала его Ри-Ри. Глупо, правда?
У Ри-Ри была теплая улыбка, а в серых глазах горел немного неприятный, непонятный, желтоватый огонек. Слишком добрый, но все же не глупый он, неуверенно и в то же время отчаянно, шел за Дженни.
Он любил небо, реки и горы. Дженни любила город. Он любил запах трав и ветра. Дженни – запах тонких сигарет и духов. Он мечтал о заоблачных странах, Дженни – о заоблачных богатствах. Он был не он без Дженни. Ей было все равно. Она была сама по себе. Дженни была совсем не такой, какой должна быть Дженни. И с чего ей дали это имя?
«Ри-Ри. Глупый-глупый Ри-Ри.» - говорила она, смеясь. Он, конечно, обижался на подобные прозвища. Но ведь с Дженни он был только Ри-Ри, верно?
Дженни можно было только любить или ненавидеть.
Она тянула вниз, а он тянулся вверх. Она тянула в небыль, а он тянулся в небо. Она смотрела сверху вниз, он – прямо в глаза.
В один прекрасный солнечный день они по-настоящему встретились и вместе стали верить в чудеса. Он – в свои, она – в свои. И делать вид, что видят одни сны, и делать вид, что все на самом деле, и делать вид, что это не игра. Ей было все равно. А он не глядел глубоко. Он верил. Старался не разрушить эту веру. Боялся.
Она скрывала хрупкость. А он слишком много придумывал. Он придумывал кусочки миров, а она их исправляла. Возможно, он придумал все в своей жизни, но не ее.
И он, конечно, не был марионеткой, как все люди, он был Поэтом. Марионеткой бывал же только в руках Дженни. В руках Дженни он был глупым Ри-Ри.
Вечерами он рассказывал ей о заоблачных высотах и говорил, что обязательно поднимется туда. И что поговорит с богами, обсудит с ними все-все-все, а затем вернется сюда. Или о том, что он добьется внимания величайших людей. Или о том, что будет шептаться с деревьями и травами. Они будут обмениваться стихами и сказками между собой.
Она не понимала, но кивала головой с очень умным видом, а он, ведь он, дурак, не смотрел глубоко. Он верил.
Он жил только верой во все. И думал, что это действует всегда. Но ведь Дженни, ох уж эта Дженни, не думала, не верила, не знала и забавлялась.
Когда он говорил о том, что все будет, она лишь звонко смеялась над его мечтами, а иногда, издевательски прищурясь, восклицала: «Ну да, как же!»
Она же не умела верить. Для нее все состояло из зданий, автомобилей, каких-то людей...
«Докажу.»- тихо отвечал он.
Дженни продолжала смеяться, пока он не вставал и не уходил немного дальше.
«Он всегда будет.» - думала она. Он был удобен и доверчив. А он, тем временем, уходил все дальше и дальше. Она все чаще понимала, что нужно идти в другую сторону.
Он достиг заоблачных высот и поговорил с богами обо всем-всем-всем. Они рассказали ему о Настоящей Любви. « Настоящая Любовь?» - удивленно спросил он, - «Нет-нет, я к этому не отношусь. Нет-нет, куда уж мне. Меня никто никогда не любил. Расскажите-ка лучше о смысле жизни…" Боги охотно меняли тему.
Но тот, что общался с богами, уже был не Ри-Ри, ибо Дженни осталась внизу и забыла все очень быстро. Не прошло и дня. Она искала удобного и
ШЮФ все же место чудесное.
Особенно, когда туда ходят целых три, ну, относительно веселых, придурка: Лан, граф Рибике и я. Каждый раз по дороге в те края выполняется один замечательный квест, под названием "найди трех шляпников". Шляпники всегда находятся. И, помимо нас с графом, всегда три.
Самое забавное, что туда я хожу, временами, тайно от матушки. Вот уж никогда не думал, что меня не будут отпускать _учиться_. Оо
Место это чудесное. Под "этим местом" я подразумеваю Великий Девятый Этаж первого корпуса мгушечки.
Хогвартс, по другому и не назовешь.
Основы филологии у нас ведет вылитый Люпин. Поэтому мы с нетерпением ждем полнолуния и его реакции. Плюс где-то на семинаре по славянскому языку и культуре была замечена Гермиона. А точнее, девушка подозрительно похожая на оную. Ну, и также периодически появляются лепрекон и гном. А еще, среди преподов, есть некая Элеонора, которой просто изумительно подходит это имя. Смотришь на нее и думаешь: "Элеонора...")
Причем, преподаватели изумительны, сразу видно, что филологи. Ибо только подобные люди могут так хорошо считать. "Их два, но на самом деле больше", "Только одно правило. Безусловно, только одно правило. Итак, вторым правилом является..." и еще что-то вроде "Желтый ведь похож на красный!".
На основах филологии нас порадовали такой изумительной фразой, которая скоро станет моим девизом: "Филология не есть Логофилия."Оо На введение в славянскую культуру мы выяснили, что те самые северные славяне, которых не существует, на самом деле, джу-джурийцы. И что Турция ни что иное как Хитропятоточкландия. В итальянский я влюблился, тут уж и говорить нечего. А речь актеров в детском кино - это самое замечательное, что только можно придумать. Злодеи и волшебники, как выяснилось, наши люди. Только я вроде бы и не злодей, но и не такой уж и добрый, хоть и прикидываюсь таковым, волшебник. "То, что для волшебников нормально, для людей ненормально".
Я рад, в общем-то. Безмерно.
А еще мне нравится смотреть из тех больших окон.
?З.Ы.?
Сказки не хотят писаться совершенно. Строчки ломаются, слова осыпаются.
Где-то там в углу недописанные сочинения и эссе... А ведь придется писать.
Хочется кого-нибудь хорошо или плохо, неважно, знакомого, прямо сейчас рядом, и говорить-говорить-говорить. О чем угодно.
А когда-то мы орали: "Осеень ты сводишь меня с умааа". Встретиться надо бы.
С письмами в никуда надо бы заканчивать.
И поедать кислые лимоны, дабы не свалиться с простудой.
[498x500]
"Последнее слово вылетело из его уст и..." - почти конец выдуманной находу сказки.
И упрек: "Не говори слово "последний". Оно меня пугает. Это самое страшное слово какое только можно придумать."
Не задумывался. А ведь и правда немного страшное. "Последний". "Это наша последняя встреча.", "Это наше последнее слово.", "А вот уехал последний поезд." Последний. Больше не будет.
Только вот чем заменить? "Непоследнее слово вылетело из его уст и..."? Сказка осталась незаконченной. Ваша/твоя станция.
"Почему ты не записываешь и половины?" Сказки на то и сказки, чтобы их рассказывать, верно? Когда некому рассказать приходится записывать. Теперь есть хотя бы лирушечка. К тому же, они не особенные, не первые и их не хочется перечитывать сотни раз. Не люблю "посредственно". Либо гениально, либо плохо. Но, учитывая туманность и разновидность цветов в нашей жизни, такого не выйдет.
А сегодня какое-то какбэ_выступление, а на самом деле просто повод еще раз увидеть хороших людей, зарядиться позитивом и послушать чужие разговоры. Я выхожу со смешным попугаем, держащим в клюве корзиночку, и раздаю людям билеты с надписью: "Счастье". Они тянут руки, всем интересно, что же там, в корзинке. Что же, что же в клюве у попугая. И на какой-то миг я представляю себя Великим Сказочником, который разносит людям настоящее, самое настоящее счастье. А потом почти автоматически рисую дальнейшее развитие событий. Настроение портится. Встряхиваю головой, отгоняя от себя глупые мысли.
И вот я уже почти не помню, что было дальше. А затем будто бы просыпаюсь ото сна, меня хлопает по плечу сосед по парте со словами: "Хей, не грусти. К слову, как ты записал третий такт?" Ах да, музыка-музыка-музыка. Я начинаю включатся и вспоминать ритмические рисунки, ноты, интервалы и прочее. Я начинаю улыбаться и хихикать над шутками, пытаться что-то записать, чтобы потом гордиться собой и шептать про себя: "Ведь получилось!"
И тогда я понимаю, что все на своих местах. И что жизнь моя чудесна. Ведь получилось. И получится. Все, что захочу.
"Все в твоих руках" - основное правило жизни.
[428x500]
Безумно хочется писать сказки, но для них я еще не насобирал новых людей, впечатлений и разговоров. По сути, я вечно где-то хожу, что-то слушаю, собираю... Арсен вот, например, души ищет и складывает в деревянную шкатулку. Безумный коллекционер? Может быть.
Все очень даже хорошо и вполне себе по-осеннему. Высыпаться не могу только, ибо днем дела, а ночью глюки. У меня опять есть небо, дождь и люди. Что еще надо для счастья?
А еще я не понимаю людей, которым _нравится_, когда ими управляют. Которым _нравится_ быть куклой. Которые слушают мнение почти посторонних людей. Неужели у них нет своих мыслей, чувств? Неужели они не способны действовать самостоятельно? Раздражает.
А еще именно эти краски очень хороши. Начинаешь фантазировать и просачиваться в другие миры.
Я не умею описывать людей толком, только ассоциациями. Теперь это новая увлекательнейшая игра.
А вот забывать вообще, кто ты есть и где ты находишься - не очень хорошо, но почти привычно.
Так что мы будем идти дальше, позвякивая серебряным ключиком.
А мне это определенно начинает нравиться. Кленовые разноцветные листья, каштаны, ветер в лицо, распугивание прохожих своим хорошим настроением, разговоры с Октябрем, дождем и прочим. Листья я обычно собираю по пути куда-либо, а потом отдаю какому-нибудь понравившемуся прохожему. Он/она в ответ обычно улыбается. А это чертовски приятно.
Мне сообщают ужасные новости о том, что наш мир куда-то там катится и, что только если я перестану летать где-то там высоко, все будет хорошо. Дураком больше, дураком меньше...
И я не слушаю. Слышу, но не слушаю, конечно. Я дописываю письмо одному человеку, которому удавалось скрашивать мое одиночество и тоску прошлой осенью. Я пишу ему о том, как прекрасно это время года и сам пытаюсь его согреть. Может, получится.
Я даже уже привык к своему жуткому кашлю и холодным рукам. Нужно сидеть дома и лечиться. Но... так... лень? Да, наверное. К тому же как сие лечить понятия не имею.
Я уже начинаю бояться перечитывать во-он ту гору якобы_стихов, написанных за последний месяц. Вдруг опять возникнет желание отправить на другой конец Земли или развеять пеплом по ветру. Что-то так жалко в последнее время стало.
А еще я понял, что не могу говорить то, что думаю. Ну точнее, совсем-совсем незнакомым людям могу, а всем остальным нет. Даже близким мне. Не могу толком признаться, что иногда гуляю по другим мирам, и что давно сошел с ума, и что краски здесь совсем другие и что... Не всем я могу нести сказочный бред. Приходиться вспоминать Обитель Зла и рассказывать что-то про нее. Осточертело. Совсем немного искренности и все. Добавь.
З.Ы. А еще я учу испанский. *_*
[500x360]