Город давно накрыло полотно ночи. Спит город, спят люди... Спят даже машины, магазины, спят улицы, городские скверы и переулки. Лишь неоновые вывески магазинов да уличные фонари сдабривают колючую темноту своим ярким разноцветным сверканием… Но даже здесь, возле этой больницы нет ни одного фонаря, ни одного источника света… Кроме луны. Она, словно разведчик, запускает своё сияние в каждую комнатку, в каждую палату, куда лишь можно просочиться. И сияние это наделяет каждый предмет в комнате какой-то странной, внеземной энергией, вырисовывая его очертания, придавая тени невообразимую чёткость линий и резкость… Всё словно превращается в рисунок с хорошо прочерченными линиями, чётко вырисованными изгибами деталей и их теней… Сюда, в эту тесную комнату тоже проникал лунный свет. Он заползал сюда, минуя широкий проём окна, заполняя палату собой, накрывая призрачным тончайшим полотном каждый, даже самый мельчайший предмет здесь. Тени расползлись по стенам, по поверхностям стола и пола, порой налезая друг на друга и сливаясь воедино, в одно чёрное пятно. Угловатые тёмные фигуры, звенящая тишина заполнили комнату, и всё это было так естественно, так привычно. Но не только это примешивалось к звукам ночи…
Музыка. Пульсация. Ритм. Да, камеры под потолком не могли различить такой тихий высокочастотный звук, рвущий наушники плеера, но вот тот, за кем они призваны были наблюдать, уже утонул в эйфории этой мелодии и его поглотила проклятая атмосфера наслаждения и кайфа. Он ничего не замечал вокруг, ровно как и всегда, его сводила с ума эта мелодия. Он знал, что за ним каждый час, каждую минуту, секунду, следят камеры. Они передавали изображения на мониторы компьютеров, расположенных в соседней комнате, и эти два помещения делила только тоненькая перегородка. Поэтому женщина-наблюдатель, следившая за этим пациентом уже не первый месяц, могла слышать всё, что творится там, в комнате, будто этой стены и вовсе не было. Кровать парня стояла как раз возле этой перегородки, и снова он устраивал это аморальное шоу… Только теперь всё было не так.
Всё видно прекрасно – идеальный ракурс, чтобы камеры могли выследить объект в любой части небольшой комнатки. Они реагировали на движение, и потому сейчас их объективы были устремлены на кровать.
Амати Оками. Странный пациент, не общительный, но в то же время и не зажатый в себе. Непредсказуем, часто бывают припадки и приступы, налицо психическое отклонение. Повышенная боязнь зеркал, цветов, остальные факторы ещё не проверены. Случаются галлюцинации. Ночью у пациента наблюдается повышенная активность и неадекватное поведение. Поднят вопрос о переведении в закрытую изолированную палату.
Так гласили документы, таковыми были наблюдения, проведённые за несколько месяцев, но до сих пор Оками не был переведён. Нет, он содержался уже в изоляторах, но что-то постоянно словно подталкивало персонал перевести его обратно, словно на них действовал гипноз или неизведанная телепатическая сила. Но всё же Амати был любимым объектом наблюдения для доктора Элен. Он никогда не вёл себя похоже. Вечная непредсказуемость в поведении, в настроении, эта раскрепощённость, но всё же скрытая за стеной, через которую не пробиться, пока этого не захочет сам Амати. Транквилизаторы никак не действовали на этого парня, будто стоило веществу попасть в кровь, и его эффект мгновенно растворялся и исчезал. А что самое странное – внешность Оками. Натуральный ярко-красный цвет волос и острые эльфийские уши, будто он был не человеком. Возможно, какая-то мутация, и можно было поправить дело, но, по видимому, парня всё устраивало, да к тому же никто не смел и коснуться его ушей – на это он реагировал особенно бурно, выказывая свою нестерпимую агрессию и безудержный гнев. Цвет глаз тоже отличался от стандартного – радужка имела яркий жёлтый цвет, а такое у людей встречается редко. Поэтому иногда доктор называла Амати “аномалией”…
А сейчас любимец Элен вновь предавался наслаждению. Одиночество влияло на него, как вода из живительного источника. Он не был агрессивен, когда оставался один, но стоило кому-либо вторгнуться в его пространство, на его территорию, и он сразу превращался в озлобленного зверя. Естественное поведение душевнобольных, ничего удивительного.
Камеры улавливали каждое движение парня, и доктор, впервые переборов мгновенное желание выключить мониторы, заворожено следила за своим пациентом. Одеяло бесшумно соскользнуло на пол, и лунное сияние в один миг облизало обнажённое тело “аномалии”, бросая на белоснежную стену его тень. Кожа его в этом свете казалась бледной и словно испускала свечение, почти такое, как у луны, но более тусклое. Мышцы Ама были напряжены, чётко прослеживался каждый изгиб его натренированного тела, а тени лишь дополняли картину, делая её объёмнее и живее даже на мониторах компьютеров.
Руки парня проскользили по собственному телу. С этого он начинал всякий раз, и это было сигналом для Элен, что камеры пора выключать, или просто отойти от экрана, немного отдохнуть. Но на этот раз
Читать далее...