Настроение сейчас - random
ночью он чувствовал, как волны ломают ему кости. Не буквально, но гул стоял жуткий. А на утро, как и всегда, Море утихло. Чай ему подали такой крепкий, что скулы сводило. На обед принесли кусок сырой говяжьей вырезки. Усыпанный мелкими полевыми цветками полукилограммовый кусок красного мяса был увенчан плотной карточкой с каллиграфической надписью на ней "я знаю, что тебе понравится". Он долго орудовал ножом и вилкой, сдерживая то тошноту, то оргазмически-вкусовые приходы. И снова до чертей крепкий чай. Под конец он вышел на террасу. свесился вниз над прибоем и закурил "Black moon". Солнце жарило его волосы, кожу, даже одежда на нём горела. Он снял ее через какое то бесконечное время и растянулся совершенно нагой на камне, которым был выложен пол. За шумом волн не было слышно ни одной птицы. А затем он вспомнил, что птиц уже больше нет. Откуда то сверху его циановые волосы ярким пятном предупреждали "берегитесь"...
Когда он проснулся, солнце уже спешило к горизонту. Он собрал разбросанную одежду, натянул, будто старую сброшенную кожу, и вернулся под крышу. Панорамные окна резонировали закат, смерть этого дня, предупреждали ночь. На зеркале красным было выведено "Меня здесь нет". Всё тем же каллиграфическим почерком буквы рождались одна из другой, сплетались, проникали одна в другую, пока слова не обрывались. Он вышел из комнаты, но во всем доме никого не было. И вокруг дома, и вокруг камней, песка, жалких кустов, ни души. За спиной дома уже шумело Море. Начинался прилив. Немного послушав ночь он вернулся.
Он открыл ящик и достал ее, компактно уложенную в тесное пространство. Посадил в кресло. Обтёр пресной водой начиная ото лба, заканчивая пальцами ног. Тщательно выводя мягкой влажной тканью в каждой складочке, в каждом сгибе ее тела. Один раз позволил себе коснуться губами её щиколотки. А под конец сел на пол у нее между ног и откинул голову на ее живот. Слепыми глазами она смотрела на него свесив голову. Длинные тёмные пряди свисали вниз, ложились шёлковыми складками на пол. Он поднял руки вверх и кончиками пальцев провел по ее грудям, подушечки будто загорелись. Горьковато пахло латэксом и силиконом. Просидев так какое то время, он поднялся и продолжил работу. Откинул назад ее голову, вырисовывал тщательно черные стрелки и красные губы. Долго собирал ее волосы, укладывал в причудливые формы. Море завыло, застонало, зарычало. Он снова закурил "Black moon", уже прямо в комнате. Он забрал собственные волосы назад, заколол парой шпилек. Становилось холодно. Он вытащил из ящика комода опасное лезвие и отломал от него кусочек. Положил, смакуя, на кончик языка. Собственная кровь солью и металлом обдала язык. Он представлял тончайшие сливовые лепестки, столь тонкие, что резали нежную кожу. И продолжал жевать, пока пузыристая слюна не окрасилась гранатовым. Он сплюнул осколок лезвия на пол и немеющим языком скользнул в ее алый рот. Окрасив его изнутри, он поднялся к ее глазам. Заскользил махрящимся кончиком по ее белкам.
Тело вздрогнуло и поднялось с кресла. Резкими и прерывистыми, до жуткого ломанными движениями она выпрямилась и повернулась лицом к окнам. Он спешно накинул на ее наготу черное с крупными алыми пионами платье. А она уже вырывалась от него к прямоугольникам лунного света. Ее тянуло на рёв Моря. Ее манило на голодное рычание волн. Он опустился на пол, вытирая от крови губы и подбородок, оставляя на запястье неровный мазок. Ее силуэт судорожно плыл на терассу, вздрагивал, спотыкался, но ни разу она не опустила головы. Ни разу не обернулась. Для нее было только Море. И когда она поднялась на выступ, и даже когда оторвала от камня одну ступню - он не мог сморгнуть. Отчего влага искрящимися в ночи полосами изрезала его лицо.
Он чувствовал, как волны и камни ломают ему кости. Бороздят острыми краями кожу, рвут плоть. Не буквально, но выл он жутко. На рассвете темные полосы кровоподтёками выступили под его кожей. И лишь с яркими лучами солнца пропали без следа. Как и всегда - Море утихло. На завтрак подали чай. Такой крепкий, что сводило скулы. На обед принесли тонкую нарезку из сырой телятины. Мелкие цветки василькового цвета, карточка с надписью.
А на зеркале к вечеру витиеватым почерком красной помадой было "Я ем только себя"
Начинался прилив
До последнего держал себя в руках. Но "толстая кишка тонка" и, посему, рухнул в теплые объятия, солнечно-мягкие, бритвенно-острые, удушливые, подобно восточным ароматам. Осень уже щекотит кожу, ею еще не пахнет, но во всём ее привкус, предчувствие на корне языка. И в запахе цветущей воды, гниющих водорослей на берегу залива, соль на обветренных губах и на подбородке, когда холодная тёмно-синяя вода хлестала в уши. Мягкие лапы одиночества вопьются когтями, окропят алым плоть. Чёрные волосы с кофейным отливом волнами на загорелые плечи, кусал губы до изнеможения пьяный обманчивой радостью и глазами талого льда. Чужой рот влажно манил... Холодные ветры треплют волосы на затылке, пока лицом в землю втягиваешь воровато и жадно запах земли, полыни, уходящего лета. Брошенное тело на уступе, обронил кто-то, пока искал в собственном хаосе остатки гармонии. Жаль обронил не в море, мазками наложенное на горизонт. И эта вечная путаница - то ли бесконечное небо, то ли просто фотообои такие на стене в маленькой комнате без окон, четыре стены и цианово-белая солнечная лампа. На зубах скрепит песок, ракушечник, в крошево все желания, мечты, надежды. Еще один пустой отрезок времени, который не запомнится. Сартровская "Тошнота" под подушкой, забитая пепельница, гвоздь вбитый в центре стены, по оси ближе все же к потолку, но ничем, ни кем не увенчанный, а от того бессмысленный.
Но если падать - то спиною вниз.
[500x333]
ᅠᅠ « ANIMA »
Tʀᴀɴsʟᴀтoʀ © B A R U K I R A S U vɪᴀ Leverkune
Так или иначе я причастен. Всю тебя принимаю без остатка.
Мы перекрываем, мы уточняет друг друга, выпивая до дна и горечь, и сладость,
Трогая даже сердца, как кстати…
Лишь столько тел, сколько дозволено. Я ищу любовь.
Под дождем
Под дождем
Объяснение все еще не явлено?
Любые слова подойдут, я просто хочу чувствовать тебя.
Под дождем
Под дождем
В крепких объятиях мечта...
Завтра тот день, когда меня не станет? Если так…
Мы перекрываем, мы уточняет друг друга, выпивая до дна и горечь, и сладость,
Трогая даже сердца, как кстати…
Все то же? Ты же понимаешь?
Кто-то скажет, что это не имеет смысла.
Чувство привязанности имитирует любовь.
Лишь боль, словно укол иглы.
«Больше, чем кого-либо»
Лишь столько тел, сколько дозволено. Я ищу любовь.
Под дождем
Под дождем
Объяснение все еще не явлено?
Любые слова подойдут, я просто хочу чувствовать тебя.
Под дождем
Под дождем
Лишь я?
Можешь ли ты принять любовь?
Любовь связывает?
Так или иначе, если все свершится,
Объяснит ли это что-то?
Можно ли купить любовь за любовь?
Я действительно хочу забыть,
В обмен на печальную ночь.
Я живу
И все же, я…буду рядом, можно?
дожди зарядили знатные, спасательные от жары, от спертого воздуха и потных, не по фигуре полуголых людей. было бы чуть теплее - не сидел бы дома. Но я снова болею, а воздух морозит глотку... в голову напрашивается пошлое сравнение, но сегодня я умолчу его...
снова начал от руки исписывать тетради, блокноты. Снова видел нелепые сны, слушал мотивирующие твои слова.
разбивался взглядом о камни твоего безразличия все два дня. Но жадно бросался на эти скалы, будто потерявший ориентиры буревестник. А, быть может, это ветер меня все на них швырял... Ветер моей гибельной породы... Губы иссохлись, заветрились, шрамы воспалились. Недавние случайные порезы просят гнить, а книги по-прежнему самое вкусное, из того, что у меня в меню. Упаду сейчас с дивана спиной и засну головой в пучине шумящей в ушах крови, будто приложил ухо к ракуши. Море такое далекое, ровно как и безконечно близкое. Отсветы грозы в чернеющем небе. Привкус соли и металлического крючка в щеке..
я бы хотел дождя. больше не знаю, чего бы я хотел.
Вообще. Нет ни единой мысли в голове. Тихо...
Холодно.
Чай не согревает. Столько всего изменилось.
Было слышно, как трещат гнилые доски и падение вниз.
Время снова остановилось, колесо сансары дало оборот. Механизмы щёлкают в пустоте.
Уже не отличить, где заканчивается кресло и где начинается человеческая плоть.
не понимаю, когда сплю...
[522x700]
я умело притворяюсь что не существую, а живу. Так умело, что и сам порою верю в это. Притворяюсь, что никто никого не пользует, что нет всей этой боли, и памяти, и воспоминаний... И что алкоголь и химические соединения будто бы только веселят... И что я не боюсь, и что во тьме есть свет, и что сама тьма есть, а не этот серый туман, где не видно границ, краёв, горизонтов и бесконечностей. Глядя в небо - что ты думаешь? Оно бесконечно, или скорее цветастая плоскость вроде стены? Видишь ли ты границу в облаках, будто рисованных маслом, или это лишь едва ощутимая вуаль... Это не монолог, ведь ты читаешь, слышишь и отвечаешь одними губами по ту сторону монитора, я знаю...Но мы по прежнему все одиноки, от самого рождения и до самого конца. И я на столько хороший притворщик, что мечтаю попасть в такую автокатастрофу, чтобы забыть все, и поверить основательно и безоговорочно в собственную ложь, ведь это единственный возможный счастливый исход. Посреди искренне улыбающейся толпы, посреди людей, довольствующихся малым, лишь тем, что дано им с лёгкой руки...Они так искренне улыбались... Как они могут быть счастливы тем, что имеют, ведь это всё столь ничтожно... Но я им завидовал с какой-то стороны в тот миг...
я им завидовал...
Почему ты не можешь всё просто закончить? почему у меня не достаточно силы воли?
в некоторые дни я убиваю по целой бутылке. Хорошего алкоголя. Просто чтобы заснуть, и проспать время, которое я должен провести в собственной шкуре. Я не могу говорить с теми, к кому испытываю крайнюю нежность. Больше не могу. Мне не хочется, я не заслуживаю. Я не могу. Не смею. Теперь - я молчу. Настал мой черёд. Я должен замолчать. Ненавижу день, ненавижу дневной свет, ненавижу всё, что пробуждается днём. Теперь - ненавижу. И безмолвно прошу, чтобы эта бессмыслица кончилась.
это не мой мир
[700x518]
Вечная
слава
героям!
Вечная слава!
Вечная слава!
Вечная
слава
героям!
Слава героям!
Слава!!
...Но зачем она им,
эта слава,—
мертвым?
Для чего она им,
эта слава,—
павшим?
Все живое —
спасшим.
Себя —
не спасшим.
Для чего она им,
эта слава,—
мертвым?..
Если молнии
в тучах заплещутся жарко,
и огромное небо
от
Мне почти так же плохо, как в те дни той зимой. Я мечусь в комнатах, не зная куда деть себя, как завязать свою голову и что там еще не нужное. Мне снятся сны о солдате, которого постепенно и заживо жрёт "Ведьма". А его генерал, с виду безразличный, холодный человек, боится посочувствовать и дать понять окружающим, что солдата скоро придётся сдать на "списание"... Но это всё так обще и без эмоций, а я ведь всё чувствую, это мучает меня. Физически давит глотку, морально сжимает мысли до размера одной точки-звезды в пределах космоса. И я хочу взять и закопать себя в грязь, оставив к месту тонкую красную шерстяную нитку, натянутую между стволами. Не больше. Руки трясутся, я сплю урывками, потерял счёт времени, стерлась граница между днём и ночью. Голову рвёт штормами. И я теряю себя с каждым днём все глубже в комьях ненависти и отторжении.
Спокойно. Представь себе море. Его мерцающую под солнцем гладь.. Представь улыбку с распечатанной фотокарточки в твоём кошельке. Ложись спать. Снова. Так и не поел... еще успеешь.Спокойно..Море так близко - на расстоянии вытянутой руки, закрытых век и падения головою на подушку...
Поговори со мной, именно со мной, подтверди, что я существую.. Но ты молчишь. Ты даже не смотришь в мою сторону. Зачем тебе вообще объявляться в моей жизни было нужно, мне от тебя лишь одиноко, так одиноко, как не было множество времени...Ты больше как памятник этому. Как груз, с которым могу лишь ко дну... И почему я все еще могу чувствовать, еще и так глубоко... А., зарази меня бесчувственным, безэмоциональным вирусом своим, я лучше разучусь слушать птиц, чем каждый раз вот так и всё глубже.. Но А. только усмехнётся. А я передумаю с первым пением птиц до следующего вечера, когда мысленно разобьюсь на множественные осколки о твоё молчание в мой адрес, скупые слова как ножи, я знаю, что не займу никакого места отныне ни в чьей жизни, ибо сломан, собран криво, одиозно... Сама суть нарушена... И починить нельзя. А рвусь все не к тем...
Как гадкий утёнок... Мальчиком плакал, правда, только над этой сказкой и над "Маленьким мышонком" , но плакал навзрыд, горячечными детскими слезами. И не то, чтобы вкусил, но тянет всё к тем уткам, к другой породе.. Заведомо ощущая горечь провала. Всё больше осознавая тщетность и кривизну отражения...
Устал. Спать. Бежать. Бежать сломя голову от этой жуткой реальности, которую сам же и создал.. Спать...
[500x281]
[540x272]
ты знаешь, можно услышать шорох комет, если задержать дыхание. Приехать на поле в 4 утра. Заглушить моторы, встать посреди свежей травы, зажать пальцами мысли, сдавить виски. Я чувствовал ветер, чувствовал прикосновение лунного света. Прикосновение холодящего лезвия, прикосновение твоих пальцев. Твои ладони легли на мои лопатки, прошило разрядом, я вздрогнул.. Но не посмел открыть глаз. Стоял тихо, дышал в пустоту колючего воздуха...
Он шел на каблуках, размахивая бутылкой с алкоголем в руке, унизанной крупными браслетами. Мурлыкал себе что-то под нос. А я курил, одну за другой, плавая глазами между его ногами и луной, закопчённой в бледно-желтых облаках. Я думал о море, о кораблях, бороздящих волны-дюны под светом луны, как мы бороздим одинокие ночные улицы, одинокие по своей породе. Блики луны в автомобильных дисках и окнах зданий не давали мне покоя, и я курил, в тайне мечтая усладить пересохшие губы напитком из той бутылки...
я пьян, постоянно жму не на ту клавишу. ошибаюсь на букву, на миг, на шаг.. Луна, далекая, будто занесенная снегами, смотрит на меня сверху. Я чувствую, что мне нужно пропасть, потеряться, оступиться в пропасть. Звёзды звенят всё громче, давит на уши. Кометы шипят хвостами, пролетая вблизи от Земли, твои руки скользят вверх, ты дышишь мне в шею, ты шепчешь, треск пустой полосы на радио, буквы переплетаются в заклинания, луна... О, Боги, проклятая луна... Трава ласкает разгорячённые ступни,колени, ладони, щеку. Я втягиваю с шумом запах влажной земли и молодой зелени, я так устал, что вот-вот засну...
Как я могу существовать там, где не слышно шепчущихся комет и шороха трав, где твои руки тяжелее куска бетонной плиты, где слова тяжелее Земной гравитации... Твои пальцы сжимают тонкую сигарету, твои пальцы добела стискивают бокал, воздух, простыни, мои внутренности... Я смазываю пальцем помаду с твоих губ, а ты не моргаешь...
он вытянул свои ноги на скамье, туфля на туфлю. Бутылка давно канула в лету. Я набросил на него свой кардиган. Твоё местонахождение курсировало вдоль нашей орбиты, твои руки каким то меловым камнем чертили на асфальте планеты, а когда твоя траектория зашла на мою параллель - голова со вздохом опустилась на моё колено. Я перебирал прядь за прядью, чёрные волны перекатывались в морской ночи. Я водил пальцем по раковине уха, морские ракушки перекатывались сонно по песку. А луна не отводила своих глаз, зная наперёд все наши жизни, наши смерти, наши ошибки. И я так хотел заснуть посреди этих твоих планет, его браслетов, лучей лунного света...Но я боялся проснуться уже в другом мире...
[640x576]
я так и вижу эту вспышку огней. Удар, и только потом оглушающий шум.
Салюты, а, может, то были огненные цветы...Я не уверен, но всё это слилось в один миг. И телу вдруг стало настолько лениво, что даже выбраться из объятий металла было около-смертельно-лень. Закрыв глаза я перебирал мысленно клавишу за клавишей, белую/черную/белую. И видел эти огни. Жёлтые. И слепящую вспышку. Гудело, все вокруг, люди/машины/чужие мысли. Я даже подумал - если рванёт - я хотябы смогу заснуть. Мне так хотелось спать...
Люди гремели всё громче, машины переговаривались. Кто-то из них что-то кричал. Я слышал знакомые буквы, но не понимал ни слова. Хотелось тишины, покоя. Исчезните - молил я. Жаждал, чтобы один хлопок огненным языком слизал нас троих с тротуара вместе с грудой обломков... Но кто-то тряс меня за плече...
я видел, как твои пальцы мелодично перебирают по клавишам рояля, музыка из под них льётся живая, многогранная, переливчатая, как струны водопада. И грустная мелодия вдруг наполняется надеждой, а зрители делают глубокий и бесконечный вздох. А потом мощная голубая волна затягивает всех нас на дно. С шипением, визгом тормозов, вспышкой, звуком рвущегося металла... И тикание приборной панели. И будто со дна, с мистической глубины восстают голоса, сирены, чьи-то обеспокоенные мысли. А музыка замолкает...
Я так и вижу это. Как после просмотра на солнце или яркую лампу этот чёткий силуэт всё еще стоит перед глазами какое-то время.. Словно отпечаток на сетчатке. Словно я всё еще не один...
запах сигаретного дыма душит змеёй, сдавливает лёгкие кольцами. Холодно. Внутри все на границе терпения. Гнойные очаги ноют, у воспаления сладкий запах, горячие участки кожи. Вздутые сероватые полосы.
всё хорошо.
я никуда не уйду, буду лежать здесь вечно. И ждать, когда ты вернёшься домой, сколько бы не прошло жизней.
Там, где нет другой пищи, остаётся жрать себя.
разве кому-то будет интересно..Жмётся под пледом, ноги-ледышки, пальцы почти что заиндевели. Одинокие губы, опошлённый рот, голодные руки. Кто самый злейший враг тебе, если не ты? Кто убивает тебя, если ни ты сам.. Ожидание, когда звёзды погаснут, уступят место неоновым лентам, когда собственное лицо стечёт маской на пол, под ноги, обнажив истинную личину. Боязнь посмотреть себе в глаза, ведь никто тебя не знает лучше, чем ты сам. Всё верно? Идти по плану, не сходя с призрачной тропинки, а оглянувшись, ничего не увидеть - нет дороги. И не было ли ее никогда? Затерялся бы среди цветущих слив или в свечении потока жизни, а в итоге, блуждаешь между пустыми домами своих мечт. Чем дальше от цивилизации, тем меньше ты человек, но и редкий зверь сможет в одиночку. Слепо надеешься, что мир-клетка рухнет. Что это всё - плохой сон, а реальность совсем иная. В ней больше смысла и причин, в ней жизнь и смерть имеют цену и есть за что и ради чего... Слышишь этот звук?.. Сядь в комнате, запри окна и двери, выруби всю ВСЮ электронику и послушай. Тихий... но чем дольше ты будешь вслушиваться... Внутри тебя... Этот звук... Тебе уже доводилось слышать его когда либо прежде?
немой крик
Розовый неон, голубой неон, подцвеченные клубы пара/дыма/музыки. Пульсация некоего цельного организма... И ты посреди всего этого, корабль, тонущий в водовороте повседневности, умирающий там, где всё ненавистно, тошно, опостыло. Где жизнь безвкусна и бесцветна, беззвучна... Как размытый сон. Чувствовал ли ты это раньше, друг мой?... Даже боль в самом деле не ощутима. Даже боль от утраты... Время на самом деле давно не движется, если не считать его переменами в лице, росте, весе, морщинках, седых волосах.... Цикличность, все приходит и все уходит, чтобы снова прийти. Я бы спел тебе песню, но за века я забыл ту мелодию, что пело мне солнце. Я бы протянул руку, но не уверен, что и в самом деле способен пошевелиться. Я знаю, что умру , умру бесцельным, растраченным зазря, пустым и бесцветным. Будто и не было вовсе меня. И ничего не изменится, просто трачу ресурсы и чьи-то нервы, ничтожный штрих. Незаметный даже для себя самого, никогда не став счастливым, никогда не ощутив жизнь. Но... Прячется в плед, прячет нос как какой-нибудь зверёк. Неон вскипает в углах и под потолком и будто вода где-то среди прошлогодней листвы, как эхо в пещерном озере. Голубоватые сталагмиты, впеченные кристаллы, мерцание звуков, то нарастающих, то угасающих...
шум закончившейся пластинки, теплый, мягкий и усыпляющий звук. Из темноты собственных надежд посмотри на меня. Мне страшно прожить так напрасно. Когда я сдамся? Когда не выдержу? Когда решу завершить свой цикл, сбежать от неизбежного... Посмотри на меня, мне страшно... Страшно.
confessions / kokuhaku (2010)
это фильм не о детях. это фильм не о взрослых.
это фильм о нелюдях.
как далеко мы от них?
1.
[500x274]
2.
[500x205]
3.
[460x255]
4.
[500x282]
5.
[400x163]
6.
[500x281]
7.
[500x373]
8.
[500x240]