[462x700]
Настроение сейчас - ОТЛИЧНААА!

Народ! МЫ с друзьями (объединённые одной идеей), начали делать комиксы! ПРичём целую серию! В скором времени, будет снят первый выпуск комикса. Эта серия графических новелл получила название Raven's Nest. Создаётся этот комикс по придуманному мной (и дополненного Борисом) миру Крэйвен Сити.
Думаю, что после окончания работ над первым выпуском, откроется наш сайт, где вы сможете полностью почитать наши произведения!

Наконец-то, креатив попёр! Лёд тронулся, господа присяжные!!!^___^

(Картинка справа - это рабочая версия обложки комикса. По окончанию работ над первым выпуском, она изменится и будет доработана).

[294x480]
Настроение сейчас - спааать.....

Был самый разгар лета. Солнце плавило асфальт, давило на головы горожан пекущими лучами. На людях с каждым днём становилось всё меньше одежды. На каждом повороте были поставлены палатки с прохладительными напитками. Сидящие в них мокрые от пота продавцы, периодически открывали холодильники и остужались стоя у открытых дверок. Эти палатки, если честно не спасали. Напитки напитками, а солнце всё равно печёт так, что становится дурно и медленно, но верно начинает болеть голова. Во вчерашнем выпуске новостей говорили, что в ближайшую неделю будет печь, словно в духовке, и что бы жители Москвы приготовились чувствовать себя индейками в этой печи. Выйдя сегодня на улицу, я понял, что имели ввиду ведущие. Температура асфальта чувствовалась даже через подошву кед. Ещё позавчера я брал с собой зонтик от дождя, а сегодня я прыгаю из тенька в тенёк, чтобы не поджарится на этом зверском солнце. Мимо меня проехал автобус битком забитый пассажирами. Я посмотрел в их лица и представил, что я там, в этом автобусе. Представил, что там нечем дышать, кругом тебя сжимают потные тела, и опьяняет сладкий запах мужицкого пота. Меня начало мутить. Я быстро дошёл до киоска и, сунув в окошко двадцать пять рублей, получил пол литра ледяной воды. Я жадно присосался к горлышку, не обращая внимания на струйки воды, стекающие по моей шее.
Спустя пол часа я уже сидел на Патриарших Прудах в компании своих друзей. У каждого в руках пиво, мы лежим на траве подложив под голову свои сумки. В переносном мини-магнитофоне играет Sonic Youth. Скоро должен подъехать мой брат. Он опаздывает, как всегда, ну что ещё можно ожидать от такого лентяя как он. Я вообще считал чудом, что смог вытащить его из дома.
- Лёха, дай сигарету.
Фил получил сигарету и тут же закурил её.
- Вы вчера смотрели новости, народ? – спросил я.
- Ну да, ты про «Неестественную жару»? – спросил Лёха.
- Да нет, я про другое. Говорили, что завтра стартует этот проект по изменению человеческого ДНК, что-то вроде улучшения генома или что-то вроде. В общем, хотят сделать совершенного человека.
- Вроде Хэнкока? – поинтересовался Фил.
- Ну, специально для тебя, Фил, я думаю они чего ни будь, придумают. – с улыбкой ответил я.
- Нет, они не смогут сделать из Фила совершенного человека. – сказал Лёха.
- Это почему? – возмутился Фил.
- Потому что ты растение Фил!
Мы дружно посмеялись, и я заметил идущего к нам брата.
- Здарова народ, - сказал он, здороваясь с каждым из нас.
- Привет Серёг, - пожал ему руку Борис, - мы тут обсуждаем тот проект по улучшению человека, что ты об этом думаешь?
- А, это который швейцарцы делают? Ну, всё вполне возможно, у них может получиться, хотя, как мне кажется, это бесполезно. Думаю, накроется медным тазом этот их эксперимент.
- А почему, Серёг?
- Не знаю, просто предчувствие. За всю историю человечества, мы не придумали успешно чего-то, что кардинально перевернуло бы мир. Во всяком случае, с первого раза.
- Да, что-то оптимизма в твоих словах мало. Серёг, да ты пессимист! – заключил я.
- Не, Пашк, я реалист.
Резко подул ветер. Холодный, освежающий. Я посмотрел в небо.
- Народ, смотрите! – воскликнул я. Все подняли головы в небо. Тёмные, тяжёлые свинцовые тучи медленно затягивали горизонт. Солнце уже скрылось за этими валунами грозовых облаков.
- Эмм… Что это значит? – поинтересовался Фил.
- Санта Клаус летит с подарками, блин, Фил это значит, что сейчас дождь начнётся! – сыронизировал Лёха.

[368x481]
Настроение сейчас - ...глаза закрывабтся уже, а я зачем-то сижу у монитора.

Он шёл по трухлявому деревянному полу, каблуками оставляя на нём глубокие вмятины. Он не был мрачным человеком, не был пессимистом. Его не волновали судьбы мира, всё равно было так же на то, что его дети голодали и побирались на задворках Лондонских улиц. Его звали Джек. Он забыл, когда последний раз прикасался грязными руками, больными руками к воспоминаниям о ней. Он ненавидел её, ненавидел за то, что она ушла, не попрощавшись. Ушла не красиво, не обняв на прощание, ушла, её увёл сифилис. Она умирала на его глазах, на глазах детей. Она заживо сгнивала, некогда прекрасная женщина, сводившая сума мужчин, теперь была куском человека, который не жил, а существовал. Она не могла ходить, и её вздохи приводили к очередным приступам рвоты. А он был с ней, и хранил её хватающуюся за жизнь душу. Он был с ней до конца. Потом он похоронил её на кладбище для больных, там, где хоронили прокажённых, чумных. Он плакал, хоть и дал себе слово не поддаваться чувствам. Он знал, что теперь ей лучше. Там, где-то на небе, если оно есть. Он верил, что оно есть, верил для неё.
Он знал, что она не сказала ему о том изнасиловании. Ублюдки вылезли из какого-то гадюшника и взяли её, всем скопом. Она пережила это, но умерла от заразы, которой её заразили эти сволочи. Он решил отомстить. И мстил. На долгих два месяца Лондон утонул в крови бездомных. Грязная, болезненная кровь лилась ручьём, засоряя Темзу и мостовые города. Полицейские бездействовали, им было это даже на руку. Бездомные разносили болезни, в которых уже захлёбывалась вся Европа.
Он прошёл до конца коридора и оказался в освещённом проёме комнаты. Находящийся там человек оторвался от поглощение какого-то густо и отвратно пахнущего отвара и обернул своё обветренное лицо на встречу незваному гостю.
- Чего тебе надо Джек? Проваливай отсюда! Я тебе уже всё сказал что знаю, – прогавкал он простуженным голосом.
Джек не спеша расстегнул пальто и извлёк железную трубу.
- Джек, твою мать! Ты спятил?! Какого хрена ты делаешь?! – бродяга дёрнулся, пролив миску с отваром и тут же завизжал ошпаренный. Он вскочил, начал оттряхиваться, и тут железная труба настигла его. Один удар по голове. Бродяга упал, тут же вскочил, заплакал, начал кричать и с остервенением трогать пробитую голову. Он заорал ещё громче, когда увидел на своих руках куски своего черепа и кровь…много крови. Джек ударил ещё раз, бил до тех пор, пока от головы бродяги не осталось ничего.
- Последний, - прошипел Джек.
Он повернулся и ушёл. Он выбросил трубу в Темзу и закурил. Дым успокаивал его.
«Элизабет, я отомстил, за тебя, для тебя» - говорил он про себя – «…извини, что не уберёг тебя тогда, когда ты нуждалась в моей помощи, прости меня». Он выбросил окурок в воду и медленно ушёл.
Потом он сошёл сума. Он возненавидел женщин, возненавидел потому, что не мог смотреть на них, ибо в каждой он видел свою Элизабет. Он убивал, резал, разделял их словно мясо на продажу. Люди его звали Джеком, а потом его назвали Потрошителем…

[348x480]
Настроение сейчас - немного шокированное...

Пальцы нежно коснулись гитары. Марк, плавно провёл рукой по грифу, почти не касаясь струн. Прикасаясь к ним, он чувствовал их рифлёную поверхность и грубость материала. Он поправил колки, и ласково провёл медиатором по струнам. Донёсся лёгкий звук электрогитары из усилителя. Марк поправил ползунки частот, добавил громкости и начал играть. Руки плавно перемещались по корпусу гитары и старенький Фендер стонал от прикосновений музыканта.
Марк сидел в старом баре отца. Двери уже были закрыты, стулья аккуратно поставлены на столы, ножками вверх. Старый Сэм уже подмёл пол и протёр барную стойку. Все работники давно ушли, оставив за собой запахи курток, духов и пива. За стеклянной витриной шёл дождь, интенсивно стуча по наружному козырьку и мягко растворяясь в уличных фонарях. Приглушённый свет нескольких пыльных ламп растекался по бару, впитывая в себя табачный дым. Марк расположился на высоком стуле в центре маленькой сцены. Он отрегулировал микрофон и на мелодию стали ложиться слова. Он пел про потерю, боль, страх и любовь.
Мелодия прервалась. Марк перестал играть, протянул руку к сигарете и запил затяжку крепким бренди, уронив на себя кусочек льда. Он встал, стряхнул с себя лёд и подошёл к стойке.
- Джим! Двойной бренди! – сказал он, обращаясь к пустому месту.
Марк обошёл стойку, налил себе выпивки.
- Спасибо, старина, - поблагодарил он не существующего бармена, - здоровья тебе, друг.
Он отошёл от стойки и остановился. Выпил одним глотком содержимое стакана. Развернулся, и начал выплёвывать куски льда. Он целился в фотографию, что стояла на столике около витрины.
- Ну что, Джесс?! – закричал он, - нравится получать в лицо холодные словечки?! Нравится, когда тебе плюют в лицо, сучка!? Чего же ты молчишь? Ха! Я понял, тебе стыдно! Хотя, нет. Тебе никогда не бывает стыдно, лживая дрянь! Что? Ты что-то сказала? – Марк подошёл ближе, вытер рукавом мокрые губы и приподнял одну бровь, - Говоришь, «Я ничего не сделала, тебе не должно быть больно»? Не говори, что мне должно, чего нет! Ты ни черта не понимаешь, слышишь?! У тебя нет такой мелочи как сердце… - он замолчал. Марк, тяжело дышал, сжимая в руке треснувший стакан, который впился ему осколками в руку.
- Твою мать, - прошептал он, - псих грёбанный. Он подошёл к бару и вылил себе на руку пол бутылки водки. Рана защипала, и Марк зашипел от боли. Ладонь продолжала кровоточить.
Он сплюнул на пол и направился к сцене. Марк забрался на стул, взял инструмент и принялся нервно наигрывать мелодию, что придумал. Кровь из раны стекала на струны, а оттуда на корпус гитары и пол. Он играл долго, до рассвета. Утром, старый уборщик Сэм нашёл его сидящим на стуле, рядом лежала гитара в засохшей крови.
Медики сказали, что это было кровоизлияние в мозг, он слишком много выпил. Когда тело Марка упаковывали в чёрный целлофан в лучах восходящего солнца, на другом конце города Джесс проснулась от поцелуя его друга.
- У меня всю ночь в голове играла какая-то музыка, Крис. – прошептала она, морщась от солнца пробившегося сквозь шторы.

[304x480]
Настроение сейчас - ненавижу весь мир....

А кому надо то, что никому не надо? Зачем стараться для того, кто не ценит? Вообще, странное чувство непонятости или непонятливости. Когда вроде бы всё правельно, но в итоге всё равно не так как надо и ты же ещё в конце виноват в том что кто-то просто не хочет понимать. Люди странные создания, они ценят общепризнанное, но замыкаются в своём мире и не вылазят наружу, ибо там страшно и там нет того привычного, там не тот воздух.
Руками упираясь в небо, ломая пальцами грозовые тучи, ты проливаешь дождь своими силами. Пусть кто-то скажет "бред", пусть усмехнётся за твоей спиной. Ты есть, всегда был и то что держишь в руках - это жизнь и чем крепче ты сожмёшь её в ладонях, тем ярче она станет.
Какие-то слова, нечестные возможно. Мы слышим звон, но не можеи найти колокольню. Каждый знает то, что он самый лучший и проблема наша в том, что мы знаем, но не понимаем и не верим сами себе. И люди всю жизнь занимаются тем, что убеждают себя в свой же правоте. Удачи нам...впереди ещё много лет.

[368x481]
Настроение сейчас - засыпаю, но хочу луну и дождь за окном!)

День был серый с самого утра. Иногда моросил дождик, люи спешили по делам. Мы встретились во дворике Лита. Там уже была куча народу. Знакомые лица, я понял, что всё таки круто то, что я знаю много людей из Лита... ПОтом бла бла бла, и началась лекция. А, до этого нам ещё выдали студаки. Таким божественным голосом, словно гром с небес нас вызывали и торжественно вручали голубые, пахнущие не известно чем студенческие билеты. А отом 2 пары с Гвоздевой - вершина экстаза, рассвет блаженства, несравненные эмоции... такие наверное тольео что в аду бывают! Денёк прошёл сладко. Потом пили пиво, попадпли под дождь, ели в МакФаке, сидели в ИВ кафе(у меня фамилию спёрли, сцуки!), потом мотались с Борисом за шмотками. Купили ему парочку вечерних платий и парадно-выходные туфельки на шпильке 12см^___^
И вот я сижу дома, желаю спать и понимаю(не без удовольствия) что мне завтра к 12 часам. Занятия у мастера(наверное опять мну обосрёт и скажет что я говно), но я не унываю, жизнь бежит вперёд, а я что дурак отставать от неё?!^___^

[700x525]
Настроение сейчас - замечательно))

2-го сентября, начинаю работу над новым рассказом. Он теплится в моей голове уже больше месяца, но ввиду своей не осведомлённости в выбранной тематике, мне пришлось отложить написание рассказа и заняться сбором информации и изучением данного периода времени.
В двух словах о чём рассказ. История лётчика Владимира Фёдорова, который по стечению судьбы становится военным лётчиком. Вторая мМировая война застаёт его в Англии, где Владимир учавствует в воздушном параде. Война затягивает его, и не отпускает. Он просит что бы ему выдали самолёт, и сражается с немцами. Его самолёт сбивают у берегов Франции... Именно отсюда начинается история Влада, прошедшего всю войну.
От меня хотели реализма, окей, вот он=)) Надеюсь мне будет приятно работать над этим рассказом, а вам соответственно приятно его читать!=)))

[540x405]
Настроение сейчас - утро блин))

Туда где алчность только приветствуется, где грехи проливаются со скоростью воды из крана. Там, где игра - это жизнь, жизнь на несколько часов....

...а вот нечего писать, просто нечего....серое всё вокруг....а сначала казалось небо....

[190x460]
Настроение сейчас - ...эххх, пошёл я спать...

Смотрю в окно широко открытыми глазами, замечая, что они начинают слипаться. Где-то в недрах колонок шуршит приятная мелодия. Опираясь на немного пыльный подоконник, я курю, и серый, еле видный дым вылетает из моих лёгких. ЕГо тут же подхватывает прохладный ветер и растворяя в себе, уносит туда, где наверное хранится дым.
Как-то невзначай, я вспоминаю запах старой, почти забытой осени. Машинально делаю глубокий вдох, обжигая легуие резким, скользящим, холодным воздухом. Вспоминаю те яркие краски, ту одежду, те чувства. И сейчас кажется, что они были ярче, сильнее, безумнее чем теперь. Тогда мы творили большие глупости и запивали их крупными глотками свежих ощущений! Узнавая то что ещё не изведанно, словно маленькие дети, хватали ручками новые предметы. Мы впитывали этот новый, взрослый мир.
Теперь же, мы видим то, что есть. Иллюзии покрылись сладкой дымкой. Теперь большинство из нас смотрит на всё с точки зрения цинизма, реализма и какого-то совершенно непотребного пессимизма. Но есть те люди, которые сохранили в себе ту безумную романтику, что унесло с собой время. Именно в них я ищу понимания. И я нахожу его! Спасибо вам друзья!

Те кто понял о чём я, поймут всё! Да, Борис?^___^

[385x480]
Настроение сейчас - ... да как-то отстойненько...

В горле тяжёлый дым сигарет. Руки медлено перебирают влажные от дождя кнопки мобильника... Любовь через спутниковую связь. Близость по интернету. Соль на губах от невкусной мечты. Фантазия выдаёт картинки недельной давности. И что? куда это всё ведёт? В неизбежную кому чувств? Перед глазами колючий холод поздней осени... Твёрдый воздух, прохладный ветер... Нежность романтики и смех разрушенных надежд. Слёзы которые уже никогда не прольются. А зачем, смысл? Ничего нельзя изменить. Я неумею управлять временем и мыслями людей. Мои слова остаются лишь словами. Они слабее твоих чувств. ПРосто хотябы запомни меня...а я так и быть пропаду... уступлю место тому что для тебя важнее...твоему прошлому...устал бороться.
У каждого своя дорога и своё будущее, даже если оно в прошлом.

[700x525]
Настроение сейчас - ээхххх.....)

Тот сон, он был немой. Он словоно прокажённый ходил за мной и говорил. Про стон, про звук что не возможно описать. Мне снились, твои глаза, руки, чуть-чуть дрожат. Пусть в этом сне был красный цвет, меня песок не защитил.
Тот дождь, что за окном создавал атмосферу нежной осени. Запах мокрого асфальта, земли в слезах уставших туч. И по утру, когда открыл глаза, шум оживающей природы. Я улыбался. Спасибо тебе, за то что ты у меня есть. В тебе покоится моя романтика, мои слова и буквы, что я пишу. Пусть иногда, я не сознательно говорб глупости. Я просто счастье обретаю. Тот тонкий целофан любви, что очень просто разорвать упругими пальцами порока.
Пусть дождь идёт, для нас с тобой он тот единственный что нас поймёт....

[423x600]
Настроение сейчас - .....

Что-то в моей голове. Что это? Господь, молю убери это! Я не могу больше терпеть это! Не страшно, не больно… Звук, свет? Боже мой, как холодно, невыносимо. Ненавижу, ненавижу их! Я твой праведный меч, Господи! Я не могу больше переносить этот запах. Они порочны, они – грязь! Можно я убью их, Боже? Опять, этот страх... ха-ха…смешной звук, когда я перерезаю кость. Будто открываю ширинку, когда разрезаю живот… хммм, странное чувство, но мне спокойно, когда я вижу смерть. Я очищаюсь Господи, дай мне силы чтобы показать твоим овцам путь! Я стану их пастырем на пути к тебе Боже!
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня!


Я стоял напротив входа в супермаркет. Привкус железа во рту. Прохладный ветер растрепал мои волосы, и они неприятно лезли в глаза. Странный водосток у этого переулка. Интересно, под зданием, наверное, кишат крысы и тараканы. Я представил, если провалиться сквозь пол и упасть в это роящееся, шуршащее гнездо тараканов и крыс. По телу пробежали мурашки. Я докурил сигарету и бросил бычок на промокший от дождя асфальт. Выдох. Горький дым, резкая боль в голове, давящая, не щадящая. Я приложил руку ко лбу. Больно. Ничего, пройдёт.
Я направился в магазин.
Я открыл стеклянную дверь. Звякнул колокольчик. Я шагнул вперёд и закрыл дверь.
- Добрый вечер, - сквозь сон сказала прыщавая девочка-продавец.
- Покойся с миром дитя, - я выстрелил в голову. Хлопок. Треск лобной кости, шлепок жидкости о стену. Падение тела на пол. Гулкий стук. Надеюсь, она попадёт в рай.
Я прошёл вдоль рядов с продуктами. Взял шоколадку, раскрыл и начал есть. Сладкая штука. Вкусно. Я взял ещё две и положил в карман.
Я вошёл в подсобку. Дальше вниз по лестнице. Темно и страшно. Не убоюсь я зла…
Здесь очень сильно пахло сыростью, ржавыми трубами и страхом…моим страхом. Я пошёл вперёд, не разбирая дороги.
Я нашёл дверь, которую искал. Странно, снова эта боль в голове. Я повернул ручку двери и толкнул её вперёд. Резкий свет на секунду ослепил меня. Потом я привык к нему.
- Кто ты, мать твою и что ты тут делаешь? – вскочил с дивана дредявый негр. Хлопок. Прострелянный глаз, испачканные кровью и мозгами дреды. Труп на диване. Да прибудет с тобой Всевышний. Я пошёл дальше. ПО телевизору стоящему напротив дивана, показывали какую-то порнушку. Я выстрелил в телевизор. Грязь, порок, вот удел Крейвен Сити. Уродство во плоти. Грязная дыра, сборище отморозков, шлюх и прочих отбросов. У меня не поворачивается язык, назвать их людьми. Но я должен прощать, как прощает Господь.
- Стоять, псих, мать твою, - раздался голос из дверного проёма прямо передо мной. Я выстрелил. Больно. Я посмотрел на свою ногу. В ней торчал осколок стекла. Чертовски больно. Кровь стекала по ноге, тёплая и липкая. Мне не жалко её, пусть течёт. Я прыгнул в сторону и выстрелил в проём. Как же больно двигаться со стеклом в ноге. Надо его извлечь. Я схватился рукой за осколок. Он большой. Порезал руку. Твою мать! Урод хренов!
- Я убью тебя! Гореть тебе в Геенне Огненной! – я побежал на него, забыв про боль в ноге. Я загрызу его зубами….


Я бежал по мокрому асфальту, оставляя за собой крупные пятна крови. Я не знаю кто он. Это посланник Диавола. Он скрывается во тьме, я не мог достать его. Только чувствовал как стекляшки входят в мою плоть, одна за другой. Невыносимая боль!
Он шёл за мной. Уверенный в себе, вращая в руке очередной кусок стекла и насвистывая похоронный марш! Я бежал. Хотя нет, не бежал, я делал попытки бежать. Одна нога уже отказала. Из неё торчали восемь стёкол, три из них насквозь. В спине три, две в руке и одна в животе. Я с трудом дышал. Мне было страшно, вдруг я упаду? Тогда стекло просто искромсает меня внутри! Я должен держаться на ногах. Где же это храм? Где дом твой Господи? Приюти меня, слугу твоего…. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…
Я вполз в церковь. Ноги дрожали… В глазах темнело, слишком много крови я оставил на мостовой города…
- Святой отец! – изо рта прыснул кровь орошая ковёр в проходе, - я хочу исповедаться!
Я добрался до исповедальни. Зашёл внутрь. Щёлкнуло окошко.
- Говори сын мой, Господь внемлет тебе, - донёсся низкий, успокаивающий голос.
- Я грешен, святой отец, я много грешил…, - кровь и боль не давали мне говорить, я захлёбывался, - …святой отец, простите меня, я убивал, я многих убил, но я…кхе…я не выполнил мисси возложенной на меня Господом! Святой отец…
- Ты прощён, Алан, Господь услышал тебя…, - щёлкнул затвор пистолета, - покойся с миром, ты очищен от грехов своих…
Выстрел.
Я упал на пол. Всё, это конец…
- Прими Господи душу раба твоего…
Боль…её нет…мне легко. Господи…спасибо, ты забрал её…
- …ибо грешен этот мир, и лишён сострадания и змием искушён был он….
Не больно, не Читать далее...

[610x699]
Настроение сейчас - ...что-то возле сердца побаливает....

Серый оттенок на дребезжащем экране. Чёрно-белые люди с ярко очерченными линиями глаз. Невнятные звуки, рваные движения. Аплодисменты в зале, запах многочисленных духов смешивается с запахом нагретой плёнки. Раз за разом выходит старик с забавными седыми усами и в старом берете. Он включает жизнь, оживляет картинку, заставляя нас верить в то, что всё это правда. И, восхищаться искусством ожившего прошлого. Братья Люмьер назвали это кинематографом. Мы же, спустя сто лет, называем это просто – Кино.

Почти закончилась зима. Медленно отступал холод и колючий ветер. Весенняя капель оставляла грязные крапинки на подошвах ботинок, а грязные лужи оставались неприятными пятнами на полах пальто. Именно в это время мне посчастливилось оказаться в небольшом офисе в центре Москвы. Несколько минут от метро Кропоткинская по Пречистинке. Звонок в домофон, подъём на старом лифте на третий этаж и пятнадцать минут в ожидании человека, который в последствии стал тем, кто показал мне всё то, о чём я пишу.
- Павел?
- Да.
- Очень приятно, Вадим, - сказал он и открыл деревянную дверь, покрытую коричневой краской советского периода.
Я сделал шаг. Я не знал, что переступив этот порог, я окажусь абсолютно в другом мире. Сложном, объёмном, несущимся вперёд, мире кино. Пусть, в первые несколько дней я не понимал, что происходит. Мне было не совсем ясно, при чём тут кино, если кроме бумажек, телефонных звонков и офисной суеты я ничего не вижу! Меня ругали за мою нерасторопность и какую-то отвлечённость. Мне хватило одного раза. Потом началась суета, разъезды по разным адресам Москвы: Итар-Тасс, М. С. Горбачёв, СТС, Дом Кино, ГосКино.
После общения с удивительными людьми из мира кино, до меня дошло, что всё серьёзно. Что я вижу знаменитых людей, там, где их видят не многие – в жизни. Мне стало интересно, я хотел ещё. Это как наркотик, нет, не наркотик. Это словно бежишь по парапету, и с обеих сторон обрыв, а падать высоко. Чтобы не упасть нужно быстро-быстро бежать. И я бежал, я подстраивался под ритм под ритм всех тех, кто работал над церемонией.
Две недели сумасшедшего графика, две недели работы. Я думал, что это много. Но, на самом деле, я не сделал и половины того, что сделали остальные. Сначала, я думал, так мало людей работающих над такой церемонией. Потом я понял, что каждый человек в этой команде стоит десяти и берёт на себя огромнейший объём работы. Эти две недели пролетели настолько быстро, что только под конец работы я почувствовал вкус этого процесса. Но потом наступила суббота - двадцать первое марта, день церемонии.
В ночь с пятницы на субботу я почти не спал, я волновался и думал о том как всё пройдёт. Утром, мы с другом собрались и поехали в театр Российской Армии. Я не думаю, что описывать всю суету за кулисами, надо. Скажу лишь пару слов.
Пустой зал, люди настраивающие экран, свет, звук. Кто-то подметает сцену, старенькая бабушка протирает места, ряд за рядом. За кулисами, раздаются громкие голоса, что-то не получается, что-то не работает, суета… Но всё это как-то по-доброму, без ругани. Люди знают своё дело. Приятно смотреть на то, как работают профессионалы. Помимо проверки сцены, проходила репетиция. Постепенно, потихоньку. Мы расставили НИКИ в главном зале, на лестнице. Аккуратно, по линеечке, ребятам очень хотелось внести часть себя в это грандиозное мероприятие. Чтобы потом говорить друзьям «а это я их расставлял!».
Вскоре у главного входа в театр где стояли великолепные ледяные статуи, подсвеченные оранжевыми лампами, заиграл оркестр и по лестнице стали подниматься гости церемонии.
Вспышки фотокамер, тарахтение генераторов, шум разговоров, звуки скрипок. Знакомые лица, улыбки, рукопожатия, всё это вносило атмосферу доброго праздника, на котором хотелось быть, которым хотелось жить.
Когда все гости прошли по главной лестнице и оставили свои голоса и улыбки в фойе, их пригласили в зал. Ряды медленно заполнились, гости расселись по своим местам, и на сцену вышел Юлий Соломонович Гусман. Доброе приветствие, улыбки, ненавязчивые шутки. Церемония началась, и поднялись кулисы.
Вспышки, свет, все взгляды направлены на сцену. Я многого не увидел тогда, приходилось бегать за сценой, выполняя важные поручения. Все были заняты, головной боли хватало всем. Но, тем не менее, у всех на устах была улыбка. Меня поражала выдержка людей, с которыми я работал. В моменты, когда у любого другого человека сдали бы нервы, эти люди держали себя в руках и решали проблемы. Потому что от действий даже одного человека, зависело прохождение всей церемонии.
Я изредка выходил в проход слева от сцены и наблюдал за действием. Я всё это уже видел на репетиции, но то, как всё проходило вживую, резко отличалось от увиденного мною на репетиции. Всё прошло без единой запинки, без ошибок. Люди знали Читать далее...

[600x450]
Настроение сейчас - отличное

Вот бывает, живёшь себе никого не трогаешь, получаешь удовольствие от процесса проживания своей жизни. И вдруг, в голову приходит мысль, что что-то тут не так. Начинаешь задумываться над смыслом совершённых поступков. Над логичностью предметов. Как только понимаешь, что всё это бессмысленно, забрасываешь это дело и продолжаешь наслаждаться жизненным процессом. Но, почему-то уже немного по-другому. так, вот к чему я это, нужно почаще задумываться над своими мыслями, ведь не зря они приходят нам в голову. нужно чаще слушать себя и пытаться жить в гармонии с самим собой. Жизнь не так коротка как мы привыкли думать, просто мало кто из нас пытается перестать жалеть себя и сделать свою жизнь чуточку длиннее и красочнее.

[429x600]
Настроение сейчас - .......

Тёмные тучи нависли над стонущем городом. Серые плиты домов стекали по асфальтовому полу мироздания. Пусть лил дождь, я промок до нитки. Мои глаза смотрели вперёд. Я стоял на парапете башни Воронов. Это самое высокое здание в городе. В этой засраной дыре, пропахшей внутренностями человеческого порока. Я был его частью. Я словно червь прогрызал плоть сущего, отравляя организм социума. Я как паразит, прилип к сердцу человечности и наносил ему чередующиеся удары.
Любимая, я здесь. Я стою под небесным куполом, поближе к тебе. Теперь мы будем вместе, ты и я. Слышишь меня, любимая? Вот, я принёс тебе все, все девятнадцать штук. Все элементы у меня в ладонях. Я протянул небу руки в которых лежали чёрные шарики. Я собрал все элементы, вырезая их из людей, из их плоти, из их жизни. Я убивал не только плоть, я убивал страх, алчность, боль, восторг. Я убивал во имя тебя. Я верил в то, что делаю это всё ради добра, ради высшей цели, пиком которой была ты.

- Брайан, ты спятил!?
- Заткнись кусок говна.
Брайан всадил ещё одну пулю в колено умирающего кондитера. Он лежал на полу пригвождённый тремя ножами торчащими из предплечий и кисти. Кровь покрывала всё пространство вокруг лежащего. Казалось что кондитер и его застывающая кровь – неразделимое целое. Одна масса, живущей смерти, воплощение боли и немого крика.
- Мне уже не нужны элементы, Крейг, они все у меня, - сказал Брайан, - я мучаю тебя, так, ради своего удовольствия. Мне всё равно, что ты скажешь. Просто интересно, сколько сможет вытерпеть такое дерьмо, как ты.
- Твою мать…, - прохрипел умирающий кондитер, он понимал, что ему конец.
Брайан стоял над ним с улыбкой инквизитора получающего удовольствие от страданий своей жертвы. Как хищник, сытый, но жаждущий крови, просто крови, ради забавы. Его улыбка резко выделялась на фоне его тёмной фигуры. Он закурил. Ещё выстрел. Хруст берцовой кости, чавканье разрываемой плоти. Истеричный крик. Крейг начал извиваться всем телом и биться головой о холодный пол. Но он не мог делать много резких движений. Каждый раз, когда он напрягал мышцы, ножи доставляли ему ужасную боль, и он кричал ещё сильнее.
- А ты живучий…чёрт тебя дери! – воскликнул с иронией Брайан.
Они находились на заброшенном, старом аэропорту, в ангаре на входе в который красовалась ржавая, с потрескавшейся краской вывеска «Ангар 16». Вокруг аккуратно лежали трупы самолётов. На этом кладбище были самолёты второй мировой войны. Место красивое, страшное и умирать здесь очень не хотелось, да в общем, как и просто умирать.
Крейг лежал без чувств и истекал кровью. Брайан решил покончить с этим и достал перочинный нож. Несколько движений, и у кондитера в груди красовалась тёмная дыра. А у Брайана в правой руке всё ещё билось сердце Крейга.
- Вот так вот, мой друг, твоё сердце у меня… а ты всего лишь кусок мяса с костями… я съем твои чувства, твою любовь…тебе всё равно это не нужно.
Брайан шёл по аэропорту, вдоль ржавых самолётов и медленно ел сердце Крейга. Иногда останавливался, чтобы его стошнило. Он сел в машину и выбросил объеденное сердце из окна. Закурил.

Я съем все элементы. Я стану ближе. Я снова почувствую. Я снова буду любить тебя! Я верну себе всё что потерял. Я уже могу плакать и смеяться. Чувства возвращаются ко мне! А я съел всего лишь шесть элементов.
На свинцовом небе сверкнула молния. Я засмеялся. Меня переполняли эмоции! Я начал поедать элементы вырезанные из людских тел. Железный привкус, запах дождя на пыльной крыше Крейвен-сити Тауэр. Я раскинул руки в такт грому и посмотрел на небо.
- Я чувствую! Слышишь меня?! Ты забрал мою любовь, но я вернул её себе, я вернул всё….а твой мир пополнился девятнадцатью душами. Наслаждайся! Я скоро приду, нам есть о чём поговорить!
Я наклонился вниз и воспарил. Сладкие мгновения свободы, ощущения оторванности от мира, от людей, от мнений и ненавистных взглядов. Я улыбался, дождю и прохладному ветру развивающему мои волосы, влажным рукам и тёмному асфальту приближавшему мой финал. Он настал резко, не больно, просто человеческое тело слишком слабое, даже искусственно сделанный камень сильнее. И на что мы надеемся, когда не можем победить даже камень, иногда в себе.

Я ехал в карете скорой помощи. Я всё ещё был жив. Видимо, Он боится встречаться со мной. Ну что же, поживу ещё, наша встреча ещё состоится, не так ли?

Иногда, мы называем сумасшедшими тех, чьё поведение и взгляд на мир не совпадают с нашими, общепринятыми. Мы говорим, что они слабоумные, психи. Просто не понимая их, мы отгораживаем их от себя стенами псих-лечебниц. А в своё время, мы пытаемся выделиться из толпы и показать свою индивидуальность. Мы сталкиваемся с непониманием, не восприятием. Мы боимся быть не понятыми и униженными. А сами унижаем и считаем себя лучше. Мы издам законы, которые сами же и нарушаем. Так чем же Читать далее...

[600x531]
Настроение сейчас - меланхолия...

- Беги Шон, беги! - взвизгнула Кейт перед тем как мрак накрыл её.
Шон, бежал. Бежал, что было мочи, без оглядки, без мыслей. В голове пульсировал страх. Он вторгался в ослабленный разум Шона, втекал в него словно канализационная вода, обволакивая и склевая мысли. Страх повелевал его телом; ноги периодически отказывались слушаться, их трясло и подкашивало, дыхание сбилось, дышать получалось с трудом. Плечи ослабли и руки уже болтались в воздухе будто промокшие половые тряпки. Но, Шон бежал.
Когда боль в мышцах переборола уходящий уже страх, он остановился. На пересечении двух улиц. Горел лишь один фонарь, выдавая расположение огромной крысы, которая шуршала старой газетой и рвала её своими коготками. Шон, подошёл к фонарю и опёрся на его. Закрыл глаза. В голове пульсировал ужас произошедшего.
"Я оставил ей там!"..."Господи! Я бросил её умирать, я оставил её одну в той темноте! Кто они? Что они? Бедная Кейт, бедная, бедная девочка!"... Он увидел её глаза, её красивые детские глазки умоляюще смотрящие ему вслед. Её маленькие ручки сжатые в кулачки, они прикрывают её детское личико. Он начинает растворяться. Асфальт на котором она сидела, вдруг стал жидким и вязким. Тело Кейт начало сливаться с этой материей. Она резко закричала, её голос перешёл в визг от которого лопались перепонки. Шон упал на колени и закрыл голову руками. Он посмотрел на девочку по пояс завязшую в асфальте и кричащую. Кейт смотрела на него чёрными глазницами. Она замолчала. "Вроде всё". Шон, начал подниматься с колен. Девочка, словно слайд-шоу начала приближаться к нему открывая рот всё шире. Страшные, чёрные глазницы становились всё ближе. Шон закричал и закрыл глаза. Он выставил вперёд пистолет и начал стрелять в Кейт:
- Прости девочка моя, прости меня! Прости меня Кейт!!! - из его рта хлынула кровь и он упал.
...звон в ушах заставил его встать. Шон открыл глаза. Один глаз не видел, и эта часть лица была в липкой, засохшей крови. Он провёл рукой по асфальту и нашёл пистолет. Он был пуст. Шон огляделся и увидел труп Кейт. Её тело было изрешечено пулями словно сито для крупы. Кругом валялись гильзы и шляпа Шона, запачканная кровью Кейт.
Шон заплакал. Он дополз до её тела и обнял то, что когда-то было Кейт, его любимой, его жизнью. Он тихо плакал уткнувшись в её шею. Шею которую он любил целовать, теперь этого не будет. Никогда.
- Добрый вечер Шон Бреггер. - раздался мягкий голос за спиной, - зачем же вы так?
- Я, я не хотел, эт...это, - он обессилено упал на спину и посмотрел на того кто говорил с ним. Человек был в старой шляпе и длинном пальто. Его лицо скрывала тень, лишь тонкая линия сигареты выделялась из мрака его фигуры.
- Ай-яй-яй, мистер Бреггер, - продолжил незнакомец, - а она вас любила, а вы убили её. Ах, как не предсказуема любовь. Говорим, что любим, а сами делаем больно, вплоть до смерти мистер Бреггер, даже убийства. Какая жалость. Но мы здесь не для этого. Нам нужен восемнадцатый. отдадите сами, или нам сделать это?
- Что? Что ещё за восемнадцаты? - борясь со слезами проговорил Шон.
- Сэм, дай ему нож.
Один из незнакомцев кинул Шону нож.
- а теперь мистер Бреггер, будьте добры...достаньте из сердечка вашей "девочки" восемнадцатый элемент, ибо я не смею прикасаться к вашей женщине, своими грязными руками, - сказал человек с сигаретой и усмехнулся.
- Что? Я не буду делать этого! Вы сума сошли.... Удар. Темно. Лишь стук сердца, нет, двух сердец. Они бьются в унисон, это мелодия любви. Лишь дымящаяся сигарета в багровой луже и слёзы незаконченных слов. Боль разбитой надежды, слабый запах счастья и их губы, поцелуй последнее желание, что подарила им смерть.
Брайан сел в старый Форд и медленно покатил по ночной дороге освещённой одним единственным фонарём. Первый раз он заставил человеческий разум сойти сума, на время. Элементы делали своё дело, Брайан исцелялся. Остался последний, девятнадцатый элемент.
Машина повернула в тёмный переулок, и Брайан выкинул дымящийся бычок в окно. Забирать жизни, просто. Но забирать жизнь у любви, невозможно. Брайан заплакал. А впереди ещё долгая ночь. Ночь страха, сигарет и ненавязчивого запаха смерти.

[416x600]
Брайан смотрел в окно и медленно курил. Сквозь раскрытую щель сквозило. Дым лёгких сигарет смешивался с запахом одеколона и крови.
Брайан затушил сигарету и повернулся к человеку, привязанному к стулу. Его голова была опущена, с подбородки стекала липкая струйка крови.
- Винс, Винс, Винс, - начал Брайан, покачивая головой, - мудришь ты брат. Знаешь, шеф не любит возни, если человек отказывается говорить, то мы его убиваем. А вот с тобой, сукин ты сын, приходится возиться, и мне, твою мать, это порядком надоело! - Брайан наотмашь ударил Винса по лицу и тут же добавил сверху кулаком. Кровь шлёпнулась на пол, оставляя мелкие крапинки на грязном дереве паркета.
- Говна кусок..., - прошамкал Винс захлёбываясь в крови, - хрен ты что узнаешь, давай завали меня и тебе никогда не достать семнадцатый!
- Да, конечно. Знаешь, говорят, что иногда люди, когда у них есть что-то очень ценное и важное, прячут это в себе. Давай проверим твой кишечник на наличие семнадцатого, а? Эту процедуру можно сделать, не убивая тебя. Когда тебе ещё представится увидеть собственные кишки, а Винс? Ха-ха!
- Псих, не трогай меня! - Винс, отчаянно брыкался, когда три бугая тащили его вместе со стулом в ванную наполненную льдом, - Брайан, ты же ведь блефуешь, правда?! Брайен, ты ведь не сделаешь этого?! Ты же не псих! Твою мать, нет, сукин сын, отцепитесь от меня ублюдки сраные! Пошел нахер пидор лысый! А, сука! Нет! Нет! Нет! - его вопль перешёл в визг, визг перешёл в хрип, а потом Винс замолчал.
Его кишки густо покрывали лёд вокруг тела. Такого отвращения Брайан ещё не испытывал. Куски плоти, какая-то грязная кровь, дерьмо, и где-то среди этого разнообразия должен быть семнадцатый!
- Паркер, посмотри что там.
Паркер достал нож и начал вскрывать кишки вдоль. Прошло минут двадцать. В ванной вокруг тела Винса волялось то, что некогда было его кишками.
- Чёрт! Здесь нет семнадцатого! - сплюнул Паркер вытирая руки о пиджак Винса.
- Нет. Он здесь, - тихо сказал Брайан и потушив бычок подошёл к телу Винса и вскрыл ножом его правый бок, чуть ниже пупка, - этой скотине не вырезали апендикс.
Спустя пять минут ковыряния в распотрошённом человека, Брайан извлёк чёрный шарик размером с фалангу большого пальца ребёнка.
- Семнадцатый. - Брайан быстро спрятал шарик в кейс и посмотрел на тело Винса, - Паркер, Сэм соберите его требуху обратно в него и зашейте, как сможете. Вот записка, положите прямо перед ним. Телефон положите так, чтобы ему пришлось встать, для того чтобы взять его. Пусть этот умник помучается перед неизбежным концом.
Брайан с кейсом в руке вышел из номера отеля и направился к лифту. Ему нужно было найти ещё два, два элемента.
А в номере 17, в запачканной кровью и дерьмом ванной, двое убийц зашивали живот сыну губернатора. Никто из них не подозревал, какая мучительная смерть ждёт его когда он придет в себя.
Они ушли спустя 2 часа.
Когда Винс проснулся, он увидел, что с ним произошло. Он не мог шевелиться. Он видел свои внутренности, торчащие сквозь плохо наложенные швы. Перед глазами стояла записка: "Срочно обратитесь за помощью в 911, иначе через пол часа вы умрёте. P. S. телефон слева, ублюдок".
Винс посмотрел на лево и заплакал. Телефон лежал в двух шагах от ванны со льдом в которой он лежал. Он пытался. Когда он перевесившись через край ванной, упал на кафельный пол, его кишки высыпали наружу и их разбросало по всей комнате. Он не добрался до телефона. Никто не слышал его предсмертных криков, криков боли и отчаянья. Не дай бог вам слышать эту мелодию истошного визга умирающего и бьющегося в агонии человека.
До него таких было шестнадцать. Осталось лишь два. Два человека, два элемента, две смерти.

[700x525]
Настроение сейчас - ...спать хочу)

Вы люди знаете, что правят вами сны. Угодники неосуществлённых грёз. Пороки грязних, отчуждённых слов. ПОступки полные разврата и чистых помыслов волна. Вы думаете, что во сне вы можете сделать то что не можете в действительности! Это же бред, и вы это сами понимаете! Ведь в самом деле, это сон делает с вами то что захочет. Крутит и вертит вами, словно кусочки шашлыка на шампуре. А вы истекаете, собственными соками и радуетесь сну. Так глупо. Ведь сейчас я допишу и тоже пойду спать...вращаться на шампуре сладких грёз и сновидений. Но дело в том, что полюбив, вам снятся сны. Сны о любви, сны про тебя, про них и про неё... Любви потехи оставляют и превозносят лишь её...ту жизнь что в облаке любви увенчана нимбом красных роз....

Пусть во мне демон...мне не страшно...я научился его конролировать...песок в глазах...скрипит на зубах...я привык...одиночество - не страшно, я не одинок...просто в моём пути есть только одна дорога и вся она состоиит из зыбучих песков...
[552x698]