[200x268]

                                                  Глава 28

                 

С  годами  зависть к тебе, Мишель, принимает нежданную окраску. Это уже не прежняя юная зависть к твоему дару сочинителя, твоей необузданной храбрости и  бесшабашности, умению пленять и очаровывать. Слава Богу, всё это позади.
Сейчас - зависть - к тому, что ты никогда не узнаешь, что это такое, когда, промаявшись полночи бессонницей, глядишь в кромешную тьму и слышишь непрестанный звон в ушах. Звон этот не оставляет тебя целыми днями.
Погребвльный …
Нельзя ни уйти, ни забыться.
И начинаешь  различать, как неровно колотится сердце, будто отсчитывает последние удары.  Хочется глубоко вздохнуть – и не можешь. Разминаешь онемевшие пальцы ног,  лодыжки – будто цепями скручены. С трудом встаёшь, делаешь неверные скованные шаги – начинает болтать из стороны в сторону, кружится истязаемая  пронзительным звоном и гулом голова. И уже жалеешь, что зачем-то поднялся…
Ничего подобного ты  никогда не узнаешь, Мишель, оставшись навеки молодым и полным сил.
Как этому не позавидовать!
Ты никогда не изведаешь, что это значит – бояться старости. Каждый год, а потом чуть ли ни каждый день  испытывать на себе её новые и новые каверзы.
Представляешь, наступает час, и ты уже без помощи слуги не можешь сесть в седло…
Впрочем, всё это не про тебя, Мишель. Таким, как ты, не к лицу  поддаваться старости и горевать об её неотвратимости.
Как это не к лицу Льву Толстому или Тургеневу.
Твоё сочинительство, труд радостный и не оставляющий  времени на пустое, твой журнал, который ты мечтал  затеять как только добьёшься отставки, - вот  что сегодня занимало бы весь твой досуг и все твои помыслы
Это не ты, а я – из той части нашего поколения, которое состарится в бездействии,  не умея сберечь «юных сил», «ничем не жертвуя ни злобе, ни любви»…
…Не знаю, что на меня нашло. Никогда не  сетовал на свои хвори,  даже детям. Да их уже давно и нет возле меня. Разбежались…
Но наступает у человека  момент, когда ему непременно хочется , чтобы рядом был кто-то близкий и чтобы можно было ему пожаловаться. Тогда и боль хоть немного спадает. И наступает просветление.
У меня один такой человек – ты, Мишель.
Помню,  ты не очень то  меня и жаловал. Были у тебя друзья более сердечные и близкие – друг детства Аким Павлович Шан – Гирей, Святослав Афанасьевич Раевский.
Но так уж случалось, что наши с тобой дороги часто пересекались –  и  наступало вдруг взаимное притяжение  В тебе  таился  какой-то странный  интерес ко мне.  Возможно, это был интерес к персонажу  будущего романа. Или – очередной эпиграммы. Я съёживался в предчувствии обиды.
Но  вдруг наступали излияния души, такие искренние,- и подозрения отпадали…

На фото - Николай Мартынов

[299x187]

                 Глава 27                           

   Мой самый тяжкий грех, Мишель…
   Перед тобой.
   И перед собой.
   Перед Россией…
  Ведь это я не позволил тебе сделать всё, что было предначертано тебе   свыше.
Сколько ненаписанных поэм и романов сразила моя дьявольская пуля!
Конечно, того, что ты успел, уже достаточно, чтобы поставить тебя в один ряд с  корифеями нашей  словесности,
  Подумать только – цвет русской литературы…
  Тургенев, Гончаров, Герцен  всего на два года младше тебя!
Достоевский и Некрасов – на семь.
Драматург Островский – на девять.
Лев Толстой – на четырнадцать…
И все здравствуют!
Твои, мои современники.
И в основе своей - то самое поколение, Мишель, на которое ты глядел « печально» , а о грядущем его  с горечью говорил: «иль пусто, или темно»; и предрекал: «в бездействии состарится оно».
Корил с горечью - К добру и злу постыдно равнодушны…
Был уверен:
Толпой унылою и скоро позабытой
Над миром мы пройдём без шума и следа.
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда…

Ошибся, мой друг. Поколение  выросло и деятельным, и совестливым, и духовным, и сострадательным, и даровитым.
Разве ты сам не один из тех, кто  опроверг  свои же скорбные строки!?
А Фёдор Достоевский !!!
Не прошло и десяти лет после твоей скорбной «Думы»   (1838 – А.Г.),  как  уже вышла  и затронула сердце каждого его  повесть «Бедные люди».
Затем – «Белые ночи», «Записки из мёртвого дома», «Записки из подполья».
И пошли чередой -  великие романы…
«Преступление и наказание», »Идиот»,  Бесы»  - сколько «мыслей плодовитых», преображений и пробуждений души вызвали все эти книги  в нас, первых своих читателях!. И вызовут, я уверен, в последующих поколениях, многих и многих…
  И ты, Мишель, был бы сейчас на вершине своего искусства. Первым среди первых.  Каким новым, небывалым ещё светом сияла бы сегодня твоя поэзия и проза,!
Если бы не я…
Я  расточил все свои силы, думая об этом.  И нет ничего на свете, что могло бы хоть чуть  унять эти  думы.
  Мне страшно, Мишель, предстать перед Богом с таким неискупимым грехом.
Страшно…
                                              продолжение следует

[400x214]

                      Глава 26

  НИКОЛАЙ МАРТЫНОВ: ИСПОВЕДЬ

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон…

Неужто, Мишель, и это твоё  предсказание сбудется!? Что  – вторая пугачёвщина? Или того хуже. Наши временнобязанные мужики поднимутся? Дал им в 1861-ом  волю государь -освободитель, а землицей  не наделил. Выкупать её  обязаны – у нас, помещиков. Вот и справляют барщину, как прежде. Насупленные.. Притихшие. Грозные. О выкупе  пекутся?  Куда там - прокормиться бы.
Глядишь – и за вилы ...А потом...

....В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь - и поймёшь,

Зачем в руке его булатный нож;

И горе для тебя! - твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон...

..

Кто он, сей тиран, Мишель!?

Страшно стало жить в этом обозлённом мире....
Верно сказал о реформе наш  поэт Николай
Некрасов – ударила, мол, она  «одним концом по барину, другим – по мужику…»
Что ни деревня –  беда..
Кстати, в «Современнике» уже напечатан «Пролог»  его большой поэмы «Кому на Руси жить хорошо?  
  Жутко , кода одна за другой мелькают по Руси губернии, волости,  деревеньки с такими вот зловещими говорящими названиями…
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина.
Горелова, Неелова —
Неурожайка тож…

Какой уж тут выкуп!
Какое  мирное помещичье житьё, если  уже гуляют прокламации  – к топору зовите Русь.
Чего  ждать? На что надеяться? Во что верить? И кому?
Неужто и впрямь близится России черный год…
   А во дворе у меня весело играет в свои игры Георгйй, внук мой. Софьюшка подарила. На нём новенький черкесский костюмчик с кинжальчиком – весь в меня, говорят, - тёмноволосый, чёрнобровый, гибкий, но… очень капризный и обидчивый.
     Что у него впереди?
Невозможно об этом думать.
Пусть резвится ребёнок…
                                               продолжение следует

[315x391]

           Глава 25  

ИКОЛАЙ МАРТЫНОВ: ИСПОВЕДЬ

Трусоват я, Мишель. Видимо, «детская печать» моего изнеженного детства.
  «Маменькин сыночек!
Даже ни разу не подрался с мальчишками.
…Повзрослев, избегал ссор, старался  не замечать насмешек - боялся дуэлей. Да и на войне с горцами…
Вроде бы доброволец, но ведь  из тщеславия, а не по храбрости. Случалось и в атаки ходить. Но… всегда с боязнью – а вдруг…
Всё же шёл – из того же тщеславия, желания выслужиться, не уронить честь. Как бы не засмеяли, не уличили в трусости.
Только легче мне было там, где не шибко  стреляют и режутся - укрепления возводить или мятежные аулы жечь.
И это в то врем, Мишель, когда ты стал командиром «отряда летучих разведчиков». И про тебя ходили легенды.                                                                 
Перечитываю записки историка твоего Тенгинского пехотного полка Раковича, и меня обуревают такие смутные чувства, что я и сам не могу в них разобраться. То ли восхищение тобой, то ли  презрение к своёй трусости, то ли обвинения тебя в бахвальстве.
Но всё-таки главное – признание собственной ущербности. И этот вечный самоупрёк  - я бы  т а к   не мог.!
Вот они  тревожащие мою душу записки…
"Лермонтов принял от Дорохова начальство над охотниками, выбранными в числе сорока человек из всей кавалерии. Эта команда головорезов, именовавшаяся "лермонтовским отрядом", рыская впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля, как снег на головы сваливаясь на аулы чеченцев… Лихо заломив белую холщовую шапку, в вечно расстегнутом и без погон сюртуке, из-под которого выглядывала красная канаусовая рубаха, Лермонтов на белом коне не раз бросался в атаку на завалы. Минуты отдыха он проводил среди своих головорезов и ел с ними из одного котла ".
Может, и здесь – зависть!?
Но к чему –  твоему бесстрашию, удали?
Добро бы ещё – выдвижения по службе. Но и этого не было. Ты так и оставался поручиком. А я вышел в майоры.

И отличался жестокостью в экспедициях против мирных  чеченцев.
Но и жестокость, я думаю, - тоже результат страха, слабости и трусости…
   Война эта   чёртова продолжалась ещё долгие годы. Только я уже следил за ней по газетам.
Узнал, что Кавказский корпус преобразован в армию – 200 тысяч штыков! И  баснословный непобедимый  Шамиль, имам Чечни и Дагестана, - в 1860 –м, после кровопролитных боёв под  аулом Гуниб – добровольно, на выгодных для себя условиях, сдался Барятинскому, командующему русской армией.
Был обласкан  нашим императором, получил от него русское дворянство и резиденцию для себя и своей семьи - сначала в Калуге, а потом в Киеве.
И  26 августа 1866 года в парадной зале Калужского губернского дворянского собрания Шамиль вместе с сыновьями принёс присягу на верноподданство России.
Мятежный Кавказ  смирился.. Но не потому, что его победили. А потому, что Шамиль повелел. Став другом Александра 11, этот великий горец оказался верен своей присяге, дружбе с Россией и её царём.
А покорить силой, какая бы она ни была, поставить на колени тех же  чеченцев  – немыслимо!
Не такой это народ…
 

ШАМИЛЬ - ИМАМ ЧЕЧНИ И ДАГЕСТАНА

                                   НИКОЛАЙ МАРТЫНОВ: ИСПОВЕДЬ

                                               Глава 24

Прости, Мишель, что избрал тебя своим духовником. И не только потому, что нет возле меня никого,  кому можно бы было свою душу доверить. Понимаешь – не спасло меня это  назначенное судом покаяние…
А ты, мне кажется, слушаешь сочувственно и… по-доброму.  Мне только это и нужно – чтобы слушал… и улыбался ласково. С участием. Правда, я помню и другое - когда твоя ласковая улыбка означала иное – твоё снисхождение к моей тупости.
Знаешь, Мишель, я только сейчас начинаю догадываться, откуда явился твой  насмешливый, желчный  и злой нрав. И почему твоё сердце так часто полнилось ядом.
Всё – из детства, мой друг!
Ведь твоя бабушка Елизавета.  Алексеевна,  окружая тебя  мыслимыми и немыслимыми радостями, забавами и утехами,  потакая любым  капризам, исполняя  самые фантастические твои прихоти, - горько просчиталась в главном..
Не сумела или… не хотела избавить тебя, потрясённого и рыдающего в тиши, от лицезрения диких скандалов, которые бушевали в Тарханах.  Ты  со страхом и болью впитывал всё..
    . Проклятия, которые лавиной  рушились на голову твоего несчастного отца!  .
- Развратник! Картёжник! Пьяница!..Злодей!  Ты, ты погубил во цвете лет мою единственную дочь!
Ты видел,  Мишель, изгнание навеки  родного отца из дома, из твоей жизни.
«Ужасная судьба отца и сына – жить розно и в разлуке умереть…»
Всё это, Мишель,   потрясло, искалечило твою душу – в самые ранние годы  «счастливого детства».. Оставило в ней неизгладимую «детскую печать». На всю твою жизнь.
Ты не мог не обозлиться, не ощетиниться своей дьявольской способностью истязать людей -  обидами, оскорблениями, злыми остротами и эпиграммами, колкостями, насмешками, откровенными издевательствами.
Прямые отзвуки твоих собственных  детских обид и потрясений!
Моё детство не знало ничего подобного. Я и сёстры были окружены любовью отца и матери.. Бог дал им долгие годы жизни, и все эти годы я рвался домой - в тепло семейного очага.
Никогда  не давали мне столкнуться с проявлениями вражды, зла и ненависти…
Может, поэтому я так долго, годами, терпел и сносил твои  нападки, мой милый друг Мишель…
Терпел, но…  копил и обиды, и мстительные грёзы.

                                        продолжение следует

                                  Глава 23
          НИКОЛАЙ  МАРТЫНОВ: ИСПОВЕДЬ
                              

Как-то неправильно, Мишель, ты любишь Россию. – «странною любовью».
Я  вот роюсь  в сатирическом приложении к «Современнику»  - «СВИСТОК» за 1858 год и вижу, к а к   надо  правильно любить Россию – сердце радуется. Если не сказать – ликует.

РОДИНА  ВЕЛИКАЯ

О моя родина грозно-державная,
Сердцу святая отчизна любимая!
Наше отечество, Русь православная,
Наша страна дорогая, родимая!

Как широко ты, родная, раскинулась,
Как хороша твоя даль непроглядная!
Грозно во все концы мира раздвинулась
Мощь твоя, русскому сердцу отрадная!..

Уяснил, Мишель, что есть - настоящий патриотизм!! И как надо давать отпор  недругам  России!
Впрочем, я не завидую автору этой пародии. Найдёт его  охранка и воздаст – за насмешки  над  САМЫМ СВЯТЫМ…
Я не бунтарь, Митшель, но мне по душе, когда кто-то, смелый, высмеивает этот квасной слюнявый патриотизм.
Хорош этот «Свисток»! Учит и родину любить, и гласности, которая «полезна, как свет. Только вот сомневаются ещё в нашем городе, что свет полезен»…
И благородству учит - рыцарству!
… «Один солдат нашёл сто рублей и возвратил их по принадлежности».
     «Один мужик наехал в поле на замерзавшего мальчика и не бросил его, а довёз до села».
       «Один мещанин, уезжая из города, заплатил все свои долги, хотя и мог уехать не заплативши»
Ну как здесь не прийти в умиление, не пролить трепетную слезу!
Но хватит ёрничать.
Ты, видно, заметил, Мишель – я  невольно перенимаю у тебя  эту склонность к иронии и насмешкам.
А что ещё остаётся стареющему одинокому мизантропу - когда вся жизнь его превращается в пустую и глупую шутку!?
И некому руку подать…
Вот мне бы самому наведаться в Ясную поляну – и поговорить по душам с тамошним мудрецом, который  непременно утишит  мои печали, всё-всё поймет.
Но нет – не решусь…
Никогда. Приходить туда можно с чистой совестью…
  А может, я и не прав – таким, как я и надо приходить.
  Как в храм…

                                            продолжение  следует
 

[300x464]

                              Глава 22                                         

  Нет друга, Мишель!
  Есть партнёры за ломберным  столом. Собутыльники на вечеринках. Приятели - охотники.
А вот так, чтобы  кому-то душу раскрыть…
Ведь и у нас с тобой редко выпадали душевные  минуточки – помнишь, как резко ты обрывал  мои  сантименты, подменяя их  очередной шуткой или, того хуже, насмешкой.
И я  думаю –откуда это отчуждение?  Боязнь  впустить в свою душу другого. Даже среди  близких. Вот моя любимица – дочь Софьюшка…
Даже не почувствовал - отдаляется от меня. А когда увидел, не понял – почему. А вдруг обидел ненароком и сам не заметил.
Видимо, не умел находить для неё нужных слов, Не приласкал, не расспросил когда видел её в печали. Не утешил. Так же и с сыном Виктором… с другими детьми.
Погружённый в собственные  думы и скорби, в свои увлечения и развлечения – не  замечал, как один за другим уходят от меня  дети – всегда думал, что даю им всё необходимое, чтобы жить и радоваться. И всё у них было, как у меня в детстве, – гувернёры и гувернантки, праздники и науки, любимые пони и лошади. Не было, оказывается, лишь одного – меня самого.
Мне казалось,  они счастливы. Но ведь счастье – миф! Есть мгновения счастья, а постоянно счастлив только идиот.
Я только случайно узнал, что  Софьюшка  часто бывает в имении графа Толстого, нашего прославленного писателя. И ближнего соседа.
Как случилось, что её приветили в «Ясной поляне». Кто привёл в дом Толстого – не ведаю.
Знаю лишь одно – юная жена графа, Софья Андреевна, приютила в своём добром сердце мою. Софьюшку.
Лев Николаевич, полный сил , энергии и любви к своей семнадцатилетней  Сонечке, затеял в то время – шёл год 1863 – новый роман, который хотел поначалу назвать «Тысяча восемьсот пятый год».
А потом решил иначе – «Войну и мир» он создавал чуть ли не на глазах обеих Сонечек. Минуло два года, и первая часть  романа явилась в «Русском вестнике».
Вся Россия зачитывается этой  книгой жизни.
Ведь война и мир, сменяя друг друга,   творятся  в судьбе каждого. И у каждого по-своему.
Это чудо какое-то, Мишель, – преобразилась моя Софьюшка. Глаза её  засветились теплом, добротой и пониманием  чего-то такого,  что и словами не выразишь…

                                       продолжение  следует

[700x483]

                НИКОЛАЙ МАРТЫНОВ; ИСПОВЕДЬ

                                    Глава 21
                          
    
Вернусь к «Маскараду», Мишель. Лет через 10 ( апрель 1862), после того, как я увидел  эту   бенифисную чушь с водевильным злодеем Арбениным,- «Маскарад» всё-таки поставили, хоть и с купюрами,  – в том же Малом.  И с хорошими актёрами. Арбенин –Самарин, Нина – Позднякова, Звездич – Ленский, Казарин – Полтавцев, Неизвестный – Ольгин…
«Век блестящий»  предстал во всей красе. А вот век «ничтожный»  не получился. Выкинули все дерзкие стихи в адрес света, язвительные реплики Арбенина и Казарина на балу…
       Мне кажется, ты и саму жизнь  воспринимал маскарадом…

Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски, ( 1 января)

    В праздничной толпе  вместо лиц ты видел холодные маски.
    Маскарад завлекал и тебя.
    Помнишь, свой эскадрон маскированных нумидийцев, поливающих нас мальчишек-
юнкеров ледяной  водой?
      А твой Печорин, который не устаёт менять маски себе и «партнёрам», разыгрывая очередной спектакль то с     княжной Мери, то с Грушницким…
        О нет,  Печорин – не ты, как некоторые думают.
      Он - портрет, составленный из пороков всего нашего поколения.
       Это ты верно сказал, Мишель.
        Ты сам– выше! И значительнее  нашего поколения.
        Но  сколько же в тебе  – от Печорина! И в нём – от тебя!
       Все эти «милые» забавы - находить в других смешное, уязвимое и  выставлять  напоказ,  под  аплодисменты  непритязательной публики.
     Ведь и меня на роль горца с огромным кинжалом определил ты, Мишель!     И настолько ловко, что я поначалу тебе  подыгрывал, пока  догадался: не шутка это  –  издёвка!
     А Грушницкий!
    Меня изобразил.…
  Наивный, однако, у Печорина друг –  даже  не замечает, что над ним  без конца подтрунивают - с ласковой дружеской улыбкой. Не чувствует уколов, принимая их за проявление дружбы. Туповат-с!
  Никогда, видно. не уясню, откуда у тебя эта неистребимая тяга к игре с людьми, которые ничего плохого тебе не сделали?! Не будь ты ИГРОКОМ – ничего бы между нами не случилось. Но не окажись рядом меня – оказался бы другой.

Игрок ведь не может без партнёра! И без игры. Без маскарада. Только вот игры твои часто оказывались жестокими….
Ты  не просто подставлялся под смертельный удар, испытывая судьбу и веруя в предначертание. Ты упорно и рьяно навлекал удары, притягивал их…

                                          продолжение следует

[257x381]

                   НИКОЛАЙ МАРТЫНОВ:   ИСПОВЕДЬ 

                                  Глава 20                  

Так и не увидел ты свой  «Маскарад»- ни на сцене, ни в печати.
Кромсал, переделывал рукопись. Всё- зря!
  Помню, как пришёл в ярость, когда цензура  в третий раз отвергла драму.
Не дождался. Подоспел  1837, и ты – на Кавказе. Ссылка  и война.
И никогда в своей жизни уже не дождёшься…
   Эта честь выпала мне, Мишель.  В 1853 году у нас, в Малом театре, объявили бенефис актрисы Львовой- Синецкой.
  И уж не знаю, что её подвигло…   среди прочих - выбрала сцены из «Маскарада».
Получил и я пригласительный…
  Знаешь, Мишель, в первый раз порадовался, что тебя нет рядом и ты не видишь, в какой фарс они превратили твою драму.
  Представь, в последней сцене Арбенин пронзает Нину огромным кинжалом. Вроде того, что ты у меня высмеивал.
  Но этого им показалось мало. В коне сцены Арбенин хватает тот же кинжал  и со словами «Умри и ты, злодей!», эффектно закалывается.
  А  мистические хитросплетения судеб, светские интриги, всё, что тебе было  особенно дорого в пьесе, - как бы скороговоркой. Или вообще – никак!
   Так что не пришло ещё время ТВОЕГО «Маскарада», Мишель...
   Знаешь, с тех пор, как  тебя не стало, я  ничего не сочиняю. И перестал желать это делать. А ведь когда-то пытался соперничать с тобой - и в стихах, и в прозе.
   Какой же глупец был я тогда!.. Во всём хотел до тебя дотянуться,   Теперь даже и думать об этом стыдно
Но вот чего не было – никогда не пытался опубликовать свои «творения». Здесь моя совесть чиста….
   Я потеснил свою  библиотеку и на  видное место ставлю твои сочинения – прихожу к ним, как на любовное свидание.
И всё  яснее начинаю понимать, насколько бездарно  протекает моя жизнь – без любви,  друзей,  внезапных озарений -  в коротких и пустых интрижках, сибаритстве, лени, скуке,.. 
А годы проходят — все лучшие годы!
Как я согласен с тобой, Мишель!
…Жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка…

                                        продолжение следует

[700x359]

                                            Глава 19

                       НИКОЛАЙ МАРТЫНОВ: ИСПОВЕДЬ

… После «Тамбовской казначейши» и своего триумфа за карточным столом я начал размышлять. Мишель, о твоём таланте подчинять людей своей воле. Ведь ты и на мне не раз упражнял свой магнетизм. Я всегда это чувствовал. Пробовал противиться но, повинуясь демоническому и влекущему взгляду, ходил за тобой, как прикованный.

   Не даёт покоя Арбенин из твоего «Маскарада»… - Вы человек, иль демон? - Я - ИГРОК! Игрок- разрушающий, как Демон или Печорин. И отрешённый от света. И страдающий – печально глядящий на наше поколение, как ты. Откуда в 20 лет у тебя такое прозрение!? Как-то сказал, что ты потомок шотландца 16 века Томаса Лермонта, великого мистика , провидца и поэта… Но что я мог понимать в те беспечные для меня юнкерские времена! Зато как беспощадно сбывались все твои пророчества… Самое страшное для меня, Мишель, - вот это, ты высказал его за несколько месяцев до того, как тебя сразил мой выстрел, и ты лежал , озаряемый всполохами молний …

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая ещё дымилась рана,

По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины

Уступы скал теснилися кругом,

И солнце жгло их жёлтые вершины

И жгло меня, но спал я мёртвым сном.

Однажды ты признался – Я могу заглянуть в потусторонний мир…И добавил – Но никогда не пытаюсь избежать того, что предрёк… Значит, тогда, у подножья Машука, направляя свой пистолет в небо, ты показывал, что смиряешься со своей участью… А я – твой палач, завербованный злым роком… Мишель, милый, теперь не проходит дня, чтобы я не проклинал это своё предназначение… .

[700x468]

                                         Глава 18

                      НИКОЛАЙ МАРТЫНОВ: ИСПОВЕДЬ                     

А  Мишель  упорно слал  мистические, не шибко таинственные,  скорее весёлые знаки - как ему, Мартынову,  дальше жить-поживать Недавно  уловил  довольно ясные намёки в  знакомой ещё с кавказских времён «Тамбовской казначейше».

 Сейчас её наконец напечатали  в «Современнике».

 Перечитал и оживился. История о том, какие страсти кипят за зелёным карточным столом в доме казначея, проигравшего улану и свои пожитки, и красавицу жену,  показалась ему не просто забавной, но и поучительной. С намёком. Майошка, как всегда, подталкивал его на дело.

Пошла игра. Один, бледнея,
Рвал карты, вскрикивал; другой,
Поверить проигрыш не смея,
Сидел с поникшей головой.
Иные, при удачной талье,
Стаканы шумно наливали
И чокались. Но банкомет
Был нем и мрачен. Хладный пот
По гладкой лысине струился.
Он всё проигрывал дотла.
В ушах его дана, взяла
Так и звучали. Он взбесился —
И проиграл свой старый дом,
И всё, что в нем или при нем.

Он проиграл коляску, дрожки,
Трех лошадей, два хомута,
Всю мебель, женины сережки,
Короче — всё, всё дочиста.
Отчаянья и злости полный,
Сидел он бледный и безмолвный.

Зачитался Мартынов.

 Да…  в былые времена ещё как тянуло его к этому проклятущему зелёному столу.

 Но надо было съездить во Владимир, по соседству,-  в связи с управлением своими имениями в губернии. А  там – как по заказу, – всё тот же зелёный стол! На приёме у предводителя. И ринулся в бой сломя голову – игра пошла  сразу с несколькими местными помещиками. Выиграл! А ставкой оказалась целая деревня под Владимиром!

К своей усадьбе в Знаменской на Клязьме он, торжествуя, перевёл всех выигранных крепостных крестьян, основав деревню Новая - рядом с господским селом.

   Спасибо,  Мишель! Не подвела твоя «Казначейша»!

                                        продолжение   следует

[288x370]

                                                                    Глава17           
                   

       Чем  я отличаюсь, Мишель от убийцы Пушкина – этого холёного   «ловца счастья и чинов»…
  ЗНАЛ я – на ЧТО поднимал руку? Пощадил «нашу славу»- в «тот миг кровавый»?
  Помню, стоял разъярённый у барьера – не в силах прийти в себя после того, как ты, со словами «не стану я стрелять в этого дурака», пустил свою пулю в воздух…
  Я медлил ..
Секунданты отсчитывали убегающие секунды. Прозвучало «три», и я нажал курок. «Три» означало конец поединка»… а обернулось..
. Ведь я уже не имел права стрелять!!!
Теперь знаю - я вообще не имел права стрелять в тебя, мой               улыбающийся в ту минуту друг,- что бы там ни было. И как бы ты ни унижал меня..
Только это знание приходило слишком  медленно, – год за годом. Но всё- таки пришло
А к Дантесу – нет, не пришло. Всю оставшуюся жизнь он купался в довольстве и почёте. И «когтистый зверь» не скрёб его сердце. Толпа не бросалась на него с проклятиями и угрозами..                  
Понимаешь, Мишель в конечном счёте ему несказанно повезло – после  своего смертельного выстрела в Пушкина он не был разжалован в солдаты,  сослан в дальний гарнизон, не был даже арестован -  государь просто вышвырнул его из России. А во Франции и началось его процветание.
Сподвижник Луи Бонапарта, сенатор, основатель и директор Парижского газового общества, на чём сказочно разбогател.
Ты знаешь, что мне не даёт покоя, Мишель? -  пистолеты для дуэли с Пушкиным Дантес одолжил у  де Баранта, с которым ты дрался на Чёрной речке..
И пристрели ты тогда этого французика...
Впрочем, всё это бредни…
Ведь ты и тогда  выстрелил в воздух…
Если бы ты знал, Мишель, как меня  давит эта моя схожесть с Дантесом – эти пересечения линий судьбы.
Оба кавалергарды одного полка. Оба, оскорблённые, стрелялись с гениями России.. Оба стали их  убийцами.
Ведь ты понимаешь, Мишель, ни я, ни Дантес не могли   не вызвать!
Про меня - сам знаешь
Но ведь и он…
Разве ты не потребовал бы удовлетворения, если бы  усыновивший тебя человек, барон Геккерн,  не получил от  Пушкина послание, где были строки..
… «Вы отечески сводничали вашему сыну…
« Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и ещё того менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец…»
Разумеется, Пушкин  получил от Дантеса вызов на дуэль, который принял… 
   Да, сходства немало. Одного не хватает –« когтистого зверя, скребущего сердце»…
   «Окровавленная тень» к нему не являлась - ведь он поступил  «по всем правилам».
Совесть в этих правилах не значилась. А гения Пушкина он не понимал…
                                     ***
    По словам одного из наших соотечественников, знавшего в Париже Дантеса, это был человек "очень одаренный и крайне деятельный, даже большой оригинал; он был замешан во всех событиях и происках второй империи". После падения империи он почти безвыездно жил в своем замке Сульц в Эльзасе. "
Дантес постоянно вел свои записки, но в последние годы, дожив до глубокой старости, он впал почти в детство и в минуту раздражения сжег свои

[230x305]

.                                     

             МАРТЫНОВ, УБИЙЦА ЛЕРМОНТОВА                                                                                                 глава 16
                    
«Мрачное   семилетие» - так Мартынов называл для себя эти  годы…

"Призрак коммунизма"  уже бродил по  Европе.
Французская революция (1848)  напугала, всполошила и русское дворянство, и государя. Привела в замешательство и его самого.

…Требование гражданских прав и свобод!
    Смена монархов, Республик…

А вдруг нечто подобное в России!
И что, если «бессмысленный и беспощадный»  русский бунт обрушится на его владения!
Всюду ищут предателей, шпионов, иностранных  «агентов», измену.. Неимоверно возрастает  гнёт цензуры - вплоть до частной переписки.    .
   У него вошло в привычку делиться с Майошкой всем, что тревожило, раздражало ...
Вроде этого.
  Напуганные ожиданием бунта, или, как бы сейчас сказали, «Майдана»,  власти  заставили исключить из акафиста Покрову Пресвятой Богородицы стихи - «Радуйся, незримое укрощение владык жестоких и зверонравных…»
Видно, почудилось, - про них сказано!
Козни  французских бунтарей!
   Трусы! А он, монархист Мартынов,…  не такой же!? Ещё как - такой!
Это и терзало.
    А здесь ещё бездарная Крымская война (1853 – 1856)...
  Поражение принимал как  катастрофу - и для России, и для себя самого.
- Ты только подумай, Мишель, - роптал внутренний голос. – Нет уже командиров, умеющих побеждать, обеспечивать тыл армии.
И никому в Европе не нужна единовластно сильная Россия.
  Турция – вот кого они избрали в союзники! Турцией жаждут нас обескровить…
   Слава Богу – наши сражались, как львы, обороняя Севастополь.
И Бог дал молодого писателя Льва Толстого – не только геройски воевал, но и создал свой «Валерик» -  «Севастопольские рассказы». По ним не скажешь – «под небом места много всем» - негоже так говорить, когда защищаешь своё родное небо. Свою землю.. И  являешь при этом чудеса храбрости и доблести.…
Разве можно не вспомнить твоё «Бородино», Мишель?
               И умереть мы обещали
               И клятву верности сдержали…
Как и в этой непутёвой крымской войне.

[304x413]

[200x294]

                         глава  14

     МАРТЫНОВ, УБИЙЦА   ЛЕРМОНТОВА                                            

        Бесценным украшением его дома и всей жизни стала манящая снежной белизной лица и нежной грацией принцессы - юная красавица полька. В 1845 году он женился на Софье, дочери киевского губернского предводителя Проскур-Сущанского.
     Мой Ангел – иначе он её и не звал...
      Чуть ли не с каждым годом дом полнился детьми. Он имел пятерых дочерей и шестерых сыновей – счастливая семья! Наслаждался чуть картавеньким, с изысканным акцентиком щебетаньем своего лилейного Ангелочка. Улыбчиво и ласково сносил её  смешные капризы.

       Всё - в радость - и московский Английский клуб, где он завсегдатай,  и театры, и шумные светские балы, и головокружительный Париж, куда он возил своего Ангелочка, и размеренная жизнь богатого помещика, и возня с детишками.

     Всё в радость...

  Если бы не та зловещая чёрная туча над Бештау, заслоняющая счастье!      

      Мишель сыграл с ним самую злую свою шутку – сделал убийцей.

      Он до сих пор не знает - хотел ли убить. Пушкинское "метить в ляжку иль в висок"- не даёт покоя. Он метил в сердце... Так сильно бушевала злоба. Впрочем, и не метил ...

А теперь все его потомки станут потомками убийцы. Дети, внуки, правнуки, праправнуки… убийцы!!! И Ангелочек – жена убийцы…

     Потомками  Убийцы канут в вечность и в полное забвение все, кто связаны с ним узами крови и любви. ..    

     Помнит, как  окружила его толпа.
Какой-то юнец выкрикнул  –- Вы негодяй, Мартынов!. -  Вы убили солнце русской поэзии! Вам не совестно?
   Не замечая оскорбления,  дрогнувшим голосом…
— Господа,  если бы вы знали, что это был за человек!  Невыносимый!  Когда он появлялся в обществе, единственной его целью было испортить всем настроение. Все танцевали, веселились, а он садился где-то в уголке и начинал над кем-нибудь смеяться, посылать из своего угла записки с гнусными эпиграммами. Поднимался скандал, кто-то начинал рыдать, у всех портилось настроение.
    Сам ужаснулся своей кротости.
    Ну зачем, к чему этот  "жалкий лепет

            МАРТЫНОВ, УБИЙЦА ЛЕРМОНТОВА
                                             Глава 13

  Сейчас, в Знаменском, он  перебирает  иногда свои давние  кавказские «твореия»…
… Рисунки карандашом и акеварели , как ему говорят сведущие люди,  весьма недурны. Особенно – «Машук».
Он и здесь упрямо соперничал с Лермонтовым! Хоть и сознавал – не угнаться…
  Как и в изящной словесности. Что бы ни выходило из-под его пера непроизвольно обретало лермонтовские интонации, его напевность и мелодию.
  Нет, он не хотел подражать Майошке – хотел  возражать, перечить.  Полемизируя с «Бэлой», написал  повесть «Гуаша», герой которой Долгорукий –   противостоит Печорину, его эгоцентризму. Он романтичен, Готов любить вечно и быть верным своей любви. «Гуаша», полагал Мартынов, - вызов Лермонтову, его холодному и циничному Печорину.
  Всё так, но нет главного – священного дара, озарения свыше.. Человек умный, образованный  и небездарный, с хорошим вкусом, Мартынов это чувствовал, но смириться не  умел, Не мог простить своему другу-сопернику  простоты и прозрачности слога. Той легкости, с которой создавал свои шедевры Мишель. Всего того, чего не мог простить пушкинский Сальери Моцарту.
    Явно протестуя против лермонтовского  «под небом места много всем», он с  каким-то мстительным ожесточением и кровожадностью написал свою«Горскую песню», которой очень дорожил и считал не хуже лермонтовских кавказских песнопений.- и ритм, и рифмы, и мелодия, на его взгляд, были безупречны. Как безупречен был и вызов миролюбивому Майошке: никогда  ВСЕМ  не будет места под ясным небом…

   Я убью  узденя! (уздень - черкесский  дворянин: - А.Г.)
   Не дожить ему дня!
  Дева плачь ты заранее о нём!
  Как безумцу любовь,
  Мне нужна его кровь
  С ним на свете нам тесно вдвоём.

  Не только с узденём, но и с другом-соперником было тесно  на свете Николаю Мартынову.
 
  Но даже самому себе  никогда бы не сознался –    зависть к таланту  поручика Лермонтова  всё же покалывала майора Мартынова.
  Сплетничают, что и она прибавила  точности  его выстрелу  на дуэли.
  Чепуха, конечно…
                               ( продолжение следует)

 

[240x387]

 МАРТЫНОВ, УБИЙЦА ЛЕРМОНТОВА
                                    Глава 12

Нет, дело не только в злополучной размолвке на балу у генерала Верзилина…
  Перо его снова застывает над рукописью.
…Эти  проклятые эпиграммы  зловредного Майошки!

Скинь бешмет свой, друг Мартыш,
Распояшься, сбрось кинжалы,
Вздень броню, возьми бердыш ( секира - А.Г.)
И блюди нас, как хожалый! (городовой- А.Г.)

Однако, и он в долгу не остался –  ущемил тогда «друга Мишеля»…
  Злили любовные победы Майошки  Не забыл Мартыш – и охладевшую к нему Эмилию,  и  Реброву, и Адель Оммер де Гель.

Mon cher Michel!
Оставь Adel...
А нет сил,
Пей элексир...
И вернется снова
К тебе Реброва.
Рецепт возврати не иной
Лишь Эмиль Верзилиной.

Неуклюже, конечно, но тогда порадовался – уколол. Даже  надпись Лермонтова сохранил на углу эпиграммы:
«Подлец Мартышка».
  А Наталья, сестра его…
Не она ли виной  его нараставшей  вражды к Майошке? Мартынов знал - Наталья нравилась Лермонтову. Но ни он, ни родители не желали этого брака. И слухи  о том, что  он выступил в защиту чести сестры, - пустые, ибо честь сестры никоим образом не была затронута. Майошка по отношению к Наталье был безупречен. Элегантен. Обаятелен. Остроумен. Как Печорин с княжной Мери.
Была, правда, история с письмом Николая к отцу, куда был вложен дневник Натальи. Лермонтов взялся передать послание.  Тогда  Мартынов и  усомнился – а не вскрыл ли любопытный Мишель пакет, чтобы проникнуть в тайны сестры…
Он долго хранил и лелеял это своё подозрение, чтобы воспользоваться при  случае.

                             продолжение следует

портрет Натальи, сестры Николая Мартынова

[211x167]

               МАРТЫНОВ, УБИЙЦА ЛЕРМОНТОВА   

                                             глава 11

 …    Отложив рукопись «"Исповеди"», Мартынов задумался… .А ведь смертельную пулю в Лермонтова мог бы послать не он, а француз Барант. Как другой француз Дантес - в Пушкина. И не было бы тогда на убийцах великих поэтов его Отечества. русского клейма. И не его, Мартынова, проклинала бы вся просвещённая Россия…

       Снова взялся за перо, силясь отряхнуть трусливые, предательские мысли. Какая чушь иногда в голову лезет! Нервы…

      Тогда, в 1840-ом, поединок Лермонтова с Барантом (сыном французского посланника в Петербурге ) показался ему смешным и глупым. Театр какой-то! Майошка волочился за молодой вдовой княгиней Щербатовой Сам Мартынов её не видел, но восхищённые отзывы слыхал – такая, что ни в сказке сказать, ни пером описать

      Русская красавица пленила и Баранта. А дальше – «Онегин- Ленский». Правда, с французским прононсом...

      Бал. Кокетливая княгиня явно благоволит Мишелю. Вспышка ревности у влюблённого француза и… объяснение...

     - Вы слишком пользуетесь тем, что мы в стране, где дуэль воспрещена, - запальчиво набрасывается на Лермонтова пылкий француз

    - Это ничего не значит, - отвечает тот, - я весь к вашим услугам

      Дело было зимой, на масленице. И всё на той же пушкинской Чёрной речке.. Погода прескверная. Снег с мелким дождём. Противники по колено в мокрой жиже обнажают рапиры. Француз нападает – Лермонтов вяло парирует. И так минут десять, пока у Лермонтова не лопнула рапира. Руку ему Барант всё же оцарапал. Секунданты подали пистолеты. Барант выстрелил - промах. Лермонтов послал пулю на воздух…

     Точно так же  поступит и через год, у подножия Машука, когда перед ним у барьера будет  он, Мартынов. А сейчас поручик Лермонтов – извольте отбыть на Кавказ – в Тенгинский пехотный полк – к месту новой ссылки. Августейшее повеление.

      Останься Мишель на годик-другой в Петербурге – и не случилось бы их дурацкой размолвки на том злосчастном балу у генерала Верзилина.

      Если бы…

                                    продолжение следует

[300x185]

             МАРТЫНОВ, УБИЙЦА ЛЕРМОНТОВА

                                                 глава 10

      Услужливая память уносит его В 1837 год. Оба они – уже офицеры. Оба оказались на Кавказе - в действующей армии. Лермонтов -  прапорщиком Нижегородского драгунского полка как ссыльный - кара за стихи на смерть Пушкина Вот за это... «И вы не смоете всей вашей чёрной кровью поэта праведную кровь!»

     Мартынов служит под началом генерала Вельяминова – поручиком. И очень скоро награждён орденом Святой Анны с бантом, чем очень гордится.

        Щедрое кавказское солнце светит сейчас  дружелюбно. И синее небо ясно – всё вокруг зовёт к миру, хотя и свежо ещё в памяти недавнее польское восстание.

     И льётся кровь в этой бесконечной войне с горцами.

      Изредка виделись – добрым словом поминали Юнкерскую школу на Синем мосту. Как-то Мишель в непонятном Мартынову  порыве прочитал ему совсем недавние свои стихи.

… Опять народные витии,

     За дело падшее Литвы

     На славу гордую России,

     Опять, шумя, восстали вы.

...Уж вас казнил могучим словом

Поэт, восставший в блеске новом

От продолжительного сна.

 И порицания покровом

Одел он ваши имена…

         Мартынов слушал - растроганный. И вдруг сказал: - Ведь поэт, казнивший могучим словом, - Пушкин! – А могучее его слово- «Клеветникам России». И неожиданно для Мишеля проговорил – строку за строкой…

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?...

… Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?…

          - По сути, Мишель, - ты вторишь Александру Сергеевичу. Драгоценна для него   честь России. Как, впрочем, и для нас с тобой с тобой – Не правда ли?

             Мишель молча кивнул… За Россию он готов был постоять всегда. Но вот за себя… Мрачные предчувствия его одолевали, только делиться ими с Мартышкой не хотелось.

      …Я предузнал мой жребий, мой конец.

        И грусти ранняя на мне печать;

        И как я мучусь, знает лишь творец;

        Но равнодушный мир не должен знать.

        И не забыт умру я.    Смерть моя

        Ужасна будет; чуждые края

[308x333]

                          Герб рода Мартыновых 

      МАРТЫНОВ, УБИЙЦА  ЛЕРМОНТОВА

                  глава  9        

     Все  эти долгие  30 лет -  и в своём уютном московском доме, с изысканной французской библиотекой, множеством слуг, лошадей, модным гардеробом, и  в родовом поместье, Знаменском, где сочинял «Покаяние», он постоянно переносился мыслями в те злопамятные времена. К той ужасной туче над горой Машук и тому его выстрелу в сердце поэта. Ничто не хотело забываться, а, наоборот, ложилось на совесть какой-то зловещей, мстительной тенью.
      Но ведь ИСПОВЕДЬ – для того, чтобы судить себя и  каяться.
А он волей-неволей продолжал судить Мишеля, перебирая всё новые и новые его грехи по отношению к  нему, Мартынову.
      Вот в шахматы брезговал с ним играть Всегда искал сильных игроков! Обидно…
      Даже воздавая должное глубокомыслию Лермонтова, он припоминал: часто, слишком часто страдало при этом его, мартыновское самолюбие.
      Проницательный Майошка не мог не видеть, как напрягался и  маялся Мартынов, когда речь между ними нечаянно заходила о чём-то слишком заумном. И Майошку заносило в глубины философии.    Замечая растерянность и скуку на лице Мартышки, Лермонтов деликатно переводил разговор на что-нибудь дурашливое и доступное. Даже – пошловатое. Так, мол, для тебя понятнее.
        Изо всех сил рвался свою понятливость выпятить, чтобы не задавался Майошка.

        В "Демоне", который ещё со времён Юнкерской школы гулял в новых и новых списках, Мартынов углядел неправду.

      Однажды попрекнул заносчиво: -      Зачем, Мишель, ты написал "бежали робкие грузины"?- Грузины не робкие, напротив, их скорее можно упрекнуть в безумной отваге. Ты же сам ходил с ними в огонь. Бежать могли рабы жениха Тамары...   

       Затем добавил - И вообще я бы отнял у твоего Демона всякую мысль о раскаянии и возрождении ...

      - Ты и отнимай, - усмехнулся Майошка.- Позволяю...  

         Только что вышедший роман Лермонтова "Герой нашего времени"Мартынов читал с любопытством и стремлением  разглядеть  насмешки над собой.   Уж не он ли – Грушницкий?! Сестра его Наталья – не княжна Мэри?    
      А  соображения Мартынова о романе вполне совпадали с  письмом российского самодержца императрице от 1840 года: «Такие романы портят нравы и портят характер…Привыкаешь думать, что свет состоит только из таких индивидуумов (Печориных – А.Г.), у которых  кажущиеся наилучшими поступки проистекают из отвратительных и ложных побуждений. Что должно явиться последствием?   Презрение или  ненависть к человечеству!»
        Да ведь это о самом Лермонтове! – порадовался Мартынов.
           Но всё же, человек просвещенный и "сочинитель",  не мог не признать: "Как писатель он действительно весьма высоко стоит."