"... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!

И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.

Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.

Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".

Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.

О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.

Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.

У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец принять портфель президента совета министров.

России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.

Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство...."

В одном маленьком, тихом городке, каких, наверное, миллион на свете, царило Лето. Оно было полновластным хозяином в своих владениях. Было жарко. Нет, скорее было очень тепло, и что-то мягкое, почти вяжущее, будто туманом простиралось по дворам.
И в этом, ,быть может, не было ничего странного. Детям всегда кажется, что лето наполнено волшебством, которое просто нужно увидеть. Это лето было все же каким-то особым. В воздухе просто витало что-то тревожно-волшебное.
Каждое утро дети гурьбой высыпали из своих квартир, где они только лишь спали. Ведь взрослым-то больше ничего и не нужно, кроме как позвать пораньше домой, заставить смыть с себя дворовую пыль и уложить в постель. И каждое утро было особенным, несмотря на то, что игры были одни и те же. Ведь играли-то вчера, а сегодня наверняка что-то изменилось, и играется как-то по другому, и победитель будет совсем другой. И, неизменно, в самый разгар дня приходил во двор Мороженщик. Он шел медленно, и катил перед собой тележку с мороженым. Скрип старых, уже изъездивших, наверное, миллион километров, колес, заставлял детей затихать на несколько мгновений, и, затем с криком бросаться наперегонки друг за дружкой. Кто первым успеет к Мороженщику.
Пожилой уже человек, и хоть в чертах его лица с трудом можно было угадывать возраст, двигался скорее важно, чем медленно. В его движении будто бы ощущалась эта огромная, степенная важность груза, перевозимого в старенькой тележке. А в его глазах светилось счастье, когда он наблюдал за маленьким ураганом разноцветных шортиков, футболочек, гольфиков и сандаликов, с быстротой ветра несущегося в его сторону. Он улыбался, и, несмотря на невероятный детский гомон, внимательно прислушивался к каждому ребенку. Складывалось ощущение, что Мороженщик знает, какое именно мороженое хочется тому, или этому мальчику. Какое мороженое на сегодня - предел мечтаний вон для тех смеющихся косичек, или для этой серьезной девчушки.
И вот. Наступал самый волшебный момент, когда открывалась загадочная крышка тележки, и оттуда клубами валил пар. (Самое удивительное наблюдать за паром - ведь непонятно, мороженое же холодное, и ,вдруг, пар. Видимо, Мороженщик что-то хитрит и скрывает. Может быть он варит свое мороженое ? А может он волшебник ?) У каждого из детей проносятся подобные мысли, и мгновенно куда-то улетучиваются, когда старый Мороженщик достает по одной штучке мороженое из заветного ящичка и протягивает его именно тому, кто его просил, будь то эскимо, фруктовое или что-то другое. Затем наступала веселая и счастливая тишина, нарушаемая лишь короткими фразами о том, что чье-то мороженое самое вкусное, или что это мороженое сегодня вкуснее, чем вчера. А Мороженщик стоял и слушал. Вернее казалось, что он слушал - но на самом деле, если присмотреться повнимательней, он глядел куда то, будто бы увидел что-то хорошее, или очень красивое. Потом, неизменно, приласкав детишек собиравшихся вокруг него гурьбой, он начинал рассказывать сказку, усадив невероятное количество малышей себе на колени. Но мы-то с вами знаем, что это была совсем не сказка - а всамделишная история. Взрослые скрывают за названием "сказка" - много правдивых историй. Просто взрослые привыкли эти истории так называть. А ребятня внимательно слушала, и не отрывала ни глаз, ни ушей от старого Волшебника, поведывавшего о странных событиях, происходивших давным-давно, в странных местах, о которых никто и слыхом не слыхивал. Так продолжалось долго. До тех пор, пока дети, продолжающие жить впечатлением от услышанного, разбредались по двору, и пересказывали друг другу по десять тысяч раз отдельные, особо понравившиеся и запомнившиеся части сказки. А Мороженщик тихо растворялся в зелени дворов. Никто и не думал никогда за ним проследить, и никто не знал, куда он уходит, и откуда появляется.
По вечерам дети наперебой рассказывали своим родителям о Мороженщике, и о сказках. О том, какое мороженое они сегодня съели, и какое оно было сегодня вкусное. Взрослые снисходительно улыбались и молча кивали в ответ. Наверное, они вспоминали свое детство. Отец одного мальчика никогда не улыбался, слушая рассказ сына. Может быть, он не верил в то, что есть такие добрые старые Мороженщики. А может быть все потому, что он не так давно поселился в этом дворе. И однажды...
Однажды, надоело этому человеку, и он решил развеять сказку, которая царила каждое лето в этом дворе. Он решил "поставить на место" старого Мороженщика, потому что ему не нравилось, что тот так популярен среди детворы. Хотя кто из взрослых может так завидовать детству ?
Как-то в будничный день он дождался появления старого Мороженщика, и быстрым уверенным шагом подошел к нему, не дожидаясь пока детвора подлетит к тележке. Он начал было что-то говорить, но Мороженщик лишь бросил улыбающийся взгляд в его сторону, и продолжил свой путь. Смутившись, человек пошел рядом с ним, продолжая что-то говорить. А Мороженщик лишь изредка кивал, как бы соглашаясь, но все это он делал, как будто бы он кивает, разговаривая с ветром, а не с человеком. В Читать далее...

...life as like a box of a chocolates-you never know what you gonna get...