Море. Солнце. Лето. Дождь... Небо. Звезды. Гонки. Ночь..... Givenchy. Armani. Hugo.... Мама. Папа. Друг. Подруга... Романтизм. Любовь. Весна.... Руки. Губы. Жизнь без сна.... Дачи. Тусы. Шоколад. И влюбленный чей-то взгляд ;) Безупречность. Стиль. Парфюм. Идеальный маникюр.... Nelly. Coolio. Solaar. Нежный бронзовый загар..... Красота. Улыбка. Фото..... Высота. Мечта полета...... Книги, ICQ, Inet,Vkontakte. Шаг за шагом. много лет. Молодость и Креатив....Искренность и Позитив.... Гордость. Скорость. Face-control....Пламя. Страсть. Огонь. Костер..... Бабочки. Восторг и Радость..... Сердце. Слезы. Смех. Случайность..... Радуга. Цветы и Дети..... Мы живем! Живем всем этим !=))

Смотреть это видео

ани мачиловка

Смотреть это видео

=)

Слушать этот музыкальный файл

koob.ru/

как давно я мечтал о подобном

15

В тот день я вернулся в Токио почти в четыре, просидев на даче до полудня в надежде, что Симамото вернется. Чтобы ожидание не превратилось в пытку, навел порядок на кухне, разобрал и разложил одежду. Тишина давила своей тяжестью, доносившиеся время от времени птичьи голоса и шум проезжавших автомобилей звучали как то неестественно, не в такт. Будто неведомая сила искажала окружавшие меня звуки, гнула, сминала их. А я все сидел и ждал чего то. Мне казалось: что то должно произойти. Не могло же все вот так кончиться...
Но не произошло ничего. Симамото – не такой человек, чтобы, раз что то решив, изменять потом свое решение. Надо было возвращаться. Маловероятно, конечно, но если ей захочется дать о себе знать, она может прийти ко мне в джаз клуб. Сидеть дальше в Хаконэ, в любом случае, не имело смысла.
Возвращаясь в Токио, я тщетно пытался заставить себя сосредоточиться на дороге – несколько раз не заметил светофора, проехал поворот, перестраивался не в те ряды. Оставив машину на стоянке у клуба, позвонил из автомата домой и сообщил Юкико, что вернулся и сразу иду на работу.
– Что же ты так долго? Ведь я волновалась. Позвонил хотя бы, – сухо сказала она.
– Со мной все в порядке. Не беспокойся. – Я не представлял, как звучит по телефону мой голос. – Со временем туго, поэтому я прямо в офис. Счета надо проверить. А оттуда – в клуб.
В офисе я сел за стол и так и просидел один, ничего не делая, до вечера. Сидел и думал о прошлой ночи. Скорее всего, Симамото вообще не спала, а дождалась, пока я засну, и ушла на рассвете. Интересно, как же она в город вернулась? До шоссе далековато, но даже если она дошла, сесть в такой ранний час в автобус или поймать такси в горах Хаконэ – дело почти невозможное. Да в придачу у нее туфли на высоких каблуках.
Почему ей пришлось вот так уйти? Этот вопрос мучил меня всю дорогу до Токио. Мы же поклялись, что теперь принадлежим друг другу, и вспыхнули, забыв обо всем. И все таки после всего, что произошло между нами, она меня бросила, сбежала, ничего не объяснив. Да еще и пластинку прихватила. А говорила – подарок. Должен же быть во всем этом какой то смысл, какая то причина... Ну не могла Симамото просто взять и ни с того ни с сего уехать. Я ломал голову, прикидывал разные варианты, но логического объяснения ее поступку не находил. Мысли разбегались, и от попыток собрать их вместе тупо заныла голова. Я почувствовал страшную усталость, сел на офисную тахту и, прислонившись к стенке, закрыл глаза. Открыть их сил уже не осталось. Воспоминания – единственное, на что я был способен. Вместо мыслей в мозгу раз за разом, словно на повторе склеенной в кольцо пленки, прокручивались картины прошлой ночи. Я вспоминал, какое у нее тело, как она лежала с закрытыми глазами возле печки, обнаженная. Ее шею, грудь, линию от плеча до бедер, волосы на лобке, под которыми скрывалось самое интимное, спину, бедра, ноги. Так близко, так ярко. Ближе и ярче реальности.
Сидеть в тесной комнате в окружении живых видений было невозможно. Я вышел из офиса и какое то время бродил по округе без всякой цели. Потом зашел в джаз клуб, побрился в туалете и вообще привел себя в порядок. Я ведь с самого утра не умывался и не переодел куртку, в которой ездил в Хаконэ. Никто в клубе ничего не сказал, хотя персонал и посматривал на меня с недоумением. Домой идти не хотелось. Стоило предстать перед Юкико, и я бы во всем сознался – что люблю Симамото, что провел с нею ночь, что собираюсь все бросить – дом, дочерей, работу...
Конечно, следовало ей все рассказать, но я не мог. Не мог понять, что правильно, а что нет. Не мог разобраться даже в том, что со мной происходит. Потому и пошел в клуб, а не домой, и решил ждать Симамото, хотя знал прекрасно, что она не придет. Просто ничего другого не оставалось. Я наведался в бар, чтобы проверить, нет ли ее там, потом вернулся в «Гнездо малиновки» и просидел за стойкой до самого закрытия. Как обычно, перекинулся парой фраз с завсегдатаями. Поддакивал, с трудом улавливая, о чем речь, а у самого перед глазами стояла Симамото, ее тело. Представлял, как мягко и нежно оно принимало меня. Как Симамото зовет меня по имени. И стоило зазвонить телефону, как сердце начинало колотиться в груди.
Клуб закрылся, гости разошлись, а я все сидел за стойкой, пил и совершенно не пьянел. Скорее наоборот – в голове наступало просветление. Домой я вернулся в третьем часу. Юкико не спала, дожидаясь моего прихода. Сон меня не брал, я сел за стол в кухне и налил себе виски. Жена тоже подсела ко мне со стаканом.
– Поставь какую нибудь музыку, – попросила она. Взяв первую попавшуюся кассету, я сунул ее в магнитофон и сделал потише, чтобы не разбудить детей. Мы сидели друг напротив друга, пили виски и молчали.
– У тебя есть другая женщина? – спросила наконец Юкико, поглядев мне в глаза.
Я кивнул. Сколько раз она повторяла про себя эти слова, прежде чем произнести вслух? Они прозвучали очень отчетливо и серьезно.
– Что ж, значит, ты ее любишь. И у вас все по серьезному?
– Да, – вымолвил я. – Читать далее...

12

Два месяца, до самой весны, мы встречались с Симамото почти каждую неделю. Она заходила или в бар, или в «Гнездо малиновки» – туда чаще. Всегда появлялась после девяти. Устраивалась у стойки, заказывала два три коктейля и часов в одиннадцать уходила. Я садился рядом, и мы пускались в разговоры. Не знаю, что о нас думал персонал, но меня это мало волновало. Точно так же я не обращал в школе внимания на то, как смотрели на нас одноклассники.
Иногда она мне звонила и предлагала встретиться где нибудь днем на следующий день. Обычно мы выбирали кофейню на Омотэ Сандо. Закусив, отправлялись гулять. Ходили вместе часа два, самое большее – три. Когда время истекало, она смотрела на часы, улыбалась мне и говорила:
– Ну вот! Надо идти.
Как же чудесно она улыбалась! Однако по ее улыбке невозможно было понять, что она чувствует, что переживает в этот момент. То ли грустит от того, что надо уходить, то ли не очень. Или рада, что может от меня избавиться? Да и правда ли ей надо уходить? Я не был в этом уверен.
Так или иначе, за те два три часа, что были в нашем распоряжении, мы никак не могли наговориться. И за все время ни разу я не обнял ее за плечо, она ни разу не взяла меня за руку. Мы так больше друг друга и не коснулись.
В Токио к Симамото вернулась ее безмятежная очаровательная улыбка. Никаких следов бури, что кипела в ней в тот холодный февральский день, когда мы ездили в Исикаву. А вместе с ними пропали теплота и близость, сами собой возникшие тогда между нами. Будто сговорившись, мы ни разу не вспомнили о нашем странном маленьком путешествии.
Мы шли плечо к плечу, и я все гадал, что у нее на сердце, о чем она думает и куда заведут ее эти мысли. Заглядывал ей в глаза, но находил в них лишь смиренное молчание. И, как и раньше, ее складочки над веками напоминали далекий горизонт. Мне стало понятно одиночество Идзуми, которое могло накатывать на нее при мне. У Симамото в душе жил ее собственный маленький мир. Она несла его в себе и, кроме нее, о нем никто не знал. Этот мир был закрыт для меня. Ведущая в него дверца приоткрылась однажды и тут же захлопнулась.
Погружаясь в эти мысли, я переставал понимать, что верно, а что неверно, и снова чувствовал себя беспомощным, растерянным двенадцатилетним мальчишкой. Что делать? Что говорить? Я понятия не имел. Пробовал успокоиться, заставить голову работать – все напрасно. Что бы ни говорил, что бы ни делал в ее присутствии, – все получалось не так. А Симамото смотрела на меня, улыбаясь своей необыкновенной улыбкой, в которой, казалось, растворялись все чувства, и будто говорила: «Все в порядке. Все хорошо».
Я по прежнему о ней почти ничего не знал. Где она живет? С кем? На какие средства? Замужем ли она сейчас? Или, может, была раньше? Знал только, что ее ребенок умер на второй день после рождения. Случилось это в прошлом году, в феврале. Еще она сказала, что ни дня в своей жизни не работала. Но при этом она всегда дорого одета, носит великолепные украшения. Значит, в деньгах недостатка нет. Вот и все, что я о ней знал. Если был ребенок – был, наверное, и муж. Хотя не обязательно. Может – так, а может – не так. Разве мало незамужних с детьми?
Понемногу Симамото начала рассказывать о школе. С нынешней жизнью воспоминания ничего не связывало, и она не прочь была поговорить о прошлом. Я узнал, как неимоверно одиноко ей было тогда. Она изо всех сил старалась относиться ко всем по справедливости. Выяснение отношений и оправдания были не для нее. «Не хочу оправдываться, – говорила мне она. – Человек так устроен: раз начнешь – уже не остановишься. А мне так не хочется». Но как хотелось – не получалось. С окружающими у Симамото возникали дурацкие недоразумения, оставлявшие глубокие раны. Она стала замыкаться в себе. По утрам ее часто рвало, так не хотелось идти в школу.
Симамото показала мне фотокарточку – себя в старших классах. Сидит на стуле в каком то саду, вокруг распустившиеся подсолнухи. Лето. На ней голубые шорты и белая майка. Настоящая красавица! Широко улыбается в камеру. Все та же изумительная улыбка – хотя не такая уверенная и естественная, как у взрослой Симамото. И эта неуверенность, неопределенность особенно трогательны. Одинокие несчастные девушки так не улыбаются.
– На фотографии ты прямо счастливая девчонка, – сказал я.
Симамото медленно покачала головой. В уголках глаз собрались милые морщинки; казалось, ей вспомнилось что то из прежней, далекой жизни.
– Нет, Хадзимэ, по фотографии ничего не поймешь. То, что ты видишь на ней, – это тень. А я сама далеко. На карточке этого не заметишь.
Я глядел на фото, и у меня щемило в груди. Сколько же времени я потерял! Такого драгоценного, и обратно его не вернешь, как ни старайся. Времени, что существует лишь в прошлом измерении. Я долго смотрел на снимок.
– Что ты его так рассматриваешь? – спросила Симамото.
– Пробую наверстать время. Мы с тобой двадцать с лишним лет не виделись. Вот я и хочу хоть как то заполнить этот разрыв.
Она загадочно улыбнулась и посмотрела на меня так, будто в моем лице ее Читать далее...

9

После этой встречи времени прошло порядочно. Каждый вечер я проводил за стойкой в «Гнезде малиновки». Читал что нибудь, время от времени косясь на входную дверь. Однако Симамото больше не приходила. Меня начала грызть мысль: не ляпнул ли я тогда что нибудь не то? Сболтнул лишнего, не иначе, вот она и обиделась. Я прокручивал в голове каждое свое слово, сказанное в тот вечер, вспоминал, что говорила Симамото, но так ни до чего и не додумался. Неужели, я все таки ее разочаровал? Очень может быть. Такая красавица, больше не хромает. Что особенного могла она во мне найти?
Год неудержимо катился к концу, промелькнуло Рождество, за ним новогодние праздники. Незаметно пролетел январь, и мне стукнуло тридцать семь. Я перестал ждать и лишь изредка наведывался в «Гнездо малиновки». Там все напоминало о Симамото, и приходя туда, я всякий раз начинал озираться по сторонам, надеясь ее увидеть. За стойкой открывал книжку и уходил в свои мысли – ни о чем, просто так. Мысли расползались во все стороны, не давая сосредоточиться.
Она сказала, что я ее единственный друг, что у нее больше никогда таких друзей не было. Ну я, понятное дело, обрадовался, размечтался, что теперь опять будем дружить. Так много хотел ей сказать, узнать, что она думает. «Не хочешь о себе рассказывать? Пожалуйста, не имеет значения. Хватит с меня и того, что я снова тебя увидел, могу с тобой говорить».
Но Симамото все не было. Может, очень занята и никак не выкроит время для встречи? Это за три то месяца? Предположим, она действительно никак не может ко мне выбраться, но позвонить хотя бы могла! В конце концов я решил, что она просто обо мне забыла. «Кто я для нее? Подумаешь, сокровище!» – хмыкал я, а сердце болело, будто в нем открылась маленькая язва. Не надо было ей такого мне говорить. Есть слова, которые остаются в душе на всю жизнь.
Но вот как то вечером в начале февраля она появилась. Опять шел дождь – ледяные капли неслышно падали с неба. У меня были какие то дела в «Гнезде малиновки», и я пришел пораньше. От зонтиков собравшихся в клубе посетителей пахло холодным дождем. В тот вечер с нашим трио выступал довольно известный тенор саксофонист, и публика бурлила. Я устроился с книжкой у стойки на своем любимом угловом табурете и не заметил, как Симамото тихо присела рядом.
– Добрый вечер! – услышал я.
Отложив книгу, я поднял голову и глазам своим не поверил. Симамото!
– Я думал, ты больше не придешь.
– Извини, – проговорила Симамото. – Сердишься?
– Вовсе нет. На что тут сердиться? В конце концов, это же бар. Люди, когда хотят – приходят, когда хотят – уходят. А мне только остается ждать, когда кто нибудь придет.
– Все равно извини. Не знаю, как сказать... я не могла.
– Дела?
– Да нет, – тихо сказала она. – Какие там дела. Просто не могла, вот и все.
Ее волосы намокли под дождем, челка растрепалась и прядями прилипла ко лбу. Я попросил официанта принести чистое полотенце.
– Спасибо. – Симамото взяла его и вытерла волосы. Потом вынула из пачки сигарету, прикурила от зажигалки. Ее влажные пальцы мелко дрожали. – Там моросило, я хотела взять такси и вышла в одном плаще. Но пошла пешком... как то так получилось... и шла шла...
– Выпьешь чего нибудь погорячее? – спросил я. Улыбнувшись, она заглянула мне в глаза.
– Спасибо. Со мной все в порядке.
Увидев эту улыбку, я вмиг забыл о последних трех месяцах, наполненных пустотой.
– Что ты читаешь? – спросила она.
Я показал ей обложку. Исторический очерк о конфликте между Китаем и Вьетнамом, возникшем после вьетнамской войны. Симамото полистала и вернула мне.
– Романы больше не читаешь?
– Читаю. Правда не так много, как раньше. Новых почти не знаю. Предпочитаю старые романы, в основном – девятнадцатый век. Перечитываю, что раньше читал.
– А новые чем тебя не устраивают?
– Разочаровываться не хочу. Дребедень читать – только время зря тратить. Меня от таких книжек воротит. Хотя раньше было не так. Времени навалом, читай сколько хочешь, вдруг что нибудь да вычитаешь. Сейчас не то. Жалко времени. Старею, наверное.
– Вот вот. Точно, стареешь. – На лице Симамото мелькнула озорная улыбка.
– А ты читаешь все так же много?
– Всю дорогу. Новое, старое, романы, не романы, ерунду всякую и хорошее. Я не как ты – времени накнижки не жалею.
Она попросила бармена приготовить «Гнездо малиновки». Я повторил заказ:
– Сделай два.
Пригубив коктейль, Симамото чуть заметно кивнула и опустила стакан на стойку.
– Хадзимэ, а почему у вас коктейли такие вкусные? Лучше, чем в других местах.
– Все от старания зависит, – ответил я. – Иначе не получится.
– От старания? Это как же?
– Вот, к примеру, этот парень. – Я показал на молодого симпатичного бармена, который с сосредоточенным видом колол лед. – Я ему очень хорошие деньги плачу. Кому ни скажи – все удивляются. Остальные, кто здесь работает, об этом не знают. За что? Он такие коктейли делает... одно слово – талант. Люди не понимают, а ведь здесь тоже без таланта не обойдешься. Конечно, намешать что нибудь вкусненькое каждый может, если Читать далее...

7

В тридцать лет я женился. Мы познакомились летом – я взял тогда отпуск и решил отправиться куда нибудь один, подальше от городского шума. Жена – моложе меня на пять лет. Я шел по дороге через какую то деревню, как вдруг полил дождь, настоящий ливень. Заскочив под первый попавшийся навес, я обнаружил там двух девушек – одна стала потом моей женой, другая была ее подружкой. Мы все промокли до нитки, а вскоре уже болтали, как старые друзья, пока дождь не кончился. Не прохудись небо в тот день или возьми я с собой зонтик (я как раз думал прихватить его на прогулку, когда выходил из гостиницы) – мы бы никогда не встретились. Наверное, я так и корпел бы в своей конторе над учебниками, а вечера просиживал дома с бутылкой, прислонившись к стенке и разговаривая сам с собой. Вот уж действительно жизнь оставила мне небогатый выбор.
Нас с Юкико (так звали мою будущую жену) сразу потянуло друг к другу. Ее подружка была куда симпатичнее, но я положил глаз именно на Юкико. Между нами возникло какое то необъяснимое притяжение – я уже давно не испытывал ничего подобного. Оказалось, она живет в Токио, как и я, и, вернувшись домой, мы стали встречаться. Чем дальше, тем больше Юкико мне нравилась. Вроде самая обыкновенная девушка, во всяком случае, парни за такими табунами не бегают, но было в ней нечто особенное, и это имело значение только для меня одного. Мне нравилось ее лицо. Каждый раз я долго смотрел на Юкико и все сильнее в это лицо влюблялся.
– Что ты так смотришь? – спрашивала она.
– Ты красивая, – отвечал я.
– Ты первый мне такое говоришь.
– Потому что знаю. Никто больше не знает, а я знаю.
Поначалу она никак не хотела мне верить, но скоро поняла, что я не вру.
Встретившись, мы выбирали укромное местечко, чтобы наговориться вдоволь. Юкико можно было рассказывать все, ничего не скрывая. С нею груз пережитых за последние десять с лишним лет потерь тяжко опускался на плечи – годы прожиты зря, потрачены впустую. Впрочем, еще не все потеряно, надо вернуть хоть что нибудь, пока не поздно. И у меня в груди просыпалась давно забытая дрожь. Расставаясь с Юкико, я понимал: я покинут и никому не нужен. Я впадал в тоску. Страдал от одиночества, бесился, что не с кем словом перемолвиться. Через три месяца после нашего знакомства я сделал ей предложение. За неделю до дня рождения, когда мне стукнуло тридцать.
Отец Юкико возглавлял немаленькую строительную компанию. Интересный был человек – почти без образования, а в работе – настоящий зверь, да еще со своей философией. Мне он казался слишком крутым, зато видел все насквозь. Потрясающий дядька! Я таких раньше не встречал. Разъезжал на «мерседесе» с персональным шофером, однако нос не задирал. Когда я пришел к нему и объявил, что хочу жениться на его дочери, он сказал просто:
– Вы уже не дети. Любите друг друга – женитесь.
И все. Кто я был для него? Ничтожный клерк в никому не известной мелкой фирмешке. Но, судя по всему, это его особенно не волновало.
У Юкико были старший брат и младшая сестра. Брат занимал должность вице президента в компании отца и со временем должен был принять у него дела. Парень он был неплохой, но по сравнению с отцом, конечно, жидковат. Из троих детей самой деловой оказалась младшая дочь – студентка. Вот уж у кого получалось людьми командовать! Лучше брата могла бы руководить отцовской фирмой.
Через полгода после свадьбы отец Юкико пригласил меня к себе и поинтересовался, не собираюсь ли я уходить с работы: он узнал от дочери, что сидеть в издательстве над учебниками мне опротивело.
– Уйти то не проблема, – ответил я. – А что дальше делать?
– Почему бы тебе не перейти в нашу фирму? Работа, правда, тяжелая, зато хорошие деньги будут.
– Учебники редактировать – это явно не по мне, что правда то правда, только мне кажется, что и строительство тоже не для меня, – признался я. – Очень благодарен вам за предложение, но если я возьмусь не за свое дело, боюсь, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Может, ты и прав. Зачем лезть куда то, если душа не лежит, – заметил отец Юкико. Мне показалось, что другого ответа он от меня и не ждал. После этого разговора мы немного выпили. Его сын к спиртному почти не притрагивался, поэтому иногда мы с тестем позволяли себе пропустить по стаканчику. – Кстати, мы тут кое что строим на Аояма. Одно здание. Принадлежит нашей фирме. Через месяц должны закончить. Место замечательное, да и сам объект весьма неплохой. Правда, стоит немного в глубине, но район только начинает развиваться. Я вот что думаю: почему бы тебе не открыть там что нибудь, торговую точку. Аренду и другие расходы, правда, придется по рыночным ставкам платить, по полной то есть, – дом все таки собственность фирмы, но если тебя заинтересует это дело, могу одолжить сколько надо.
Я попросил его дать мне время немного подумать. Неплохой разговор получился.
В конце концов, я открыл в этом здании, в подвальном этаже, классный бар с джазовой музыкой. Студентом я одно время подрабатывал в таком заведении и потому неплохо разбирался, как там все устроено Читать далее...

5

О четырех годах в университете особо сказать нечего.
В первый год я втянулся в студенческое движение – несколько раз участвовал в демонстрациях, даже с полицией бился. Митинговал вместе со всеми в университете, бывал на политических сходках, познакомился с интересным народом. Но почему то душа к политике не лежала. Каждый раз, шагая в колонне демонстрантов, взявшись с кем нибудь за руки, я ощущал себя не на своем месте. Швырял камни в полицейских и думал: нет, это не я. Неужели мне это нужно? Стадное чувство толпы меня не захватывало. Дух уличного насилия, решительные фразы постепенно теряли свою привлекательность, и я начал ностальгически вспоминать дни, которые мы с Идзуми провели вместе. Но что было, того уж не вернешь. То время осталось позади.
Учеба тоже меня мало интересовала. Большинство лекций были бессмысленными, скучными и никакого отклика, кроме безразличия, не вызывали. На занятиях я показывался редко – все время тратил на то, чтобы где нибудь подработать. Счастье, что вообще четыре года продержался и университет окончил. На третьем курсе познакомился с одной девчонкой, жил с ней полгода, но дальше дело не пошло. В общем, существовал без всякого понятия о том, что же все таки хочу от жизни.
По пути я заметил, что мода на политику прошла. Как флаг, потерявший ветер и бессильно повисший на флагштоке, гигантские волны, одно время сотрясавшие основы, улеглись, растворившись в тусклой повседневности будней.
После университета приятель помог мне устроиться в издательство, выпускавшее школьные учебники. Я коротко постригся, начистил ботинки, облачился в костюм. Издательство – так себе, но в тот год литературоведам вообще некуда было податься. А с такими оценками, как у меня, да еще без связей – в более приличном месте я бы точно получил от ворот поворот. Поэтому пришлось довольствоваться тем, что есть.
На работе я быстро заскучал, чего и следовало ожидать. Место, в принципе, оказалось неплохое, да беда в том, что редактирование учебников не доставляло мне ни малейшего удовольствия. Полгода я вкалывал изо всех сил, надеясь войти во вкус: ну должен же быть результат, когда отдаешь все силы. Но в конце концов смирился – не для меня такая работа, как ни крути, – и окончательно пал духом. Казалось, жизнь кончена. Если ничего не случится, так и придется загибаться за этими тоскливыми учебниками месяц за месяцем. До пенсии еще тридцать три года, нескончаемая череда дней – читай гранки, считай строчки, проверяй орфографию. Женюсь на порядочной девушке, обзаведусь детишками. Буду ждать премий два раза в год – единственная радость. Помню Идзуми как то сказала: «Ты станешь замечательным человеком. Обязательно. Я знаю. Ты отличный парень». Стыдно вспоминать эти слова. Эх, Идзуми... Нет ничего замечательного во мне. Теперь поняла, наверное. Ну что поделаешь? Все мы люди.
Как автомат отработав день в издательстве, все свободное время я читал или слушал музыку. Решил: раз я обязан работать – значит, оставшееся время надо тратить с пользой для себя, для удовольствия. Выпивать после работы с другими сотрудниками не ходил. И не потому, что был нелюдим. Вовсе нет. Я никого не сторонился. Просто не желал завязывать личных отношений с коллегами в нерабочее время, считал, что мое время должно принадлежать мне одному.
Так незаметно пролетели четыре или пять лет. За эти годы я сменил несколько «подружек», но ни с одной меня надолго не хватало. Проходил месяц другой, и начинала мучить мысль: «Нет! Это не то». Во всех было что то не то. С несколькими я просто переспал, без особых эмоций. То время – третий этап в моей жизни. Двенадцать лет – от поступления в университет до того, как мне стукнуло тридцать. Годы разочарований, одиночества и молчания, когда я никому не открывал душу. Вечная мерзлота, одним словом.
Я все глубже замыкался в себе. Везде один – ел, гулял, ходил в бассейн, на концерты, в кино. И ничего – от тоски и грусти не умер. Часто думал о Симамото и Идзуми. Интересно, где они? Чем занимаются? Наверное, замуж вышли. Может, и дети уже есть. Повидаться бы, поговорить хоть часок. Уж им то можно рассказать о себе все, откровенно. Часами ломал голову, как бы помириться с Идзуми или встретиться снова с Симамото. «Вот было бы здорово!» – воображал я и в то же время пальцем не пошевелил, чтобы мечты мои сбылись. Нет, эти двое ушли из моей жизни и больше не вернутся. Время нельзя повернуть вспять. Я начал разговаривать сам с собой, прикладываться по ночам к бутылке. Стали одолевать мысли, что я никогда не женюсь.
На второй год работы в издательстве я познакомился с одной хромоножкой. У меня с ней случилось свидание. Один парень с работы потащил меня на встречу со своей девчонкой, сказав, что она подружку приведет.
– Правда, она хромает немножко, – конфузливо проговорил он. – Но зато очень миленькая и характер замечательный. Она тебе понравится. Точно. Да она почти и не хромает. Так, чуть чуть ногу приволакивает.
– Ну и ладно. Велика важность! – отозвался я. Сказать по правде, никуда бы я не пошел, не Читать далее...

Харуки Мураками
К югу от границы, на запад от солнца




1

Я родился 4 января 1951 года. В первую неделю первого месяца первого года второй половины двадцатого века. Было в этом что то знаменательное, поэтому родители назвали меня Хадзимэ . Кроме этого, о моем появлении на свет ничего особенного не скажешь. Отец работал в крупной брокерской фирме, мать – обычная домохозяйка. Студентом отца взяли на фронт и отправили в Сингапур. Там после окончания войны он застрял в лагере для военнопленных. Дом, где жила мать, сгорел дотла в последний военный год при налете «Б 29». Их поколению от войны досталось по всей программе.
Впрочем, я появился на свет, когда о войне уже почти ничего не напоминало. Там, где мы жили, не было ни выгоревших руин, ни оккупационных войск. Фирма дала отцу жилье в маленьком мирном городке – дом довоенной постройки, слегка обветшалый, зато просторный. В саду росла большая сосна, был даже маленький пруд и декоративные фонари.
Самый типичный пригород, место обитания среднего класса. Все мои одноклассники, с которыми я дружил, жили в довольно симпатичных особнячках, отличавшихся от нашего дома только размерами. У всех – парадный ход с прихожей и садик с деревьями. Отцы моих приятелей по большей части служили в разных компаниях или были людьми свободных профессий. Семьи, в которых матери работали, попадались очень редко. Почти все держали собаку или кошку. Знакомых из многоквартирных домов или кондоминиумов у меня не было. Потом я переехал в соседний городок, но и там, в общем, наблюдалась та же самая картина. Так что до поступления в университет и переезда в Токио я пребывал в уверенности, что люди нацепляют галстуки и отправляются на работу, возвращаются в свои особнячки с неизменным садиком и кормят какую нибудь живность. Представить, что кто то живет иначе, было невозможно.
В большинстве семей воспитывали по двое трое детей – это средний показатель для мирка, где я вырос. Мои друзья детства – все без исключения, кого ни возьми – были из таких, словно по трафарету вырезанных, семей. Не два ребенка – значит, три, не три – так два. Изредка попадались семейства с шестью, а то и семью наследниками и уж совсем в диковину были граждане, которые ограничивались единственным отпрыском.
Наша семья как раз была такой. Единственный ребенок – ни братьев, ни сестер. Из за этого в детстве я долго чувствовал себя неполноценным. Каким то особенным, лишенным того, что другие принимали как должное.
Как же я тогда ненавидел эти слова – «единственный ребенок». Каждый раз они звучали как напоминание, что во мне чего то не хватает. В меня будто тыкали пальцем: «Ну ты, недоделанный!»
В окружавшем меня мире все были убеждены на сто процентов: таких детей родители балуют, и из них вырастают хилые нытики. Прописная истина: «чем выше поднимаешься в гору, тем больше падает давление» или «корова дает молоко». Поэтому я терпеть не мог, если кто то спрашивал, сколько у меня братьев и сестер. Стоило людям услышать, что я один, как у них срабатывал рефлекс: «Ага! Единственный ребенок! Значит, испорченный, хилый и капризный». От такой шаблонной реакции становилось тошно и больно. На самом же деле, подавляло и ранило меня в детстве другое: эти люди говорили истинную правду. Я ведь действительно был избалованным хлюпиком.
В моей школе таких «единственных детей» было совсем мало. За шесть начальных классов мне встретился только один экземпляр. Я очень хорошо помню ее (да, это была девочка). Мы подружились, болтали обо всем на свете и прекрасно понимали друг друга. Можно даже сказать, я к ней привязался.
Звали ее Симамото. Сразу после рождения она переболела полиомиелитом и чуть чуть приволакивала левую ногу. Вдобавок Симамото перевелась к нам из другой школы – пришла уже в самом конце пятого класса. Можно сказать, на нее легла тяжелая психологическая нагрузка, с которой мои проблемы и сравниться не могли. Но непомерная тяжесть, давившая на маленькую девчонку, лишь делала ее сильнее – гораздо сильнее меня. Она никогда не ныла, никому не жаловалась. Лицо ничем не выдавало ее – Симамото всегда улыбалась, даже когда ей было плохо. И чем тяжелее, тем шире улыбка. У нее была необыкновенная улыбка. Она утешала, успокаивала, воодушевляла меня, будто говоря: «Все будет хорошо. Потерпи немножко – все пройдет». Спустя годы, я вспоминаю ее лицо, и в памяти всякий раз всплывает эта улыбка.
Училась Симамото хорошо, относилась ко всем справедливо и по доброму, и в классе ее признали. Я же был совсем другим. Впрочем, и ее одноклассники вряд ли так уж любили. Просто не дразнили и не смеялись над ней. И, кроме меня, настоящих друзей у нее не было.
Может, она казалась другим ученикам чересчур спокойной и сдержанной. Кто то, верно, считал Симамото воображалой и задавакой. Но мне удалось разглядеть за этой внешностью нечто теплое и хрупкое, легкоранимое. Оно, как в прятках, скрывалось в этой девочке и надеялось, что со временем кто то обратит на него внимание. Я вдруг сразу уловил такой намек в ее словах, в ее лице.

Из за Читать далее...

Смотреть это видео

МОГУ СЛУШАТ ЧАСАМИ

vkontakte.ru/

НОГИ В РУКИ И БЕГОМ РЕГИТСЯ

travian.ru/

развиваем деревню , делаем альянс из друзей.

СТРЕМИМСЯ К ЧУДУ

OGame.ru

великая стратегия в реальном времени

ПОРАБОТИ КОСМОС

Смотреть это видео

так и хочется установить старый добрый NFS

создан дабы помнить то что было вчера.