Я читаю заклятье, заклятье на призыв и вызов и ты шепчешь своими окровавленными губами мне в унисон, сквозь решетку я вижу, как тебя тошнит и выворачивает. Как твое изкалеченое и изломанное тело колотит и трясет как ковер тьмы в твоей клетки окутывает тебя черной коброй и ты трясешься в очередном припадке, орешь, орешь безумно, сначала громко, потом хрипло, булькующе, оно тебя давит и пусть я стою с другой стороны я знаю что ты чувствуешь, но так надо, часть тебя в очередной раз нам придется подарить твари. За силу.
Она опускает тебя, твой единственный глаз затянут красной пеленой а рукой ты держишь свою руку выдранную из предплечья. Таков ритуал, что бы взять силу надо отдать часть живой души и мы отдаем, прошлый раз глаз. Теперь руку. И нам станет легче, человеческого и живого станет меньше. Ты ею взмахиваешь темные капли повсюду и на моем лице на моей одежде. Смотри на меня Эль. Я с тобой, мы вместе. Ты не один. Я тут. С тобой. Ешь…
И ты ешь…собственную рук.
Меня от этого зрелища тошнит, ты жуешь и чавкоешь, рот вымазан из плеча свисают ошметки жил и кожи, вонь, тварь за твоим плечом упоенно трепищит. В горле застревает комок, хочеться закричать от паники и убежать прочь, не видить и не слышать, не чуять запаха крови, но я подступаю ближи и ладонями берусь за прутья, делаю то, что делать запрещено…
Я тут…
Прости, я выбрал не верно и дороги обратно нет. Они не с нами и не рядам. Они ни чего не видят, она ни чего не поймет и ни чего не сделает. Но ты же ее любишь да? Ты ее не оставишь да?
Мы не оставим их да? Мы не можем. Но мы можем перестать быть живым, но стать сильнее. Прости, я опять тебя подвел и подставил, прости я опять должен тебе…
Но уже не так и больно, не так и горько и предательство уже не такое черное и одиночество не настолько острое, просто горько, тягуче и темно, но не смертельно.
А она загибаеться там, сейчас мне смешно, когда я вижу «это» , смешны все эти комментарии и т.д., но мы справимся, больше нет выбора….

Вербальность.
Дождливое осеннее серое небо, смотрело на землю серыми облаками, мелкие капли орошали размокшую землю, превращая почву в склизкое месиво вязкой грязи. Было ветрено и зябко, холод пробирал до костей, промозглое, сумрачное утро словно давало понять, что любой желающий прогуляться, обречен, погрязнуть в тоске, до следующего, возможно, такого же заунывного дня.
Люди торопливо шагали по улицам, высоко задрав воротники, кутаясь в шарфы, глазами упираясь в низ, выискивая пути способные уберечь от промокания ноги. Однородная масса бегущих в никуда муравьишек.
Он равнодушно шлепал по черным лужам, мокрый до нитки, зонт не защищал его от дождя, не красовался ярким цветным пятном, над головой. Он с интересом вертел головой оглядывая прохожих, словно в каждом разыскивая какого то знакомого. Черная кожаная курка расстегнутая до середины демонстрировала невзрачную футболку обтягивающую грудь… Грязные мятые брюки украшала огромная пряжка в виде креста с инкрустированными фиглярскими стразинами. Небрежный и сонный в этой дождливой мгле он словно был еще во сне, когда локтем ощутил крепкую хватку.
- Чего???
Он возмущенно обернулся, резко и порывисто и пальцы в кармане скользнули по предохранителю, подготавливая ствол к выстрелу.
- Тише!
Мэтт словно отпрыгнул, подняв руки к на уровень головы и конечно же выпустив локоть Криса.
- Тихо-тихо! Это Я, успокойся.
Крис оглядел его, с ног до головы Мэтт таким жемокрым, как и он сам, с ярких выкрашенных рыжих волос каплями стекала вода, плотный свитер облагал торс, а синие джинсы под тяжестью воды стремились слететь с его узких бедер. Не сдержавшись, Крис тяжело вздохнул, с каким- то болезненным интересом всматриваясь в сияющую физиономию. Мэтт искрился и сиял, словно ни чего не тревожило, и погода тоже проходила мимо, не мешая парню лыбиться миру, открыто и радостно.
Погруженный в этот «праздничный» вид, в собственные мысли в холодную сталь в кармане, он так и стоял бы по серединеулице в толпе несущихся прохожих. Отстранений, словно застывший в ином мире, если бы шустрый друг вкурив его растерянность таки не подхватил задумчивогоблондина под локоть вновь, и не увлек за собою дальше, в бесконечный людской поток, туда, где за несколькими улицами и кварталами их ожидала цель…
По дороги Крис слышал чертыханья, рыжему то и дело приходилось ловить пытающиеся соскользнуть брюки, смахивать с лица липнущие пряди волос, отдергивать обвисший свитер, Он же сам шел как шел, уже смирившись со всеми неудобствами и мечтая лишь по скорее добраться до назначенного места.
Дома проскакивали мимо, все быстрее и быстрее Мэтт тянул его вперед, за собой и пробежав уже под стенной разразившегося ливня они в валились в вестибюль не дешевой гостиницы.
Зеркала, яркий свет, тихая мелодичная музыка, фонтан в центре фойе, больно ударили по глазам и сами собой в голову блондина пришли мысли о не подобающем внешнем виде, не приличном поведении, и еще школьных нравоучениях о хороших и плохих мальчиках. В которых они оба определенно к хорошим не имели отношения, судя по внешнему виду. Не заставив себя долго ждать, к ним подошел напомаженный…
«кто он там? Камердинер? Консьерж? Черт!!! Как они называются???» только и пронеслось в голове Криса, а Мэтти поднял мокрую голову, и как всегда широко улыбаясь звонко произнес, да так, что слышали все в вестибюле.
- Это мой друг-мистер Браун. Он поживет в моем номере Стенли. Впишите его, сделайте второй ключ, и принесите нам еще полотенец, думаю, их нам потребуется много…
Мужчина почтительно кивнул, когда мокрая купюра оказалась в его ладони, оставленная рукопожатием. Легко. Быстро. Незаметно. Как всегда.
В номер на верхнемэтаже их доставил такой же сияющий лифт, крайне на подходящий вестибюлю, они вышли. Длинный коридор и два ряда дверей, все как обычно, только чисто, светло и тихо. Со стен не слазает краска, с потолка не сыпется штукатурка из комнат не слышно криков и матов, а двери, словно шеи дам колье, украшают начищенные до блеска залеченные ручки. Пройдя коридор до конца они остановились пред двустворчатой огромной дверью, Мэтт поднес электронный ключ-карту к замку и пикнув двери раскрылись, приглашая постояльцев пройти внутрь.
«Да уж, в этот раз ты постарался на славу»… Невольно подумал Крис и улыбка, кислая, едва заметная проскользнула по его губам.
Мэтт оглянулся, стягивая с тела мокрую одежду. Свитер уже валялся на полу, и боролся он с джинсами, одна штанина которых, обмотав мокрым раструбом его щиколотку, отказывалась проигрывать и освобождать хозяина из своего липкого плена. Мэтт прыгал на одной ноге, двумя руками пытаясь стянуть мокрую штанину.
-Давай Крис, душ там…
Указав на дверь кивком, он все же чертыхнулся и плюхнулся на пол, стянул мокрые джинсы, а Крис претворил за собой дверь, быстро пройдя в ванную, оставив товарища наедине с его войной, а себя перед зеркалом в рост, лишь стоило обернуться.
Со вздохом он оглядел себя, уже не мальчишка, с тусклыми серыми глазами, от недосыпа, сигарет, кофе, Читать далее...

Так бывает. Ты сидишь в темноте, спустя 7лет и вновь тонешь во тьме одиночества. Вдруг так разом оказавшись и глупым и гадким и плохим и не нужным. Выброшенный на обоченну, отжеванный и выпитый до дна. Теперь тебя можно разбить и тебя разбивают. Бъют раз за разом ни чего и не говоря, больно бьют. Ты разлетаешься в дребезги и осколки холодным стеклом едва заметно мерцают.

Так много было планов, надежд и веры. Веры в лучшее, веры в себя, веры в тебя. Но осколки леденят и пути назад уже не видеться. Лишь одно сплошное одиночество и то, чем ты стал через эти 5 лет. Мусором.

А где то совсем не далеко (пока не далеко) сидит тот кто разбил и выпил и тот кому много сил не надо, что бы опять оживить, вдохнуть жизнь, склеиить разбитое и обогреть. Но он не придет, этот человек не придет.

Все потому что, за мусором не приходят.

Сегодня так удивительно было слышать слова о том, что я сильный, что умный, и добрый. От почти чужого человека. Когда несколько часов назад оскорбительно поливал грязью тот, кого больше всего любишь. Тот единственный человек, который должен бы хранить, беречь, защищать.

Но он ни когда этого не делал. Почти ни когда. И бросают на обоченну с маленьким ребенком на руках, когда и работать то не можешь. Просто на произвол судьбы. И все разговоры в топку. Необходимо только татальное подчинение. Иного он не приемлет.

Компромисы не возможны, понимание и человечность отсутствуют на прочь.

Как то тяжко.

Все спрашиваю, за что меня так мутузит?

А когда то я не побоялся бросить свое легкую жизнь ради любви к нему. старался любить старшего ребенка, хотя биологически он не мой. Может у меня и не получалось но и в этом помошника не было. А он так часто был нужен.

Так часто кто то нужен, но ни кого нет.

Кроми гадких и жестоких слов того, кого очень любишь.
[310x448]

Бывают дни когда мне тошно. Погано. Просто погано. Обычно они начинаются одинаково. Они начинаются толстой, холодно прозрачной стеной твоего отчуждения. Она длит нас на два, рассекает нашу связь, и я чувствую каждую крупицу волокна которого это стена разрушает своим наличием.
Так уж вышло, что я хорошо читаю, остро чувствую и всегда вижу когда что то не так, жаль в других как в себе не поковыряешься и не перекрутишь все как надо, как конструктор его не соберешь, по этому я просто смотрю в спину. Это всегда твоя спина и отрешенный вид.
Я не помню, знаешь ли ты или нет, помнишь ли ты или нет, но это мой самый ужасный кошмар, мой самый гигантский страх, то, что вызывает ужас, слепую панику.
Безразличие. Отстраненность. Холодность. Пустота…
Это такой вид игры. Где мне нужно, что то сделать, но что бы я не делал, ни что не сработает, ведь я жил так много лет и так ни что и не сработало и теперь я боюсь, боюсь этого.
Есть другая игра, куда проще много приятней и подходящей этой, она снимет этот завес, она снимет боль, страх и отчаянье. Я боюсь тебя сейчас, мне страшно. Но я дурак. Много лет пыток не прошли напрасно, и когда наступает пограничное состояние, лицо само по себе выдает маски которых нет на психоэмоцианальном фоне.
Сейчас так же.
Твоя спина и монитор, я залазаю на стол, сажусь на него так, что бы было удобно болтать ногами, лицо само собой начинает безмятежно улыбаться, а внутри затягивается узелок из страха и боли. Он ноет и свербит. Я смотрю на тебя, и закрываю ноут…
«Ставки сделаны не равный бой господа, жертвы против хищников»
Ты соглашаешься на мое предложение, начинаем…
Мозг медленно выворачивается, что бы начать, что бы перестроиться необходимо время, что бы стать всемогущей жертвой нужно время, нужно что бы осыпалась шелуха, нужно что бы кожу обожгло ударами…
Первый, он по лицу с размаху, болезненный и такой обидны, он больной этот удар, он старт и сознание медленно прячет повседневное я в укромный уголок выпуская на волю реальность… Жертву…
Со мной можно все. Все. Вытирать ноги, пинать, бить по лицу и телу, шлепать, пихать, связывать.
«мне не больно, я не боюсь».
Стоя на коленях еще, что то остается от повседневного ванильного «Я», оно ждет. Не поднимаю головы. А это «Я» оно злиться, жду. Тело немеет и затекает, «Я» раздраженно, готово все прервать, поднять голову, крикнуть матом, но жертва держит и вот оно…Рывок.
Слишком грубо и резко но сладко, стекло дрожит а ты хватаешь меня, руки вверх, жертва не сопротивляется, «Я» наблюдает, мы оба ждем, ждем когда ты докажешь как мы нужны тебе, как ты любишь нас, как мы близки и едины.
Веревка на горло и руки за спину, главное не задушить себя и я прогибаюсь, выгибаюсь, сознание оно еще тут, горло перетянуто подача воздуха уменьшилась, лучше молчать…
Удар и мир вспыхивает болезненно и красочно, «Я» испытывает боль, ее еще слишком мало что бы сломать это всесильное «Я», и про тебя прошу, что бы ты уничтожил его, сломал, что бы уже отпустить контроль, выдохнуть, просто обмякнуть в твоих руках, отдаться твое власти полностью, безоговорочно, раствориться в твоих желаниях…
Еще, пожалуйста, еще…

Сегодня я раздражен. С чего и почему?- задаваться подобными вопросами нет желания, как впрочем и анализировать как отразиться мое состояние на Тебе. Рычу, толкаю плечом, проходя мимо, Ты пытаешься поймать мой взгляд и хмуришься. Видимо вечером не обойдется без ссоры..
Рабочий день, полный напряженной сосредоточенности. Поездка в забитой телами маршрутке. Скомканный ужин. К девяти вечера есть только два желания- убить и выпить, неважно в какой последовательности. Впиваюсь глазами в монитор, пытаясь забить мозг информационным мусором и отключиться от реальности, но не выходит. Твоя прохладные пальцы невесомо скользят по моим, мягко закрывают ноут. Ты плавно, без резких движений, словно общаясь с озлобленным псом, пересаживаешься в поле моего зрения, молчишь минуту и предлагаешь игру. Простой незамысловатый сюжет, такие у нас только для секса, не цепляют на несколько дней, но вполне подходят на пару часов вылета из реальности. Неожиданно. Ничем хорошим подобное не закончится, мы ведь не один год вместе, Ты издеваешься?! Вскинулся было что-то ответить Тебе грубое, но.. Твои глаза. Ты все понял еще утром и нашел альтернативу. Уверен? Готов? Мы последний раз Так играли года три назад, не меньше.. Уверен. Готов. На миг замираю и медленно выдыхаю. Необходимое состояние надо поймать, иначе покалечу. Оставлю шрамы, сломаю не так как надо.. Адреналин впрыскивается в кровь какими-то дикими порциями. Спокойнее, Бес, тише..
Встаю и иду в спальню. Игра началась. Действуем слаженно, почти танцуем- несколько слов, смена ролей для доп. персонажей, перекинуться обратно, подвести к самому главному. Эмоционально почти не трогает, сегодня это лишь прелюдия. И вот оно! Бешеный зверь внутри, с утра не дававший покоя, ликующе взревел наслаждаясь властью. Полной, безоговорочной властью над далеко не слабым. Кормлю этого зверя жесткой пощечиной, иначе он взбунтуется окончательно. От неожиданного удара Ты отшатнулся и чуть не потерял равновесие. Зверь довольно заурчал. Хватит. Наконец то беру себя в руки.
Ты у моих ног. Руки на коленях, взгляд в пол. Плечи напряжены, ведь Ты еще не знаешь чего я хочу и готов ко всему. Мой послушный, умный мальчик. После последних событий ты все еще не доверяешь мне, боишься подчиниться полностью и я чувствую это. Не надо, я уже полностью контролирую себя и мы оба получим это. Срыв и облегчение. Ты сломаешься, я покормлю зверя. Потом, несколько часов спустя Ты будешь тихо всхлипывать в мое плечо, вздрагивая от нежных касаний, доверчиво прижиматься ближе, возрождаясь снова как феникс из своей боли, и убаюкивать собственных демонов. Это после. А сейчас..
Сейчас я наслаждаюсь Твоим ожиданием. Через несколько минут Ты едва заметно прогибаешь спину, видно как Ты устал сидеть в непривычной позе. Спустя еще некоторое время Твое лицо хмурится, видимо не понимаешь к чему я тяну время. Я вижу, я очень внимательно наблюдаю. Еще немного подождать и вот тот момент, Ты вроде бы готов уже все прекратить, а я резко наклоняюсь к Тебе, пятерней хватаю за ворот футболки и жестко дергаю на себя. В глазах неописуемое выражение. Разворачиваю отяжелевшее тело, быстро, пока Ты не осознаешь что происходит, валю на диван и прижимаю сверху собой. Под рукой все, что нужно- ремни, мягкие и грубые веревки, даже эластичный бинт, никогда не знаю на что повернется моя фантазия. Перетягиваю в наше любимое- кисти у лопаток, петля на шее, будешь дергаться затянет глотку так, что не сможешь дышать. С ногами проще, их я люблю контролировать сам. Волна возбуждения по позвоночнику. Нет, не секс, к чему он сейчас? Вот есть Ты, подо мной, тело едва извивается в естественном желании освободиться, спина напряжена, черт, Ты все еще боишься?? Раздражение выливается в первом ударе, слишком сильно и ты вздрагиваешь, сжимаешься.. Блядство, кажется я зол сам на себя, так несдержан. Успокаивающе поглаживаю Твое бедро и новый удар. Пока это ремень. Мой любимый. Из жесткой кожи и тяжелой литой пряжкой. Мерно, ритмично, по попке, как малое дитя, так я Тебе преклоняюсь, это выражение моей любви. Мыслей не осталось. Есть ритм и твое дыхание..

Той ночью не горели фонари и туман стелился по ночным городским улицам не ровным ковром. Той ночью не было слышно шорохов птиц и крон деревьев не трогал легкий ветерок. Та ночь не была роковой, сказочной, загадочной. Она была еще одной.
Еще одной ночью в череде жизни без ответов, без дверей, без смысла.
Он шел вперед не разбирая дороги и ноги сами несли его, куда не ведомо, за чем не ведомо, просто несли. Он разгонял густой туман окутывающий одинокую фигуру бредущую глухой ночь, куда то туда, куда не дотягивается взгляд и смысл.
Мысли путались и разбитый затылок саднило. Там сзади, под новой кожной курткой липко прижималась к спине и шеи влажная рубашка. Он знал что волосы на затылке сменили цвет, знал, что нуждается в помощи, знал что обираться за ней не к кому и идти не куда.
Качающемся стражем города он обходил улицы измеряя ех не ровными шагами. Порой ему казалось, что волосы на столько вымокли, что за собой он оставляет след, но так и не оглянулся проверить действительность ли это.


-Привет.
Ты меня видишь?
В мутном и расплывающемся мире что то качнулось из стороны в сторону, прямо перед глазами."Закрыть и открыть и все пройдет" смешок сорвался с губ, глухой и хриплый а в ответ горло запершило и кашель задушил дыхание.
Кто то рядом поспешно заводился, что то звякнуло, зашумело и за шуршало. что то открылось и мягкая теплая ладонь прикоснулась к руке.
-На возьми.
В его ладонь "вложили" стакан. Даже на ощупь было ясно, что это одноразовый пластик, стаканчик смялся под пальцами звонко хрустнув.
-По пей.
Продолжал увещевать голос. Приятный женский высокий и тонкий, мягкий и спокойный, он окутывал и даже грел своей заботой озябшое и дрожащее тело.
Он не открыл глаз боясь спугнуть хозяйку голоса, но вот по пить, стоило. И не глядя он поднес стаканчик к губам, вода смочила пересохшие губы и горло унимая тошноту и жажду.
Тяжелые ресницы и веки не желали подниматься хотя он и старался, слабость накатила с новой силой и последним что он ощутил, те мягкие, теплые руки, что поймали подующую ладонь из которой выскальзывл пластиковый стаканчик....

Доброй ночи.

Это будет мой новый дом. Теперь Я буду тут жить.
Опять новый, опять не обжитый. Мне нужно заново выстроить свою жизнь. Новую жизнь. Потому что старая опять рухнула.

О себе...
Не сбывшиеся надежды умноженные на 2, трое партнеров за плечами, вытянутые каждый из своей каши или иными словами задницы, каждый устроенный и уравновешенный. Я был молодец, заботился о близких и считал своим долгом оберегать партнеров от боли и страданий, сложностей этого мира. Отдавал все без остатка и себя в тм числе...

Дело в том, что меня сейчас как личности не осталось.

Живу, до сих пор живу в одном доме с последним...Это пора разорвать, больше мне не чего делать рядом с этим человеком. Все общее у нас закончилось, остались лишь его эгоизм и капризы и мое безграничное одиночество. Без крайняя пустота.

Я когда то пошел за ним, верил ему и в него, ошибся. Очередной раз ошибся. Накинул петлю на свою шею и теперь не могу размотать.

Тот кто носит поводок, на много более скован, чем хозяин, что этот поводок держит.

Поводок еще держат, но плетение его ржавеет...

Теперь нужно вырваться и обрести нового себя и новую жизнь.

Меня опять разорвет на части и не будет сил, но и сейчас их нет...

Ни чего нет, только предательство и ощущение, что я ничтожен и жалок...

Они курили. Табачный смог под подполком клубился как зловещий демон из дешевого ужастика прошлого века. Решение всех вопросов было отложенно на потом, то есть на вейчас кодга увеселительный ужен плавно перетек в обсуждение....

Предисловие. Без коррекции последний абзац.

Маленькие ножки, тихие шаги, в огромном темном коридоре, казавшемся бесконечным, зловещим, молчаливым, затаившим в себе множество страшилок и пугалок, всяких пакостей, ловушек. Всего лишь коридор из детства. Далекого и светлого, наполненного играми и тайнами, тогда такой далекой простой и не обременительной жизни.

«Воспоминание то самое, что нас отворяет, память, от нее не убежишь, не скроешься, она всегда с тобой словно кровь в венах и без нее ты не ты».
- Я не я. Или я это я.

Широко раскрытые голубые глаза неотрывно смотрели в темное оконное стекло. Собственный голос казался ему чужим. Тихим, приглушенным, измятым каким то. Словно не живым, механическим. Похожим на тот, которым объявляются остановки в метро.
- Искусственный… Искусственный я… Искусственный голос…

«Детство, оно было таким легким и где оно? Оно испуганное убежало. Впрочем вместе с тем страшным коридором»

Темная зимняя ночь мерцала за белоснежным не загаженным машинными колесами снегом. Небо святилось алмазной россыпью звезд. Прекрасный пейзаж простирался до горизонта. Земля уходило в небо, снег обращался в звезды, а холодный полумесяц царственно взирал на королевство льда. Плыл не первый месяц в ледяном холоде и порой голоде, одиночестве и пустоте. Дни сливались в недели, недели в месяцы. Здесь исчезали секунды и минуты, они обращались в часы, а часы уже давно встали. И не ясно было толи в них села батарейка, толи сломался механизм. Они стояли не первую и не вторую ночь. Часы на его руке.
Словно в другой жизни привезли его в эту ледяную сказку, замотанного в одно одеяло, в огромном кузове фуры, одним каким то далеким утром из другой жизни.

В то утро едва брезжил рассвет, золотистыми лучиками согревая бесконечную даль.
Прощаний не было и не с кем было прощаться, чужой не знакомый человек ударил по газам лишь только Он спрыгнул с фургона. Он помнил, что мужчина был не молод, не красив, в мятой одежде, серый и безликий. Лишь несколько раз за все дорогу он видел этого мужчина а в остальном ему представлялись широчайшие возможности для разгула юношеской фантазии. Воображение красочно рисовало и жизнь водителя и то что привело его на отдаленный пустырь на окраине города и мозг порой лихорадочно просчитывал оплату полученную им за доставку ценного груза или прикидывал была ли она вообще эта оплата?
Он долго смотрел в след грузовозу удаляющемуся в рассвет, не осознавая происходящего, не чувствуя реальности, тогда все было словно во сне. Ночной звонок, быстро-быстро подхваченные вещи, побег. Побег в никуда и он не понимал от чего. Но знал, просто знал, что надо бежать и он должен сбежать. Скрыться, раствориться, уйти не замеченным, уйти в никуда.

Тогда он поднялся этажом выше, даже не запирая двери квартиры с длинным темным коридором из детства, прислушавшись, ткнул лифтовую кнопку и тогда, лишь тогда расслышал тихий щелчок. Руки дрожали, лихорадочно тряслись, озноб пробрал с макушки до пяток ног, ноги стали ватными, не послушными ходулями, перед глазами поплыло, а он смотрел в закрытые двери лифта, тихие шаги раздавались на лестнице, молчаливые, тяжелые, но тихие шаги, ему они казались тяжелыми, тяжелой поступью, по лестнице поднималась его смерть. Уже позже, прогоняя в памяти воспоминания эпизода, он начал осознавать, ведь возможно, что не убивать его пришли, а лишь забрать, забрать заложником, увезти и спрятать, но он помнил «заложники выживают редко, заложников возвращают редко, даже при выплаченном выкупе их чаще находят по частям».
Он дернулся, сердце долбилось в груди как не нормальное готовое выскочить наружу, ему казалось это конец, долго не думая и не понимая зачем, он ткнул пальцем звонок двери, из-за которой плыли мелодичные звуки какого то телевизионного шоу. Звонок показался оглушительным, он дрожал всем телом, прислушиваясь, ожидая, ожидая действий смерти, и смерть замерла. Шаги затихли, лишь скрежетал подъемный механизм лифтовой шахты многоэтажки. Он стоял посередине площадки, у двери зашаркали шаги и в отчаянье его губы изогнулись, раскрылись, крик, молчаливый крик безысходности застыл в его горле. А из-за двери громко спросили: «Кто там?» Светившаяся в глазке точка света исчезла. На него смотрели, а он не знал слышала ли смерть это «кто там». Он тихо ответил: «Это я». И спасительные двери кабины раскрылись, он метнулся словно испуганный заяц, вдавливая кнопку первого этажа, внизу на лестнице смерть, громко выругавшись, рванулась вперед, тяжелой поступью, но двери сомкнулись и лифт понес его в низ. А он не знал, кто же успеет первым смерть или мотор.

Прыжки и шаги какое то время доносились до него и замирая, он вжимался в стены кабины, словно они могли поглотить его, спрятать, скрыть от глаз и даже если бы смерть догнала его, она бы попросту не заметила.
Створки раскрылись на первом этаже…

Он метнулся прочь, не прислушиваясь, поглощенный паникой и страхом, из подъездного тамбура, по ступенькам, не многочисленным ступенькам, вперед к двери, к Читать далее...