[700x496]

Она всегда незаметно возникает в полутемном помещении, в полупрозрачной парандже, скрывающей половину лица, утопая в слоях разноцветных шалей, струящиеся по стройным загорелым ногам. Как лань, пробирающаяся между мангровыми деревьями, она грациозно преодолевает череду дымных столиков и занимает почетное место на пересечении софитов. Поправив рукой волосы, она распускает развязки, и мы можем видеть лицо, которого нет. Нет ни бровей, ни очертаний глазниц, ни изгиба рта, ни ямочек, ни восточных скул, ни легкого румянца, но никто этого не заметил. Вплетя ткань в свою и без того необъятную юбку, она позволяет свои рукам плавно рассекать пропитанный экзотическим табаком воздух, рисуя замысловатые фигуры. Её звенящие танцы покоряют глаза всех присутствующих, и они уже готовы идти за каждой чешуйкой её наряда. Движения становятся все резче, пол резонирует вместе с гулкими ударами маленьких стоп, было спокойствие обернулось буйством энергии и драйва. Несколько человек отклонились назад, закрывая лица, не в силах смотреть на яркую звезду, зарождающуюся прямо у них на глаза. А она все плясала, разукрашивая стены отражениями браслетов. Несколько криков одновременно огласили зал, и девушка замерла, стоя на мостике и «продев» голову под себя. Они, кричавшие, увидели, как в глаза заползают цвета, как рисуются дуги бровей, как рот застыл в ехидной равнодушной улыбке. В конце-концов, она просто делала свою работу. Её не волновало, почему каждый раз определенное количество человек прерывает течение её танца, а другие сидят, как ни в чем не бывало. Она единственная на всех. Без неё все были бы так же слепы, как она сама. Только её танец западает в душу, только она может позволить событиям жить дальше. Если уж она заговорит, то голос этот может приходить в страшных кошмарах, заставляю проснуться в холодном поту, а может перебирать струны в райском саду. Она одна. Одна для всех. Стоит только захотеть увидеть, а не прикрывать глаза блюдцем с кофейной гущей. Не стоит её искать или выпытывать, она сама найдет своего хозяина, который однажды забредет в незнакомое месте и увидит её в свете софитов, облепленной толпой прозревших, любующихся её красотой и отворачивающихся от её безобразности. Она не собирается за бесполезные деньги раздеваться перед богачом и все ламы миры не могут надеяться на мудрость её Третьего глаза… до поры, до времени. Песня спета, кальяны докурены, и человеческие эмоции собраны в некогда пустовавший флаконом. Не часто её удостаивают вниманием сразу несколько человек, приватные танцы уже превратились в рутину, но чтобы расторгнуть договор с каждым у неё не хватит и дух бесконечностей, да и она уже вошла во вкус. Осталось только стать привычкой.

[300x200]

Никогда бы не подумал, что буду думать на счет «никогда». Эх, а ведь с этого момента еше одно «никогда» вычеркнуто из подсознательной коры дуба и  преобразовавшись в «а как?», «зачем?, «опять…». «Никогда» в большей степени, лично для меня, означается неопытность в данном вопросе, желание совершения необдуманного поступка, стимул к действию. Я никогда не читал книги задом наперед, но слышал, что некоторые так делали. Почему бы не попробовать сейчас? Ничего же не пропадет, пара бесценных минут не в счет, зато узнал новый способ. Вообще, жизнь, наряду с банальной свечкой, коробкой конфет и кометой, можно представить как планшетный список из «никогда». Стоит лишь съесть упитанных червячков, прыгнуть с парашютом, влюбиться -  и на одно «никогда» будет меньше. «Никогда» - обычный стимул или словесное воплощение желания идти наперекор реальности. Каждый раз, когда я говорил это бранное слово, я всегда совершал то, что клялся не делать. Сравни: «Я никогда тебя не брошу» – «Мы всегда будем вместе», «Никогда не сдавайся!» - «Даже не думай сдаваться!». Можно составить свой список исключений, чтобы случайно не наткнуться на «запретные никогда». Как может человек приказать себе никогда не любить, если разок ошибся, как может полоумный маньяк запретить себе убивать людей, если только в этом он и видит смысл жизни? Исключения возможны и из исключений, но мы же никогда не будем их делать… В наше время, «никогда» стало подобно «спасибо», то есть любой вежливый человек может использовать его для окончания каждого своего предложения. Я больше никогда не буду так жить, я больше никогда не, никогда не, никогда! Говоря никогда, бросаешь вызов себе и своей воле, это одна из возможностей испытать себя. Никогда родственно всегда. «Я всегда буду бегать по утрам» - ха, как бы не так! Каждое следующее утро начинается с подъема в 6 утра, нажатия на кнопку орущего плеера, временно отрабатывающего часы будильника, и продолжаешь спать дальше до пол 8. Потом встаешь, делаешь вид, что сожалеешь и наполняешься уверенность, что завтра уж да, завтра надо, когда ж если не завтра! И вот так «всегда» плавно перетекает в «никогда», иногда становясь «очень-очень редко». Сказав «никогда» нужно либо надеется, что произвел ошеломляющей эффект на окружающих своим характером и силой воли, либо быть уверенным, что сумел обмануть себя, если реально не обладаешь такими качествами. Являясь поводом для нового деяния, «никогда» не может дать больше факта осознания своего незнания, поэтому произнося его нужно чувствовать азарт, риск, а не глухие колебания звуков в ушной раковине. В первый раз столько о, в сущности, не о чем. -1, - ещё одна строка.

[425x372]

Одни будут одарять безразличными взгляда, другие показать пальцем и надрывать животы от смеха, третьи вспомнят самих себя. А все из-за девятнадцатилетнего меня, прыгающего и хватающего воздух, в надежде поймать осколки разбивающегося образа детства. Так грустно взрослеть, далеко-далеко отодвигая беззаботные школьные годы и первый курс института. А кажется, все было словно вчера… Безумное время уже который год спешит неизвестно куда, толкая нас перед собой, заставляя будущее наступать сейчас. Пропали свободные будничные вчера, а выходные превратились в размашистую амплитуду сна и ночной жизни. Растворились глупые книги и кнопки «программы максимум» с пульта, теперь пыль вместо них собирают томики иностранной литературы и телек, не моргающим взглядом показывающий евро ньюс, вперемешку с ТСТ. Но до боли обидно, что исчезла возможность каждый день видеться с родителями. И дело даже не в ежедневном поедании подгоревшей пищи, поисках чистых вещей или царящего в съемной комнатке «творческого беспорядка» - нет, когда-нибудь и это будет порабощено временем. Просто хочется просыпаться не от звенящего скрежета безжалостного будильника, а от звука своего имени, с заботой произнесенного маминым голоском, хочется сходить с папой в гараж, помочью с домашними делами, выслушать его вечные рассказы по поводу работы. Какой же я тогда, два года назад, был дурак! Заставлял их ночами виться возле мобильника,  в ожидании очередной смски, трепал нервы по поводу учебы, пропускал мимо ушей полезные советы, неудачно пытаясь учиться на собственных ошибках. А теперь я заезжаю к ним пару раз в месяц (надо бы сегодня заглянуть…), чтобы увидеть мамины глаза, светящиеся мирской добротой, папино пузо, заранее предупреждающее о его приходе, чтобы незаметно положить в их кошельки когда-то одолженные деньги, просаженные на чепуху, чтобы порадоваться  за жизнь тех, кто всегда в меня верит и ждет. Но не все так плохо. Наконец-то, я отвечаю за себя и свои поступки, пытаюсь сам спланировать своей время, все также продолжаю покупать хренотень, но уже на собственные зарплаты. Рабочий день, для меня заканчивается, не успев даже начаться и это комильфо. Я живу в съемной комнатке, в окно которой иногда заглядывает по-летнему звездное небо, обставленной по собственным минималистическим задумкам и я несказанно рад этому. Я обрастаю приметами того, кем никогда не хотел становиться. Неосознанно слежу за курсами валют и ценами акций, почему-то знаю, как зовут вон того чувачка из правительства, часами просиживаю в Инете, чтобы найти товар наилучшего качества по минимально возможной цене. Начинаю замечать, что кроме ММОРПГ, хоккея и СДК МАИ, существуют (оказывается!) множество интересных выставок и показов, много фильмов, заставляющих задуматься, а не тупо поржать в конце. Театр отчасти заменил мне бар, а бильярду иногда можно предпочесть здоровый  сон на любимом балете девушки. Вдоволь напрыгавшись, я иду по Москве, захваченной августом, и рука сама начинает набирать её номер, что бы следующее мгновенье услышать такое милое, привычное и  сонное «Алло». Столь длинное чувство появилось в столь короткий временной отрезок, еше больше приблизив меня к «страшному» образу Я изменил себе, изменил себя и свои принципы. Пару незаметно пролетевших лет, обернулись парой ощутимо глубоких борозд на моем сознании, насильно заставляя вливаться во взрослую жизни. И мне это нравится, но мы еше посмотрим кто кого!

[300x400]

Быть может, я подарю себе возможность когда-нибудь встретиться с этим человеком? Наверное, мы уже долгое время ищем друг дружку. Иногда мы встречаемся взглядами в переполненном  людьми вагоне метро, а бывают моменты, когда мы готовы смущенно начать разговор, но вечно спешащая людская масса относит нас в разные стороны. Эта неопределенная личность будет лишена большинства человеческих  предрассудков и стереотипов, она, как художник, добровольно плененный вдохновением, будет составлять свою палитру, нанося и смешивая новые краски поверх уже ничего не значащих старых, про коих она не в коем случае не будет забывать. Мазок за мазком, она будет творить себя и по мере необходимости чуть-чуть округлять, утончать,  выделять или смазывать контуры чужой рукой. Ей не знакомы будут слова «пафос» и «показуха», а из «зависти», «лени», «пессимизма», «ревности» и «упертости» она сложит внушительный костер, тлеющие угли которого будут ознаменовать распашку неизвестных доселе просторов для новых чувств и ощущений. Решительная натура, строгость к себе, и сосредоточенность – вот новые постулаты нашей незнакомой сущности. И еще: у неё обязательно должны появиться цели и мечтания – понятия, которые были осознаны совсем недавно! Хотя бы в количестве одной штуки по каждой, но они будут настолько манящими и побуждающими к действию, что в зените будут сиять путевой звездой, наставляя на единственный, уникальный для этого человека путь. Но под звездой будет серая бездна – единственный изъян, который не хочется пока исправлять. Серединность, пожалуй, одно из нелепейших качеств.… Являясь «серым кардиналом» и постоянное довольствование своим средним, во всех отношениях, положением, она всегда будет оставаться в тени, при этом совершая, возможно, немаловажные дела. Эта ничем не оправданная забитость и будет причиной частого взаимонепонимания и глупых перепалок, возникающих из пустого места. Личность будет местами лжива, но по-своему рассудительна, а вообще, ей будут присущи качества, которые можно увидеть в калейдоскопе – вроде кажется, ну как зеленый может идти вровень с красным? Но в момент пролистывания таких не сочетающихся по отдельности частей, создается единый образ, который радует как и глаз, своей уместной контрастностью, так и душу, добротным «склеиванием» негармоничных вещей. Несмотря ни на что, в разговоре с ней будет чувствоваться её самобытность и азартное любопытство. Иногда будут проглядываться её незабываемые краски, придавая поведению детскую консервативность и мудрый взгляд человека, смотрящего на жизнь свысока. Уверенность в себе, трудолюбие, отказ от страха перед ответственностью – вот главные постулаты псевдоидеальной личности! На стене, некогда увешанной множеством различных личин, остались красоваться только две и один пустой гвоздик, хранящий место для никогда не сменяющегося настоящего «я». Может быть, когда-нибудь мне удастся познакомить себя с собой.

Лети-лети лепесток
Через Запад на Восток,
Через Север через Юг,
Возвращайся сделав круг.
Лишь коснешься ты земли
Быть по-моему вели.

Я хочу, чтобы она была у всех и у каждого и непременно синяя. Чтобы она ходила по пятам, доводя до мании преследования, чтобы не давала уснуть короткой летней ночью, или предавала забвению слово мигрень и бессонница. Чтобы она создавала иллюзию хотения работать по утрам и нехотением вечером идти домой, чтобы она оплачивала коммунальные услуги и вовремя пополняла счета сберкнижек, мобил и Интернета. Чтобы она показала ковбоям несуществующие иракские ракеты, чтобы она спала кошек, забредших неизвестно куда из-за своей самостоятельности. Чтобы она разрешила рожать детей без пороков сердца, чтобы она ввела смертную казнь для «достойных». Чтобы она подарила палестинцам мацу, в ответ получив детские крики радости и взрослую картечь в воздух, чтобы она не давала пингвинам нырять в нефтяные поля. Чтобы она раздала ключе от всех городов всего мира, чтобы пенсионеры, хотя бы один разочек, нашли под елкой письма от внуков-первоклассников. Чтобы она заставила весь мир не киснуть, чтобы она помогла мальчику набраться мужества в нужный момент ( а уже поздно, хе-хе…). Чтобы благодаря ей  Лариса Петровна нашла утром под дверью не пьяного мужа, а верного пса, чтобы девчонки… ЧТОБЫ ДЕВЧОНКИ! Чтобы она проливала дожди когда хочется, чтобы она сковала символы религий в одну большую петлю. Чтобы она простила Сахарова и Оппенгеймера, чтобы она стерла из нашего сознания слова «все равно» и « ничего ж себе» ( ну вы поняли, да?). Чтобы она рассказала учителю географии, что Фарерские острова – это не Аргентина, чтобы она клевала врунов во лбы. Чтобы она дописала за меня пост, чтобы она безвозмездно кормила африканский народ. Чтобы она нашла ту писклявую тварь, которая хвостом разбила яйцо, чтобы она дала хиппи политическую амнистию. Чтобы она стояла на перекрестках и раздавала улыбки, чтобы не одно брошено ей слово не могло поранить. Чтобы с возрастом она молодела, чтобы она не парилась по поводу калорий и плохой погоды. Чтобы каждое лето она отдыхала в Альпах
Чтобы она непременно была курицей, умеющей крякать как утка и изгибать шею как лебедь. Чтобы у неё был хвост и непременно длинный, и непременно синий. Чтобы у неё были глаза и непременно добрые, и непременно синие. Чтобы у неё были ножки и непременно с коготками, и непременно синие. Чтобы у неё были перья и непременно одинаковые, и непременно синие. Чтобы у неё было небо и непременно синее. Чтобы была она и непременно она, и непременно синяя

 

 

З.Ы: Чтобы я непременно заткнулся и непременно сейчас

132…132…132…

Летописно-автобиографические книги, приятель, который на самом деле хрен-знает-кто и ведьма, считающая обыденным передвигаться с помощью черных дыр. «Ничего, все нормально, с каждым может случиться», - пытался успокоить себя Ал, стоя…..?! Между прочим, а где он находился? Наравне с ныне почившим домом старины Джона, это здание выделялось на фоне остальных. Оно белым, белым до безобразности. Издалека, казалось будто это величественный храм, чему способствовали часы, также являющиеся одной из достопримечательностью, в форме непропорционального католического креста. Вместо привычный временных стрелок, кроме секундной, которая отсутствовала вообще, потому как моральное состояние часовщика было крайне важно для такой работы, и делений, на вертикальной белой поверхности находилось множество маленьких отверстий, закрытых решетками. Каждые пятнадцать минут часовщик насыпал в них зерно или крошки, а иногда ставились и чарки с водой, после чего отпирал решетки и проходящие люди могли увидеть стайки птиц, борющиеся не очень долгожданное пропитание. Глядя на размеры «пташек», можно догадаться почему здание оказалось «белой вороной». Внутреннее убранство не сильно отличалось от внешнего, если бы не фонтан. Огромный кусок темного мрамора возвышался в центре здания, собрав вокруг себя, расположенные в беспорядочном порядке места ожидания. Каменное изваяние волей-неволей притягивало к себе всеобщее внимание, поэтому путники, вынужденные убивать время без свежей газеты, набора шашек или домашней еды, находили в этой глыбе умиротворение, разрушающееся с первым гудком подъезжающего состава. Аластор почувствовал грубый толчок в спину, и уже готовый  достойно ответить, заметил, что неведомо как очутился у запотевшего окошка кассы. Кассиршей оказалось женщина бальзаковского возраста с неестественно черными волосами и очками, которым позавидовал бы всякий электросварщик. Миловидно улыбаясь, оценив осведомленность «клиента», она сдержанным жестом указала на табличку, висевшую немного левее. Аластор было хотел удивиться, но бросив взгляд на немногословный в последнее время мирор, решил покориться судьбе. Книга, до сих пор отображавшая «132», вложила остатки силы в надпись, заставив черный цвет сиять не хуже света, и, с чувством выполненного долга, позволила Алу наблюдать свой, теперь уже расправленный, переплет. Поэтому, узнав что билеты остались только на 132 рейс до Дублина, поезд отходит с первого пути, вагон у него третий, а место второе и в ещё придется подождать чуть больше, чем полтора часа (буквально на две минуты), тут уж ничего не оставалось делать, как расплатиться 132мя фунтами за билет и занять свободное место напротив журчащего собеседника.

На улице в очередной раз послышались птичьи клекоты и несколько перьев упало на белоснежный порог, а человек и книга все также продолжали сидеть, как будто наслаждаясь компанией друг друга. Мирор потух.… Как будто в муравейнике объявили карантин и выселенные муравью вынуждены снимать коммуналки в пчелином улье. Крупица мрамора, под напором воды и вечной тишины, откололась от фонтана и заполнила его дно, придав цензуре картину неизвестного скульптора, удобно расположившуюся на дне. Зал постепенно заполнялся людьми, уже даже успели достать торговцы, предлагающие чепуху для забывчивых людей. Девять спящих глаз уперлись вЕками в глаза живые. Он ведь просил о таком пустячке, а теперь отправляется в далекий город детства без видимых на то причин. Даааа, там, наверное, родительские камни уже и не помнят, что такое свежевыкрашенная ограда и свежесрезанные цветы.

—Поезд Корк-Дублин прибыл на первую платформу. Стоянка 10 минут, просьба не опаздывать. Желаем приятных выходных! – металлический голос разнесся по всему зданию, распугав голодных птиц и взбодрив сонных пассажиров.

Освободивших от терпкого запаха соседней туши, Ал побрел на встречу еще не успевшему остынуть котлу.

— Пора заканчивать с началом, пора начинать.

 

Аластор чувствовал себя улиткой, безуспешно пытавшейся выбраться из панциря. Череда разноцветных зданий вместе с таким же потом людей заставляла испытывать бесконечное чувство дежавю. Он сам не знал куда бежал, лишь бы подальше от знакомого дома. А знакомого ли? Все эти мироры, невозможны проекты, отсутствие окон, «входной» язык…. Почему он только теперь задумался об этом? Теперь, когда он вряд ли даже сможет увидеть произошедшее в ночном кошмаре.
… Комната пала в темноту и наполнилась ветром, заставляющим воздух реветь от бесчисленных «стай» бумажных листов. Узкий свет дверного проема освящал высокую фигуру, явно принадлежащую женщине. Отбросив непослушную прядь волос, она, брезгливо откидывая мыском туфельки валявшиеся книги, начала приближаться к Джону, пытающегося сохранить невозмутимый вид. Неожиданно, её взгляд упал на Ала, застывшего возле книги. Одним грациозным движением руки незнакомка отправила его изучать фактуру дальней стены, попутно присев так, что её лицо оказалось вровень с «безразличным» лицом старика. Ведьма, истинная ведьма! Красный наряд подчеркивал все женские прелести, пальцы венчались ногтями, острыми, как швейцарский нож, рыжие волосы необыкновенной длинны и воинственные глаза, зелень которых не перенять ни одному изумруду.
— Сколько раз было сказано: «зов» только для действительно достойных смертных! А этот, - она подошла к бесчувственному телу Аластора, вцепилась в волосы и стала рассматривать кровоточащий нос, прикрытые глаза, двухнедельную щетину, - не очень один словом. Даже мирор не нужен – либо детская травма, либо понимание е никчемности его существования! Ведь так? Конечно так! О лорд, ну почему же ты из века в век выбираешь таких жалких слабаков? Что ему может дать словечко, пусть и вписанное тобой? Да, а что он попросил?
— Ну, ты же знаешь, сказать это выше моей власти. Ты прервала нас именно в момент нанесения, так что…
— Это же замечательно! Слушай,… может… по старой дружбе чиркнешь мне пару словечек, а?. Он хотя бы имеет возможность умереть совей смертью, если я его никогда впредь не увижу, - улыбнувшись, сказала она, потрепав Ала по щеке, - а вот мне хочется быть привязанной к столбу и отдавать себя на растерзание огня.
— Опять?! Не вижу смысла, спрашивать тебя при каких обстоятельствах это произошло, какое бы было оправдание, мой ответ непоколебим – нет, и ты сама только что это сказала. Ты повидаешь еще много огней на своем веку, им же уготована иная участь, поэтому в этот раз извини, но нет.
— Другова от тебя и нельзя было ожидать…
Перед девушкой раскрылось пространство необъятной черноты, и в следующую секунду она уже устремила руку к перу, лежащему на столе возле Джона, доставая из-за пазухи крошечную записную книжку. Дом содрогнулся и медленно пополз вниз, увлекая вместе с собой всех собравшихся. Ошеломленная чернокнижница застыла на месте, почти касаясь вожделенного пера. Старик стоял в центре комнаты, окруженный сиянием и шептал слова, эхо которых заносилось по всему дому. Очнувшийся Аластор, не понимая происходящего, видел, как закричала женщина, не в силах выносить пронзительного звука. Вдруг сзади откололся внушительных размеров каменный массив и комнату озарил уличный свет. Вырвавшись на волю, он споткнулся о твердый предмет и распластался на земле. Благо, что сбоку от дома находился маленький сквер, поэтому он остался незамеченным. Виною его падения служила книга, схватив которую, он побежал по узкой тропинке, ведущей к выходу в другой квартал.
— Прости, старик…
Не в силах больше бежать, он остановился и принялся жадно хватать пыльный воздух. Мирор, брошенный на дорогу раскрылся, и страницы замелькали, показываю одну надпись.
Впереди маячила часовая башня уотерфордского вокзала.

— Начнем с чего? – удивленно воскликнул Ал, продолжая следить за книгой, которая стала ощутимо толще, чем была

— Ну как же. Раз ты имел честь оказался здесь, - он обвел многозначительным взглядом  свой «ёс», как Джон иногда называл свой дом -, то выйти обязан с меньшим количеством каши в голове.

—    «Едок» ты наш. А, кстати, что это за книга?

—    Долго же ты думал. Знакомьтесь – Аластор это ты, ты это – Аластор.

На открытой страничке быстро мелькнуло неразборчивое  «очень приятно» и неизвестные символы вновь продолжили своей бег. Фолиант был переплетен в коричневую обложку, окантованную железом по углам, с узором, представляющим из себя крону дерева, ветви которого заканчивались глазами, зрачки и ресницы которых были отличны друг от друга. Кроме того, от книги исходили приглушенные звуки, похожие на жужжание пчел и стрекот цикад одновременно.

      — Ай да, Джон. Теперь расскажи, что ты сотворил с некогда непорочной книгой, к чему эти стекляшки и гул моторчика?

      — Я тут совершенно не причем, научись уже слушать, в конце концов. Ты сам ежесекундно творишь эту книгу. И её облик, и содержание – все, кроме недавнего приветствия, твоих рук дело. Мирор – записывает твою жизнь с первого крика и до последнего вздоха. Она ключ к тебе: даже себя можно обмануть, но эта книга неподкупна.

      — Нет, взять почтить нельзя! – сказал Джон, бегло глянув на всплывший текст.

      — Стоп, – Ал подозрительно глянул на приятеля -, ты можешь понимать её «речь»?

      — Ну.… Тут такое дело… - промямлил Джон, сверля глазами пол. За людскими головами нужен глаз до глаз, кто-то в роли доброго пастушка, иначе бы они совсем распустились и поразбегались в разные стороны. В этот раз, роль несправедливого судья досталось мне, чему я несказанно рад.

      — Хороша работенка – рыться в чужих головах.… Значит, ты безвозмездно раздаешь счастье?     

—Не совсем так. Счастье слишком эфемерно, чтобы подстраиваться под всех. Я лишь слежу, что бы мое «стадо», не было стадом зажравшихся баранов и делаю   это через мироры. Мы ведь с тобой похожи, не так ли? Ты заставляешь других «жить» за себя, а я через них живу свою жизнь.

      — «Заставляешь» - слишком громкое сл...

      — Да так и есть, что я, не видел что ли? – и Джон с ухмылкой начал постукивать по шершавой бумаге. Но мы немного отошли от темы – чего ты пришел просить? Я вижу, мой «зов» еще при мне, советую не тянуть, скоро я обернусь всего лишь одним словом. Можешь умолять меня о признании, власти, популярности, любви – все будет написано.

      — Не гони лошадей! Можно хотя бы один вопрос? Этот предмет, завуалированный черной тканью и зудящий так, словно все классы сельской школы сдают экзамен в гранд холе – это твой мирор?

     

Читать далее...

Молчаливую атмосферу пустующей церкви нарушали шаги спешащего человека. Вот он распахивает дверь, и щуриться от неожиданно навалившегося яркого солнца. Внизу раскинулась картина родного городка нашего героя. Аластор любил любоваться этим видом, прежде чем спускаться к нему. Несмотря на жаркую погоду, над некоторыми домами вились слабые струйки дыма. «Пора бы навестить оного из обладателя дымящейся трубы», - подумал Ал и начал свой спуск.

Уотерфорд – крупный морской город на юге Ирландии, славящийся своими рыболовами и арфовых дел мастерами. Он застроено спиралевидной формой, то есть чтобы попасть в центр города, горожанину, живущему на окраине или за его пределами, предстоит преодолеть все дугообразные районы и кварталы. И тут есть на что посмотреть: пекарни, ароматные по утрам и одинокие вечерами, кузницы, так и норовящие залить паром и искрами, тут и там мелькают площади людных переулков, школа жизни мелких воришек, а иногда попадаются зеленые улочки, все той же причудливой формы. Любая ласточка или чайка, может заметить, что некоторые дома выкрашены в особый цвет или на их фасадах красуется флаг, определенного цвета. Так уотерфордцы помечали здания, служившие для них культурными или историческими ценностями. Дома музыкантов и знатных подданных украшал цвет летнего клевера, ремесленники и торговцы довольствовались желтым, подсолнечным цветом, книжные лавки и музеи окаймлялись белым, ратуша – цветом рубинов и крови. Аластор направлялся к одному из «желтых» домов, стоящих почти в самом центре. Дом был настолько одноэтажным, что при желании, с помощью высокого роста и крепкого ящика, можно было прогуляться по его крыше и перейти на другую улицу. Но предусмотрительный хозяин оградил от толпы желающий незаметными штырьками, усеивающих все открытое пространство. Этот дом был самым видным: флаг разделялся на четыре возможных цветовых сектора, и стены дома были выкрашенным их смесью. Ал каждый раз нервно улыбался, когда стучал дверным молоточкам, в форме языка, по скрипучей двери. И каждый раз наблюдал одно и тоже, вернее, сначала слышал, а потом видел. Маленький старичок спрыгивал со своего высокого сидения и суча коротеньки ножками поспешно пытался создать видимость некогда совершаемой работы, беспорядочно разбрасывая кипы бумаг и гусиные перья. Потом он накидывал пыльный халат, ставил монокль на морщинистую резьбу, втирал в лысину какие-то травы, что придавало ей сходство с зеркалом, отражающим свечные огни, поэтому уж чего-чего, но недостатка света в этой комнате явно не чувствовалось. Суетливо отпирая дверной засов, и буквально запихивая путника в свое жилище, старик никогда не спрашивал о цели визита или не встречал гостя учтивым кивком. Затем он осматривал человека, и после подбирал раскиданное барахло, любовно ставив все на свои места, либо с невозмутимо важным видом рассказывал о результатах своей работы. Но английский монарх хаживал сюда не часто, и «немного» приукрашать реальность приходилось довольно редко. И вот он уже сидел за рабочим столом, прогибающимся от всякой всячины, и протягивал правую руку.

— Джон, Джон Джеймс.

Эта глупая привычка знакомится со своими друзьями, всегда казалась Аллу странноватой, но старика явно забавляло это деяние. Он сам знаком с этим безумцем на протяжении долгих лет, фактически благодаря нему Алу удалось заполучить в свое распоряжение часть церковных помещений, но только сейчас он вспомнил, что они никогда не встречались на его «территории». Он во все глаза смотрел на бурлящие реторты, чертежи непонятных аппаратов, по всей видимости, служившие обоями в этой комнате, пол, застеленный обломками карандашей и яблочными огрызками. Складывалось впечатление, что здесь живет не одна из светлейших голов всей Ирландии, если не всего мира, а одна из самых ленивейших и неряшливых. Тем временем, Джон соскочил со своего «насеста», подбежал к пыльному книжному ящику и желтеющим ногтем стал искать нужную книгу. С криком победителя он хватает рукопись и бережно подносит её по свет настольной лампы. Аластору кажется, что книга полнеет на глазах, обогащаясь на страничку в течение каждой минуты.

— Ну-с, начнем, пожалуй…

БЕЗЫМЯННЫЙ

 

Anoch te mil, ceol

Taim i' ngra leat

 

     — Достаточно!

Жест остановил мелодичную речь молоденькой девушки, на глазах который уже начали наворачиваться крохотные слезинки. Тоненькие пальчики, с несвойственной им силой, до крови наматывают на себя непослушные локоны. Плоская грудь содрогается от прерывистых вздохов и с легким хлопком тельце опрокидывается на деревянный пол, парящийся от невозможной духоты.

     — Эйлин, можешь лежать, сколько пожелаешь, только исправь, пожалуйста, свой вечный недочет.

Девушка вспрыгнула, разрушив образ огорченной актрисы, и задрала подол и без того короткого платья еше выше, прямо до самого пупка.

—    Теперь «достаточно» или лучше стоит развернуться?

—    Хмм, я вижу, ты уже потеряла свою былую форму.

—    А на прошлой неделе кто-то уверял, что я - богиня, и он может вечно упиваться моими «фруктами».

—    Вот именно, на прошлой неделе, а сейчас чувству…

—    Ага, чутье не подвело, сегодня остаешься без десерта! До среды.

Приведя себя в порядок, и не забыв напоследок громыхнуть дверью, Эйлин оставила пыльное подвальное помещение наедине с его арендатором. Вздохнув, он освободил сцену от старых декораций, расставил скрипучие стулья вдоль обшарпанных стен, замел мусор под шкаф и разыграл на сцене, занимавшей практически все пространство, небольшой этюд для самого себя. Он изображал мима, который должен был изображать его. Надо сказать, что он являлся образованным человек, в меру потрепанный жизнью, награжденный наследством покойной бабки, которое пустил в оборот и сумел заработать достаточно для своего «театра», как он называл одну из каморок церковных катакомб. Церковь была настолько продажной, что через несколько дней весь город узнал о прослушиваниях, с просьбой не беспокоить по Рождествам, Пасхам и Дням Святого Патрика. Его забавляло смотреть, как люди готовы стоить из себя дураков за пару монет, но потом стали появляться такие, как Эйлин. Они действительно играли, а уподоблялись животным. Он никогда не собирал их вместе, он перекидывался с ними острыми шуточками и стандартными фразами, они были лишь игрушками для него. И в каждой «кукле», умеющей играть, он разгадывал смысл их существования, сопоставляя его со своим. Потом он начал раздавать им огрызки бумаги, с нанесенными на них моментами его жизни и каждый раз он возвращался в прошлое, чтобы разобраться в себе настоящим. Зачем он это

Читать далее...

ВЫПУСКНОЙ

Повесть, о конце начала и начала конца, о панихиде по старым воспоминаниям и бурной пьянкой с грядущими изменениями.

 

Действующие лица

Каждый раз будут добавляться, потому как я еше сам не со всеми познакомился.

 

Эйлин – одна из многих.

Тот, ради оживления которого понадобилось понажимать много букафф – якобы театрал, с очень своеобразным жизненным взглядом, любящий указывать женщинам на их мимолетное безумие.

Джон Джеймс - спасибо "Уссилу", до сих пор лежащему на рабочем столе.

[384x589]

Странно все это. Все хотим жить своими индивидуальными жизнями, но в тоже время тянемся и теснимся ос своими подражателями. Тыча в грудь пальцем, гневно раздирая легкие очередной дозой живительных газов, мы бегаем по обратной стороне лезвия, отраженного в кривом зеркале. Кто по упрямее всю жизнь бежит за оранжевой морковкой со стадом таких же ослов. Но он уже не один, а значит все дело в стадности,  а лучше, для успокоения грешных душ, в единстве. Мы все состоим в части таких маленьких единстве, может, или считаем себя его участниками. Главное – ощущение, что мы не одни. Нас что-то объединяет с чем-то, кто-то с кем-то и, возможно, не по одному разу. И в этом единстве мы едины! Когда на душе в смертельных конвульсиях бьется белая кошка, когда мокрые волосы уже невозможно отодрать от сетчатки, с её колбочками и палочками, когда одежда сливается с кожей, когда внизу беспощадно извивают реку, а лужи расходятся от настойчивости резины, вот тогда она и возникла. Прямо из ниоткуда. Хрупкая фигурка, не обделенная красотой, милое лицо, замотанное в рамку бессильных волос, цвета крови с грязью, цветная сумка, перекинутая через обнаженное плечо, правая рука, опоясанная черной лентой, безвольно подчиняющаяся собственному ритму, звенящий метал пряжки пояса, который и не собирает умолкать, потакая безмолвным кедам, которые способны лишь на жалобные всхлипывания. Ближе, ближе, ближе. Медленно тянусь право, она отползает влево, готовясь совершить маневр, а чем я хуже?! Уже можно вытянутой рукой сосчитать полоски на майке и поправить так неловко съехавшую бретельку. А теперь можно что-то и побольше. А теперь мозг пронзают два безумных луча огненных, полных незнакомого чувства, звериных глаз. Водопад туши делает милую особу еше более похожей на забитое животное. До рефлекторности отточенный, синхронный хлопок влажных ладоней, пара быстрых шагов и поворот на 180. И снова она, ехидно смотрящая на буйство ливня, впивая в него свои белые клыки. А патом жемчужная нить между нашими головами начала медленно осыпаться на промозглый асфальт, застывая в каждой разбившейся капле дождя, и водная пурга делит мост на два разных мира, которые не могут существовать отдельно друг от друга. У меня что-то отобрали, какая-то ничтожно мелкая часть была насильно обособленна в государство. Снова одиноко разбрасываю брызги на каждом шагу, опять руки ополчились друг на друга и мирно посапывают в карманах, только неуместная голова начинает шумно затягивать полученные раны. А может вернуть? Я не все ведь понял до конца. Прости, я хотел помочь, а ты сама догадалась, что такого больше не произойдет, беспощадно заставила поделится с тобой мной. И я рад, что теперь ты не одна, только потом верни, пожалуйста, упаковку

Игра стоила лишь огарка свечи.… Все же, квартира говорила о проживающей здесь семье как о неординарной и разносторонней, со своими головными тараканами и скелетными шкафами практически на каждом углу, но она явно разбавляла крепкий напиток из «идеальных» семей повседневности. Главное, думаю, мне уловить удалось, а вот самое главное нет.… Как уже доводилось упоминать, мы имеем трех человек, запертых в четырех стенах на полставки. А еше мы постановили, что каждый член семьи имеет свои владения, которые тоже оказались распределенным нестандартным образом.

Досье №1.Мельник Вячеслав Михайлович.

Семейное положение:

женат

Дети:

дочь

Антропологические данные:

весьма высокого роста, с густыми усами, пронзительным серым взглядом, а еще бровями, которым черной завистью мог бы завидовать Брежнев, достойно крепкого телосложения.

Облаченный в штаны, майку и шлепанцы, он почему-то выглядел солиднее любого делового человека. Что удивительно, этот человек как будто был создан для своей фамилии. Очень размашистая походка, кропотливое трясение над любимым занятием, простота взглядов и решений. Слава, являясь уроженцам  западного СССР, больше напоминает добродушного сибирского мужика, который сохранил в себе частичку старинного русского духа. Теперь понятные причины существования раритетных вещей на просторах кухни. Кстати, не смотря на постность, борщ оказалась очень даже неплох, скорее всего из-за мельничной магии.

Досье №2.Мельник Юлия Сергеевна

Семейное положение:

замужем

Дети:

дочь

Антропологические данные:

Первое, что пришло в голову, в момент когда она приветливо улыбалось, было слово «статность»! Очень величава, с безупречной осанкой, расчетливым холодным взором, а последствии мне посчастливилось быть удостоенным ледяным ознобом с её морщинистой длани. Юлия умеет подать себя и для своих бхбхбТИ лет дерниться молодцем, только кремам тоже не все подвластно. У неё длинные волосы, цвета смешанного хаки, заплетенные в косу. В нашем совместном разговоре она чаши выдвигала оппозиционные мнения, причем в тех ситуациях, когда ответ был очевиден. В себе она кроет мятежный дух русской буржуазной революции 1905г (хе-хе, готовьтесь к семинару), и волю к борьбе и победе, как боярыня Морозова, которая жестоко за это поплатилась. Её детища – маленькие поделки и вязанье, кои переполняют гостиную комнату, которые она фанатично выделывает, ради, цитата: «Обретения покоя душевного».

Досье №3.Мельник Елена Вячеславовна

Семейное положение:

явно будет

Дети:

будут вряд ли

Антропологические данные:

Толк будет, и  какой! Наивная девчушка с тремя хвостиками, с выдающимися признаками полового созревания средней стадии, с зелеными глазищами и личиком,  орошенным случайными веснушкам. Отличница она не спроста: остро поставленные фразы нередко заставляли повернуть русло разговора в другую сторону, и общение с ней доставляет исключительное удовольствие. Разбитая ваза, как оказалась, подарок от любимого дедушки-стеклодува, сделанный на недавний день Рождения и по стечению обстоятельств разбитый в тот же день. Все бы ничего, кроме огромного синего пятная, скрывающего добрую половину девичьего лица. Когда я затронул эту тему, лицу почему-то помрачнели, взгляды стали настойчиво таранить пол, и разговор был нелепо закончен.

 

Причину его появления я знал.… Кроме духа Сибири и надменного дворянства, родители впитали запашок горького алкоголизма и хотя семья живет достаточно благополучно, иногда ночью можно услышать пьяную перепалку двух взрослых и звонкий плач ребенка. И это как морские волны – то накатывают, то подставляют мокрый берег на всеобщий обзор. Такое интересное жилище, оказалась так грубо осквернено людским поведением. Но вот последние месяца два ночью

Читать далее...

Задание получилось немного искаженным, но ни одно животное в процессе съемок не пострадало!

~~~Beginning~~~

Порой совесть заставляет делать поступки невообразимой опрометчивости. Решив тупо выдумать квартиру и её содержателей, вчера я вдруг обнаружил себя возле соседской двери, держащим палец на выпуклости звонка. Темно бардовая створка, с такого же цветами полосками, отдаленно напоминающими узор, медленно падала назад, засасывая меня в кромешную тьму.… А потом услужливая рука включила светильник, и я увидел их, но об этом позже. Рассказав цель неожиданного визита и убедив покинуть жилище минут на десять, я щелчком закрывающегося замка завершил наше маленькое введение. Прихожая, две комнаты, ванная, кухня и отрезки между ними оказались моими владениями на жалкую крупицу времени. Время пошло!

~~~Part1. Kitchen~~~

На кухню меня привел подозрительно-знакомый запах варящего борща и мой нос меня не обманул. В кастрюле, нет, в кастрюлище, некогда бывшей белого цвета, весело пыхтела и булькала масса цвета свеклы и томатной пасты. Но так как борщец был явно постный ( из него не торчала привычная кость, а для большей уверенности в борщ была погружена большая штука для пельменей с дырками), не соло нахлебавшись я стал разглядывать разделочную доску, с дико смесью крошек всех сортов, стол, накрытый клеенкой,  с двумя обшарпанными табуретками под ним, телевизор и журнальный столик с программами под ним. Как не странно, вычищенная  до блеска раковина напомнила мне о горе невымытой посуде, которая уже, я чувствую, поджидает меня дома. А еше очень привлекала внимание дырка в стене, находящаяся точно на уровне голову одного из предполагаемого владельца квартиры. Картину они хотели туда повесить, что ли? Тут нашлись первые веши, которые задали, как и основной стиль квартиры, так и стиль проживающих здесь людей. Во-первых – это раритетные холодильник «Минск», как айсберг, возвышавшийся посреди зеленых волн, читайте стен, а во-вторых – вещь, которые я хотел увидеть со времен домовенка Кузи: эти были ходики (тру словечко) в виде черного кота, у которого вместо маятника двигались глаза. Уже «облезший», отстающий на пару минут и с до сих пор не переведенным временем, этот котом манил своим чарующим взглядом. В этом момент борщ разворчался сильнее прежнего и я поспешно ретировал в ближайшую комнату.

~~~Part2. Nursery room~~~

Почему-то очень мало розового цвета, посторов с грудастыми певичками (обидно), но хоть грамурные подонки не закрывают стены, мило окрашенные в желтый цвет. На самом деле, на то, что это комната самого молодого члена семьи, можно догадаться только по беспорядочно разбросанным мягким игрушкам. Стол, заставленный школьными принадлежностями, стул, на котором висит подобие школьной формы, кровать, больше похожая на длинный перевернутый ящик из-под мандаринов, платяной и книжный шкафы, гордо смотрящие на меня свысока и мягкий ковер под ногами. Удивляет отсутствие адской машины, какой, наверное, чистый и непорочный ребенок. И тут вновь хочется обратиться к необычным предметам: это пыльная разбитая ваза, стоящая на полке шкафа, с отколотым осколком внутри, на оставшейся части горлышка которой, видны недавние прикосновения чьей-то пятерни. Ну и конечно, не мог не привлечь внимая школьный дневник, неведомо каким образом проделавший путь из пестрого школьного рюкзака ко мне в руки. Мне бы такое в мои годы! Может есть хотя бы одна троечка в четверти, а? Но и тут идут ровные столбики красных лебедей. Ээээх.… Ну, лан, идем дальше.

~~~Part3. Living room~~~

По закону жанра, самая просторная и окнистая  комната. Здесь можно заметить стандартные обои в цветочек, местами мелькает растительность, стоит стенка с наборами посуды и фотокарточками, привычной для многих, для меня в том числе, диван-раскладушка непонятного цвета, столпы пыли, метающиеся в лучах вечернего солнца, белые кружевные салфетки ручной работы под каждой статуэткой, настольной лампой и прочими мелкими безделушками, которыми изобилует эта комната. Комната создает ощущение уютной, хотя немного запрелой, старины. Тут задержимся по подробней. Одну из стен покрывает … ковер, который тоже присутствовал, когда в наших квартирах, очевидно

Читать далее...

Еше один экземпляр, ошибочно подверженный влиянию человеческих догм. Милиционер – профессия, приравненная к космонавту у всех советских мальчишек; профессия, носителем которой видели своего мужа все советские девчонки. Он являлся олицетворением порядка и справедливости, блюстителем закона, защитником слабых и неимущих, но потом, после перестройки, у них неожиданно появилась работа! Карточки, единая идеология и подчинение канули в Лету. С развитием личностных мнений и взглядов, у наших «подопытных» пропадает свободное время, и их неприкосновенный образ начинает рушиться, становясь более приближенным к милиционеру современному. В общественных беспорядках, в автокатастрофах, в момент сдачи пояса с железными бляхами, при попытке пройти на харкорный концерт – во всем вина ложится на их плечи, но не всегда справедливо. Как ты к людям, так и они к тебе, поэтому первопричину грубости и недопонимая, следует искать, прежде всего, в себе. Конечно, встречаются и взяточники, и моральные уроды, но это уже свойства человеческой личности, а не профессиональный отпечаток. Так получилось, что этажом выше меня, живет, можно сказать, милицейская семья. Папа-майор, мама-майор и сынок-раздолбай (не будем о грустном)агага ). Так как под милиционера чаше понимают мужчин, или красивеньких молодых девушек, которые что-то забыли в этой профессии, речь пойдет об отце семейства. Это обладатель среднего роста, пивного пуза, головы, средней степени лесистости, средней поросли усов, синих глаз, излучающих преданность милицейской овчарки, широкой улыбки в тридцать два зуба, милицейской формы, фуражки и пагонов, а также потертого чемоданчика. Обладая слегка карикатурным образом, этот человек содержит в себе все качества своих советских предшественников. Он похож на Евгений Ваганыча, вот только шутит для развлечения окружающих людей, он выпивает, но очень редко и очень в меру, он ездит на дачу, заботиться о семье, даже любит тещу, всегда готов прийти на помощь. Когда с ним общаешься, на лице невольно возникает улыбка и кажется, что ты знаком с этим человеком уже лет 300, в течение которых, ты ни на миг не разочаровался в нем, полного позитива и оптимизма. Он с легкостью может понять позицию другого человека, но немного наивен, чем иногда пользуются окружающие, что сближает его образ с детским. Наверное, это самое ребячество и делает его таким, какой он есть. Я уверен, что он не коррупционер и не бьет невинных в обезьяннике. Он старается сохранить в обществе прототип идеального служителя закона, которым для меня и является. Завтра будет новый день, а значит, побрившись и позавтракав, натянув привычную форму, улыбнувшись своему отражению и поцеловав на прощание жену, он снова отправится на любимую работу, зайдет в кабинет, залитым солнцем, достанет кипу бумаг, и будет продолжать нести справедливость во имя Луны!

Блондинки активизируются от розового, брюнетки карают мужские спины, рыжие мозолят толковые словари в поисках мифа о слове «стыд», а об аксиомах шатенок даже Яндекс решил умолчать. Эти, да и любые, повседневные догмы, служащие для облегченного представления сущности человека, стоят в красивых вазах на высоких полках, нарываясь на случайно-верную выходку пыхтящего рассудка. Образованный - не значит умный, красивая - не значит, что душой, щедрость – не 3 рубля в оранжевом стакане, сострадание – совсем не вздохи сочувствия и понимания. Догмы захватывают разрушающие нервные клетки, просто встают на своё место, поджидая нас за спиной. Алгоритмичные колебания метлы – для тебя мелочь, мешающая пройти мимо, для кого-то – философия, делающая мир по утрам чуточку чище. Кто знает, может и в постукивании уставшими пальцами по кассовым клавишам, потягивании в поисках Винстона, в выслушивание трелей о зажатой «пятикопейке» и качестве продукции, тоже присутствует свой шарм? Типичный пригород Москвы, типичный магазинчик и типичная продавщица, в типичном фартуке, цвета ленивой весенней зелени. Каждый день покупаешь очередную дозу кишечной бомбы, и каждый день видишь одно и тоже. Тело, «порхающее» от стеллажа к стеллажу, стеклянный взгляд серых глаз, которые рисует у тебя за спиной бесформенное нечто, явно жаждущее опустить не шибко заточенный топор на нечего не подозревающую шею. Профессиональное пикирование товара на прилавок, отточенное нажатие кнопки на кассе, демонстрация отличного ориентирования в счете до 1000 – далеко не все реальные(!) способности нашей ростовщанки. Этой профессией, словно генетическому заболеванию, больше подвержены хрупкие создания, которые превращаются в тучных надсмотрщиц и наша героиня исключение. Мне всегда кажется, что эта продавщица мечтала стать актрисой. Её уже подвел возраст, возможности, стремления, но мечта осталась. За обыденным зеленым фартуком, кроется открытая, общительная и проницательная личность, просто она немного погрязла в этой самой обыденности и однообразности. Жизнь для неё – Малахов+ по утрам, любимый сериал часиков в шесть, старые письма и радио «Алла». В принципе она счастлива, имеет взрослых детей, квартирку, с выцветшими обоями и календарями за восьмидесятые года. Подвиг заниматься один делом на протяжении долгих лет, жаль только, что мечты не приблизились ни на шаг. Она уже смирилась, но! Вульгарно возлежа в кринолине на длинной софе, в накрахмаленном парике, глядя на муляжи фруктов подле и красную портьеру занавеса, заставляющая себя ожидать своей следующей реплики, держит серьезный вид, интригует переполненный зал, который пришел посмотреть на игру величайшей актрисы, на неё! И тут открывается дверца древнего рефрижератора.…Сколько раз она проживала это в своей крашеной голове. Она выдавала себя улыбкой и глазами – самыми верными предателями. Лицо светится внутренним светом, глаза стали серыми не как небо промозглым днем, а как зола потухшего костра. Наивная детская улыбка, в которой смешиваются самоехидство с самоудовлетворением. Даже прежние механические движения кажутся более грациозными и воздушными, теперь не боишься, что баночка 0,33, в купе с жировыми отложениями, может повлечь за собой перелом руки в двух местах. Вот так дверь за тобой захлопывается, а ты успеваешь заметить, что эта женщина, суетливо закрыв кассу и вытерев руки, с прежней улыбкой, бодро начинает раскладывать новые сникерсы, баунти и прочие ядохимикаты на прилавок. Прежнее тело оказалось портьерой, скрывающей человека, умело играющего свою роль.

[700x525]
Жьььух! Жьььух! Жьььух! Жьььух! Единственное времяпровождение, когда личность не распадается на нескольких людей. Единственное времяпровождение, когда забываешь обо все и наслаждаешься этим забвением. Одно из немногих времяпровождений, которое хочется растянуть на всю оставшуюся вечность. Секс? Ха! Да, и он тоже, но, черт, не сегодня, и даже не вчера, и не неделею назад, и. … Но не будем о грустном. Природа одарила нас уникальными ландшафтами, просторами, видами, которые, как ты, мой весенний читатель, догадался, можно использовать для оздоровления, развлечения и расширения кругозора, а если не хочется, то, пожалуйста, секс никто не отменял. Спортсмен из меня никакущий, зато любитель делать это я большущий. Для начала я одеваюсь: беру длинные специфические гольфы, бабушкины штаны, в которые могут влезть еше три меня, штаны «на лямках» из далекого детства, которые легким движением руки нереально превратить в шорты, неинтересную пуховую куртку и банальную шапку. Ах, да! Обувь! Красно-серые, многокиллограмовые, с блестящими на солнце штуковинами, с ремешком, громко кричащим, когда его отрывают, с рычажок для переключения «езда\хотьба». Ммммм, мои любимые горные «босоножки»! Щелк-щелк – клипсы застегнуты, вжжжж-вжжж – молнии тоже, оп-оп – наушники на месте. Ну не красавчик ли, а? Когда фаза одевания завершена, переходим к более приятным вещам. Беру по паре «подружек» в свои похотливые ручки, которые надежно защищены черными рукавицами, летящей походкой выхожу из здания, горделиво демонстрирую свое обмундирования, и, отражая солнечными очками назойливые лучи ультрафиолета. В раскоряку добираюсь до любовного гнездышка – уютный трехместный диван, так располагающий к интимному поведению, принимает в свои объятия меня и моих «подруг», уже стоящих в «позах». Начинается медленное движение к пику наслаждения…. А вот и он! Ну, ничего так, а могло быть и лучше и быстрее. Держаться нету больше сил! Разрушаю последние грани приличия, провожу последний инструктаж для «близняшек» и процесс пошел. Невесомо, нежно и заботливо, словно в первый раз... не так! Зверски, напористо и безумно хватаю правой - правую, левой – левую, а нижние буквально лижут мне пятки от томительного желания. Запомните! Нельзя делать с девушками двух вещей: заставлять плакать и заставлять ждать, поэтому, притворившись истинным джентльменом, показываю, что такое настоящий Жьььух – Жьььух! Правая плавно насаживается (здесь, в принципе, можно закончить мою повесть и предоставить работу вашей фантазии) на бархатистую поверхность белого цвета, за ней идут мои мощные ноги, обеспечивая уверенное скольжение. Вот и первый Жьььух, а другие уже готовятся его сменить! Присел… вставил…Жьььух….встал, и вновь присел. Это как чехарда, только скорость побольше, да и перепрыгивать не нужно! Передо мной открывается бездна! Жизнь превратилась в бесконечную белую полосу, только по краям иногда мелькают черные тени заснеженных деревьев. Солнце обжигающим языком лижет румяные щеки, пылающие от мороза и замерзших слез счастья. Слышны лишь стоны ветра и скрип обожаемого склона. В зрении отпадает необходимость, взгляд затуманен белой дымкой, руки начинают приятно ныть от долго напряжения, а я все Жьььухаю, вниз….вниз, до самого предела. Уже на пределе, голос раздирает воздух криками приближающегося конца, «подруги», мокрые от снега, пытаюсь выжать из оставшегося времени максимум удовольствия. Блаженство, достойное бога. Дикая гримаса, застывшая на холодном лице и огни глаз, сияющие от восторга. Мозг, не осознав происшедшего, жаждет повтора ещё и ещё, заставляет ослабшие мышцы наполниться энергией, и вот я уже у «дивана». Эээх.… Было бы так всегда, а ведь иногда случалось и по-другому. Сигарета. Стена. Сон. Сегодня я был на высоте и уйду победителем! Выбирая горные лыжи – я выбираю безопасный секс! А секс – всему голова! Занимайтесь сексом, ну эти лыжи в топку!

[398x545]
Иллюминатор самолета демонстрирует шахматную доску, отливающую оттенками зеленого, желтого, серого и синего. Или лоскутное одеяло того же цвета, с небрежно наброшенными глубокими стяжками тысячки дорог. Каждая клетка или лоскут хранит свою историю и имеет собственных зрителей. Даже желтый буревестник, пытающийся ужиться с плоскостью отвесной горы, не останется без внимания, ведь тень железной птица изредка навещает его. Лоскутки да клетки – вот вам уже и целая планета. Но смотреть не значит знать, часто потертые и заплатанные места оказываются самыми интересными. Я каждый день проношусь мимо такого места, и только недавно его заметил. В ушах привычный ритм, под ногами привычный щебень унылой аллеи, и тока случайный взгляд в сторону заставляет замедлить шаг. Кусок придорожной земли, уставшей дышать машинным перегаром и они, сопровождаемые молчаливыми надзирателями. Дерево – бирка, дерево – бирка, дерево.… И так в два ряда стоят несколько живых изваяний, растопырив ветвистые руки с длинными пальцами. Бирка для них как надгробие, только наискупейшие сведения о жизни, возможно величайшего художника, поэта, музыканта или просто хорошего человека на земле. Только облупленная праздность некогда красного металла и две пары четырехзначных чисел, выведенных золотом. Чувствуется что-то неземное в этих древах, и дело не в правильной форме ствола, устремленных прямо ввысь, не в трех нитях-подпорках, похожих на стальные цепи и искусные тетивы луков одновременно, не в кругах прополотой земли, опоясывающих каждого мученика. А мученика ли? Эгоизм живущих людей породил бессмертие, вселив любовь, тепло, воспоминая в ранее бездушных, по всеобщему мнению, созданий. Передо мной не просто стебель, кувшинчик и все остальное, а пережди всего живой организм, наделенный душой, которая и есть то неуловимое ощущение присутствия. Приглядываясь, замечаешь, что каждое дерево уникально: вот у того уже начинают набухать почки, крайнее постоянно крениться от несуществующего ветра, центрально понурив голову, уперло осмысленный взгляд в мокрую землю. На маленьком сером лоскутке существует целая «семья обычных людей». Все же, иногда неосознанный эгоизм бывает полезен. Но «люди» не забыты.… На одном из деревьев, по-моему, самом маленьком, стоящем третьим слева, виднеется ленточка, не очень кислотного цвета, слабо колеблющаяся под напором воздуха. «Обелиск» украшен розовым подобием гвоздики, из далека кажущейся вышитой, а может так и есть. В целом картина сеет в душе какое-то смутное, знакомое ощущения, вот только не понятно какое. Нету грусти или отчаяния, скорое удивление и недоумение. Никогда бы не подумал, что человек собственными может создать инкарнацию части собственной души. Разлука вынудила материализовать незабываемое прошлое и в итоге получилась новая жизнь старого друга. Наверное, деревья благодарны за возможность купаться в солнце и дышать, жаль не могут ответить взаимной лаской. Я бы не хотел увидеть туннель, не хотел, что бы меня ограничивал ящик гроба или мрамор урны, чтобы мой развеянный прах вдыхали ни в чем не повинный индийские люди. Если уж так получится, я хочу стать частью лоскутка, частью мертвенно живой природы или вечно созерцать разноцветные Е2*Е4 из стекла иллюминатора. Жить вечно – глупо, не жить, имея возможность – глупость вдвойне! Надо работать над собой…

«Вы что, больные?! Ехать 1.5к километров на машине, да еще и заниматься не пойми чем!». В последнее время я стал часто проникать в свои прошлые воспоминая, пытаясь найти причины становления тебя настоящего. И то лето, пожалуй, было точкой отправления. Звонок ненавистного будильника, суматоха, кот, который безумно вцепился в футболку, рык нагруженной восьмерки, мама, папа, я – сонная семья. Отсчет пошел.… Первые два часа – экскурсия по вечно бодрствующей Москве: улицы взрываются от неоновых красок, редкие сигналы машин, по сторонам мелькают зашторенные огоньки оконных рам, туман, пытающийся захватить стекла старенького авто, люди, то ли отошедший от прошлой ночи, то ли готовящиеся в неё вступить.
Третий час – с мольбой смотришь на постепенно пропадающие виды большого города, мост – и вот ты уже оторван от естественной среды обитания и несешься на встречу загадочной, но смутно предположительной и совершенно не пугающей, неизвестности.
Час четвертый _ тире _ десятый – убеждаешься народной истине, что в России – страна дураков и плохих дорог, несешься по аллее, окруженной деревцами, которые уже не в силах дышать машинным перегаром. Теплый кофе плещется в переполненном желудке, последствия грозят быть болезненными…
Час одиннадцатый – привал! Свиной шашлык с волосом, цвета каштана, хлеб, легко способный заменить молоток, картофель фри, обернувший обычной жаренной, против которой ты не имел бы ни малейшего упрека, если б только не черные катышки, в лучшем случае остатки от предыдущего блюда, побывавшего во «фритюрнице». Вразвалочку подходишь к машине, открываешь дверцу и любуешься тепленьким подарком «самостоятельного» животного. Начинаешь чувствовать ненавязчивую и наивную ненависть
Час двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый – а все-таки правда – дураки и дороги… Солнце и думает сдвигаться с места, в очередной раз нокаутирую обжигающим лучом. Текст книжной страницы превратился в три точки, три тире, три точки азбуки Морзе, в поле зрения стали попадать поля, усыпанные золотом пшеницы и страстным цветок красных маков. Чувствуешь, что теперь можешь разделять чувства зверя, загнанного в клетку.
Час 8надцатый,9надцатый – как собака реагируешь на манящий свет города Волгограда, улицы которого проносятся мимо со скоростью света, лишь заставляя задуматься … куда делись светофоры? Успел только удостовериться - это не Москва! А больше ничего и не волнует. Солнечный диск затухает в левом зеркале.
Час 20-21-22-23-24-0-1-2-3-4-5-6-7-7.1 – «Юкос» или «Лукоил», танцую танцы дождя человеку, который додумался сделать откидные кресла. Бредовый сон, сонный бред, что-то темно, а, собственно, где – размышления о смысле бытия нападают во время сна. Доказано.ZANUSSI.
С опаской приподнимая свинцовые веки, вываливаясь из машины, ощупываешь свое окружение. Папа вбивает в землю «осиновые» колья палатки, мама развешивает бельевые веревки и распаковывает походный инвентарь, кот на полусогнутых изучает возможные места ночной охоты, о которой еше сам и не подозревает. Приведя тело в порядок, бросаешься на помощь – сооружаешь стол, который потом переносят и переделывают, накрываешь тентом палатку, забыл вывернуть наизнанку и совершаешь привычные для себя действия. А потом случайно оборачиваешь, и замечаешь, где ты оказался. Быстротечная широкая река соединяет множества мелких островов, с пляжной полосой, будто ты не в Астрахани, а в Майами. Каждый островок – искусная поделка островных дел мастера. В меру тени, в меру буйной растительности и ни тебе проводов электропередач, ни красочной буквы “M”, ни единого хмурого лица. Слева – уже убранное поле, с утонченными стогами сена, в которых хочется пролежать всю жизнь. Справа – конопляная роща. Комментарии излишни.
Суматошный день отдает бразды правления хладнокровной ночи и её кровожадным приспешникам. Родители спят после тяжелого переезда и дня, домашний кот пробудил животные инстинкты и теперь опустошает закрома полевых мышей. А я всматриваюсь в обижающие языки оранжевого пламени, попутно заглядывая в тебя. Мысли вылетаю из головы как резвые искорки, выпрыгивающие в высоту южного неба, порабощенного яркими звездами и хвостатыми кометами. Никогда не думал, что огонь может исцелят. А может это из-за окружающей атмосферы беспечности и чистоты. Подходишь к краю реки и видишь край света. Она услужливо отражает вышестоящую картину и создает картину маленького дежавю. Чуть отходишь назад, и взгляд заполняет лишь две плоскости, усеянные ночным жемчугом. Закрываешь глаза – вот и выход! Ты просто ничто по сравнению с вечным. Жизнь в коконе не чему не учит, а для метаморфозы необходимо меняться. То есть меняться ради изменений, как языки походного костра, как комета, покидающая солнечную систему, как утес, точимый рекой. Так началось рождение твоей новой жизни, которое не прекращается до сих пор. Я проснулся

Все возвращается на круги своя. Природа, повторяя порожденный ей же алгоритм, каждый раз выкидывает что-нибудь новое. Полоса из четырех слайдов магнитной пленки будет крутиться в земном кино, пока не угаснет проектор, поэтому потребляемое электричество нужно тратить с умом. У всех есть билеты на каждый сеанс, даже у нас с тобой, но посреди фильма всегда кто-то встает и уходит, а мы вынуждены смотреть дальше. Чувства бессильны повлиять на ход сюжета или жанровое своеобразие. Лента необычно популярно – уже примерно пять миллиардов лет, нам ставят только четыре слайда, с небольшим перерывом на холодный ленч, зрителей все прибывает и прибывает. Представляешь, какие кассовые сборы? А мы ведь расплачиваемся, точнее за нас платят: здоровьем, любовью, отношениями, теплом и ожиданием. Природа, как расчетливый и опытный режиссер, все таки коверкает свои кадры. И этим искажениям мы с тобой только рады. Снег – зимой, жара - летом, дождь – осенью, а весна, пожалуй, пусть будет смесью всего в мире. Это мы и наблюдаем, этим мы и живем и этим же питаемся. Каждый лист сценария утопает в кляксах и пометках, лишь бы только зрителю было хорошо. Но зачем нам высший разум, когда у нас есть мы? Вот тут сотрем, тут перепишем, а это лучше не показывать. Закрывая глаза в страшных моментах, кладя руку на плечо любимой девушки, обсуждая пикантный момент мы пытаемся прибежать к собственным я, хотя бы мысленно уйти разрушить адское шапито. Слайды стали для нас фоном, иногда задающим свое поведение.
Зима – да, все засыпает, утренние улицы похожи на своды замка Снежной королевы, земля покрывается холодными зеркалами, но в сущности все живет. Похоже на работу, выполняемую лентяем – природа делает безмятежный и беспечный вид, строя каверзные планы на будущее, под носом у снующих людишек.
Лето – зенит, апогей рассвета человеческих сил и эмоций, время ночной суеты и утреннего похмелья, пора отпусков и разлуки с детьми. Ветер колышет кроны древ, вода циркулирует в природе, а природа0то спит. У неё же тоже должен быть отпуск, в конце концов!? Но как тут спать, когда по окном буйствуют толпы малолетней шпаны и размалеванных чик? Поэтому временами бывает лютая гроза, подобно негодованию твоего босса или оргазму нелюбимой жены, которая не очищает воздух от смога и пыли, а просто настаивает на мирской тишине. Дальше – больше!
Осень – милые листочки, надевая лучшие наряды, стремятся почувствовать под ногами почву, ради того что бы, в лучшем случае послужить удобрением для собратьев, а в худшем – быть растоптанными и кремированы. Капли, из роты неожиданного дождя, шумно десантируют на твое окно, и, медленно сползая, внимательно смотрят тебе в глаза, забирая последние остатки надежды, и оставляя после себя мокрый след. Небо объявлено территорией военный учений, поэтому солнце может собирать вещички и отправляться на отдых в Альфа-Центавру (P.S: там таких любят…), прихватив с собой жгучего Меркурия и на все готовую Венеру. Мы начинаем что-то подозревать, интрига затягивается, словно петля на шее, а природа злорадно потирает ручки.
Весна – не зря поставленная в конец списка, как самый искаженный ныне слайд, содержащий все земные недоразумения. Чуть-чуть отогнем страницу.… О, ужас! У нас, оказывается, впереди ДР дядюшки Адольфа, эх, в которых раз не удаль накопить ему на мировое господство, придется вновь жертвовать жизнью. Оккультный конец света, поэтому, товарищи, не вздумайте ничего планировать на май, Партия не прощает виновных! По этому поводу, товарищи, 28 съезд КПСС постановит о грандиозном мероприятие, с народными гуляниями и нашим, отечественным салютом. Никитка Сергеевич расскажет вам о том, как удачно наша кукуруза прижилась на крайнем севере, а Сталин публично пожмет руку старому еврею, причем, врачу!!! Весна перевернет ваше сознание, товарищи. Ну, хоть это правда. Природа составила умелую ловушка, а мы были рады в очередной раз в неё попасться. Она поломала наши принципы! Ах, коротки юбочки, отрицание нижнего белья и раскованное поведение.…Где же вы?! Где же любовь, в конце концов?! «Денег – 0, секса – 0» - Земфира, как всегда, прямолинейна и честна, но от скольких взяток она отказал, что бы высказать в слух мнения большинства? Вид из окна: 5 фонарей, привычная пробка, белая крупа и чернота. И все. Я не Станиславский, но я не верю! Не верю, что унылая картина и есть весна, что мы снова водим себя за наос, пытаясь скинуть вину на абстрактность, не верю.… А раз так, то этого и нет! На этот раз, слайды буду менять я, ты, и, вон, ты, ты и ты, и ещё та, за тобой которая. Весну в массы! Вы ещё не веснитеь? Тогда мы идем к вам!