Снился ночью О., будто он не умер, что было даже обидно. Он рассказывал, о том, что знает, как я наливал стакан на пасху, на его могиле. И он даже выпил, этот стакан «Анапы». На что я и впрямь немного обиделся, получалось, что я хожу, тоскую, а он преспокойно куда-то уехал, да еще ухитрился выпить стакан со своей могилы. Первый раз, за все время О. снился в своем обычном виде, не «дантовском», а как всегда, смешно о чем-то говорил.
Затем снилось еще что-то, что оставило неприятное чувство.
Сон.
«Отруби себе голову топором, ведь ты часто это делал», а потом пришивал.
Я чувствую, как позвоночник проминается под железом, мнется, становится мягкой шея.
- Не надо, не делай этого, – говорю я.
Все, что я хочу.
Это все, что я хочу.
Снился ночью О., Как будто он не умер, когда я проснулся, хотел даже бежать в «приют», не мог поверить, что его нет, а потом вспомнил гроб, могилу. Он сидел рядом с зеркалом, в «приюте», а до этого мы с ним, где то ходили, и о чем-то говорили.
«Все, что я хочу, это все, что я хочу».
Теперь он сидел в своей рубашке, а я мучил магнитофон. Летов ему не нравился.
Мысли о холодности и горячности. Думал, что, конечно же его спасли. Его не могли не спасти. Дело в том, что его отвезли в Москву, и там пришили голову. Хотел спросить, видел ли он, что после смерти, т.е. что было, когда не пришили голову, но не спросил. Шов видел. Кажется дождь за окном был, а потом появилась та пара строчек Гребеньшикова, и я проснулся с чувством…
Когда понял, что не куда идти, возникло чувство Пилата, что что-то не договорили, не могу вспомнить, что.
И теперь опять остаюсь один. Было очень здорово с ним. Но словами этого не объяснить. Это надо чувствовать.
«Приют был как всегда во сне, чем-то полуреальным и присутствовало чувство высокого этажа, хотя известно, что он на третьем. Чувство дождя, улицы мокрой. «Это все, что я хочу»
Снился ночью О., с отрезанной, пришитой головой. Ходил по каким то домам, говорил всем, что голова у него пришита, и пытался оторвать эту голову.
За окном снег, зеленые деревья и хлопьями падает снег.
Жутко очень.
И я не знаю, что делать.
Вспоминаю О., вероятнее всего, требовал, что бы вытащили чурбан из горла, чтобы шея держалась. Для этого он и хотел сорвать голову.
«Офелия, далекая Офелия».
Надо же, в конце концов узнать, что такое смерть.
Снился ночью О., я ему Ерофеева рассказывал, он молчал.
Надо узнать, что будет после смерти.
Красивое.
Как хорошо.
Я иду по земле,
по солнечной застывшей земле,
по солнечной рыжей земле,
по прекрасному
миру,
по тёплым заборным
доскам,
по красивым,
за ползущее
Идиотия.
Обнаружилось моя
бесполезность,
моя безучастность,
моя наблюдательность,
моя наблюдательная
способность,
моя посторонность.
На моем лице
идиотия,
невыразимое
непонимание
окружающего,
невыносимое, невыразимое
неприятие,
********
Звенит на
пальцах об
асфальт радостью
солнечный день.
Звенит на пальцах
об асфальт
радостью солнечный
день.