Наш Кремль, как и любой другой Кремль запрограммирован на саморазрушение, так что спешите фотографироваться.
Материальный мир реален. И представления о мире реальны. Только мир делают в Китае, а представления о мире делают в Голландии.
4. В чем по-вашему заключается счастье? И что бы Вы исправил в мире в первую очередь, если бы получили настолько же мощную власть и силу, как у его героя-оборотня из "Священной книги оборотня"?
Счастье - это термин, который объясняет сам себя. Возможно, это народная этимология, но "счастье" - это от слова "сейчас". Что это значит? Вот рисунок из журнала три картинки рядом. Человек сидит за компьютером, а думает о гольфе. Человек играет в гольф, а думает о сексе. Человек занимается сексом, а думает о компьютере. Замкнутый круг. Так вот, счастье это когда ты целиком в сейчас, а не где-то еще. Если отбросить физическую боль, все наши страдания сфабрикованы умом из мыслей о прошлом и будущем. Но там всегда будет достаточно материала, чтобы сделать нас несчастными, потому что в будущем - смерть, а в прошлом - все то, что сделало ее неизбежной. Несчастье - "не-сейчастье" - это состояние ума, констатирующего, что жизнь не удалась вчера и вряд ли удастся завтра. Если забыть про это, оказаться там где ты есть и, как выразился Набоков, "узнать свой сегодняшний миг" это и есть счастье, которое практически всегда доступно. Это "тайная свобода" Пушкина у него именно об этом стихи, а не "о природе". Такое счастье ни от кого не зависит и его никто не может отнять. Но за него надо идти на бой не то что каждый день, а каждую секунду. Это, конечно, парадокс, потому что воевать там не с кем, а бой выигрываешь уже в тот момент, когда вспоминаешь, что на него надо идти.
Касательно того, что надо исправить в мире вот именно это "не-сейчастье" в себе. Все остальное исправится само, потому что его нет нигде кроме как в голове. Там и разруха, и эффективный менеджмент, и все прочие ужасы.
Засветилась в комедии Гайдая и бывшая гостиница "Кубань" (ныне отель
"Звездный"). В ресторан "Плакучая ива" превратили местное кафе
"Курортное" (сейчас - кондитерская-гриль-бар "Лентяй").
Мы тут со своей народной дипломатией, когда говорим, что Украина и Россия - братья и сестры, пришлись, видимо, властям как кость в горле. Ющенко, видать, это все не нравится. Но концерт все равно состоится, и добро победит зло.
Потрясти мир можно двумя вещами: совершенно обалденным сюжетом и откровенностью киносцен - это должно засесть в мозгу, как игла. Зритель обязан выйти из кинотеатра, позвонить приятелю и сказать: «Мужик, сходи на Тарантино. Гарантирую - ты в жизни такого не видел».
Если эпоха не производит искусства она стремительно растворяется в мутном потоке времени.
[...]
Проблема заключается в том, что один, даже невероятно талантливый и работоспособный художник не сможет породить далекоидущую традицию при описанной нами эстетической атмосфере в обществе. А значит и в историю искусства не попадет, ибо связей иметь не будет с прошлой традицией. Признать предшествующие традиции значит признать их критерии качества, т.е , поневоле, всё-таки принять правила и условия общие для всей истории человеческого творчества.
Я могу с легкостью выставить в каком-нибудь прославленном музее современного искусства кусок железа, подобранный вблизи моего жилища, авторизовать его и нагрузить этот случайный ртефакт множеством концептуальных измышлений.
В подобной манере, может выступить еще с десяток-другой людей, но это не будет являться искусством. Причина тому отсутствие связей с прошедшим ходом творческого процесса, со всей историей искусства.
Хотелось бы, конечно, но не получится. А все потому, что вся эта постановка проблемы неизбывно возвращает художника к критерию качества.
Качество очень важная категория искусства, многозначность арт-объекта пропуск его в будущие времена. Это объективная категория, как бы не пытались это опровергнуть суетливые приверженцы арт-гарбиджа.
Если эпоха не производит искусства она стремительно растворяется в мутном потоке времени.
[...]
Проблема заключается в том, что один, даже невероятно талантливый и работоспособный художник не сможет породить далекоидущую традицию при описанной нами эстетической атмосфере в обществе. А значит и в историю искусства не попадет, ибо связей иметь не будет с прошлой традицией. Признать предшествующие традиции значит признать их критерии качества, т.е , поневоле, всё-таки принять правила и условия общие для всей истории человеческого творчества.
Я могу с легкостью выставить в каком-нибудь прославленном музее современного искусства кусок железа, подобранный вблизи моего жилища, авторизовать его и нагрузить этот случайный ртефакт множеством концептуальных измышлений.
В подобной манере, может выступить еще с десяток-другой людей, но это не будет являться искусством. Причина тому отсутствие связей с прошедшим ходом творческого процесса, со всей историей искусства.
Хотелось бы, конечно, но не получится. А все потому, что вся эта постановка проблемы неизбывно возвращает художника к критерию качества.
Качество очень важная категория искусства, многозначность арт-объекта пропуск его в будущие времена. Это объективная категория, как бы не пытались это опровергнуть суетливые приверженцы арт-гарбиджа.
Рокенроль, однако, это когда взрослые дяденьки пугают малолеток о том, как страшно жить.
| ||
| Ссылка: http://rg.ru/2008/07/18/german.html |
Способность к удвоению реальности - в самой природе кино. Кинообраз часто несет в себе метафору, номинально не будучи ею, сохраняя достоверность факта. Вспомним ныне уже хрестоматийный эпизод из "Иванова детства". Двое - капитан Холин и медсестра Маша - переходят траншею по перекинутому через нее стволу, капитан обнимает девушку, и в его объятиях она повисает над черной дырой траншеи, как над пропастью. И траншея в лесу, и дерево, мостком перекинутое через нее, и двое, балансирующие на этой шаткой опоре, - здесь все достоверно, сиюминутно, и все исполнено второго, трагического смысла. Сюжетные мотивировки отлетают, и объятье над траншеей читается как многослойная метафора. Впрочем, слова не могут вызвать того чувственного впечатления, какое рождает кинематографический образ. Наверное, непереводимостью кинометафоры на язык другого искусства и поверяется ее принадлежность к искусству кинематографа.
"Мне кажется, альбом стал результатом того, что я проникся идеалами авангардистского искусства. Авангард начинается там, где появляется личность, единица, противопоставляющая себя обществу, находящаяся в конфликте с ним. Если так на это посмотреть, то я уже, вероятно, навсегда останусь в полном смысле слова авангардистом. Должен сказать, что никогда, даже будучи совсем молодым человеком, меня как-то не интересовал контакт с тем, что творилось в культурном мэйнстриме. Я имею в виду то направление культуры, которым в определённый момент завладели масс-медиа. Гораздо сильнее меня привлекали темы, развивающиеся на перифериях искусства, на его обочине. Именно там, на маргиналиях культуры, я всегда чувствовал себя наилучшим образом. И поскольку я находился там, в процессе творчества доминировала точка зрения аутсайдера. Может быть, поэтому мои песни так часто проникнуты чувством одиночества, опустошения, отчуждения. Это ведь накладывалось на то, что прежде всего я хотел в них выразить. Так что одни мотивы стали обрастать другими, образуя все более сложные многоуровневые конструкции идей, что особенно отчётливо видно в том, что я в настоящее время делаю."
Недавно я перечитывал «Пикник на обочине» братьев Стругацких, оказавшихся, пожалуй, самыми востребованными нынче советскими писателями именно потому, что со всякого рода гипнозами они расстались раньше многих, сумев одновременно разочароваться во всех наличных вариантах социального устройства, от коммунизма до капитализма включительно. И в самой загадочной их книге бросился мне в глаза пассаж, которого я прежде не замечал. Наверное, это я один такой дурак, а все прочие только ради него эту вещь и читали, но лучше додуматься поздно, чем никогда. Итак, cталкер Рэдрик Шухарт пересказывает статью ученого Панова, который о Зоне думает вот как: «Городишко наш дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра. Только сейчас, говорю, это дыра в будущее. Через эту дыру мы такое в ваш паршивый мир накачаем, что все переменится. (...) Через эту дыру знания идут. А когда знание будет, мы и богатыми всех сделаем, и к звездам полетим, и куда хочешь доберемся». И понимаю: ведь это о Советском Союзе, который тоже во многих отношениях был дыра дырой. И не зря область инопланетного посещения называется у Стругацких Зоной, и не зря, соответственно, одной огромной Зоной, обнесенной по границам колючей проволокой, называли всю нашу империю. Но из этой дыры сквозило будущим не таким, конечно, какое было у нас в 30-е, а таким, о каком думали лучшие умы. «Слова-то говорились правильные, и дети успели их запомнить», как блестяще сформулировала Марья Васильевна Розанова. Мы все живем сегодня в постепенно растаскиваемой Зоне, и все наши приватизаторы не более чем сталкеры, растаскавшие имущество, оставшееся от инопланетян. Инопланетян же этих странных людей, построивших Магнитку и Днепрогэс, выигравших войну, написавших лучшую в мире фантастику, больше нет. Они улетели. Им показалось здесь неинтересно. Но все интересное, что здесь есть, сделано ими, советскими жителями, верившими в надличные ценности и чудеса всечеловеческого братства.
Да, они действовали чудовищными методами; да, я никому не пожелаю быть их современниками; да, их Посещение было жестоким, как всякое Посещение. Говорят же и о тяжело больном «Бог посетил», это такое русское выражение. Богу нужно место, где расположиться, он многое вокруг себя крушит, он строит себе жилье, мало похожее на обычные человеческие жилища (об этом был у Борхеса занятный рассказ). Больше того, Бог ни одного желания не исполняет просто так, он требует жертвы, и жертву эту вынужден приносить как раз тот, у кого самые благие намерения. Да, на пути к Золотому Шару, исполняющему желания, надо было пожертвовать самым обаятельным героем повести. И вдобавок этот шар исполняет вовсе не те желания, которые ты произносишь вслух. Но по крайней мере он это умеет, а больше никто на свете не умеет ничего подобного. Советский Союз был страной, в которой побывал Бог, и никому из живущих в России мало не показалось в Зоне у Стругацких тоже целые кварталы обезлюдели, да вдобавок покойники на кладбище воскресли. Думаю, это недвусмысленный намек на утопические раннекоммунистические мечтания о воскрешении мертвых, ранний советский космизм, выросший из «Философии общего дела» Николая Федорова. В общем, малоприятное это дело, но никто и не обещал, что Бог при своих визитах будет заботиться о комфорте принимающей стороны. Мне сразу напомнят репрессии, катастрофу целых сословий, истребление всего живого, но ведь в Библии никогда без этого не обходилось. Тогда Бог чаще посещал человечество, и это всегда было очень травматично. Это вам не пошляк Воланд, заехавший со свитой и всего-то истребивший одного глупого РАППовца. Это серьезная катастрофа социальная, экологическая и антропологическая. Но через эту дыру, пробитую Посещением, входит будущее. А больше оно никак не входит. И те, кто совершал эту революцию, были зауряднейшими людьми, но попавшими в магнитное поле Большой Истории, индуцированными им, обнаружившими в себе уникальные дарования; и в Посещении, как хотите, есть величие.
Сколь бы пластичным ни было поведение высших приматов, обезьяна по природе все-таки обезьяна. Между тем, человек по природе не человек, он вообще никто. Статус человека ему придают язык и культура, которая представляет собой альтернативу видовой поведенческой норме и, судя по всему, не совместима с последней. Если отвлечься от чистой физиологии, нужно признать, что никакой общевидовой, врожденной нормы человеческого поведения, особенно социального, не существует. Точнее, если какие-то ее остатки и прослеживаются этологами у детей, то в процессе социализации они перекрываются культурными нормами, усваиваемыми точно так же, как и язык. Как язык и в онтогенезе, и в филогенезе вытесняет древнюю висцеральную вокализацию, так и культурные нормы вытесняют древние врожденные поведенческие программы. Единой общечеловеческой нормы поведения нет потому же, почему нет единого общечеловеческого языка.
Мне представляется, что шансон, блатняк сегодня - это та зона (в прямом и переносном смылсе), где ещё в цене понятия о чести и достоинстве, в то время как практически вся основная поп-культура страны пропитана пониманием того, что за бабки возможно всё. Фактически попса - это оправдание всё той же коррупции, когда ради удовольствия можно торговать телом, можно продать свою задницу, ну а о моральных устоях речи вообще не идёт. Конечно, в шансоне речь идёт о чести воровской, криминальной, и в этих "понятиях" библейские заповеди пребывают в "генно-модифицированной" форме, но главное - там прослеживается мысль о том, что не всё в этой жизни можно купить. А это сегодня очень важно.
Люди, которые любят шансон-блатняк (не будем вдаваться в нюансы), подсознательно тянутся к тем ценностям человеческой жизни, которые не продаются и не могут быть проданы. Неслучайно эта музыка пользуется популярностью не только в криминальной среде, но и в ментовской - ведь не все там успели продаться и распрощаться с нравственными ценностями.
Конечно, сращивание понятия "честь" и "противодействие власти" не может не волновать: выходит, что если ты законопослушный, то продажен и аморфен, а если ты - свободная личность с чётким представлением о достоинстве - так непременно смотришь на весь "официал" косо... Но в любом случае, люди, выбирающие такую жизненную позицию, достойны большего уважения, нежели толпы поклонников проституционной "эстрады", исповедующих в жизни в качестве заповедей рекламные слоганы на манер "Корейский мобильник - прекрасный повод для гордости".