Я чувствую внутреннее свечение.
Я чувствую блеск собственных глаз.
Я чувствую свое радостное дыхание.
Все во мне взрывается искрами.
Я счастлива.

Три часа наедине с городом. Три часа диалога с московским утром.
Прокатилась до конечной остановки троллейбуса.
Трубная-Арбатская.
Коротенькие скверы, вокруг глаза и скорость.
И в то же время город еще спит.
Кофе и странный рассказ.
Ручка, бумага, мысли.

Пронзенный облаком рассвет
Легко мерцает в дымке неба,
И в чистой выси красок нет,
Лишь отблеск солнечного следа.
А ветер призрачный так холоден и тих,
Его грустны прикосновенья..
Но яркость лезвий золотых
Растопит лед оцепененья.
Потухнет ветру ненавистная свеча,
Теплом повеет из распахнутой вселенной...
И радость нежная рассветного луча
Мечту ночную озарит проникновенно.

Иногда во мне возникает противоречивое чувство. Ощущение близкого откровения, будто я стою на грани раскрытия какой-то Великой Тайны, ответ на которую так давно искали все, но именно мне она предпочла чуточку открыться... и тогда я будто замораживаюсь в этом чувстве, предчувствии чего-то грандиозного и в то же время неибежно-грустного... напоминает осознание неминуемого прощания. Или...нового начала? И сердце бьется медленно и громко, периодически отстукивая быструю трель в груди, и к горлу подступает ком, а скулы сводит от напряжения. Мне причиняет это боль, но я постоянно бегу обратно к этой боли, к горькой одухотворенности, к ощущению близости к тайнам вселенной. Стоит лишь включить эту музыку.

[300x225]
Оглядывая располосованные светом стены,
я сижу, боясь шевельнуться,
боясь упустить мгновение,
когда все вокруг такое легкое и светящееся,
когда мои мечты пронзают нежный тюль,
когда пыль кружится плавно и невесомо,
и я смотрю и чувствую собственный взгляд
в теплом и уютном эфире,
где можно безбоязненно раствориться,
не думая о материи,
не вспоминая боль,
где можно утонуть в ощущениях,
в чистоте созерцания,
в беззвучии света,
спустившегося ко мне на лицо,
на руки и волосы,
и я буду сидеть на полу неподвижно,
боясь потерять волшебство.

[200x300]
Стеклянное солнце.
В лужах.
В оконных отражениях.
В глазах.
И лишь иногда в улыбках оно настоящее.

щелк-щелк.

Испуганная фотографиями Джакомелли, одухотворенная воздушными работами Гибсона, я шла меж белых стен.
Звонок, и внутри пусто. Звонок, и из глаз катятся слезы.
Смерть может улыбнуться, если ее рассмешить.

Перебор стеклянных гитарных струн.
Радостная и грязноватая трель губной гармошки.
Неуверенное скольжение карандаша по бархату бумаги. Кто будет там, внизу?
Тихий голос шепчет слова. Неужели это я?
Я слышу, как распускаются тюльпаны у меня за спиной.

P.s. мечтаю встретиться лично с Билли Миллиганом. И пожать руку этому Человеку.

Синтез взгляда и стены. То ли я глуха, то ли она слепа.
Радость, радость, рассыпающаяся перламутровыми искрами по рукам, по глазам, по сердцу.
Я боюсь, что однажды засушенные розы рассыпятся пылью. А пока...
с днем рождения.

Золото сквозь серебро, солнце сквозь снегопад.
Тепло стекает с лица вниз, внутрь, в самое сердце.
Мне даже кажется, что я чувствую вырабатываемый растениями на подоконнике кислород.
Мне даже кажется, что я сплю в золотом свечении.
Становится легко и очень прозрачно.
Запах старых книг, кислорода, тепла и меда.
Запах моей весны.

Я теряю рассудок.
И воздух взрывается лиловыми искрами.

[200x300]
Смотрю на мелочи через новое стекло.
Звук спуска затвора действует невероятно успокаивающе.
Щелк-щелк-щелк.

[227x300]
Тону в гуаши города и карандашных зарисовках мыслей.
Я просто хочу, чтобы он был рядом. Сейчас.
Я поражаюсь, как еще человеский род не вымер от горя и неумения видеть положительные стороны жизни.
Через стекло объектива все не так прозаично. Чисто как-то, искренне.
Когда питаешься только кофе и Фруто Няней, глаза видят больше. Наверное, угол обзора шире.
Женщина в метро. Она улыбнулась, я улыбнулась. Она посмотрела на меня и вышла на своей остановке. А я осталась сидеть и думать о паутине морщинок на ее веках.
Дети-инвалиды. Душераздирающий крик, слышный даже через наушники. Девочка на эскалаторе. Толпа, какие-то пустые, бездумно созерцающие взгляды, комок в горле, боль в скулах. Ощущение расширяющегося зрачка и замирания сердца. Чертовы приступы паники. Чертовы эскалаторы. Чертова чужая боль.
Запах старости, книги, череда одинаково серых вытертых ковров, стул и стол с облупившимся лаком. Огромный книжный шкаф, который манит к себе. И еще мелькающие повсюду портреты старого покойного мужчины. И снова паника. Тихая, бесшумно-цепкая. Она уходит, когда я начинаю писать цепь пустых и громоздких предложений по экономике. И когда смотрю на реку. И на дождь, насыщающий ее по капле чем-то более высоким, чем отходы, мусор и трупы бездомных собак. Чем-то таким высоким, как испарения труб завода.
И снова люди, улыбки, взгляды и страх.

[300x214]
Одного мимолетного касания хватило, чтобы понять, что я хочу оказываться в этих руках снова и снова.
Мысли тают, как шарик молочного мороженого в руке у ребенка, засмотревшегося на радугу. И никаких сожалений.
Ворсистый солнечный свет, укутывающий своим нежным медовым теплом, прозрачная, в меру жесткая музыка в наушниках, похожий на пластик мелкий снег...и лица, лица, расчерченные живительными лучами, пущенными кем-то с неба...

Есть в нашем доме один старичок. Он очень серьезный, статный, у него седая окладистая борода и солидные очки. Он говорит со своей собакой по-немецки, читает стихи, а еще однажды он попросил у нас спички. И когда мы сказали, что у нас их нет, он гордо прочел веселое матерное двустишие про стрелка без спичек и пошел в темноту, отдавая собаке команды по-немецки и ворча что-то про себя.
Он очень много пьет. Часто можно увидеть его идущим неверной походкой по двору, говорящим с самим собой. Тогда он начинает обращаться к прохожим, комментировать их внешность в трогательной старинной манере...
Сегодня я видела его два раза. Оба раза он сидел на земле возле детской площадки и не мог встать. Он был пьян настолько, что даже не мог говорить сам с собой.
Папа сказал мне, что видел его недавно на улице. Он сидел на проезжей части, отталкивая тех, кто хотел ему помочь. Он кричал, что не хочет больше жить.
Я знаю, что его считают сумасшедшим старым пьяницей. По сути, так и есть. Но почему-то я питаю к нему какое-то уважительное сочувствие, мне бесконечно жаль этого интеллигентного старичка, который так смешно читает похабные стишки и говорит со своей собакой по-немецки.
Я не знаю, почему сейчас думаю именно о нем. Просто очень, очень больно было сегодня его видеть.

"Всякое рождение означает отделение от вселенной, означает ограничение, обособление от Бога, мучительное становление заново. Возвратиться к вселенной, отказаться от мучительной обособленности, стать Богом - это значит так расширить свою душу, чтобы она снова могла объять вселенную".

Герман Гессе

[показать]



Бывают дни: я тихо тлею
Меж лезвий бури снеговой,
И чем мой разум холоднее,
Тем хрупче замкнутый покой.

Бывают дни: эфир сверкает,
Звеня лучами из стекла,
И мысль моя бесшумно тает
В бездонной неге серебра.

Есть дни: в пустом оцепененьи
Они безвыходно темны,
Но свет несет прикосновенье
Ночной неведомой звезды.

Минуты есть, когда дыханье
Вбирает вечность детских снов.
Один лишь взгляд, одно признанье
Иных рисованных миров.

Люблю секунды без сомнений,
Без резких линий перемен.
Люблю начала тех мгновений,
Что дышат вечно, без измен.

Прекрасная прозрачная погода. Замечательный сухой снег. Я иду быстро-быстро, на каком-то уютном автопилоте, обратись ко мне кто-нибудь-я бы не смогла ничего ответить, лицо свело от холода. Да и вряд ли бы кто-то обратился. Снежинки упруго отскакивают ото лба, от щек, скатываясь за шиворот или просто отлетая на асфальт. В наушниках музыка, которая сопровождала меня последние два-три года, музыка, которая подхлестывала меня в трудные часы или пела вместе с моим сердцем в часы радости. Я еду по знакомым улицам и понимаю, что я не не изменилась. Не изменилась с тех пор, как мне было лет 7, и я думала о золотых рассветах меж розовых облаков над Нескучным Садом... Возникает чувство, что Москва не такая уж и большая или моя жизнь не такая уж и разнообразная, если в течение дня меня окружают знакомые дома, мостовые, магазины, люди... Что я знаю наизусть все интонации диктора в троллейбусе, слово в слово рекламу пятого троллейбусного парка... И в то же время все совсем не так. Я стала старше, улицы и мостовые стали старше, хотя во времена моего детства они уже были такими древними... Люблю этот город, каждое окно каждого дома, каждого воробья на улице...
Смешные вещи иногда происходят в моей жизни. Так, например, когда мы шли с концерта в прошлый понедельник, шел дождь. И, видимо, что-то капнуло мне на самую макушку, что-то похожее на смолу. Сначала я подумала, что плохо смыла бальзам, когда среди чистых волос был маленький островок жестких волос с подозрительным блеском. Помыв голову еще раз и увидев, что островок разросся на всю область пробора, я решила, что вообще не смыла бальзам. Но времени перемывать не было, сделала тугой хвост и ушла. И вот настало вчера. Выйдя из ванной, я поняла, что на моей голове нечто вроде шлема из твердых и липких волос. Даже рука приклеивалась. Намылила шампунем еще два раза. Стало еще хуже. В итоге голову мыла хозяйственным мылом и медицинским спиртом. Вроде сейчас все хорошо. Но черт побери, хотела бы я узнать, что за гадость капнула мне на голову.
Люблю этот город)
[622x170]

[350x350]
Апатия иногда накатывает, но всегда он рядом и всегда готов помочь.
На улице долгожданная весна, но я ее не чувствую, потому что для меня она наступила давно, еще два месяца назад. Я будто иду по туману, светлому, сверкающеу и чистому, где иногда встречаются плотные тучи. И стоит пройти сквозь них, собрав волю в кулак, как вновь попадаешь в сияние. Лицо покрыто мелкими каплями, которые соединяются в серебряные узоры. И я знаю, что все будет хорошо. Потому что так должно быть. Потому что он так сказал. Потому что нельзя не верить.
Наверное, этот туман мне приснился. Наверное.

[300x300]
Под конец дня глаза устают настолько, что переключаются в другой режим. И плоские поверхности становятся объемными.
Я безумно сильно привязываюсь к людям. И люблю новые знакомства. И ненавижу терять, даже тех, с кем не ладятся отношения. Если представить, что круг общения-это галерея с фотографиями, то я хочу, чтобы мне не пришлось перевешивать ни одну фотографию, а лишь добавлять новые. И лишь иногда бывают исключения.
Если долго смотреть в одну точку, можно почувствовать, как слегка покачивается голова) И она тогда кажется такой тяжелой...Как цветок одуванчика.
Я совершенно не понимаю, зачем я веду дневник в интернете. Зачем я вела его столько лет, зачем изо дня в день добавляю новый набор слов в несуществующую реальность. Бессмысленные слова в неосязаемом мире. Чудесно.
Я пишу и не чувствую облегчения. Меня продолжают одолевать какие-то бесконечные глупые мысли, которые никак не кончатся, никак не покинут меня. Я думаю о лампах накаливания, о трещинах в асфальте, о лицах людей в транспорте... я думаю о бумаге в книгах, о хлопьях снега и о бактериях. И еще я много-много думаю об энергии. И о времени. Иногда мне начинает казаться, что именно подобные вещи однажды откроют человеку ту Истину, которую он ищет еще со времен мамонтов. А мамонты милые, кстати. Только дерутся больно, наверное.
Никогда не понимала, в какой момент ожидание сменяется уверенностью. Когда надежда превращается в осознание. И происходит ли это резко или постепенно. Но происходит всегда.

[300x206]
Наверное, в метро я выгляжу совершенно потерянной. Огромные наушники, растерянный взгляд, книжка в руках, неуверенная походка. Наверное, не было бы преувеличением сказать, что я ненавижу метро. Люблю только эскалаторы.
Наконец купила книгу Гессе. Теперь в транспорте периодически поднимаю голову, глотая слезы и борясь с горьким оцепенением. Но то, что он пишет, прекрасно.
Скоро окончательно сойду с ума от количества текстов, требующих написания. Ведь слова же скоро кончатся...
Хочу, хочу больше фотографировать. Мне нужен свет, цветной экран и люди. Много ярких и эмоциональных людей.
Гораздо проще преодолевать грусть, когда есть люди, которых ты любишь. И когда память хранит их смех и улыбки, минуты, проведенные вместе. И еще их случайные взгляды и прикосновения.