Настроение сейчас - суровое

Всё ещё живу в суровых условиях. Сплю под тремя одеялами. Напоминаю себе случайного жителя Арктики в летнюю пору, оставшегося в одиночестве. Подхожу к окнам и представляю что за ними шумно плещутся волны Северного Ледовитого океана, но нет, слишком близко лучше не подходить, а вдруг смоет? Папа идею понял и одобрил. Обещал при возможности разделить со мной столь нелёгкие условия жизни.
Думаю попросить себе земли и большой ящик. За лето попытаюсь что-нибудь вырастить. У меня в дома вообще никого нет, даже цветов на подоконнике. Интересно будет попытаться что-нибудь скромное посадить, что-то вроде полевых цветов. Вдруг они окажутся более стснительными, чем я.

Настроение сейчас - суровое

Я выключил в доме отопление, открыл все окна.
Свищет ветер, пролетая почему-то в обе стороны, поднимает листки бумаги с моего стола, я вовремя их не убрал и теперь несколько меня покинуло.
Холодно. Болеть я может и не болею, но мёрзнуть очень даже.
Вязаная шапка, длинный и широкий шарф, плотный свитер, штаны и шерстяные носки.
Сплю на полу, по углам комнат. Пью горячий чай и чувствую себя полярником. Амундсеном и Нансеном в одном лице.
Меня успокаивают сильный ветер, холодная погода, серые цвета, ощущение недружелюбности, когда всё вокруг заставляет прятаться внутрь. Суровая северная жизнь, которую я пытаюсь заменить каким-то суррогатом.
Пришёл папа и зачем-то закрыл окна и включил тепло. Наверное не понял в чём дело. Надо было написать ему записку по этому поводу. Я всё-таки вовремя проснулся и вернул всё на прежнее место.
Может я так до лета поживу? Такого ведь сколько ещё не будет.

Настроение сейчас - застенчивое

За всем сказанным осталось без должного внимания лишь одно.
Моё лицо.
И здесь есть небольшая проблема.
Я стоял на кухне и что-то готовил. Папа был в ванной. Дальше я начал засыпать. Что именно случилось я не знаю, но можно представить, что я очень неаккуратно упал, а может зацепил волосами. Потом не мог понять где я, что со мной произошло, ну, всё как обычно.
У меня ожог левой половины лица и головы. От косметических операций мы отказались, мне не хотелось ещё что-то делать. Слева на голове теперь не растут волосы, ухудшилось зрение, ещё кое-какие неудобства. И наполовину обожжённое лицо.
Из дома после этого были убраны все источники огня. В новой квартире у меня электрическая плита и нет спичек.
Наверное, фотомодель из меня теперь не получится.

Настроение сейчас - задумчивое

Я, наверное, вернусь к уже почти забытому. К моему первому опыту резьбы по дереву. Итогом стала интерпретация чудной картины Виктора Михайловича Васнецова «Богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович… примечают в поле, нет ли где ворога, не обижают ли где кого?». Когда я в первый раз увидел то, что нарезал, то не сразу понял что это вообще. А где у них ноги? - спросил я у себя, глядя на лошадей. Мне всё ещё непонятно почему вместо поля под ними шахматная доска, развёрнутая как скатерть-самобранка, и зачем здесь цирк. Думаю, что это невозможно объяснить, как и то, почему папа всегда закрывает один глаз, когда смотрит в зеркало.
"Может, я как Илья Муромец?" - думалось мне раньше, когда я только узнал про него. Точно так же я лежу дома, пусть не на печи, но на чём-нибудь другом, это скорее всего не так важно, а потом, в тридцать лет и три года, встану, выйду из дома и пойду куда-нибудь. Я пока не знаю куда я пойду, но для начала нужно дожить до тридцати трёх лет, а потом ещё и не заснуть, выходя из дома. Если всё пройдёт успешно, то уж с направлением я разберусь.
Что меня, кроме ирреалистичности, смущает во всё этом? Я не хочу никого убивать, даже самых страшных злодеев, ни Соловья-разбойника, ни Поганое Идолище, вообще никого. Думаю, что и Илье Муромцу тоже ничего такого делать не хотелось, но наверняка были какие-нибудь свои причины. Да и мне, если деваться будет некуда, то, наверное, придётся, но очень не хочется.
Я почему-то не воспринимаю врагов как что-то нечеловеческое, угрожающее, не достойное понимания. В былинах и сказках ещё можно сделать скидку на то, что все Змеи, Кащей и прочие - не совсем люди. Но как так в жизни? Неужели один человек не может говорить с другим человеком без насилия? Неужели мало случайного несчастья, бедствий, катастроф?

Пусть это будет очередной глупостью, отдающей детством и идеализмом, но я хочу чтобы все были счастливы.

Мои слова - скромные поднежники в Ваш букет поздравлений.
[640x480]

Настроение сейчас - слегка возбуждённое

Что-то нежно звенит вдали. Что-то поднимается, что-то, чего мы ещё не видим, но оно скоро будет здесь. Тот, кто спит, занят, думает, он не знает об этом. Все остальные уже забиваются по разным углам, дрожа всем телом. Вы разве не видите их следов на снегу? Им страшно. И мне тоже.
Благоговение и страх, и трепет перед величием и красотой, всемогуществом и святостью. Словно страх нашалившего ребёнка перед отцом, шаги которого он уже слышит за своей дверью, и знает, что наказания не избежать. И одним раскаянием здесь не поможешь, а только лишь искуплением.
Так и мы. Я слышу звон бубенчиков с колесницы того, кто принесёт очищение. Слышу, жду и плачу от раскаяния. И я верю, что Оно принесёт мне искупление.

Sol!

Я выглянул в окно, первый раз за последнюю неделю. Мне показалось, что ещё не весна. И мне не хочется называть это зимой, я боюсь Её оскорбить.
Времён года мало. Надо выдумать больше. Чем же вы занимаетесь, если такие простые вопросы всё ещё не решены?

Настроение сейчас - хорошее

В последнее время мне снятся необычные сны. Раньше такого не было.
Сюжет вполне привычен для меня - разговор с людьми, находящимися в каком-либо помещении. Взгляд в глаза, и, как всегда, глаза у всех людей, которых я когда-либо видел во сне, были лиловые глаза, точь-в-точь мои. Детали всегда различны, но некоторые повторяются. Уже около месяца я вижу то, чего раньше не было. Когда я заканчиваю беседу и собираюсь уходить, то не разворачиваюсь, и не шагаю к двери, а разрезаю на себе кожу и покидаю тело.
Я не могу сказать, что меня это пугает или беспокоит. Нет. Это просто наблюдение и рассказ того, что привлекло моё внимание.
Разрезать кожу и выйти из тела.
Дух и тело.
Божественная машинерия.

Настроение сейчас - удовлетворённое

Ночью в одном из окон чьей-то кухни горит свет. Спрятано шторами. В комнате стоит стол, за столом сидит человек. В руке у человека большой нож, в его глазах хладнокровная решительность, на столе апельсины.
Мир замер, расправившись в один большой амфитеатр, в зрачке которого собрано всё внимание всех сцен. Ни один живй человек никогда не переживал ничего подобного ни до, ни после, а тот кто сидит за ножом, не переживёт свою роль.
Толкаясь от страха оранжевые фрукты жмутся друг к другу, словно ждут второго пришествия, и от этого становясь ещё меньше перед гигантским, свободно расслабленным, ещё даже не поднятым тесаком.
Человек собирает всю волю своих зрителей на лезвие, как кажется им, и на скрещенные под столом ноги, как кажется ему. Лёгким движением поперечного разреза он лишает первый фрукт девственности, обильно орошая своё лицо брызнувшей из-под кожи оранжевой жизнью.
Никто не смеет позволить зазвучать даже тишине. Он замирает, вдыхая безвоздушное пространство и резким движением бросает нож вниз, сквозь рвущуюся плоть, к своей руке, давая слиться двум из трёх вечных начал.
Зрители восторжены своей истерической овацией, кругом звучит какофония Маленького Камерного Оркестра вселенной, рождаются прямо на зрительских местах дети, но ни один не смеет умереть и даже слепые на миг перестали врать и пристально всматриваются в божественную Игру вечного Мастера смещения.
Два часа вечности никто не смел вдохнуть, только лишь выдыхая от восторга, наполняя мир своей жизнью. А маленькие, словно горошины, апельсины, нещадно уничтожались во славу героям прошлого представления, как и следующие будут принесены сегодняшним.
Стол закрыл собой весь мир, а его закрыла плоть погибших без борьбы. Завершённо вздохнул и, уверенный в том, что с последним движением руки мир был изгнан вон, лёг на на свой памятник.

Я просто очень люблю апельсины.
Всё было съедено после пробуждения на завтрак.

Настроение сейчас - расслабленное

Всё достаточно неоднозначно чтобы быть истиной.
Я иногда задумываюсь о том, как может быть иначе.
Мысли, направленные на прошлое, меня не так привлекают, как те, которые говорят что будет, если моя жизнь изменится. Если я смогу вести нормальную человеческую жизнь средней продолжительности.
Вариантов не так уж и много. Можно было бы получить нормальное образование, пока ещё возраст позволяет. Мне бы не хотелось, к примеру, стать врачом, изучать мозг и лечить больных детей, как бы героически это не выглядело.
Что-нибудь связанное с рисованием? Может быть. Это то, что мне действительно нравится. Думаю что из меня мог бы получиться архитектор. Или дизайнер.
Гораздо более привлекательной для меня, но, как я понимаю, не вполне престижной, является работа руками, например поваром, а ещё лучше - с деревом, плотником.
Впрочем эти мысли заканчиваются ровно с тем, что их и вызвало.
Я теперь знаю что может спасти человека практически в любой ситуации.
Омлет с брюссельской капустой!

Настроение сейчас - спокойное

Посмотрите-ка, мальчик-инвалид! Жизнь его убога, мир поиздевался над ним, он неизлечимо болен, живёт всего четыре часа в сутки, да и те не знает как провести, бедный, бедный. А он всё-таки счастлив что жизнь дала ему возможность наслаждаться солнечным светом и свежим ветром. Он не сдаётся, не забивается в угол и не плачет о своей судьбе. Он улыбается даже во сне, а когда он не спит, он думает о чём-нибудь приятном, потому, что делать это у него не всегда получается.
Давайте его вместе пожалеем!
Что это?

Я ненавижу свою жизнь так, как вообще что-нибудь можно ненавидеть. Со знанием дела, вовлечённостью, холодно и расчётливо. Мне противно моё положение, которое ни к чему не обязывает и, само по себе, не ограничивает. Я абсолютно бесполезен, живу без отдачи, ничего не делаю. Ем, сплю, развлекаю сам себя всё остальное время. Могу получить всё что угодно, стоит лишь попросить об этом. И ещё я нахожу всё это аморальным. Жизнь за чужой счёт.
Я сам себе противен.
И мне противны все те, кто позволяет жить таким людям, как я.

Я проснулся.

Настроение сейчас - не очень хорошее

Мои собственные мысли сейчас настроены против меня. Они доставляют беспокойство. Так всё просто, когда ничего не происходит, а начинаешь о чём-нибудь думать, и чувствуешь себя прескверно. Ничего не хочется, даже заставлять себя что-то делать нет сил.
Я не ищу объяснений, не требую оправданий, не спрашиваю зачем. Это просто приходит, а я знаю что делать.

Тихая гладь прозрачного горного озера сменилась мутной рябью.
Наверное внизу Кто-то неосторожно пошевелился.


Против любого врага у меня есть одно оружие.

сон

Настроение сейчас - безразличное

Что происходит с человеком если он очень много не спит?
Как это вообще произошло?
Неужели это был я?

Ситуция разворачивалась неожиданно для всех. В состав всех входил только я. И ещё то, что было на мне.
В понедельник, восемнадцатого числа я проснулся своим самым обычным дневным пробуждением, далее произвёл все свои самые обычные действия, не заслуживающие отдельного упоминания, вышел в зал и увидел большой металлический ящик. Рядом с ящиком, прислонённые к стене, стояли ровные куски дерева. Ничто ничего не предвещало. Я позавтракал, попутно с едой, отправляя в себя, одну за другой, мысли. Я знал, что там находится, мы с папой как-то разговаривали об этом. Инструмент для резьбы по дереву. Вдруг я подумал о том, о чём думал ещё и раньше, но почему-то всё ещё не сделал.
Маска.
Прошло уже больше недели с нашего первого знакомства, но она всё ещё лежала в шкафу. Мне показалось, что она стала меньше. Может быть это от обиды на меня, за то, что я так долго не открывал шкаф. Я взял её с собой, положил рядом на стол.
Я открыл ящик, переложил дерево, осмотрел инструменты. Посмотрел в окно, на голубое с серым отливом небо. Надел маску, привязал ещё неделю назад заготовленной ленточкой. Оглядел всё ещё один раз сквозь единственный открытый глаз и взялся за ручку неизвестного мне инструмента.

Что я могу сказать о резьбе по дереву. Я в этом ничего не соображаю, не знаю как это делается, как называются инструменты. Пришлось учиться сразу на месте. Первым возникшим у меня вопросом было:"А где здесь ластик?" Эти линии уже не сотрёшь так просто, как карандашные, не подкорректируешь так, как можно сделать с ручкой. Всё приходится делать очень аккуратно, сразу и без ошибок, иначе можно испортить всю затею.

А теперь самое страшное.
За всем этим делом я совсем потерял голову. Перестал соображать что происходит, в голове не было ни единой мысли, руки двигались сами по себе. А меня словно и не было. Пришёл в себя я почти молниеносно, сразу после того как закончил и отложил всё в сторону. Настолько измотанным и уставшим я ещё никогда не был. Одной рукой, весь дрожа, стянул с себя самостоятельно развязавшуюся маску. Случайно бросил взгляд на часы и даже не нашёл сил ужаснуться перед тем как упась и заснуть.
Я вырезал восемь часов!
В два раза больше моего обычного времени за день.
Проснулся вечером следующего дня в своей кровати. Открыл глаза, встал, посмотрел на часы и снова лёг спать. Весь вчерашний день я провёл засыпая каждые пять минут на полчаса. И только сегодня я начал себя хоть чуть-чуть ощущать.
Будто меня кто-то выжал. Внутри всё так спокойно и так перемешано. И всё ещё нет сил.
Я ещё не подходил к своей работе.

Настроение сейчас - печальное

Можно расценивать как комментарий.
Я не пользуюсь никакими программами для рисования (графическими редакторами) просто потому, что теряется прикосновение к рисунку, а это самое важное для меня. И ещё я не умею ими пользоваться.
Весь процесс рисования подчиняется неизвестному внутреннему чувству, которое иногда заставляет меня подолгу просиживать, вглядываясь в острозаточенный карандаш, занесённый над белоснежной бумагой. То, что остаётся после меня на бумаге, не задумывается заранее, и даже не ради этого всё делается. Всё движется вслед лишь за одним процессом, за тем единственным, что доставляет мне странно смешанное чувство удовольствия и боли, сродни сладкому вкусу крови из прокушенной от испуга щеки. Очень многое из того, что я сделал мне не нравится, я очень сильно из-за этого переживаю, могу думать о каком-то сюжете, неверно, несправедливо и некрасиво отображённом мной, во сне, просыпаться в волнении, вскакивать и бежать переделывать заново, добавлять какие-то линии, которые я и сам потом не всегда нахожу, а затем засыпать перед обновлённым творением словно перед иконой.
Сейчас такое происходит реже. Объекты мои чуть более приземлены. Всё ещё нетвёрдой и трясущейся рукой, робкими, будто в первый раз, движениями я вычерчиваю линии действительно существующих предметов, чего-то реального, копирую очертания картин, вида из окна, интерьера. А получается?
Получается всё точно так, как было раньше - под моими руками оживает нечто неземное, так непохожее на то, чем оно было до меня. Я не всегда узнаю что нарисовано, если не загляну на оборот и не прочитаю надпись. Даже самому иногда бывает забавно смотреть сразу на две работы, на первую, которую я копировал, где живёт своей вечной жизнью какой-нибудь человек, и на вторую, свою, где на месте человека медленной смертью гаснет свечка, испуская оглушающие клубы дыма.
В прошлом году я увлекался зданиями. Не могу назвать это архитектурой, я в этом не разбираюсь, я только рисую. Не думаю что это может быть реальным, да и кому нужны двугорбые здания неизвестного назначения и грибовидные формы жилых домов. Сейчас я рисую бабочек. Обычным карандашом, иногда даже незаточенным, я рисую цветных бабочек, после недавнего подсчёта результатов каждая четвёртая изображена мёртвой. Совсем недавно я подумал о том, что хорошо бы сделать пару набросков масок. Думаю что я ещё вернусь к зданиям.

Как-то раз я говорил с папой на очень интересную тему. Речь шла об оригиналах работ художников и о копиях. Он достаточно много рассказал мне об этой проблеме с философской точки зрения.
К окончательному мнению я так и не пришёл. Но у меня нет ни одной одинаковой работы, а то, что я хочу скопировать, выходит не копией, а вариацией на тему, имеющей свою отдельную жизнь.
Пока отношусь к копиям картин так же, как и к фотографиям. Вспышка, снимок, готовый кадр - и души стало меньше.
У меня дома нет ни фотоаппарата, ни сканера. Я за всю свою жизнь ни разу не фотографировался. Фото на паспорт я за две недели нарисовал сам, сидя перед зеркалом. А сейчас и зеркал нет. Папа всё это одобряет, да и в самом раннем детстве он сам не разрешал меня фотографировать.

К сожалению, отчасти по техническим, но в большей степени по идейным убеждениям я свои рисунки показать не могу. По той же причине нет и фотографий.

P.S.
На моих глазах слёзы.
Господи, какая нежная музыка.

Настроение сейчас - притихшее

Сегодня приходил папа. Событие не такое уж и редкое, но сегодня он, помимо всего, принёс коробку с дисками. Немного фильмов (он знает что два часа для меня - слишком много), а всё остальное музыка. Записи различных джаз, блюз и рок коллективов. Моя благодарность уже нашла себя в рисунке джаз-бэнда.
Музыка для меня является постоянным сопровождением жизни. В семье постоянно слушали джаз, старые рок-группы, классическую музыку. У мамы было несколько синтезаторов, особенно моё внимание привлекал электроорган, если не ошибаюсь, это был Hammond, мама говорил что это папин подарок. Папа по сегодняшний день играет на саксофоне, хотя думаю что у него не так много времени для этого. Я всё ещё помню как, однажды проснувшись, услышал их игру вдвоём. Они сидели напротив друг друга, играли в разном ритме, совершенно по-разному, но звучали на удивление цельно. Я просидел возле них почти целый час, а потом заснул, всё это время они ни разу не прерывались. Я так и не научился ни на чём играть, хотя раньше мне очень хотелось.
Я часто засыпаю при прослушивании музыки, но, даже когда заснул, продолжаю слышать те же самые мелодии. Проснувшись, перематываю и убеждаюсь в том, что мне это не приснилось и так действительно было записано. Спать под хорошую музыку значительно приятнее. Это всё равно что интересная история, которую просто приятно слушать и ещё приятнее думать о ней.
Того, что я получил сегодня, мне хватит надолго, особенно понравившиеся записи я могу прослушивать раз по десять, включать, засыпать, просыпаться, снова включать и снова засыпать, словно настраивая себя на ту же самую волну, долго после этого проигрывать в голове, делать наброски на эти мелодии. Иногда я могу даже не посмотреть на коробку и не знать кого я слушаю, а потом удивляться.
Во всей сложившейся ситуации только один минус - на полке закончилось место, диски складывать уже некуда.

Настроение сейчас - довольное

Сегодняшний день принёс мне немало радости.
Одно из гениальнейших изобретений, вызывающее мой восторг, - таймер на духовом шкафу. Я сегодня испёк печенье. Утром быстренько встал, собрался, всё аккуратно сделал, поставил в духовку, установил таймер на отключение и со спокойной совестью лёг здесь же на кухонном полу.
По пробуждении я обнаружил печенье уже в миске. Вышло великолепно. Папа написал что ему очень понравилось. Я, может быть, и не поверил бы ему, но печенья стало заметно меньше, чем было.
Вообще, это не первый раз когда я балую себя выпечкой. Поначалу было сложно определить время, но теперь научился. Надо будет попробовать что-нибудь ещё.


Мне кто-то ещё выразил антипатию. Не сразу заметил. Комментарий был следующий: Виртуальные дневники уже не в моде, тем более такие глупые...
Я ничего сказать по этому поводу не могу. Наверное так оно и есть. За модой я не слежу в силу некоторых обстоятельств. Что же касается глупости, то это не исключено, мои девять классов образования не позволяют размышлять об устройстве ядра атома. Орфографических ошибок я стараюсь не делать.
Недостаток времени не даёт мне возможности читать много книг, хотя я это очень люблю. И ещё я на несколько раз могу перечитывать одну и ту же книгу. Правда я ничуть не печалюсь по этому поводу. Наверное так должно быть.

Настроение сейчас - немножко нервное

Я иногда делаю что-то такое, что не доставляет удовольствие, но по-своему приносит радость. Когда я просыпаюсь ночью, то могу не включать свет и ходить в темноте, держась рукой за стену, это прячет мир от меня ещё дальше. Ещё мне нравится чувствовать себя более ограниченным, чем я есть, сдерживать себя извне. Я люблю носить униформу, военную одежду, медицинский халат, у меня есть форма пожарника.
Самое лучшее из всего этого - тюремная одежда. Есть старая в полоску, есть плохо пахнущая современная, папа сказал что она из какой-то местной тюрьмы. Есть ещё пара американских комплектов, один голубой, а другой, самый мой любимый, оранжевый.
Для большей реалистичности я выпросил у папы настоящие наручники. Он привёз те, которые одеваются на руки и на ноги, а между собой соединены цепью. Я был счастлив. Когда мне становилось не по себе я надевал форму, сковывал себя цепями и так ходил по дому. Меня это всегда успокаивало.
После того, как я начал жить отдельно, мне иногда нестерпимо хочется закричать, объяснить этого я не могу. Приходилось себя сдерживать, я начинал переживать, надевал наручники и в конце засыпал совершенно измучанный и несчастный. Через некоторое время способ решения проблемы был найден. Так я обмотал руки фортепианной струной и посильнее затянул её зубами. Любое движение доставляло мне боль, но я постепенно успокаивался и через какое-то время засыпал. Просыпался с болью в руках и ощущением глубокого удовлетворения. Добродушного настроя хватает надолго. Как-то раз я, не вполне представляя что делаю, привязал руки к дверной ручке, лечь на пол не получилось и я заснул сидя. Боль была сильная, но мне понравилось.
К сожалению в один из таких сеансов пришёл папа. Что он подумал я не знаю, мы не разговаривали об этом, но струну он забрал.
Теперь мне приходится связывать руки обувными шнурками и спать в ванне. А кричать всё так же иногда хочется.

Настроение сейчас - спокойное

Выглянул в окно и увидел всё ту же снежную зиму. То, что остётся для меня на расстоянии вытянутой руки и не приближается. Мы смотрим друг на друга через окна, закрытые толстыми стёклами. И лишь только иногда прикасаемся друг к другу. Я пошёл на балкон и открыл окно. Вихрь снежинок, залежавшихся по ту сторону стекла занёсся внутрь, я стоял без рубашки и они безнадёжно оседали на мою грудь моментально сгорая в пламени человеческого тела, некоторым повезло чуть меньше - они пролетали мимо и падали на пол, где были обречены на долгое и мучительное таяние, унижающее для всего снега. Ещё меньшее количество крошечных белых звёздочек оседало на коже и не таяло, словно пытаясь подержать тебя чуть подольше.
По-своему интересно непередаваемое и неповторимое прикосновение снежинок. Они бессильно царапают кожу, делая её влажной и холодной. Всё это дополнялось ударами свежего ветра в лицо, развевающего волосы, забивающегося в ноздри, умоляющего вдохнуть поглубже, и одновременно пытающегося своими порывами укусить тебя. Война с ветром и танец с обречёным снежинками продолжались минут пятнадцать, после чего я, извиняясь перед ними за свою нахальную неуязвимость, плотно закрыл окно и лёг спать прямо на балконе.
Я так редко позволяю себе прикасаться к снегу, заменяя действительное наслаждение суррогатом ледяного душа.

Однако же по этому поводу я вспомнил один случай. Как-то раз я, открывая окно для сидящего снаружи воробья, с которым мы немножко поговорили, но хлеба у меня не было и он улетел, непрочно его закрыл. Ночью от ветра окно открылось. Шёл снег, дул ветер, кровать моя стояла под самым окном. Двери между комнатами закрываются плотно и в остальной квартире всё было в полном порядке. Наутро папа нашёл меня засыпанного упорно не желавшим таять снегом. Он очень сильно испугался, растолкал меня, но трясущимися губами я смог сказать только то, что видел во сне белых медведей. На этом моменте я опять заснул. И опять видел белых медведей, но теперь они были гораздо добрее.

Ни в тот раз, на папино удивление, ни после я ничем не болел.
И появилась какая-то странная любовь к снегу.

Настроение сейчас - мозаичное

Прежде чем я начну, мне хотелось бы попросить прощения у тех людей, которым то, что я пишу, доставляет неприятные чувства. Кто-то, кому я или то, что я делаю, возможно, неприятны, выразил своё недовольство в виде антипатии. Я действительно не хочу никого обидеть и мне очень неприятно что это всё-таки произошло. Спасибо большое, я обязательно подумаю над причинами, которые могли к этому привести и постараюсь исправиться. Жаль, что я не могу их узнать непосредственно у этого человека.


То, что вчера я не посмел трогать.
Сегодня я подошёл, смело разрезал верёвочки, развернул бумагу, увидел серую ткань. Пролежав больше суток на столе она, как мне показалось, почему-то была холодной и слегка влажной на ощупь. Здесь я начал нервничать и быстро, пока не задрожали руки, раскрыл последнее, что разделяло нас.

Большая деревянная африканская маска.
Нарочито грубо выделанные черты лица.
Тёмное, всё в мелких трещинках дерево.
Блёклые, впитавшиеся в дерево натуральные краски.
Огромное количество шнурков, узелочков, верёвочек и чего-то похожего на перья и шерсть по краям.
Открытый только один - левый глаз.
Тёплая, сухая, шероховатая, словно прогибающаяся под пальцами наружняя поверхность.
Гладкая, холодная, влажная, каменно твёрдая внутренняя поверхность.
Душа того мастера, который делал её, осталась в ней ещё при его жизни...


Я не помню как прикоснулся, как взял в руки, но точно, в мельчайших подробностях помню всё, что происходило когда я одевал её на себя, все свои ощущения.

Мир поплыл.
Появились новые оттенки, которых раньше не было, тихий шум, который я никогда не слышал. Размытые контуры предметов. Через несколько минут у меня появился вопрос - чем я дышу. Отверстий рта и носа нет, маска легла на голову достаточно плотно. И вместо запаха удушья только терпкий аромат незнакомого африканского дерева.
Я прошёлся по квартире, придерживая маску руками, пытаясь понять что же изменилось. Вышел на балкон, нашёл на небе растущую луну, отметил что у меня двоится в глазах.
Что было потом я не знаю.
Проснулся я на полу в зале, не столике лежала маска.
Сейчас я убрал её в шкаф, положив сверху ленточку, которой можно будет привязять их.
Таких ощущений я не испытывал никогда. Как это можно выразить в слова я не представляю. Наверное мне нужно пережить всё то, что я чувствовал. Пока не трогать её. Неделю. Читать по следам, оставшимся на моём лице.


...часть моей теперь тоже.

Настроение сейчас - простое

Было утро. Я уже умылся и с мокрым, как мне нравится, лицом вышел из ванной. Что-то происходило не так, у меня появилось какое-то странное ощущение. Кто-то вставил ключ в дверной замок с той стороны, повернул два раза, нажал на ручку и открыл дверь. За это время я успел отойти к противоположной входу стене.
Напротив меня стоял папа. В своём коричневом пальто, в шляпе, с большой сумкой в одной руке и с чем-то, завёрнутым в белую бумагу, под другой. Он наверняка был где-нибудь очень далеко, сильно устал, ещё не заезжал домой, не успел привести себя в порядок, но первым делом приехал ко мне. И его лицо было настолько счастливым.
Я улыбнулся, неуверенно помахал ему рукой и медленно сполз по стене на пол.

Сегодня мне ничего не снилось.
Я проснулся и увидел на столе перед кроватью вазу, в которой стоял букет чайных роз. Я встал, обратил внимание на то, что на мне надето. Папа уже привык что я почти ничего не прошу и понял где можно найти то, что мне хочется. Это был один из моих рисунков. Чёрная шёлковая пижама с бежевыми отворотами и шнурками вместо пуговиц. В цветах лежала записка.
"Малыш.
Извини меня, пожалуйста. Я никак не мог найти, то, что тебе действительно понравится.
Папа."
Я взял цветок, записку и пошёл, как маленький ребёнок, захваченный любопытством, искать подарки.
В коридоре на вешалке висела новая шляпа. Я посмотрел, оценил, она мне очень понравилась, но брать в руки, а тем более надевать не стал.
На кухне, как можно было ожидать, холодильник набит продуктами, которые я все точно не съем. А на столе в большой миске, накрытой белым полотенцем, лежит десяток персиков. Правильнее сказать лежал, от десятка чуть-чуть убавилось.
В комнате я обнаружил большую стопку одежды, но, с розой и запиской в одной руке и с персиком в другой, я решил пока ничего не трогать. Рядом с одеждой - гора самых различных безделушек, украшений и прочих интересных вещей, которые, судя по количеству, ещё не один месяц будут меня занимать. На столе лежало то, что заставило меня отложить розу в сторону и пойти вымыть руки, - огромных размеров атлас с бабочками. Я точно не знаю, но думаю что там есть даже те, которых нет на самом деле.

И кое-что ещё:
На столике, стоящем посреди зала, лежит тот самый свёрток, который папа принёс зажатым под руку.
Я его ещё не разворачивал.
Но, мне кажется, я знаю что там лежит.

восемь дней

[336x281] Настроение сейчас - задумчивое

Спасибо.