Свет, яркий режущий свет увидел Пират, когда на двенадцатый день жизни у него впервые открылись глаза. До этого мир существовал для него только в виде вкуса молока, запахов псины и сосны и ощущения тепла, исходившего от тела большой, похожей на немецкую овчарку суки.
Рядом с ним копошилось еще шесть комков из мяса, хрящей и шерсти, но Пират их еще не видел, хотя и смотрел на мир уже открытыми, раскосыми глазами.
Пират жил мало дней на свете, и у него не было еще воспоминаний. Он не знал, что серая сука, дающая свое молоко, тепло и любовь, приходилась ему мачехой.
Его мать, ржаво-желтая поджарая волчица, лежала в это время в дальнем логу, забившись в заросли высокой сухой травы, и прижималась израненным боком к холодной, сырой глине.
От худобы волчица казалась высохшим на солнце трупом. Она лежала не двигаясь, не шевелясь, уткнув нос в кочку и закрыв глаза. Только уши жили самостоятельной жизнью на остромордой голове. Они были всегда начеку и вздрагивали от малейшего шороха.
Временами волчица медленно поднимала голову, с трудом открывала желтые раскосые глаза, мутно глядела по сторонам, потом, фыркая и давясь, лакала воду из ближайшей лужи. На короткое время ее глаза прояснялись, она поворачивала голову на непослушной шее и зализывала рану на левой лопатке. При этом ребра волчицы так выпирали наружу, что, казалось, неминуемо должны были прорвать присохшую к ним кожу.
Одиннадцать дней тому назад окровавленная, с зарядом дроби в лопатке и в боку, приползла волчица в этот лог, и с тех пор никто ее здесь не побеспокоил. Только изредка на краю лога развигались кусты, и из них появлялся большой лобастый волк с мощной шеей и необычно темной для волка окраской.
Появлялся он совершенно бесшумно, но толстокожие уши волчицы недаром казались единственной частью тела, не утратившей жизни. Волчица открывала глаза, потом морщила нос и показывала гостю крепкие зубы.
Волк останавливался и темно-коричневыми глазами подолгу, не мигая, смотрел на волчицу. Во взглядах волка и волчицы не было ничего похожего на ласку.
Постояв несколько минут, волк исчезал так же бесшумно, как и появлялся. Волчица еще некоторое время смотрела ему вслед, потом бессильно роняла голову землю.
В тот день, когда Пират впервые открыл глаза, волк явился к волчице не один. Он держал в зубах крупного зайца. Волчица подняла голову и насторожилась. Волк долго стоял на своем обычном месте, не выпуская добычи, затем шагнул вперед. Волчица молча подняла губу и оскалила зубы. Но взгляд ее уже казался не таким настороженным, и от этого оскал более походил на улыбку, чем на угрозу.
Волк сделал несколько осторожных шагов, уронил зайца и исчез в кустах.
И сразу же над местом, где лежал мертвый заяц, закружились вороны. Волчица зарычала и снова оскалила зубы, отчего стала еще более раскосой. Потом, впервые за много дней, поднялась на ноги и, проковыляв несколько шагов на трех ногах, легла рядом с зайцем. Раздались сопение, чавканье, хруст костей.
Вороны до позднего вечера кружились над логом, но опуститься не смели. Около полуночи, когда взошла луна, кусты раздвинулись и на небольшой прогалине показалась волчица. Кости выпирали у ней из-под кожи, шерсть свалялась, а под худым животом болтались два ряда отвислых сосков. Несколько минут она стояла на месте, прислушиваясь и озираясь вокруг, затем медленно двинулась к логову.
Логово ее было устроено на краю болота, неподалеку от человеческого жилья. Несколько лет назад буря вырвала с корнями большую ель. Дерево, падая, обломало тонкие ветки и уперлось толстыми сучьями в землю; казалось, что оно изо всех сил пытается подняться. С годами сучья все глубже и глубже входили в мягкую, болотистую почву и толстый ствол медленно и неуклонно приближался к земле. Вокруг поваленного дерева поднялась густая кустарниковая поросль, которая закрыла собой ствол, образовав глубокую галерею, защищенную от солнца, дождя и ветра.
Рыжая волчица давно присмотрела это место и нередко там отдыхала. Неподалеку от поваленной ели протекал ручей. Близость поселка, людей и собак не пугала волчицу. По ночам она часто подкрадывалась к поселку и долго прислушивалась к собачьим голосам. Большой черноспинный волк следовал за нею, как тень.
К весне, когда у волчицы сильно раздулся живот и набухли соски, она стала злее, часто беспричинно огрызалась на своего спутника, и белые зубы волчицы не раз лязгали у самого его носа. Но волк терпеливо сносил обиды и никогда не огрызался.
В конце апреля волчица забралась под поваленное дерево и долго не показывалась. Волк улегся неподалеку, положив тяжелую голову на лапы, и терпеливо ждал. Он слышал, как волчица долго возилась в своем укрытии, разгребая лапами торф, и наконец затихла. Волк закрыл глаза и остался лежать.
Через час волчица завозилась снова, волк открыл глаза и прислушался. Казалось, что волчица пытается сдвинуть с места упавшее дерево и кряхтит от усилия. Потом все смолкло, а через минуту волчица принялась что-то жадно лакать и одновременно послышался
Читать далее...