Его монеты неплохо действовали на очередное неискушенное, прелестное создание. Создание пробовало монету на зуб. Создание улыбалось. Создание улыбалось. Чувствуя кисловатый привкус силы, зрелости, нежности, надежности.
Создание никогда не подозревало сперва, нет, даже в мыслях не было...что то была банальная оловянная валюта. Что если бросить монеты в костер - всю горсть разом - они растворятся в бесформенный уродливый комок горечи, дыма и одиночества...
Но рано или поздно… Рано или поздно…Пока он продолжал усердствовать в своих играх...Создание cтало понимать, что к чему. Глаза создания все чаще тоскливо устремллялись в другую, невидимую сторону. Куда-то вдаль, в догадку. В догадку и решение...Единственное решение, которое необходимо принять...
Наконец, внутренне собравшись...Медленным неуловимым жестом (но видимым ему), создание это решение принимало...
Когда это происходило, он отлично улавливал этот жест, шелест, эту дрожь момента, метамарфозу, катастрофу...
Он буйствовал внутренне, но внешне сохранял холодное спокойствие.
Теперь оба они все понимали. Оба все знали. Оба были начеку.
Никто не хотел уходить, но каждый понимал что должен.
И оба понимали, что выиграет тот, кто уйдет первым.
Это был словно поединок на Диком Западе. Только куда более изощренный.
Тишина.
Внимание.
Стервятники уже кружатся на голом небе.
И...
Первый не выдерживает и разряжает свой кольт, выходя из игры. Как правило, первым всегда удавалось быть ему.
Но…Всякий раз...Всякий когда оседала пыль...К его несказанному удивлению, никто не лежал на другой стороне улицы. Никто не был мертв. Никто не стонал, не плакал. Не просил о помощи.
Ведь на другой стороне не было уже того прелестного создания, которое он некогда приютил.
На другой стороне стоял, не шелохнувшись, здоровый и невридимый...
Такой же циничный, жестокий и беспощадный, как и он сам.
ИГРОК.
И он стоял там, улыбаясь хородными спрятавшимися глазами. [500x510]
- Что для тебя ребенок?
- Улиточная часть меня, прячущаяся под спиральным панцырем. Однажды я пригласил человека, завязал ему глаза черной тряпкой и показал себя. Но он подглядел. Он увидел. Раздался невинный смешок хищного восприятия откровенности. И я ранил, опасаясь. И я спрятался обратно.
- Ты не вернулся?
- Нет. Помни. Мы живем надконтекстно, боясь погружения. Будь «над» или ты покойник – код нашего выживания. Ничего не воспринимай всеръез.
- Совсем?
- Всегда оглядывайся.
- Зачем?
- Смейся.
- Мне не смешно.
- Не будь собой. Мимикрируй. Мутируй. Избегай. Не верь. Сомневайся. Сей сомнения. Путай. Разрушай. Приставь дуло к затылку, пока еще разгадывают твои шифры. Пусть думают, что ты там. А ты уже прибыл, ты уже здесь, телепорт. Помни, самые маленькие трогательные змейки – самые ядовитые. Вот инструкция к тупому выживанию.
- Она одна, единственная? Эта инструкция?
- Да. Потому что, посмотри с другой стороны. Острова доверия превращаются в болота неизменности. Долгое отсутствие перемен подстегивает к разрушению и прорыву. - А как же было раньше? Ведь раньше все было иначе? - Не знаю. Нет ответа. Сейчас так. Cмирись с этим. Культивируй усталость. Возделывый свой сад. [474x600]
Я верю в пользу усталости. Когда сбрасываешь незначительные мысли, движения, жесты, как ненужный балласт. Остается только то, что нельзя не помыслить. То, что нельзя не сделать. Ощущение резюме самого себя. Ничего лишнего. Усталость приятна. С ней легко.
Проектное мышление вытеснило понятие профессии, призвания и личной жизни.
Раньше была работа и жизнь. Рабочий приходил с работы и занимался личной жизнью. Жизнь его была скудной, убогой, но имела отчетливые рамки и, порой, была даже счастливой.
Когда звучал заводской гудок рабочий отправлялся на работу. Работа его была скудной, убогой, но имела отчетливые рамки и, порой, она ему даже нравилась.
Сегодня и работа, и жизнь стремятся стать общим набором проектов.
Работа сегментируется. Все меньше людей хотят ходить на работу. Они предпочитают, чтобы и их работа, в свою очередь, состояла из отдельных матрешечных, облегченных проектов.
Люди уже не хотят воспринимать работу как данность мученника. Как гирю. Они хотят
Режиссер видео - Floria Sigismondi. Постапокалиптический мир, где дети выбегают из школы в противогазах, чтобы поиграть в снежки из пепла и слепить черного пепельного снеговика. Все, включая музыку и видеоряд, лаконично, точно, убийственно красиво и грустно.
[476x261]
[473x260]
[471x266]
[475x260]
[464x259]
[472x268]
[474x265]
[472x263]
[472x271]
[473x271]
[474x279]
[473x261]
Всегда вдохновлял. Тотальная дисциплина. Математическая точность. Отсутствие лишних движений. Маникальная целеустремленность. Кто-то, сравнивая Бернстайна с Караяном, сказал, что Бернстайн - сама музыка, а Караян ее создатель. Он ее строил, отрезал лишнее, как хирург души, направлял в нужное русло. Все, что я так люблю в немцах, воплотилось в нем. Его жизнь - пример для подражания и гармоничный симбиоз мечты и жизни, музыки и математики, слова и дела: Im Anfang war das Wort, Im Anfang war die Tat.