ОДИН БАРСУК В ПОГОЖИЙ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
В ТАКОЙ, КОГДА И ПРОСЫПАТЬСЯ ЛЕНЬ,
РЕШИЛ НА ПОИСКИ ПУСТИТЬСЯ МЕСТ ИНЫХ,
КУДА ПРИСТАЛО ВЫБИРАТЬСЯ ИЗ ЛЕСОВ ГЛУХИХ.
ГДЕ В ВОЛЮ БЫЛО БЫ ЕДЫ,
ПРОЗРАЧНОЙ КЛЮЧЕВОЙ ВОДЫ
И НОР СУХИХ НА ВЫБОР ПРИВЕРЕД,
(ЧТОБ МОГ ЗАВИДОВАТЬ СОСЕД).
ДАВНО ПОРА СВОЕ УЛУЧШИТЬ ПОЛОЖЕНИЕ, -
СКАЗАЛ БАРСУК, И БЫЛО ПРИНЯТО РЕШЕНИЕ.

ПЕРЕСТУПИВ РОДНОЙ ПОРОГ И ЗАКРЫВАЯ ДВЕРЬ,
ВДРУГ НАШ БАРСУК ВЗГЛЯНУЛ ВОКРУГ, И ТИХО СЕЛ НА ПЕНЬ.
- ЗАБЫЛ Я ЗАТВОРИТЬ ОКНО,- СКАЗАЛ ОН САМ СЕБЕ. -
ОСТАВИЛ СТАРОЕ ЛОТО ПЫЛИТЬСЯ НА СТОЛЕ.
ЕЩЕ И ЧАШКИ НЕ ПОМЫЛ, АХ, КАК ЖЕ Я ЗАБЫЛ?
В БУФЕТ ПОСУДУ НЕ УБРАЛ И ПОДПОЛ НЕ ЗАКРЫЛ,
Я НЕ ДОДЕЛАЛ ТАБУРЕТ И НЕ ПОКРАСИЛ ПОЛ,
СКВОРЕЧНИК НУЖНО УКРЕПИТЬ, ГДЕ БУДЕТ ЖИТЬ ЩЕГОЛ...
И МНОГО САМЫХ РАЗНЫХ ДЕЛ ВДРУГ ВСТАЛО НА ПУТИ
И СТАЛО ГРУСТНО БАРСУКУ, И ОН НЕ СМОГ УЙТИ.

- СЕГОДНЯ СДЕЛАЮ ОДНО, ДРУГОЕ ЗАВЕРШУ,
И УЖ ТОГДА, ПОВЕРЬТЕ МНЕ, СЕБЯ НЕ ПОЩАЖУ.
Я СМЕЛО ДВИНУСЬ В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ, ЧТОБЫ НАЙТИ ТОТ ДОМ,
ЧТО ПОЛОН РАЗНОГО ДОБРА, ЧТОБ ЖИТЬ БЕЗБЕДНО В НЕМ.
ГДЕ МОЖНО РАНО НЕ ВСТАВАТЬ, ЧТОБ ЗАВТРАК РАЗОГРЕТЬ.
МАЛИНУ МОЖНО НЕ ХРАНИТЬ (КОЛЬ ВЗДУМАЕШЬ БОЛЕТЬ).
НЕ НУЖНО САД ОБЕРЕГАТЬ И ОГОРОД ПОЛОТЬ,
И НА ЗИМУ НЕ НУЖНО ДРОВ ПОБОЛЬШЕ НАКОЛОТЬ.
НЕ НУЖЕН ТАМ ОГОНЬ В ПЕЧИ - ВСЕГДА ГОТОВ ОБЕД.
И ТЫ ИЗБАВЛЕН НАВСЕГДА ОТ МНОГИХ РАЗНЫХ БЕД.

НО, ЧТО ЖЕ ТЫ ОПЯТЬ ГРУСТИШЬ, АХ ДА, ВЕДЬ НЕТ ТАМ ДЕЛ
ТЕХ САМЫХ, ЧТО ТОЛКАЮТ НАС ИСКАТЬ ДРУГОЙ УДЕЛ?
ГДЕ ЖИТЬ ТЫ МОЖЕШЬ БЕЗ ЗАБОТ, НЕ ДУМАТЬ НИ О ЧЕМ.
ГДЕ МИР ПРИГЛАЖЕН ПО ТЕБЕ, А ТЫ ВСЕГДА ПРИ НЕМ.
ГДЕ ПРОГЛОТИВ ОЧЕРЕДНОЙ ИСКУССТВЕННЫЙ ОБЕД,
ТЫ БУДЕШЬ ГОРЬКО СОЖАЛЕТЬ, ЧТО НЕТ ТЕХ САМЫХ БЕД,
КОТОРЫЕ ТЕБЯ ТОГДА ТОЛКНУЛИ В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ,
И БЕЗ КОТОРЫХ ТЫ ТЕПЕРЬ НЕ МОЖЕШЬ ОТДОХНУТЬ.
И БЕЗ ЗАБОТ И БЕЗ ТРЕВОГ НЕ ВКУСЕН МЯГКИЙ ХЛЕБ,
И В МИРЕ ДЛЯ ТЕБЯ ТАКОМ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ НЕТ?..

ЧТО Ж, НУЖНО НОВЫЙ ТАБУРЕТ ДОДЕЛАТЬ ДЛЯ ГОСТЕЙ,
С КЕМ МОЖНО БУДЕТ РАЗОБРАТЬ ВЕСЬ ВОРОХ НОВОСТЕЙ.
ПОКРАСИТЬ СНОВА СТАРЫЙ ПОЛ, СКВОРЕЧНИК УКРЕПИТЬ
И СМАСТЕРИТЬ ЕЩЕ ВТОРОЙ, КОМУ УЖ БУДЕТ ЖИТЬ.
ДВЕ ПОЛОВИЦЫ ЗАМЕНИТЬ - ДАВНО УЖЕ СКРИПЯТ.
И СКАЗКУ НА НОЧЬ ПРОЧИТАТЬ ДЛЯ ВЫРОСШИХ ВНУЧАТ.
И ЧАШКИ ВЫМЫТЬ, И В БУФЕТ ПОСУДУ ВСЮ УБРАТЬ.
И НА ЗАКАТЕ ДНЯ, ПРИСЕВ, О ЧЕМ-ТО ВСПОМИНАТЬ.
МЕЧТЫ ДАВНО ПРОШЕДШИХ ДНЕЙ И УБЕЖАВШИХ ЛЕТ,
КОГДА ХОТЕЛ УЙТИ ТЫ ПРОЧЬ ОТ ПОВСЕДНЕВНЫХ БЕД.

ОДИН БАРСУК В ПОГОЖИЙ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
В ТАКОЙ, КОГДА И ПРОСЫПАТЬСЯ ЛЕНЬ,
РЕШИЛ НА ПОИСКИ ПУСТИТЬСЯ МЕСТ ИНЫХ,
КУДА Б ПРИСТАЛО ВЫБИРАТЬСЯ ИЗ ЛЕСОВ ГЛУХИХ...
НО ТОЛЬКО, ГДЕ БЫ НЕ НАШЕЛ И КРЫШУ И ПОСТОЙ, -
РАЗ ТЫ ПОКИНУЛ ОТЧИЙ КРОВ - НЕ ОБРЕТЕШЬ ПОКОЙ.
И ЕСЛИ ТЫ В КАКОЙ-ТО ДЕНЬ РЕШИЛ ОСТАВИТЬ ДОМ,
ПОДУМАЙ ПРЕЖДЕ: СОЖАЛЕТЬ НЕ БУДЕШЬ ЛИ О ТОМ?
ЗАБЫТЬ ПРО СТАРЫЙ ТАБУРЕТ И ЧАШКИ, И ЛОТО
И ЦЕЛЫЙ МИР С НАЗВАНИЕМ ЖИЗНЬ - НЕ КАЖДОМУ ДАНО.

.
[448x336]

Последний генералисимус Мхата

У каждого свой Ефремов, но мы все сходимся на любви и благодарности ему.

Опустела без тебя Земля...
Как мне несколько часов прожить?
Так же падает в садах листва,
И куда-то все спешат такси...
Только пусто на Земле одной
Без тебя, а ты...
Ты летишь , и тебе
Дарят звезды
Свою нежность...

Так же пусто было на Земле,
И когда летал Экзюпери,
Так же падала листва в садах,
И придумать не могла Земля.
Как прожить ей без него, пока
Он летал, летал,
И все звезды ему
Отдавали свою нежность...

Слушать этот музыкальный файл


[448x299]
[448x297]
[448x301]
Casuta noastra

- Господин Барнье, а вы иудей?
- А шо здесь такого?


"...Жизнь - это поезд тоже -
Все в ней случиться может
Каждый бывает и прав и не прав
Собственный путь найдите,
Но за рулем не спите,
Что б не пошел под откос состав
Какой же путь вернее
Скажите поскорее
Осталось мало так часов и минут
И как узнать, какой нам выбрать маршрут
И где нас очень ждут или не ждут.."


Claude Magnier
1. Une femme dans les bras, un cadavres sur le dos (ТВ) (1995)
2. Oscar (1991)
3. Trouwring mag niet knellen, Een (ТВ) (1988)
4. Monsieur Masure (ТВ) (1979)
5. Jo (1971)
6. Mädchen für alles, Ein (ТВ) (1970)
7. Where Were You When the Lights Went Out? (1968)
8. Oskar (1967)

Найдется ли еще на свете существо,
Что ищет гибели для рода своего?
И только человек при случае удобном
Охотно нанесет ущерб себе подобным.
Ронсар


Потертые двери кирхи позолотили первые лучи приободрившегося солнца - не так уж приятно выскакивать из-под теплого тихоокеанского одеяла на промерзший небосвод...
[448x325]












Седьмая.

...каждый вечер, провожая взглядом умирающее солнце, Стив восхищался тем величественным антуражем, с которым было обставлено это действо. Он, сам умирающий от болезни с диагнозом в страницу, наблюдая, как исчезает багровеющий диск, вспоминал лишь об одном дне из своей жизни, как он думал добропорядочной по отношению к оставляющему его миру... В угасающем сознании возникала большая зальная комната, обустроенная по правилам техно-модерна и устланная во весь ее пол огромным толстым восточным ковром, что крайне не вязалось с дизайном помещения, и было лишь капризным желанием хозяина дома. Лучи просыпающегося светила, разбиваясь в витражах огромных окон, причудливой световой мозаикой наполняли зал... Стив полулежит на этой толстой шерстяной постели, обняв за плечи того единственного человека в своей жизни, ради которого готов был отдать самую свою душу. Дар спал спокойно, положив голову на грудь друга, отдав себя во власть метаморфозам сна. Чуть приоткрытый рот и алые всплески на щеках напоминали о картинах Рафаэля. Стив не спал, боясь в забытьи потерять то чудное воспоминание о прошедшей ночи, ради которого стоило прожить целых девятнадцать лет… Ужин им заменил виноград и легкое испанское вино, да и утоляли они совсем другую страсть. То безумное желание любовной близости и единения, когда один воплощается в другом и переворачивает в себе само существования поднимаясь в сознании над этим безвольным миром и вновь падая в его безумные объятия… Дар спал, его темные волосы упали на лоб, прикрыв брови, капельки пота легкими слезинками собрались над верхней губой… Стив закрыл глаза… Тающий солнечный диск отправлялся за даль горизонта, оставляя на чернеющем небосклоне всплески гранатового цвета… Тело Стива обмякло, рука безвольно опустилась с кровати, роняя янтарные четки, то единственное, что, не считая обрывочных воспоминаний, оставалось напоминанием о Даре… и ровно в этот миг на небе заблестела голубовато-рубиновым светом звезда, только что рожденная мирозданием…

В тот день когда читатели возьмутся за перо я пить начну усердно - будет все равно.
[320x429]

Посвящается Платону Кузьмину


Янтарные капли упали на плед
Упали и там не оставили след
Янтарные капли вина из Кастилии
Упали на плед и навеки застыли.

Хранят эти капли тепло южной ночи.
И дорог мне миг одиночества очень.
Когда перемешаны грусть и вино
И ветер соленый ворвался в окно.

И ветер ворвался в смятенную душу
И я его слушал, отчаянно слушал.
Про скрипы причалов, о фиордах рассказы,
Как в Северном небе рождаются Ассы.

О красных песках, что догнав синий круг,
На многие годы все скрыли вокруг.
О песнях, которые баски поют,
И в сердце моем эти песни живут.

О славном чаколле и рейнском вине
О многом о том, что так дорого мне.
Я сердце открыл и впустил в него бурю
И пил его страсть, его силу живую.

И всю эту страсть вдохновения стихии
Я выброшу в мир как поток звездной пыли
И пусть закружит, запоёт моя страсть
Чтоб камнем навеке в пучине пропасть.

Где вспененны воды и нет где покоя,
Где скальные фиорды не сдержат прибоя,
И где не оставит кругов на воде
О том, что забыто давно и везде.

Янтарные капли скользнув с хрусталя,
Весь цвет апельсина вобрали в себя
Огня, пожиравшего черный камин,
Рубиновый цвет полыхавших маслин.

И свежесть стихии вобрали в себя
И все помешалось со страстью огня
И пали две капли на клетчатый плед
Оставив навечно невидимый след

***

Под клетчатым пледом с бокалом в руке
Сижу у камина. Янтарь в хрустале.
И булькает рыжий бессовестный кот,
И трубка дымит, и кофейник поет.

[336x336]

«…жизнь человека как индивидуальности и в еще большей степени как члена общества объединялась с жизнью природы…Опыт такой гармонии считался величайшим добром, какого мог достичь человек.»
Франкфрут.

В июле Голубой Нил, переполняясь из-за сильных дождей, превращается в огромный мощный поток, сметающий все на своем пути. Яростный поток выходит из своего русла и на тысячи миль разносит плодородный ил. Этому природному обстоятельству Египет обязан своим существованием, именно оно определило характер его древней цивилизации. Обладая редким плодородием и сравнительно умеренным климатом, требуя в то же время от человека труда и строгого расчета, Египет был предназначен сделаться колыбелью одной из древнейших культур, где существовало большое и тщательно управляемое царское хозяйство, было развито земледелие и скотоводство. Этот в высшей степени плодородный район, окруженный во время античности широкими лугами, где пасся многочисленный скот, давал молоко и мед, кожу и папирус. Здесь выращивали ячмень, пшеницу, виноград, смоквы и финики, разводили крупный и мелкий рогатый скот. Надписи на дошедших до нас печатях свидетельствуют о существовании развитой системы государственных должностей и званий. Ремесленники разных специальностей трудились в общих ремесленных мастерских — «палатах мастеров», где использовался принцип разделения труда. Работники всех типов хозяйств получали довольствие с огородов, пастбищ, из рыбных угодий, житниц. Со времени Среднего Царства наряду с зерном и одеждой при обмене товаров стали использовать в качестве платы также золото и медь. Именно золото принесло авторитет Египту в мире, который признавал «золотой стандарт» в торговле. Природные ресурсы, ткацкое производство и папирус сделали страну богатой могущественной, позволили ей играть лидирующую роль в период расцвета.
Древний Египет - это мир образованных людей, привилегированных чиновников, дипломатических курьеров, послов, путешествующих от одного дворца к другому с документами, согласно которым заключались брачные союзы, велась торговля, поступали запросы о выдачи преступников, обсуждались дипломатические альянсы, выражались протесты, предупреждения и просьбы о помощи.
Здесь был мир администрации и бюрократизации. Здесь была вся сложная система международных взаимоотношений со своим протоколом, который мало чем отличается от дипломатических изысков современной Европы.
Это был мир полный процветающих провинциальных городков, правда, до той поры пока Сенусерт не положил конец претензиям местных феодальных властителей. Перед нами встают великие пирамиды Хуфу и скальные гробницы в Дейр-Рифе, Асилте и Мейре давшие нам знания о древнеегипетской культуре и политике. Велики Файюм, положивший начало отсчета древнеегипетской цивилизации, славившийся своим исключительным плодородием и благоприятным климатом, где были воздвигнуты каменные пирамиды царей 12 династии, которым с трудом удалось устоять под натиском времени. Мемфис – огромная метрополия, великий религиозный и административный центр, где концентрировалась торговля, благодаря чему процветали все виды ремесел от кораблестроения до кузнечного дела – чей упадок и разрушения начались с приходом завоевателей-арабов, которые разбирали его каменные здания для того, чтобы выстроить свою столицу Каир. И лишь колоссальные статуи, воздвигнутые при Рамсесе II олицетворяют павшее величие. Гелиополь, Бубастис, Танис, Луксор, Карнак, Александрия – великие города в истории Древнего Египта давшие нам прекрасные образцы зодчества.
Мы видим мир противостояния Верхнего и Нижнего Египта, единых в языке, населявшем народе, устоях и миропонимании. Разрушительные нашествия и столетние завоевания Египта от гиксосов до персов и римлян, старавшихся покорить его, но в большей мере ассимилировавших в культуре и укладе жизни Древнего Египта, наложившего отпечаток на дальнейшие эпохи, культуры и цивилизации.
Духовный упадок, последовавший за переворотами позднего периода и династическими проблемами, внешнеполитическими неудачами, подчинением египетских царей чужеземным завоевателям и гибели удачи нации обусловил неизбежный закат 3000-летней истории древнеегипетской цивилизации.
Парадокс культурного и исторического наследия Древнего Египта состоит в том, что вот уже на протяжении 2500 лет человечество с завидной настойчивостью старается познать историю развития социального, культурного и духовного уровня древнеегипетской цивилизации. И это во многом благодаря тому, что уважение к прошлому почти всегда проявлялось в течение долгой истории этого народа. Начиная с первых отчетов по египетской истории верховного жреца в храме Гелиополя Манефона при Птолемее II (250 год до н.э.), отчетов греческого историка Геродота, сохранившего много сказок о Древнем Читать далее...

Журавли.

Застывают в полях ковыли,
Замерзает дорожная слякоть.
Журавли, журавли, журавли,
Ах, зачем вы позволили плакать.

Осень русских лесов и полей,
Жар багряной листвы расплескала
И летят в небесах октябри,
И в груди сердце болью сорвало.

Ах, страна моя, милая Русь.
Здесь росли мы, духовно крепчая.
Все прошло, но в чужой стороне
Что так горько о прошлом скучаем?

Что ж тоскливо и больно душе
Нам в краю обетованном этом?
Что же сердце так часто стучит
В день последний прошедшего лета?

И заслышав знакомую песнь
Этих птиц про багрянец и слякоть,
Боль с тоскою сожмутся в комок
И о прошлом захочется плакать.

Застывают в полях ковыли,
Замерзает дорожная слякоть.
Журавли, журавли, журавли,
Ах, зачем вы позволили плакать.

Горы, с которых несколько дней ливший дождь смыл накопившуюся за лето пыль, оделись глубокой свежей синевой, октябрьский ветерок слегка шевелил листья мискантуса, длинные облака висели в ясном синем небе, точно снежные сугробы. Небо было высоким-высоким, до рези в глазах. Ветерок перебежал поле, слегка разметал волосы девушки и удрал в рощицу.
Шелестели листья деревьев, вдалеке слышен был лай собаки. Точно неясный и еле слышный плач, доносящийся словно из-за двери в другой мир. Больше никаких звуков не было. Больше никакие звуки нашим ушам не были слышны.
Ни один человек нам не встретился. Только две красные птички взлетели посреди поля, словно испугавшись чего-то, и в глаза бросились лишь уносящиеся в рощицу их силуэты.

Абу Али ибн Сина -
как длинно б имя не звучало,
Когда б и ты, мой друг,
все доводил до самого конца
от самого начала -
То и тебе была б хвала.

Aut non tentaris, aut perfice
Или не берись, или доводи до конца.
Publius Ovidius Naso

Omne ignotum pro magnifico est.
Все неизвестное представляется величественным.
Cornelius Tacitus

«… - А откуда вы знаете, что вы не в своем уме?
- Начнем с того, что пес в своем уме. Согласна?
- Допустим, - согласилась Алиса.
- Дальше, - сказал кот. – Пес ворчит, когда сердится, а когда доволен, виляет хвостом, ну а я ворчу, когда я доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Следовательно, я не в своем уме…»
[315x448]

«…во всякое время и во всяком возрасте,
что бы с нами ни происходило и что бы мы
ни делали, — в жизни всегда есть место философии»
(Плутарх. «Должно ли старику
заниматься государственными делами»).


В истории Нового времени семнадцатый век занимает особое положение, хронологически располагаясь между эпохой Возрождения эпохой Просвещения.
Ньютон, Галилей, Лейбниц, Декарт, Спиноза, Паскаль – вот немногие из тех, кто в значительной мере определил особенность развития научной и философской мысли 17 столетия. Наступил тот уровень диссипативного структурного изменения, когда научные открытия дали толчок новым движениям в развитии научной и философской мысли. Достижения античности, средневековые схоластические изыски уступили место новому порядку в понимании природы вещей. Именно с семнадцатого века начинается отсчет современной европейской истории. Причина этому — выдающиеся достижения в области естественных и точных наук, которые послужили базой для современной научной картины мира. Технологическим фундаментом научного прогресса эпохи было, прежде всего, совершенствование оптических средств исследования. Увеличение классов научных объектов повлияло на усиление классификационно-описательного элемента в науке. Огромное внимание в науке было отведено эксперименту. Главным направлением в науке, определившим ее прогресс в физике и математике, было не описательное, а методологическое, то есть поиск законов природы (прежде всего законы И. Ньютона - впервые в работе «Систематические начала натуральной философии»).
Понятие закона природы, давшего сильнейший стимул развитию научной мысли, предположил корпускулярный состав природных тел. Последнее же возможно лишь при строгом разделении сфер «душевного» и «телесного». Применительно к человеку это разделение вылилось в проблему сосуществования души и тела. Широко распространенная в данную эпоху мистика от натурфилософии до астрологии, отделяется от сферы науки, обращаясь к внутреннему опыту автора, пережившего откровение.
Философия эпохи Нового времени предложила различные варианты параллелизма души и тела, когда они сосуществуют, не влияя, при этом, друг на друга. В философии идея научного метода, устанавливающего закон природы и затем распространяющего его действие на весь мир, претворилась в идею сомнения, ставящего весь мир под вопрос и вновь обретающего мир, но уже на основе твердых принципов.
«Философия написана в величественной книге (я имею в виду Вселенную), которая постоянно открыта нашему взору, но понять ее может лишь тот, кто сначала научится постигать ее язык и толковать знаки, которыми она написана. Написана же она на языке математики, и знаки ее — треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова; без них он был бы обречен блуждать в потемках по лабиринту...Но если истинные философы подобны орлам, а не фениксу,... то толпа глупцов, не знающих ничего, несметна; велико число тех, кто знает малую толику философии, наперечет можно назвать тех, кто основательно изучил часть ее, и лишь один знает все — Господь Бог. Если высказать без обиняков то, на что я пытаюсь здесь намекать, и видеть в науке метод доказательства и рассуждения одних людей, доступных восприятию других людей, то я глубоко убежден, что по мере совершенства наука будет все меньшему учить и все меньше доказывать. Следовательно, она будет становиться все менее привлекательной и число тех, кто ею занимается, будет все более сокращаться...», - это нелицеприятное приветствие Галилея в «Мастере дел пробирных» из-за горизонта угасающего средневековья не повергло в уныние пионеров от философии Нового времени. Почитатели идей одного из великих вселенских механиков наделили Галилея революционным духом, вложив в его уста знаменитое изречение: «E pur si muove» (а все-таки она движется).
«Все сущее, начинаясь в ничтожестве, простирается в бесконечность. Кто может проследить этот изумительный ход? Только виновник этих чудес постигает их; никто другой понять их не может. В довершение нашей неспособности к познанию вещей является то обстоятельство, что они сами по себе просты, а мы состоим из двух противоположных натур: души и тела. Ведь невозможно же допустить, чтобы рассуждающая часть нашей природы была недуховна»,- на это умозаключение Паскаля нельзя было не откликнуться. Вот уж где действительно открывался простор новым тезисам и антитезам. Горизонты Николы Кузанского были пройдены. «Бог предоставляет человеку распоряжаться в своем маленьком уделе»,- заявил Лейбниц, и грех было не воспользоваться этим подарком. Свободная воля людей стала проявлять себя «то так, то эдак», «так что теперь в человеческой власти, по-видимому, оказывается гораздо больше, чем то, о чем-либо веком раньше не дерзнул бы даже мечтать».
«Мыслю, следовательно, существую»,- решил Читать далее...

[207x290]
Лист работы Мелкина


Жил-был однажды маленький человек по имени Мелкин, которому предстояло совершить дальнее путешествие. Ехать он не хотел, да и вообще вся эта история была ему не по душе. Но деваться было некуда. Со сборами он, однако, не спешил.
Мелкин был художником. Правда, больших высот он не достиг, отчасти потому, что у него было много других дел. Выполнял он их вполне сносно, когда не удавалось отвертеться. А отвертеться удавалось очень уж редко: законы в его стране держали народ в строгости. Были и другие помехи. Во-первых, он иногда предавался праздности – попросту говоря, ничего не делал. А во-вторых, был он по-своему мягкосердечным.

Я встретил JRRT в пути,
когда не знал куда идти.
И, усмехнувшись, он сказал:
- с тобой я встречу не искал,
Но раз мы встретились, дружек, присядем.
Дай-ка пирожок, что ты у Бильбо нынче взял,
(давно я в Торбе не бывал),
Достань и трубку и табак,
которому Гендальф так рад,
И, прежде чем с тобой прощусь,
Позволь, я то же угощусь...
Так отдыхали я и он
в тени платана жарким днем.
Ведь, прежде чем продолжить путь,
Немного нужно отдохнуть.


[336x412]

Смотреть это видео

.

Маленькая кондитерская.

Я хотел быть кондитером и выпекать вкусные эклеры, слоеные пирожки и золотистые хрустящие вафли. И специально к праздникам и юбилеям, а можно и просто так, делать торты бежевого цвета из коньячного теста и украшать их детскими мечтами.
Я - кондитер.
Кондитерская должна быть открыта всегда, а табличка с надписью «Ferme»1 не появится на дверях моей кондитерской даже поздним вечером. И ни кто не посмеет выкрикнуть из-за дверей кондитерской: «Еще пять минут». Вот и большие напольные часы в футляре из резного дуба, что приютились у меня в кондитерской, всегда показывают одно время – время пить чай или кофе – о чем сообщают чудесной мелодией, перемежающейся легким боем. И никогда они не напомнят о том, что пришло время закрывать кондитерскую.
Лишь Рождество приходит однажды нарядным праздником, пахнущим елью, морозом, камином, яблоками, клюквенным пирогом. Праздником с аппетитной хрустящей корочкой жареной индейки и холодным вкуснейшим champagne frappé2. А у меня праздник случается каждый день. И любой желающий может вдоволь потчевать себя слоеными пирожками или другими кондитерскими изысками, чтобы позже друзьям рассказывать как он был ошеломлен пирожным с миндальным кремом, и позволил для себя organizzare una pìccolo fèsta per mezzóra3. Я всегда старался превзойти свое искусство кондитера, в надежде, что мои фамильные рецепты для приготовления le gâteau4 так же блестящи, и так же поражают как и éclair5.
Я – кондитер. Ведь кондитер он лучше провизора, много лучше préparateur en pharmacie6. И дело вовсе не в названии "провизор", а в том, что у кондитера все очень и очень вкусное, а у провизора не очень и даже противное. Но почему так происходит, что иногда мои почитатели бредут в аптеку. В лавку со стеклянными банками и бутылками, на которых наклеены этикетки с надписями на непонятном языке, наполненными разнообразной невкусной снедью. «Omnis caro ad te veniet7», - усмехается тощий желчный провизор, потирая ладони и наполняя все новые склянки порошками и микстурами. Однажды я понял – они бредут к аптекарю за надеждой – а ко мне приходят за праздником. И, наверное, торговать надеждой очень непросто, и он не вправе сказать: «Для Вас il n'y a pas le moindre espoir8. - Так же как и, - надеюсь, что скоро увидимся». Это грустно, но, видимо, все провизоры немного печальны. А вот я всегда говорю моим друзьям, расставаясь: «До скорой встречи».
И все же, мои друзья неизменно возвращаются ко мне. И что бы удерживать их как можно дольше, я поставил у себя в кондитерской огромный кофейник и купил несколько мешков боливийского кофе и медную кофемолку, которую сторговал у антиквара армянина в лавке напротив. Теперь можно пить кофе, есть вкусные эклеры, что всегда остаются для любителей перекусить после завтрака, и смотреть на мощенную булыжником улицу и антикварную лавку моего соседа.
Под полосатым тентом крохотной летней площадки кондитерской на венских стульях за небольшими столиками любят сидеть мои соседи и читать толстые газеты с розовыми страницами или журналы глянцевой бумаги. Они равно важно и рассудительно беседуют и о миропорядке, и о женитьбе нерадивого Рене на молоденькой Жюли; о испанских монархах и о бегах в ближайшую пятницу или о футболе, и много о чем другом, высказывая в своих суждениях здравый смысл буржуа. Я мог бы часами болтать с ними, но меня ждут другие гости. После пятого часа вечера к ним приходит Жан Мари Буало со своим аккордеоном, и тогда вокруг разносятся веселые парижские мелодии. Мonsieur Буало совершенно солидных размеров, эдакий signóre ciccióne9, но при этом весьма ловко управляется с аккордеоном. Я подаю ему стаканчик madère и чашку ароматного чая. И мы слушаем незамысловатую музыку южных портовых городов. Затем он допивает чай и басит мне: «Еще пол-чашечки, - и добавляет , - sènza indùgio10». «Gia. Vèngo sùbito11», - отвечаю я, и приношу еще одну чашку чая.
Когда на улице свежеет и легкий ветерок толкает разноцветные фалды навеса, это означает, что к вечеру собирается дождь.
Я очень люблю дождливые дни. Тогда у меня начинается маленький di piòggia21 праздник. Ведь рядом столько друзей, знакомых и просто укрывшихся от дождя прохожих. Они оставляют разнообразие зонтов в специальных корзинах, куда на поддоны стекает дождевая вода. И все хотят быстрее согреться чашечкой кофе или ароматного чая с бергамотом, или просто стаканчиком чем-нибудь покрепче. На этот случай у меня всегда припасено несколько бутылочек превосходной мадеры и хереса. А трубочный табак, неизменно ирландского и датского исполнения в больших коробках обрел свое место на гранитной полке камина. Я даже написал табличку со словами благодарности к тем, кто захочет угоститься Читать далее...