Шхуна 5-й месяц в плавании. Не заходит ни в один порт. Команда хочет любви и женщин, в связи с чем увеличивается недовольство. Дело движется к бунту. Капитан, понимая все происходящее, подходит к боцману. "Боцман! Ты старый морской волк! Ходил во все страны! Знаешь все морские законы и обычаи! Подскажи, что делать в такой ситуации."
Боцман, покуривая трубку: "Есть старый морской обычай..."
Капитан: "НУ.....!!!"
Боцман: "Команда тянет жребий. Того, кому выпадет жребий, команда еб*т в жопу!"
Так и решили. Кинули жребий. Жребий выпал боцману....
Боцман, пыхтя трубкой и приговаривая: "Старый морской обычай .....", спускает штаны и встает к трапу. Вся команда по очереди окучивает боцмана. Он спокойно стоит и пыхтит трубкой. Остается один юнга. Стоит, дрожит - боится подойти. Капитан подходит к боцману: "Боцман! Такая фигня. Остался один юнга, молодой еще, сам понимаешь, боится. Подбодри его как-нибудь! Ты же старый морской волк!"
Боцман: "Юнга!.........Если тебе это, конечно, поможет.................Я люблю тебя, юнга!!!!"

Звонок телефона раздался, как это обычно и бывает, в самый ненужный момент. Я крепко дрых после напряжённой ночной смены. Сон с участием Анны Семенович, где она, плавно покачивая своими вокальными данными, призывно манила меня пальчиком, как раз шёл к счастливой развязке. Но резкий звук звонка ударил серпом по барабанным перепонкам и я мучительно захлопал глазами, просыпаясь. Домашний телефон у меня в квартире - атавизм прошлого века, белая коробка с наборным диском, зато его звонок, думаю, способен поднять даже мёртвого человека, с единственной целью, чтобы оборвать этот противный резкий звук.

- Да! Слушаю!!! - проорал я в трубку, кое-как сдержавшись, чтобы не проматериться.
- Никитишна! Ты? - голос звонившего абонента явно принадлежал женщине пенсионного возраста.
- Нет, вы номером ошиблись. - ответил я и повесил трубку.

Но не успел я дойти до дивана, как звонок повторился.
- Никитишна! Ты? - жизнерадостно вопрошал тот же голос.
- Женщина, извините, но здесь нет и никогда не было никакой Никитишны! Набирайте пожалуйста номер правильно! - опять сдержался в рамках цензурного языка я.

Разумеется, звонок повторился и в третий раз.
- Никитишна! Ты?
- Нет, блять!!! Вы номером ошиблись! Нет здесь никакой Никитишны! - прокричал я в трубку.
- А где она? - невозмутимо парировали на другом конце линии.
- Да откуда мне знать, где эта Никитишна! Говорю же номером ошиблись!

Далеко отходить от телефона не стал. Взял из кармана чистый платок и, только подошёл к аппарату, как трель возобновилась.
- Никитишна! Ты?
- Да! А кто это? - ответил, приложив к микрофону платок и тщательно коверкая голос.
- Так Петровна ж это! Из соседнего подъезда! Как дела-то у тебя! - обрадованно прокричала трубка.
- Ох, Петровна, плохо дела. Заболела я. В поликлинике сегодня была, СПИД у меня сказали. - Сходу начал я импровизировать.
- Ну так, старость не радость, все болячки-то и липнут! - Оптимистично сказал голос из трубки, не оценив мой "тонкий" юмор. - Скажи, а ты за свет уже платила?!
- Ты чего, Петровна? Да я уж полгода за свет не плачу! Указ ведь есть такой, что не надо пенсионерам сейчас за свет-то платить! - Как говорил классик, "Остапа несло..."
- Как?!! А я и не знаю, и плачу! Сейчас мой вернётся, пошлю пусть узнает! Ты его, кстати, не видела?! А то с утра убёг куда-то и нет его! - голос в трубке стал не на шутку озабоченным.
- Да как же не видела, он же ко мне не далее, как час назад, заходил. Денег просил на бутылку! Так я ему давать не хотела, сама ведь знаешь, какая у меня-то пенсия, но он побожился, что ты сегодня вечером зайдёшь и вернёшь! Дала я ему, в общем, 200 рублей, а он мне крестик свой в залог оставил!! А то я тебя-то знаю, дашь вам денег, так на том свете только долг получишь! А твой пьяный, наверное, валяется где-то, алкаш ведь он у тебя! - Я решил, что этот разговор пора уже заканчивать.
Молчание в трубке длилось дольше, чем обычно.
- Да ты... ты... СУКА, ТЫ, СТАРАЯ!!! - вдруг взорвалась криком трубка телефона. - Я ж сейчас к тебе приду, космы последнии выдеру!...
И из динамика донеслись короткие гудки. Я пожал плечами, аккуратно положил трубку на телефон, выдернул его из розетки и пошёл к дивану, надеясь, что сон с Анной Семенович повторится.

© витян

На 69-м году жизни скончался Лучо Далла, автор песни "Caruso", которую по значению для музыкальной культуры XX века можно поставить в один ряд с "Yesterday" и "Besa Me Mucho".

[300x300]

    . Я сидел у окна и пил чай. Я вообще люблю пить чай. Особенно, когда тепло. А тогда было тепло. Полезла первая травка, птицы появились. В общем, хорошо было. И тут в окно вошла она. Мы-то уже привыкли, что они в окна лезут, но в это ещё не заходили. Как то так сложилось. Исторически… И я понял, что она моя. В смысле, ко мне пришла. А мне так не захотелось, я ей и сказал – «Может, нам не надо встречаться?» Она удивилась и ответила – «Как не надо?»
- А вот так. Ну не нужна ты мне.
- Здрасте, приехали. Вот всем всегда нужна, а тебе нет. Аргументируй.
- Аргументировать? Слова то какие умные. Ты о родителях моих подумала? А о сестрёнке? Я же их никогда не увижу, получается.
- Не увидишь, - согласилась она. – А зачем они тебе? У тебя я буду. Смотри, я же такая, такая… Стройная, гладкая. Прям литая.
- Не спорю. Ну не нравишься ты мне. Уж извини.
- А ты мне нравишься, думаешь? Фигушки. Это судьба такая. Наша общая. Так что… Здравствуй.
Она улыбнулась мне и пошла навстречу. Я даже не успел ничего понять. И тут меня дёрнули. Да так, что я опрокинулся на спину.
- Ёпта, Лёха! Ты чу творишь? Ну не первый же день, а… Как ты так.
Мишка суетился вокруг меня, перевязывая и посыпая всё вокруг матерком. А я лежал, грустил и думал, что всё-таки мы встретились. Я и она. Я и «моя» пуля.

© zoldner

Сижу я вечером на кухне
Стучатся в дверь – я удивлён
Открыл замок и снял щеколду
ЕБАТЬ! Передо мною слон!

Он шляпу снял и снял ботинки
Сказал «мы может быть пройдём?
Во рту ни маковой росинки!!»
( ЕБАТЬ! Передо мною слон!)

Сглотнув, я молвил — «Я Серёга!»
«Я Костя» — отвечал мне он
Подумал я, — курю блять много!
ЕБАТЬ! Передо мною слон!!

Налил я чай, открыл печенье
(наполнил рюмки коньяком)
Застыл на стуле в восхищенье –
ЕБАТЬ!!! Передо мною слон!

Болтали долго, уж светало
И я изрядно утомлён
Подумал, вдруг куря устало –
ЕБАТЬ! Передо мною слон!

Слон Костя тихо хлопнул дверью
А я как громом поражён.
Сидел и думал – я не верю!!!
ЕБАТЬ! Не мог быть это слон!!!


Пролетарий Пролетариев [показать]

«Не надо бороться с отчаянием, надо действовать в состоянии отчаяния».
Какая-то одноногая женщина



Я перешёл дорогу на красный свет. Автолюбители закричали на меня в своих машинах, и лишь немногие опустили стёкла. И никто не вышел разбить мне рожу. А ведь они ничем не рисковали — ко мне можно было подойти и безопасно плюнуть в лицо. Остатки моей воли ушло бы на то, чтобы утереться. Кто, всего лишь с помощью пары фраз, может бойца превратить в труху? А я бойцом никогда и не был.

- Во-вторых, ты дрочишь, — сказала мне жена.
- Ну и что такого? Кто ж не дрочит? — сказал я. Что-то надо было сказать.
«Как она догадалась?» — соображал я. Лицо горело.
- Ты кончал в унитаз и забывал смывать. Боже, ты дрочил на унитаз! О чём ты мечтал в этот момент?
- О тебе, о ком же ещё?
- Свинья, ты уже больше года не спишь со мной. Ты всегда отворачивался от меня, во всех смыслах. Спал в обнимку с подушкой. Наверное, шептал ей нежности в наволочку, а потом дрочил на унитаз.
«Вот блять» — думал я — «Брак — это шахматы: размен фигурами и мат в конце. Какая тупость.»
- Как ты узнала пароль от почты?
- Ты записал его на обратной стороне коврика от мышки. Невероятно умно. Пропил ты свои мозги, Рахман.
Я шагнул к ней.
- Котёнок, все эти письма — фальшак, лапша на уши… — начал я.
- Больше не называй меня так. И отойди от меня.
Я отступил.
- В любом случае, это не имеет значения. Я тебе изменила и я развожусь с тобой.
Моё сердце переместилось в область паха. Я стоял и думал о том, что нужно подойти к жене, собрать её волосы в кулак и ударить лицом о кухонный стол. Думал о смерти, о тридцати пяти каплях корвалола, о том, что нужно выпустить рубашку и прикрыть набухавший в штанах член. «Конец» — думал я.

На кухню зашёл сын, налил в стакан воды из графина и принялся пить маленькими глотками.
- Сынок, ты сделал уроки? — прокаркал кто-то. Я прокаркал, как оказалось.
— Каникулы сейчас, — сказала жена. Она сидела за столом, уткнув лицо в ладони.
Сын допил воду, улыбнулся и вышел прочь, боднув меня на прощание в живот.

Жена посмотрела на меня. У неё текли слёзы.
- Желаешь подробности? — спросила она.
- Нет, — соврал я.
- Ну нет, так нет. Но только знай — ОН за ночь нацеловал меня за все десять лет нашего с тобой, блять, брака! Он мужчина, он знает чего хочет, а хочет он меня. Хочет и любит.
- А я, по твоему, не мужчина? — промямлил я.
- Если ты спрашиваешь, наверное, нет. Знаешь, я хотела быть с тобой, правда хотела. Даже когда ты вонял перегаром, даже когда мы ругались в хлам, даже когда я узнала, что ты мне изменяешь. Но вчера я поцеловала сына.
— Что в этом плохого?
- Я поцеловала его как МУЖЧИНУ, понимаешь? Это вышло случайно, спросонья. Мне снилось что-то скверное, я почувствовала себя страшно одинокой и я поцеловала ребёнка, как должна была целовать тебя! Ты довёл меня до этого, ГАД, УБЛЮДОК!
Она подскочила ко мне и залепила пощёчину.
«Наконец-то», — подумал я и опустился на колени.
— Пожалуйста, дай мне шанс...
— В кино видел, да? — сказала он совершенно спокойным голосом и пошла в ванную.
Я не знал что делать, совсем не знал. Поэтому собрал вещи, перевернул холодильник, разбил стёкла в дверях и ушёл.


Целый месяц я играл в гордость. Отключил телефон. Всё равно мне никто не звонил. Я жил у Мартына — одноклассника-пропойцы. Ночью я смотрел в темноту и вёл мысленные беседы с женой. «Я буду твоим псом, твоим рабом — только не гони меня», — думал я. «Иди к чёрту», — отвечала жена. «Я всё исправлю, всё будет по другому, клянусь». — «Забудь про меня», — отвечала жена. «Я не могу без тебя», — шептал я сквозь слёзы. «Ты что там бормочешь, придурок?», — хрипел Мартын с раскладушки.

Мартын не остался равнодушным к моей беде и периодически давал мне рекомендации. Мы сидели на кухне и пили портвейн.
- Русские женщины жалостливы. Дави на это, — сказал Мартын.
- Нечем давить.
- Это очень просто организовать. Я сломаю тебе челюсть и отрежу палец. Придёшь домой и скажешь, что чеченцы напали.
- А палец зачем?
- Для полноты картины и временной нетрудоспособности.
- Голова! Хуй себе отрежь лучше.
- НУ-КА, ВСТАВАЙ, ЁБАНЫЙ ЧУЧМЕК! БАБА, СЫКЛО! — заорал Мартын, вскочил с табурета, пошатнулся и упал навзничь. Он был подвержен приступам агрессии, и

… Подо мной со страшной скоростью проносилась темнота, изредка разбавленная неярким жёлтым светом сёл, посёлков, городов, железнодорожных переездов… В иллюминатор было видно как дрожит от нагрузок крыло.

Казалось, вот-вот, и оно оторвется от корпуса, отлетит в сторону, в темноту. Самолет накренится, закувыркается, завопят истошно женщины, вопль подхватят мучины… Все в салоне смешается как в блендере: крики, вещи, кислородные маски.

Для себя я решил, что ни в коем случае не проявлю слабость. Хоть перед смертью буду вести себя мужественно. Буду сидеть глядя перед собой и не проявляя эмоций. Пять минут как нибудь выдержу. Ну может изредка говорить: «Хуйня! Хуйня! Ебись оно в сраку!». Да! Хуйня! Тут понял, что репетирую свою смерть вслух, что соседи несколько удивлены. Девушка и мужчина, и еще кто-то невидимый, на крайнем сиденье.

Пришлось объяснить: «Репетирую свою смерть, чтобы выглядело красиво».

Мужчина сказал:
- Я врач, и поверьте молодой человек, смерть это всегда безобразно, самая героическая смерть, спустя короткое время, превращается в мерзость мертвого и зловонного. А в нашей ситуации, не дай Бог, конечно же, никому не будет дела до вас и до вашей напускной храбрости. И я бы попросил не нервировать окружающих. Подумайте лучше о чем-нибудь хорошем. Успокойтесь. Мы долетим. Ничего не произойдет.

Тут самолет рухнул в воздушную яму и затрясся. Хуйня. Хуйняхуйня.

- Молодой человек, ну что же вы? Это обычная турбулентность. Прекратите истерику.
- А откуда вы знаете, обычная это турбулентность, или это падение? Вы же врач? И это не истерика. Я красиво умираю.

Тряска внезапно закончилась.

- Ну вот. Мы никуда не падаем, через двадцать минут посадка, всё хорошо. — Давайте побеседуем, вы успокоитесь.
- Я совершенно не волнуюсь. Вы ошибаетесь.
- Хорошо, ошибаюсь. Как вас зовут?
- Гнида.
- ??? Шутите?
- Да нет, правда. Кто знает хорошо, по другому не называет.
- Так и не скажешь, вполне пристойно выглядите.
- Это да...
- По работе в Москву?
- Нет ебаться. Одноклассница прилетает с Израиля, позвонила, вот лечу ебаться.
- Школьная любовь? Понимаю… Романтика...
- Никакой романтики, у неё фамилия Дахдехерис. Я хочу выебать Дахдехерис...
- Весьма необычная фамилия. Но видимо кроме фамилии есть еще что-то, раз преодолевая страх летите к ней?
- Кроме фамилии ещё она на физкультуре в шестом классе сломала позвоночник. И долго лечилась. Самое главное это фамилия. Дахдехерис. Охуительно!!!
- Видите, вы и успокоились. И хорошо… Скоро приземлимся.

Я отвернулся к иллюминатору и увидел, как по крылу прошла трещина, оно оторвалось.

Всё закувыркалось. Врач завопил: «Мама!!! Мамочка!!! Аааааа!!!». Этот вопль подхватили остальные: «Ааааа!!! Помогите!!! Аааа!». Довольно неприятная какофония. Хуйня. Хуйня.
Как тебе не повезло, Дахдехерис. Как тебе не повезло… Дахдехерис...


С ув. Гнида.

Спасибо дизайнеру Полю Ниву за такую красоту (для получения заряда хорошего настроения, нужно просто водить курсором в поле флешки). 

ПРОЦИТИРОВАТЬ 

Из серии «В школьную библиотечку»

Стоит мальчишка полчаса в углу,
Обидно так, что слезы льются градом:
«Я папу с мамой больше не люблю.
И денег ихних мне вовек не надо!»
Мальцу хотелось скушать эскимо,
Залез в карман к отцу, рублей сто двадцать
Там взял, купил попкорна заодно.
Что, жалко? И зачем так издеваться?
«Возьму сейчас и всем назло умру-
Поплачете у вырытой могилки!
А я на маму с папой и сестру
Смотреть сквозь щелки буду. И с ухмылкой
Потом как встану! Вот тогда поймут
Какой я ценный и незаменимый.»
… И вот уже под музыку несут
Дубовый гробик. Мама шепчет имя
Сыночка, папа челюстью скрипит,
Сестра ревёт навзрыд:«Прощай, Андрюша!»
Мальчишка же лежит и будто спит,
И вдруг глаза открыл:«Хочу я кушать.»
У мамы с детства в сердце был порок,
Она вмиг посинела и упала.
И папа это выдержать не смог.
Всего за пять минут семьи не стало.
Теперь живет в одном из детдомов
Сибири сиротинушка Андрюша,
Забыты и попкорн и эскимо,
Простой ириски он давно не кушал…

МОРАЛЬ проста как пешка на е2:
Ребята, прежде чем полезть за сотней,
В соседней поликлинике сперва
Узнайте, не стоит ли на учёте
Родитель да и прочий член семьи
У узкого врача-специалиста.
И только если нет, тогда бери
Хоть сто рублей, хоть двести, даже триста.
Ешь сладости, пей колу через край.
Поставят в угол — стой, не умирай!

STEBO

21 декабря я забил на работу. Вместо того, чтобы наспех проглотить бутерброд, запить его чашкой чая и бежать в опостылевшую автомастерскую, где меня ждут разобранные двигатели, мятые бамперы и севшие аккумуляторы, я залез в горячую ванную, закурил сигару и, попивая коньяк прямо из горлышка, откисал, пока не стала остывать вода. Потом тщательно выбрился, уложил волосы гелем и феном, и остался вполне доволен собой, посмотрев в запотевшее зеркало.
Надел новую, специально купленную для этого случая рубашку, выходные брюки, новые носки. Галстук решил всё-таки не надевать. Не люблю я галстуки. И так сойдёт.
Позавтракал яичницей с огромным куском жареного бекона. Не успел допить кофе, как раздался телефонный звонок.
— Ты почему не на работе? – услышал я недовольный голос босса.
Я назвал его придурком и сказал, что только идиот в день конца света выйдет на работу. Он было возмутился, но я послал его матом и отключился. Телефон зазвонил снова. Хорошо, что я не стал сходу материться в трубку, потому что это звонила мама.
— Сынок, как у тебя дела?
— Отлично, мам. Как у вас погодка?
— Конец света. Двадцать градусов жары в декабре – это точно конец света.
— Мам, не забивай себе голову этой чепухой. Какой конец? Какого света?
— Сынок, на всякий случай, мало ли что…я тебя люблю, и это…прости, если что.
— Ма, и я тебя люблю, но как бы рано прощаться. Всё будет нормально.
— Я вчера была на кладбище. Отца проведала. Может, завтра уже свижусь с ним.
— Мам, прекращай. Неужели ты веришь в эти глупости?
Мой тон вряд ли был убедительным. То, что творилось последние месяцы на планете – все эти катаклизмы и революции, катастрофы и кризисы, климатические аномалии не оставляли ни малейшей надежды. Все вокруг только и говорили о надвигающемся апокалипсисе. Кликуши и масс-медиа только и говорили, что о двадцать первом декабря, дне, когда всё это безобразие закончится.
Я подошёл к окну и увидел надвигающуюся чёрную тучу, неминуемо поглощающую остатки неба.
Что ж, наверное, это правда, и это последний день моей жизни, и жизни вообще. Что ж, нужно тогда провести его с толком, чтобы было что рассказать ангелам на небесах или чертям в преисподней. Это уж как карта ляжет.
К концу света я приготовился основательно – холодильник был забит всякими вкусняшками, которые я не успел попробовать до этого дня. Две бутылки настоящего французского шампанского, пять бутылок коньяка. Закуплена коробка батареек на случай отсутствия электричества. Не умирать же мне в полной тишине. Я даже набросал на плеер сборник моих самых любимых песен. Боже, как мало у меня радостей в жизни – жратва и рок-н-ролл. Конечно, ещё и книги. Но умирать с томиком Блока в руках показалось мне перебором.
Нет, была у меня ещё одна радость. И сейчас я должен решиться. Собраться и сделать то, что я постоянно откладывал на потом, а, если честно, то и не верил особо в успех. Так, фантазировал и мечтал, но сейчас – что мне терять. Сейчас самое подходящее время.
Девушка жила на три этажа выше. Её звали Марина и она была чертовски хороша. Мы здоровались с ней чисто по-соседски, и я видел, что не являюсь объектом её грёз. Сколько раз я собирался заговорить с ней, но постоянно тушевался. Но сегодня – последний шанс, который я не имею права упустить. Другого случая, скорее всего не будет.
Я вышел в подъезд и тут, как назло, на лестничном пролёте встретил Пашку Синяка, который курил, сидя на корточках.
— О, привет, — сказал Пашка, — слышь, Серёга, у тебя выпить ничего нет? Пошёл в магазин – всё закрыто, погода дрянь, трубы горят. А ещё говорят про этот…про конец. Не хочется трезвым помирать. Мне бы хоть чекушечку.
Мне стало жаль его, и я вынес ему бутылку коньяка. Настоящего, французского. Всё равно, мне пять бутылок не осилить.
— Брат, ну ты даёшь? Это правда, мне?
— Тебе, тебе.
— Так, может, вместе разопьём? А то пить самому как-то…
— Нет, прости. У меня другие планы.
Пашка, всё ещё не веря своему счастью, побежал домой, прижав к сердцу заветную бутылку. А я пошёл наверх. Не было ни волнения, ни боязни облома, ни сомнений. Я сразу нажал на звонок.
Открыла Марина, и я сразу пошёл в атаку.
— Пойдём ко мне, — сказал я, и сам удивился своей смелости.
— Ты такой нарядный, — улыбнулась она.
— День такой.
— Ну, тогда и я сейчас наряжусь. Жди, буду через час.
И она закрыла дверь.
Час тянулся мучительно долго. Я курил, стоя у окна и смотрел, на разбушевавшуюся стихию. Туча заволокла всё неба, потемнело, ветер гнул деревья. Дождя не было, но где-то

Дата: 1234… какой сичас год?
Марамыкина дура Марамыкина ду… ручка нипишет.
Марамы… вот эту возьму.
Мама сказала, надо вести дневник, чтобы развивать слог. Ведь я уже первый курс! Марамыкина говорит, слог как ни развивай, умнее не станешь. Развивают только секс и общение. Поэтому мы с ней пошли на вечер встречи с такими же как я первокурсниками, педиками и медиками.
Когда я удивилась, что в педе немного педиков, Марамыкина сказала, что я дура. На такую зарплату, как учитель, идут одни домохозяйки, и то если устанут мыть посуду. Обучение-то в школе бесплатное, за что учителям деньги платить? Хорошо что я учусь в библиотечном.
В библиотеку можно просто ходить за зарплатой. Читать там нечего, а делать тем более. Марамыкина говорит, все новости в максиме и в космо. Видала я её максима – чего там нового? Здоровенный облом из четвёртой парадной, морда как кислородная подушка, попы и вовсе нет.
Попа у мальчиков первое дело, я в космо вычитала. А Марамыкина только злится: сама ты, Ир, беспопая плоскодонка!
Мне-то зачем большая попа? Всё равно чем на стуле сидеть.
Марамыкина говорит, её в душевой бассейна Кто-то разглядывает.
Врёт, само собой: что у Марамыкиной разглядывать? Что у неё нет бритвенного прибора? Единственный лифчик на косточках, и тот надевается на дискатеку. Чтобы хрустело, если тискать начнут, тогда испугаются и отстанут. По мне так сразу надо бояться: Марамыкина – два метра полного сухостоя. Прислониться страшно, ни дай бог заломаешь эту берёзку. Толи дело я, ещё с садика… нибуду писать. Наверное, мальчишки завидуют, что у них с наруже трётся, а у нас ничем не мешает при ходьбе.
Много записала, дневник быстро кончится.
.
Дата: наплевать на дату.
Думала о мамином самоучителе по медицине.
Родовые пути у всех женщин длиной двенадцать сантиметров.
Пути, хи… как рельсы, что ли? Марамыкина говорила, что половой член три сантиметра длиной (тоже мне, длина!). Кровью накачивают, член длиннеет и становится двенадцать-пятнадцать см, но пацаны врут что двадцать. А насос куда прячут? Ничего не понятно.
Потом говорили про обрезание, и я опять ничего не поняла: резали бы всё, зачем им? Наверное, обрезают у мальчиков всё, что длиннее двенадцати сантиметров. То есть оставляют член длиной с родовые пути, потому что дальше ждёт родовой тупик. О! Не забыть сказать про тупик.
Поржём с Марамыкиной, а то она всё время тупит.
Пирсинг ваще ацтой, сейчас все прутся от тату.
Это сказал марамыкинский максим. Записала, чтобы не забыть.
Что я сиделец, зачем мне тату? Ничего не понятно.
.
Дата: зима сейчас.
Папа утром смотрел в туалете на потолок. Потом попросил, чтобы я ему написала жалобу в жилконтору, у меня почерк ещё с садика.
Я села и написала, короче: от Неволяева Павла Петровича.
Заивление. Прошу замазать моей соседке сверху половую щель, патамушта когда у неё течёт, у меня капает. С уважением, Неволяева Ира.
Папа обрадовался, что заивление короткое. Наверное, сантехники быстро придут. Потом маляры, штукатуры-электрики. Я видела у них в жилконторе Эдика. Симпатичный такой, беленький и электрик – может, мне розетку сломать? Надо у мамы денег попросить, заказать Эдика по вызову.
А маме сказать, что прокладки Оби закончились. Окей, Оби-ии!
Нравится мне эта песенка. Надо будет поискать в караоке.
.
Дата: сама ты дата! А я и так жыву песд… хы-ы.
Ходили с Марамыкиной в культтовары покупать её отцу подарок нараждение. Я нашла очень миленькую фотку в рамочке, слон ЗОХЧО. Имя знакомое. Может это Маршак? Марамыкина долго читала фотку, потом сказала что я дура, там написано: слон, тридцать на сорок. Это размер рамочки.
Сама ты дура, говорю, зачем слону размер рамочки?
Купили в итоге дырокол, папа марамыкинский работает каким-то Прорабом, ему приходится на стройке прорабатывать. Строить там чегонибуть, кирпичи подшивать, хи-хи. На сдачу с подарка двинули на Фонты, в мою любимую «Кукарачу». Там к нам приставал Чирножопый Грузин.
Грузины всё время смотрят на нас, как на добычу.
Но Марамыкина такая, что сама кого хочешь добудет.
Сказала Грузину, что пойдёт с ним только пьяная и на золотой цепи толщиной с палец. Грузин пощитал на салфетке в столбик и согласился, что сейчас очень занят. Потом мы выпили с Марой-Шмарой по стакану вермута мартини (или это два разных вина?) и пошли провожать сначала меня, потом Марамыкину. Устали, посидели между парадными.
Марамыкина опять врала, что продают в ларьках резинки разной длины.
Зачем ей врать, а? Всё у мужиков одинаковое, а резинки разные!
Завтра про резинки надо вычеркнуть, сейчас некогда.

Я вышел на вечернюю прогулку на набережную и там случайно встретил Ее. Ей двадцать три года. Она молодая женщина. Созревшая смоковница, ждущая верной руки которая начнет ее тряcти. Ее зовут…Какая разница, как ее зовут.

- Привет
- Приветик
- Мы так давно не виделись с тобой. Миллион лет. Я соскучилась по тебе.
- Я тоже. Я тоже очень соскучился. Я все время думал о тебе.
- Почему не давал о себе знать?
- Не знаю

Я легко обнимаю женщину и целую ее в белую нежную щеку. Она высокого роста как и я, - мне не приходится наклоняться для поцелуя. После объятий и поцелуя мы немного отпрянули друг от друга, как два зверя. Отношение между нами не были близкими до этой встречи, и необязательно должны были таковыми стать. Вот почему мы соблюдаем осторожность.

У женщины сложение Ангела – удлиненные конечности и легкие тонкие птичьи кости. Большие темные глаза под низкой челкой белых волос. Тонкогубый, но красивый рот из которого слова выходят с легким детским дефектом, как будто у нее за щекой маленький речной камень или конфета.

Я слышал, что праматерь Ева была уродлива. Я слышал, что у нее были ноги как у слона, ее маленькие глаза залитые жиром едва отличали свет от тьмы, поперек ее узкого лба был большой шрам.

Я слышал, что Жирная Праматерь Ева лежала посреди первобытного болота и огромные первобытные змеи оплодотворяли ее. С огромными синеглазыми первобытными змеями жила Ева как со своими законными мужьями.
Ее влагалище было соединено с дельтой реки Амазонка и там во влажной таинственной глубине плавали гроздья плодов нерожденной жизни. А уже рожденная жизнь в виде уродливых детей с плоскими лицами и низкими лбами бурлила здесь же в болоте.
Они строили игрушечные города из песка. Они наливали торфяной чай в ореховые скорлупки, они делали пироги из грязи и швыряли ими друг в друга. Потом ее дети возмужали и окрепли и прогнали змей и сами стали жить со своей матерью как законные мужья. Потом они построили большие города…

Я слышал, что Жирная Праматерь Ева рожала тяжело - с непристойными ругательствами, звериными воплями, прокусыванием языка и губ.

Это ложь. Праматерь Ева была ангелоподобна. Легионы детей праматерь Ева рожала легко. Лунной ночью она выходила на пляж и садилась на корточки. Напевая и что то лепеча она устремляла свой взгляд на небо. Дети выходили из нее легко и сразу – тысячами, подобно мыльным цветным пузырям.
Тех, которых не смывала набегавшая волна, я добивал тяжелым мечом из железного дерева и зарывал в пляжный песок.

Красные ручные львы, белые дикие лошади без попон, райские птицы с глазами опушенными ресницами как у человеческих женщин молча наблюдали за происходящим. Они не умеют говорить.

Она была немного не в себе. Она все время что то напевала на неизвестном языке. Она обращалась к небу, подмываясь после родов соленой морской водой.

Я брал ее за руку, за узкую цветочную кисть и вел в свое бунгало. Я усаживал ее на шаткий бамбуковый стул, за шаткий бамбуковый стол и кормил до отвала папоротниковым супом, супом из липовых листьев, еще какой ни будь едой. Я хотел что бы она восстановила силы потраченные на порождение новой жизни. Потом я укладывал ее на ложе и покрывал ее тело поцелуями. Он была исключительно покорна. Ее единственная форма протеста заключалась в том, что она не желала разговаривать на моем языке.
Я кормил ее папоротником, мятой и лимонами. Я целовал ее и говорил ей, что я не знаю кто ее послал и почему, но я желал бы это узнать.

- Где? - спрашиваю я Еву в сотый и тысячный раз, - Почему, зачем? Говори же, или я накормлю тебя песком и землей, как накормил твоих сыновей.

Она произносит длинную жалобную фразу на малопонятном птичьем языке и замолкает навсегда. Умирает.

- Ты что-то сказала, Ева? Это язык

Я сидел в пивняке, Мною было выпито двести грамм водки, противно пахнущей сивушными и эфирными маслами. Этот скверный привкус масел смывал пивом. Хотя кружка стала уже наполовину полна, но я не унывал.

Во-первых были ещё деньги, много денег, которые я спиздил. Целых восемьдесят три гривни!

На эту сумму, если пить с умом и расстановкой, я буду шиковать три дня. Знание это наполняло душу праздничным ликованием. Вот бы всю жизнь так! Чтобы вдоволь денег...

Во-вторых, у меня была еще одна непочатая кружечка.

Жизнь казалась прекрасной и безоблачной, я грезил наяву. Это был краткий миг абсолютного счастья.

За мой столик подсели двое.

- Не возражаешь? — я пожал плечами. Пусть понимают как хотят. Они поняли, что не возражаю и дружно закурили сигареты «Прима».

- А не угостишь ли ты нас пивком, дружище? — и первый потянул руку к полному бокальчику.

Я охуел, ведь на дворе не лихие девяностые или зловещие двухтысячные, когда вот так вот запросто можно было наехать на человека. Посмотрел на их ебальники — точно, из блядь двухтысячных!

Мне стало неуютно, но виду, конечно, не подал. С достоинством так, и с расстановкой, цедя слова, произнес:

- При всем уважении, но не имею возможности, — замолчал на секунду и добавил — Мля…

Они переглянулись. Я быстро допил пиво из полуполной кружки, ухватил вторую, сделал пару больших глотков, после чего так небрежно поставил на стол и сказал:

- Мляяя!

Ребята опять переглянулись. Затем, тот что выглядел интеллигентней, взял пустой бокал, внимательно посмотрел на меня, и спросил:

- А вот если тебя уебать такой хуйней по башке, как думаешь?????????????????


(!!!!!!!)- вот что я подумал, и потом:

В сгустившейся вокруг столика тишине, я. очень медленно допил пиво, посмотрел внимательно в его выцветшие от наглости глаза, и сам себя уебал, что есть силы по голове.

От удара о голову кружка разлетелась мелкими осколками, внутри черепа послышался скрежет.

У этих двоих страшные ебальники превратились в испуганные лица.

- Братишка, мы пойдем?

- Идите мляяя!

Они ушли… Болела голова. Я потрогал место удара, оттуда текла кровь. Липкая и теплая, засунул палец в ранку, палец накололся на острые осколки, то-ли стекла, то-ли кости. Больно! Мляяя!

Я поднялся, подошел к стойке, расплатился, бросился за ними.

- Стойте! Стойте! — но их нигде не было…

Опять у меня проблемы с коммуникацией… Ну что я за человек такой?

Вернулся, мой столик был уже занят каким-то типом.

- Не возражаешь? — он пожал плечами. Я понял так, что нет.

- А не угостишь ли ты меня пивком? Дружищще?

Г.Н. и Д.А. [показать]

Минувшей субботой, когда столица родины зашлась народными собраниями и транспарантами, когда шли прямые эфиры, а метро и автобусы подвозили тысячами граждан и их лидеров, когда воздух дрожал не то морозом, не то жаждой подвига, в ярославской больнице тихо и не за идею умирал сварщик Лакеев.
Смерть его была банальной и почти статистической с медицинской точки зрения. Он отходил в ста с лишним километрах от родного Переславля, отмучившись и, видно, не справившись с пневмонией, а еще больше с болью, которая была плохо анестезируемой и неизбежной при его ожогах 70 процентов поверхности тела.
Говорят, что когда он приходил в сознание, то страшно и протяжно кричал.
... 27 января в подвале старого многоквартирного дома на центральной улице старинного и похожего на умилительные картинки города — с куполами, древними монастырскими стенами, резными наличниками — прорвало трубу. Кипяток выбрасывало с таким напором, что на приборах организации, которой принадлежит главный городской котел, но не коммуникации, фиксировалась потеря до 200 тонн воды.
Дальше, объясняют специалисты, должно было быть так: прорыв опорожняет систему, трубы становятся пустыми и на 25-градусном морозе замерзают, причем с разрывами и разрушениями. 40-тысячному городу грозит вымерзание. Дому, в подвале которого произошел прорыв, — разрушение.


Тревогу подняли не коммунальщики, а «Переславский технопарк», та самая организация, чей котел. Звонили, метались, пока управляющая компания не отправила на место аварии двоих — сантехника и газоэлектросварщика Валерия Лакеева. Потом Алена Порик, сотрудница технопарка, все спрашивала, а зачем поехал сварщик? «Он всегда был инициативный», — отвечали ей.
Лакеев в резиновых сапогах спустился в подвал, где было уже не меньше полуметра кипятка. Дошел до вентиля, который располагался до места прорыва. Попытался его закрыть — голыми руками. Поскользнулся и упал в кипяток. Выскочил с диким нечеловеческим криком на улицу, стал срывать одежду и растирать себя снегом. Через полчаса приехала «скорая», до которой он дошел почти на карачках, но еще сам, и только в районной больнице, откуда его потом переведут в Ярославль, потерял сознание.
Дальше версии разнятся — закрыл ли он вентиль до конца или только смог уменьшить напор воды. Упал сразу или только после того, как справился с вентилем. Никто наверняка не знает, разрушился бы дом или устоял... Неважно.
Много сосложения, много можно поправить задним умом. Лакеев имел сто причин не быть в этом подвале: он мог настоять, что он сварщик, а не слесарь; мог требовать дать ему специальную одежду и вызвать МЧС; требовать от властей эвакуировать дом и сопоставить цену стен и своей жизни. В конце концов в городе, который занесен во все туристические справочники страны, не должно было вообще сложиться такой ситуации…
В маленьком городе маленький человек совершил поступок. Маленький подвиг. Бытовой. Кому-то покажется, что это глупый с практической точки зрения подвиг, нерациональный. Кому-то — в этой неразумности, импульсивности увидится высокий и безусловный героизм, без всякого пафоса. Как инстинкт к самопожертвованию.
Пока сварщик Лакеев умирал, над Переславлем-Залесским то в одном, то в другом месте поднимался пар, как будто это был не старый равнинный город, а долина гейзеров. Жители спасенного дома собирали деньги на лечение сварщика. Областные власти решали вопрос с кризисным управлением города, в котором система ЖКХ в полуразрушенном состоянии и общий долг за тепло достиг 75 млн рублей.
Через несколько дней после смерти Лакеева город расстанется с мэром, который вроде бы погорел в том числе на этих самых гейзерах из прорывающихся труб. Но и сварщика к тому времени уже похоронят. Заведут уголовное дело. Станут искать, кто и когда виноват в том, что в ста пятидесяти километрах от Москвы стоит музейный город – авария. Принимать меры. Искать отмазки. Менять начальников.
У сварщика Лакеева в этом самом городе остались жена, двое сыновей и старая мать. Когда его хоронили, было невиданно много людей и машин. Не было только мэра. Надеюсь, когда–нибудь, когда станет тепло и отремонтируют страну, он или его преемник заедут к старухе Лакеевой попросить прощения. Или прибьют табличку к дому на центральной улице: «Здесь принес себя в жертву городу инициативный газоэлектросварщик Валерий Лакеев. Берегите тепло и людей».

Украдено у