- Ханна?!
- Вам всем, - запыхаясь, произнесла девушка, - нужно скорее бежать, был донос, они говорили про казнь, я сама слышала, там стража...
- Чей донос, о чем?
- Преступление против веры, больше ничего не знаю, бегите!..
Симон развернулся, и бросился в рощу. Бежать было неудобно, он стащил котурн с правой ноги, и ему стало легче. Неважно, на кого именно донесли, но только один здесь нуждался в спасении.
Его двоюродный брат молился. Симон подбежал к нему, схватил за плечи и рывком поставил на ноги:
-Уходим, быстро – сюда идет стража.
Но тот смотрел мимо него.
- Я не уйду.
Бежать было поздно - отсветы огней пробивались через листву.
Это был крах всех надежд. Он долго путешествовал со своим братом, убеждая его примкнуть к зелотам и вступить в борьбу, но только в доме Левия Симону открылась истина. Колдовством и кинжалом можно убить нескольких. Слово может обратить множество.
И он не позволит этому Слову умолкнуть.
Симон ударил левой, сбоку, внезапно, и, когда брат согнулся, нанес ему еще один удар, по затылку, рукояткой ножа.
- Надеюсь, тетушка Мария не будет на меня за это сердиться, - прошептал он.
Иуда шел во главе отряда воинов, и впервые за всю свою жизнь чувствовал себя замечательно. Ему было плевать, что произойдет позже. Сегодня он вел за собой людей, и кошелек оттягивал его пояс.
- Еще один, - крикнул кто-то из солдат, указывая вперед.
Иуда остановился. Навстречу ему из теней выступил Симон.
«Это не тот», - хотел было сказать Иуда, но не успел.
- Радуйся! - крикнул Симон, мгновенно приблизился и поцелуем заткнул Иуде рот, при этом лезвие спрятанного под туникой ножа уперлось тому точно в пах.
- Что же ты не приветствуешь своего Учителя, - услышал Иуда, лезвие ножа вошло чуть глубже, и что-то теплое потекло у него по ноге.
- Стража! – закричал Иуда, - Это тот самый преступник, он! Он!
Через два часа доносчик был уже далеко от города. Усталости он не чувствовал, холода тоже – тугой кошелек согревал его лучше самой красивой женщины. За деньги можно купить всё. Распорядиться капиталом он сумеет, главное не торопиться, действовать с умом. А быдло пускай гниет. Дурачье, они не понимают: тот праведен – кто богат, не важно, как богатство досталось. Единственное беспокойство вызывала мысль, что подмена откроется. Но двоюродные братья действительно похожи, а с этой колотушкой на ноге Симон и не хромает почти, в любом случае, пока разберутся, его уже и след простыл. Тут ему пришло в голову, что тот, кого он предал, никогда не стал бы мстить, а вот Симон - нацист поганый - да ещё, пожалуй, придурок Левий, действительно могли начать розыски, чтобы найти и наказать его. Иуда даже остановился. Даже хорошо, что схвачен именно Симон, всё, что Бог ни делает – всё к лучшему.
И тут из-за дерева на дорогу перед ним вышел человек.
И это был не Иисус.
- Слышь, прохожий, огнива не найдется?
Откуда-то сбоку появились ещё двое, и Иуда понял, что своего серебра он больше не увидит. На мгновение ему стало страшно, но страх был ничем по сравнению с охватившей его жадностью.
- Оно моё! Моё, не отдам! – крикнул он, и ринулся на незнакомцев.
Было утро дня праздника. Солнце освещало рыночную площадь, торговцев, товары и ранних покупателей. Несколько римских солдат лениво переговаривались друг с другом, когда к ним подошел нищий с разбитым лицом. Солдаты заржали.
- Послушайте, - сказал нищий, - меня зовут Иисус. Вместо меня по ошибке арестовали моего двоюродного брата, и я прошу, чтобы меня проводили к прокуратору.
Солдаты заржали.
- Пошел прочь, придурок, - солдат попытался ударить нищего древком копья, но тот уклонился, и стражник упал перед ним на колени, потеряв равновесие.
Десятник стражи стоял у лотка и ел сушеные финики, когда к нему приволокли полумертвого от побоев человека.
- Что ещё, с утра-то? – спросил он.
- Говорит, что он Иисус, которого должны были арестовать, говорит, что при аресте, ночью, в темноте ошиблись.
- А что это с ним?
- Упал, - сказал один солдат.
- Да он и был такой, - сказал другой одновременно с первым.
- Ладно, - десятник был в хорошем расположении духа, - волоките эту пьянь в темную, пусть пару дней проспится.
Нищего унесли, десятник выбрал финик получше и повернулся к продавцу, в унынии наблюдавшему за медленной, но неизбежной гибелью своего товара.
- Чего щуришься, еврейская рожа, ты фиников мне жалеешь, а я вишь, какой добрый.
Продавец выдавил слабую улыбку, но ничего не сказал.
В пещере было сумрачно, слабый свет масляной плошки очерчивал фигуры двух людей. Один, раненый, накрытый куском ткани, лежал на каменной скамье. Другой сидел прямо на полу рядом с ним.
Раненый пошевелился.
- Здравствуй, торговец.
- Здравствуй, проповедник.
- Хорошо выглядишь.
- А ты выглядишь хуже, чем отшельник в пустыне. Как ты узнал меня?
- Для того чтобы смотреть в темноте, глаза не нужны. А как ты меня нашел?
- Один стражник рассказал смешную историю, про одного нищего, побитого на базаре. Я попросил разрешения на него посмотреть и увидел тебя. Ты знаешь,
Читать далее...