Монументальное и нарочито дерзкое сочинение никому не известной Тамары Катаевой «Анти-Ахматова» стало главным литературным событием последних недель. Или, на иной вкус, антилитературным…
Не литератор, не литературовед и вообще не филолог, а педагог-дефектолог по основной профессии (что ей уже вовсю ставят в строку); хуже того, даже не родственница, а всего лишь однофамилица Валентина Катаева – замужем, кстати, за Замятиным, но тоже только однофамильцем – покусилась на святое.
Взяв за образец вересаевского «Пушкина в жизни», она составила энциклопедию невольно саморазоблачительных высказываний Анны Ахматовой «о времени и о себе» – и столь же пугающих (объективно) суждений о ней, принадлежащих главным образом восторженным современникам и современницам большого русского поэта.
«Тираническая женщина едва ли не сталинского склада, Ахматова сама выстроила миф о себе как о величайшей поэтессе и главной страдалице Земли»
Разумеется, герои книги (включая саму Анну Андреевну) не говорят всех этих гадостей или как минимум двусмысленностей про нее сознательно: они проговариваются. Тем неопровержимее оказываются их свидетельства. Образ возникает чудовищный. Конечно, каждый гений – чудовище, но как раз гением Ахматова вроде бы не была. Не королева отечественной поэзии, а герцогиня или, скорее, маркиза, сочинившая дневник с сомовскими иллюстрациями….
К сожалению, не довольствуясь по-вересаевски (да и по-гоголевски) красноречивой немой сценой, возникающей едва ли не на каждой странице, Катаева «повторяет для дураков» то же самое от себя: она снабжает подборки цитат собственными разжевывающими (а фактически – утрирующими) примечаниями – и здесь ей то и дело изменяет вкус.
Ну, а ее оппонентам большего и не надо.
Теоретическая подкладка «Анти-Ахматовой» – статьи и высказывания Александра Жолковского: тираническая женщина едва ли не сталинского склада, Ахматова сама выстроила миф о себе как о величайшей поэтессе и главной страдалице земли русской; сама «организовала вставание» – и организовала его так успешно, что «встают» и кланяются ей по сей день. Меж тем, поэтическое ее значение сильно преувеличено, а жизнь далековата от великомученичества: в литературном пантеоне ей место есть, хотя и не главное, а вот в святцах – едва ли.
Всё это очевидно любому внимательному читателю мемуаров. А уж любому серьезному знатоку поэзии – тем более. И, тем не менее, воспринимается как кощунство.
Жолковского простили: с американским профессором лучше не ссориться, да и человек он язвительный – может дать сдачи. На Катаеву – моментально набросились. Заставили – до кучи – извиняться за нее и Жолковского: я, сказал он в интервью «Огоньку», чувствую себя Иваном Федоровичем Карамазовым, подбившим Смердякова на отцеубийство.
Анна Андреевна Ахматова как Федор Павлович Карамазов… нет, на Жолковского где сядешь, там и слезешь!
Набросились на Катаеву не ахматоведы, а почему-то пастернаковеды. Дмитрий Быков и Наталья Иванова, например. Последняя, оказывается (сказала это по «Эху Москвы»), написала о Пастернаке сразу три книги – две уже вышли, третья на подходе! Что поневоле заставляет вспомнить об украинском политике, покончившем с собой сразу тремя выстрелами в голову.
Ахматоведы промолчали по вполне понятным соображениям. И вовсе не потому, что крыть им нечем (хотя действительно нечем). Ахматоведение – довольно доходный промысел; ахматоведы друг с дружкой враждуют, но чужие здесь не ходят, а главное – ходить не должны! «Несимпатичную» и невыгодную книгу надо попробовать замолчать – а там, глядишь, само рассосется.
Не рассосется. Пастернаковеды подсуетились. А почему они подсуетились – вопрос отдельный и сам по себе крайне любопытный. Даже если отвлечься от того, что подсуетились они явно по глупости.
И Быков, и Иванова («он недавно, она давно», как сказано в эпиграмме на Евтушенко и Долматовского) чувствуют себя эдакими либеральными держимордами, призванными пресекать малейшие посягательства на величие русской литературы (прежде всего поэзии, хотя и не только ее) в милом их сдвоенному сердцу изводе.
Согласия на такую опеку у своей Прекрасной Дамы, она же дочка Ротшильда, спросить они, однако, забыли. К тому же одной рукой они ее трогательно (пусть и не бескорыстно) опекают, а другой, мягко говоря, лапают…
И почему, собственно, книга Катаевой об Ахматовой – это кощунство, а книга Быкова о Пастернаке (в которой аполитичный и надмирный, по общему убеждению современников, поэт предстает в первую очередь ловким литературным дельцом, не свободным от сугубо конъюнктурных расчетов и поступков) – это агиография, я сказать не возьмусь. Да и никто не возьмется. Потому что своя литературная продукция не пахнет? Ну, разве что.
Царя Алексея называли Тишайшим не за кротость и незлобивость, а, напротив, за совершенно чудовищную жестокость. Вернее, за то, что, прибегая к жестокости, он навел на Руси тишину. То есть порядок. В этом смысле Тишайшим можно было бы назвать и Сталина.
А Тишайшей – Ахматову. Тишину она навела, понятно, не в стране и даже
Читать далее...