Ты не хочешь
мне сказать, что знаешь
почерк
Одиночеств...
Но глазами провожая,
ставишь прочерк...
Ты же хочешь...
Ты же веришь...
Я приду и хлопну дверью
На мгновенье
Серце екнет, губы
сцепятся как звенья.
Двух цепочек...
В наших мислях днем и
ночью -
Многоточья...
С каждой, пусть
Короткой встречей -
Нервы в клочья...
Что ты хочешь?!!
Уйти. Отрезать.
Вычеркнуть. Стереть.
Ни слова. Ни полслова.
Ни полжеста.
Тупого безразличия
подшерсток.
Носить вместо
искренности впредь.
Давить безликость
выспренной тоске.
Сыграть почти оморфное паденье.
Найти себя в бегущей
рядом тени.
Переламать невроза
колоски.
Захочется напиться и орать.
Захочется навзрыд
ругаться матом.
Он в прошлом. А само-то,
а сама-то…
…с мобилки удаляю
номера…
Поклясться в том, что
Настроение сейчас - психоделическое [336x440]
Ушедшие...
Истории, связанные с убийствами, ножевыми ранениями, неудачными абортами, в целом - истории, связанные с криминалом, притягивают многих именно своей причастностью, в таких историях смерть всегда забегает наперед, будто хочет посмотреть, чем все закончится, многим как раз и нравится, что смерть в этих случаях начинается еще при жизни, и можно разглядеть ее подростковое лицо. Поэтому завязываю с криминалистикой. Не могу на это больше смотреть, где каждый сам себе и хищник и жертва. Мне до сих пор снятся остывшие тела и большие пустые глаза маленьких ангелов, которые торгуют собой на грязных обочинах провинциальных городишек. Такое ощущение, что проживаешь каждый день чью-то жизнь, только не совсем удачную, сломанную на N-нном году, как разбитое зеркало, изломанное отражение. И ангелы уже не улыбаются, их когда-нибудь убьют на той же грязной обочине, когда они станут не нужны - когда закончится срок их маленькой короткой жизни для мотыльков-однодневок.
Ненавижу музыкантов на похоронах, которые выдувают над покойниками кровавую и безудержную музыку отчаяния. Лучше уходить молча, с почестям, без - неважно, но молча, когда все предельно ясно и досказано. Услышав тягучий похоронный марш, все кто пришел провести покойника в последнюю дорогу, облегченно вздыхают, потому что это такие правила,
такой ритуал что ли, одним словом, в действительности боятся не покойников - боятся ими стать. Чьи-то надежды, чей-то бизнес,чья-то жизнь, так всегда - чем внимательнее смотришь на мир, тем более чьего-то отчаяния приходится видеть.
Нужно всего лишь вернуться, туда где было хорошо, к родным и близким людям.
Но включенные лампочки,
будто открытые раны -
некому выключить,
некому закрыть
некуда возвращаться.
Свершилось. Две бессонных ночи - и к экзамену готова, почти(вся надежда на умение выпутываться из любых непредсказуемых ситуаций). Сегодня всю ночь снился дедушка Фрейд, почтительно рассуждающий над моей, пардом, интимной жизнью (вот до чего доводят ночные изучения концепций вышеупомянутого гражданина Фрейда, чего только стоят "Очерки о сексуальности" и "Я и Оно":)) ) С билетом не повезло, правда, на половину... Вообще не люблю цифру 8 - бесконечная она какая-то. Самое интересное, что 1-й вопрос был непременно связан... С кем вы думаете? Правильно, с Зигмундом Фрейдом (или Фройдом - никакой разницы). Вот, что значит вещие сны в ночь перед экзаменом...
Болею... Температура... Сорвалась важная поездка. Вместо меня едет другой человек. Только вот еще непонятно, кому из нас повезло больше:) Заграница - это хорошо, но не в -20, тем более когда большая напряженка между странами и с визами(Шингеской увы, нет). Зато у меня 8-го экзамен... знаний ноль. Главное, смекалка + обаяние... А там как карта ляжет, тоесть билетец:) Болячка мне в этом плане подыгрывает - у меня пропал голос, охрипла напрочь.
P.S. Потерялся голос, прошу вернуть(за вознаграждение), можна не спешить, после 8-го:)
Вот. Сегодня обнаружила у себя в почте:)
ДНЕВНИК КОТА.
______________________________________________________
Нассал под кресло. Хорошо!
Скучно. Вспомнил бурную молодость. Сидел я как-то на столе, жрал лапой сгущёнку из банки. Пришли Эти и давай орать. Ну я же не дурак, опустил
лапу в банку сколько влезла, и на трёх костях - за холодильник. Эти орали ещё дня три. Был очень горд.
Сегодня всё лень. Ссать - лень. Жрать - не могу больше. Сижу тихо, дремлю. Эти нервничают, озираются по сторонам, дрожат и ждут подвоха.
Какие ж у Этих миски неудобные. Пытался сожрать кусок мяса, так пока лапой не зацепил - ни хрена не получалось. Нет бы взять приличные миски и жрать на полу. Ур-р-роды.
Нассал под кресло. Хорошо!
С утра проводил инспекцию дома. Заблудился в пододеяльнике.
Едва выбрался. Уроды двулапые. Понатащут в дом всякой дряни - а я страдай.
Вынашиваю план мести.
Придумал.
Воплотил.
Сожрал какую-то дрянь со стола - варенье, что ли, - влез в шкаф и долго, смачно блевал на свежевыстиранное, но ещё не глаженое бельё. Эта будет визжать, пока не перейдёт в ультразвук.
Угадал. Эта визжала так, что во всём квартале лампочки потрескались. Но жрать дала.
Эта новую моду завела. Жрать мне кладет по полпакетика всего. А то
"ой, котик, ты по целому не съедаешь, наверное, есть не хочешь". Дура! Я не съедаю, я на потом оставляю! Она же мне не раз в пять минут в миску что-нибудь подкладывает. Эти как свалят на целый день - и все! А жрать хочется. Вот и приходится оставлять немного, вроде как в заначке. Ссать не буду, а то под кресло ничего не останется. Пойду, лоток разрою - все равно на сегодня толку от него больше никакого.
Нассал под кресло. Хо-ро-шо!
С утра был великолепен.
Эта выходит в коридор - и я давай её сумку закапывать. Типа нассал, ага. Она верещала так, что все вороны в Сокольническом парке с веток попадали. Ну я под диван - шмыг. Ржал долго. Я ж не нассал, я так - напугать только. Повелась, повелась.
За ужином Этого кусал за нижнюю лапу. Сильно кусал за голую нижнюю лапу.
Реакции ноль. Стал кусать, а потом делать такое Буээ! - ну, типа, блюю я от него.
Этот как заорал! Заныкался под ванную. Ржу. Придётся посидеть под ванной, пока Этот не ляжет спать.
Сидел под ванной. Выждал, пока Эти ушли.
Нассал под кресло. Нассал под торшер. Нассал под второе кресло. Хорошо!
Бродил по дому в поисках вещей, к которым до сих пор не приложил лапу. Не
нашёл ни одной. Озадачен.
У меня в сортире коврик есть. Эти его стелили, чтобы красиво было, ага. На самом деле на него гадить удобно. Или наполнитель разбрасывать. Если раскидать грамотно, то адской машине под названием "пылесос" работы не меньше, чем на полчаса. А если зассать так, как я умею, то коврик будут стирать и потом сушить с неделю. Эти через какое-то время догадались, что коврик им чаще геморрой приносит, чем красоту. И перестали его класть в сортир. Но Эти тупые, как валенки. Они не догадались, что такой же коврик лежит в ванной! Изгадил весь. Полностью. То есть совсем. Эта орала так, что у тараканов в соседнем доме барабанные перепонки полопались. Тут же кинулась звонить
Этому по телефону: "Ой, котик такое сделал, такое..."
А мне что? Мне хорошо, я под ванной сижу, меня там не то, что рукой - шваброй новой не достать.
Выкрался из-под ванной.
Нассал под кресло. Хорошо!
Был неотразим. С утра будил Этих. Они, гады, не вставали. Скакал, как юный антилоп,
топал, как стадо бизонов, орал, как раненая пантера. Хоть бы хны. Даже ухом не вели. Пробовал просто вопить - дрыхнут, гады. Кусал за нижние лапы - не реагируют.
Но я ж умный, ага. Влез под одеяло и холодным мокрым носом этой в пузо - швак! Забегала как миленькая. Вот чего только орёт - не понятно.
Нассал под кресло.
Хорошо, ага.
Вечность...
Из коротких снов,
сочиненная вечность
впутывается в волосы, да
так тому и быть...
По течению плыть...
И бежать навстречу...
И в едином крике
внеземном - любить!
Забросай меня камнем,
Поверь в порочность.
Я на прочность жизнь
проверяла - не зря...
Складывала в долгий...
безумные ночи, для того,
чтоб
С тобою начинать с нуля...
По неверью - вера, по
вере - другая...
По округе вороны все
в жизнь...
И за что, ответь? Ты не
любишь другую?
И за что, ты так страшно любишь меня,
скажи?
Я по проталинная мая,
хожу да маюсь.
По слякоти осени - пинаю листву -
Пишу стараюсь.
Лишь бы подвести черту...
Так нелепо дышать, кто
не знал, тот не понял...
Понял тот, кто ведает,
сколь остра боль...
Когти-ногти вжимаешь до
крови в ладони.
И не разжимаешь после
слез ладонь...
Что пустых слов в
перезвонах частых?
Счастье на старте, на
карте - судьба...
Пусто, если цифры заучить в азарте...
И полно - все услышать
посмотрев едва...
Из коротких снов,
сочиненная вечность
Впутывается в волосы, да
закрутит петлю...
По теченью плывешь...
И бежишь навстречу...
И кричишь - внеземное люблю!
Я останусь собой,
Растворяясь в нелепых ошибках,
Только город - другой,
Только небо отчаянно зыбко,
Только тени - на свет,
Словно хрупкие бабочки лета,
Только мой силуэт
На последних страницах Завета.
Я останусь собой,
Отреченно смывая надежды,
За прозрачной стеной
Безвозвратное "было" и "прежде".
Даже вздох, как удар.
Даже руки слепы и безмолвны.
Я - вселенский пожар,
Исторгающий звездные волны.
Я - последний рывок,
Как печальная точка отчета.
Значит, путь не далек,
Значит, где-то не сыграна нот!
И вернувшись домой -
Растворяясь, смывая, прощая -
Я ОСТАНУСЬ СОБОЙ:
Всем далекая,
Прошло -
чужая...
Проигранная нами однажды борьба, никому ни о чем не говорит; в ирландских барах мужские руки касаются клавиш,
поя гимны легкой беспризорности. Каждая клавиша - иной звук, натруженные пальцы настраивают инструмент, чтобы что-то прибавить еще
о нашей любви и муке.
Время, когда на задымленных кухнях закипает жир
и повара рубят ножами покорную зелень, время, когда в темноте дворов исчезают женские плать, что имеют цвет сердец и татарского соуса; Господь дал нам наши границы, нашу злобу и отвагу, наш кокаин,
я и теперь волнуюсь каждый раз, приходя на причастие.
Поэтому доиграй до конца веселую мелодию о том, как однажды мы встретились под звездным небом и с тех пор с тревогой наблюдаем, как в нашем небе остаются все меньше и меньше звезд.
На одном фото, найденном мной в том старом доме, изображена девочка лет 13-14 в достаточно откровенном купальном костюме, где-то на каком-то пляже, рядом видно каменное побережье. Девочка смело смотрит в камеру, будто говорит: “привет, недоумки, это я”, внизу подписано “Бухарест, 86 год”, сейчас бы ей было должно быть за тридцятник, если она обычно не сдохла в своем Бухаресте от алкоголизма, который в Бухаресте по-видимому и не лечится, в конечном итоге, у нас тоже самое.
Все зависит от времени года и от погоды - живя в старых европейских столицах, набитых свежим эмигрантским мясом ты сам себе решаешь чем заняться, например, приходишь в маленькие кинотеатры на боковых улицах, подальше от центра, где крутят настоящее старое кино, где в зале на старых продавленных креслах сидят несколько пенсионерок и извращенцев, и смотрят на этих вечно молодых девочек, чьи лица запоминались из первых детских просмотров, потом идешь домой, возвращаешься в помещение, где с каждым годом остается все меньше воздуха, появляются все больше демонов, которые собираются ночью, когда ты засыпаешь вокруг твоей кровати, долго рассматривают татуировку на твоих руках, комментируя наиболее интересные рисунки цитатами из Святого Августина.
Настоящую радость и настоящее отчаяние в этой жизни может почувствовать лишь тот, кто обращает внимание и считается со всевозможными пустяками, вещами, от которых, на первый взгляд мало что зависит.
Раньше мне нравилось наблюдать за мужчинами, которым перевалило за сорок. Они успокаиваются и перестают бояться старости. Их быт наполняется необходимым количеством разных, сугубо мужских вещей - тяжелыми механическими часами, удобными самописками и хорошими , а не каким-то облегченным американским дерьмом. Вот они, как правило, и испытывают судьбу на прочность, заходя к ней на задний двор, чтобы опять почувствовать, как сжимаются их сердца, которые в них и без того темные и плотные, будто бумажники из свиной кожи.
Речь даже не о возможности выигрыша, ибо что такое бабки, когда идет речь об их совести, которая им мешает жить, и еженощно засыпает их кровати горячим углем и пивными пробками
Улитки
Вот на ступеньках университета сидит женщина, которой едва добегает до тридцати, и курит camel. После дождя,
вытирая кожу, которая у нее прозрачная настолько, что под ней видны водоросли и песок, она думает - вот опять с неба сыпятся холодные лезвия, серебряные гвозди и ранят смертельно улиток, которые падают, разрубленные пополам, словно крестоносцы в песках Палестины.
Нужно долго говорить, вышептывая и проговаривая разные слова и названия разных вещей, чтоб не таким пустым
выглядел воздух вокруг нее. После пробуждения все ее мужчины прикладывают головы к часам, как будто к ракушкам, и слушают как в далеких озерах вздымают ил громоздкие черепахи.
И даже не позвонишь по ей при случае; потому что иногда стоит умереть, чтобы понять, что это и была жизнь
и поэтому что следует иногда сомкнуть веки, чтоб увидеть по какую строну сновиденья ты находишься; и после изменений в погоде опять поднимется давление от которого лопаются капилляры в глазах случайных бабочек
и становится теплее ее кожа; от которого вода в ее кранах и посуде превращается в кровь и она опять целый день не может приготовить себе чай и сварить кофе.