Кто-то теряет чувства, позволяя им уйти. И вроде сожалеет, и не хочет, но сгибает пальцы в прощальном жесте и живёт как-то дальше, убив последнюю надежду, и говорит что любит атрофированными эмоциями, душа уже чей-то чужой шанс.
Замыкая вокруг себя пространство, запираю двери.
Чёрными коготками в веру – не пущу, не предам, не задену.
Шептала в потолки : хватит с нас прошлого, наркотических позывов бытия и острых локтей иллюзорнусти. Хваталась за горло цепкими пальцами, низала бисер и сыпала веру в чужие ладони без меры, без жадности.
Когда слышишь что близкому плохо - вроде и сердце из груди, и лодонью дрожью. И кричать, что не смей предавать, ибо не вернёшь, что бездушным манекеном не жить, куклой счастья не знать... И вроде слабыми руками в чужой мирок, здесь поддержим, сдесь залатаем. Правда-правда. И все выживают, улыбки дарят, слова и взляды... И ты запираешься.
В комнате с салатовыми стенами и занавесками, где потолок падает каждое утро и слишком много тебя, чтобы поверить, что вскоре ты переступиш порог и никода больше не увидишь трамвайные пути под окном и дерево из трубы дома напротив.
Солнышко, это всё сказки. Пока есть хоть одно чувство, ты ещё можешь вернутся.
И я буду с тобой, ведь Он никогда за мной не вернётся.
Мне часто трудно говорить правду. Потому у меня множство дневников, где между каждым красивым словосочетанием сквозит грань между истиной и ложью. Здесь будет не_красиво. Но ей так хочется правды.
Иногда холодными ночами, когда Город пронзат насквозь безысходностью девушка выкиривает сигарету и пишет о том, как больно. Пишет, что верит. Но правда закрадыватся прямым маршрутом вгубину сердца, пробивая руки нервной дрожью.. Девушка столько верила, что в конце концов осталась сжигать спички на развалинах воздушных замков, что рушились столь часто, посыпая пеплом кровавые шлейфы дорог, ведущих к обрывам.
Моё тело отказыватся подчинятся, я засыпаю исключительно сжавшись в комочек лицом к стенке. Когда я говорю, что мне больно, я имею ввиду что в солнчное сплтени ударил комок вскрытых вен. Лучше не сказать, солнышко, только всё равно не поверят. А потому мы отчуждённые, ma cherie, потому нас и казнили прилюдно любовью в сердце.