Самую длинную этого года
Он проведёт без сна
Будет тасовать колоду
Висельник. Башня. Все как всегда.
Будет читать до рассвета
Тихо, но все же вслух
Будет немножко поэтом
Будет предельно глух
К звонкам или стуку в двери
Кто бы не пришёл - жди беды

я танцую по минному полю
с перевязанными глазами
а ты смотришь на меня из-за ограждения
двумя блестящими линзами
бинокля или прибора ночного виденья
или еще какой мощной штуки
ты стоишь в полной тишине
но у меня в голове звуки
у меня в голове музыка
у меня под повязкой лето
где нет ни страха, ни ужаса
лишь бесконечность тепла и света
__________________

вышла бы замуж за дурака?
вышла бы.
и следом за ним пошла
выше бы
далеко ли близко ли
важно ли?
в общем все равно
лишь бы с ним одним
для чего тебе дурак,
вон сколько принцев в ряд?
без него не могу никак

белое блеклое бездыханное полусознание
без знаков припинания
без оформленых мыслей и слов
это невыносимо до агрессии
до желания растерзания
и никто ни в чем не виноват
просто так повернулись колесики
просто здесь перетерлись канаты
слишком быстро перешли на ты
и перепутали координаты
это мины в форваторе
и корабли лавировали-лавировали
и БАХ
К10 - убит
Б3 - ранен

все всегда так безумно спорно
безразлично и агрессивно
еще не было ни одной такой ссоры
чтобы ты пережил не обессиленный
не потерявший кусочек себя
каплю своей уверенности
не делил бы вечер с алкоголем
по обычной своей рассеянности
забывая с чего все
почему эта нелепая фраза
стала камнем преткновения
так что вспыхнуло все и сразу

возьми себя в лапы, Бонифаций,
в руки возьми
иссушены солью губы твои
растрескались
как трещины на асфальте,
как на весеннем льду

седой стала шерсть на морде
хоть костюмчик еще блестит
возьми себя в лапы, Бонифаций
пора идти

пора выходить, даже если слепит
сафитом глаза
оглушают восторги детей
идти пора

рябину рубили
рябина плакала красным
рябину рубили
рябина трещала по швам
под небом свинцовым
под грузом немых облаков
рябину рубили
рябина валилась без слов
по осени дикой
пришли чьи-то люди
срубили рябину
и тут же забудут
о горечи ягод
о сети упругих ветвей
рябину рубили
рябина была ничьей

расскажи мне сказку на ночь, рыжая
расскажи
разложи свои карты в квадрат
разложи

нарисуй мой портрет на холсте
и сожги
сделай что-то, чтоб я стал тебе верен
и уйди

лучше йогурта по утрам
только водка и гренадин.
обещай себе жить без драм -
и живи один.

все слова переврутся сплошь,
а тебе за них отвечать.
постарайся не множить ложь
и учись молчать.

Бог приложит свой стетоскоп -
а внутри темнота и тишь.
запрети себе множить скорбь -
да и зазвучишь.

Вера Полозкова

Приезжай.
Мне тебя сегодня хочется целовать
Долго-долго. Медленно. А ещё -
Тихо-тихо, глядя в глаза, говорить слова
От которых потом тревожно и горячо.

Приезжай. Заварим чаю, нальём вина -
Водки-виски – что ты сегодня пьёшь?
Приезжай - и к чёрту страны и времена -
Солнце-снег-холодненький этот дождь…

Ну, какая разница – что там - апрель – февраль? –
Ветер-вечер-вечность-закат-прибой…
Мне до слёз, до глупых истерик жаль
Каждый миг – убитый – прожитый – не с тобой…

Мне тебя сегодня хочется... Боже мой! –
Не могу я с тобой о будничном и простом!…
Приезжай, пожалуйста, просто побудь со мной.
И – плевать, пожалуй, что будет со мной потом.

Юлия Вергилёва

хорошо, что я не пишу писем....
что бы сказал себе через десять лет....
да сиганул бы с ближайшего моста....

- Ты замерз, мальчик?

Он не смог ответить, только кивнул. Губы и щеки посинели до прозрачности, пальцев он не чувствовал уже давно, даже пошевелиться было тяжело, как будто тело уже не принадлежало ему и сознание вот-вот могло утратить контроль над ним. Уже навсегда.

- Иди ко мне, садись в сани.

Женщина скинула с плеч свое манто. Из чьего меха оно сшито, такое нереально мягкое и белое на вид, будто не из меха вовсе, а из пуха снежного. Того первого снега, что выпадает в конце октября и тут же тает на лица, ладонях. Эти мысли как сонные пчелы ползали в голове у мальчика, когда он шел на негнущихся ногах, утопая в снегу по колено. Эти несколько метров, что он шел влекомый ее серебряной красотой и хрустальным голосом, показались ему неделями. Она укутала его в теплый мех, который на ощупь оказался еще мягче, чем на вид.

- Тепло?

Женщина улыбнулась и легко коснулась его щеки. Рука была холодной.

- А ты? Ты ведь замерзнешь!

Хотел сказать громко и даже протестующе, но слова получились тихими и хриплыми.

- Я не замерзну. Я не мерзну никогда. Как тебя зовут, мальчик?

- Кай. И я не мальчик. А ты кто?

- Я - королева.

И она засмеялась, и смех ее звенел тысячей хрустальных колокольчиков. Смех Королевы..

Тепло разливалось по телу юноши, опьяняло и глаза стали слипаться против его воли. Кай провалился в сон. Не так, как обычно проваливаются в черную бездну, где совсем не чувствуешь времени и глубины. Не, он падал медленно в чистое и прозрачное нечто, бесконечное... Так падает на землю осенний сухой лист, очень мягко и бесшумно. Каю казалось, что падение бесконечно и что сквозь белую пелену он слышит музыку: флейты, скрипки и что-то еще - музыка была очень тихой, как будто из далека и он не мог разобрать ни мелодии, ни ни инструментов, на которых она исполнялась. У юноши ушло какое-то время чтобы понять, то музыка ему не снится, что она звучит из вне, с другой стороны реальности. И Кай открыл глаза. Спал он наверное очень долго, потому что проснулся он уже во дворе замка, такого огромного что нельзя выразить словами. Внутренний двор был огорожен стеной светло-серого камня, ворот Кай не видел - сани только-только въехали во двор и мальчик сидел к ним спиной. Музыка звучала в замке, теперь Кай это понял окончательно, он уже полностью отошел от сна и вспомнил все, что произошло с ним этим днем, или уже вчера. Сани остановились.

- Проснулся? Идем в дом.

Теперь при свете дня он мог разглядеть ее, хотя изо всех сил старался не пялиться. Она была прекрасна, просто невероятно красива: белая кожа, голубые глаза, как два ледяных хрусталика, четко очерченные розовые губы. Королева.... Рядом с ней Кай почувствовал себя маленьким и несчастным приблудившимся щенком. И тут женщина взяла его за руку. Немое изумление сковало Какая крепкими цепями. Она... Его... За руку....

- Идем скорее, а то ты снова замерзнешь.

И Королева повела его в замок... во дворец.... в дом, как она его назвала.

подглядывать тихо
через щелочку в мониторе
становиться свидетелем молчаливым
изучать твои территории
глотать и впитывать
пробовать на вкус
на цвет пробовать
двоичный вирус
в этой системе координат
нет отправной точки
и если стремиться к бесконечности
по абсцисс, то по ординат
все равно ноль и не каплей больше
расскажи мне, чем все закончится
впрочем, я и сам все прекрасно знаю
как обычно многоточие -
перфорация, по которой надрывают

расскажи мне сказку о ветре.............. о том, как он гонит снежинки............какие они на вкус?

осипшее серое море не видит конца и края......... роняет соленые брызги

знаешь я разучился плакать....... даже если что-то разбилось, если сломалось вдруг..........

спой мне..... ты не умеешь?........ да ладно, все это умеют в ванной

а я буду ждать под дверью и слушать..........

расскажи мне сказку о ветре.......... я усну на твоих коленях

Слушать этот музыкальный файл

-Давай потанцуем.
Прижал с кебе властно.
Я знаю, ты можешь.
Мы в жизни, не в сказке.
По улицам бегом,
Быстрее. Быстрее.
По льду и по снегу,
Теряя терпенье.
Чуть-чуть и взорваться,
Ломая картонки
Цветных декораций
Стекла и бетона.
Танцуй же, смелее,
Не бойся машин.
Двойная сплошная
Под музыку шин.
Красивы движенья,
Под визг тормозов.
Две нежные тени
Сбежали из снов.
Под звуки клаксонов
Изящные па,
В истерике страсти
Скрипят тормоза
И тросики рвутся,
Ты не управляем.
Лишь несколько метров
Осталось до края.

Восхитительно.

"Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой Читать далее...

я видел во сне твою тень и ветер
высокий тонкий силуэт над бездной
я звал тебя, а ты летел ко мне на встерчу
поймал меня за руку и падение было бесконечно
безмерно....

я не вспомню твоего голоса и цвета глаз
но когда думаю о тебе, то хочу кричать
и кричу, вою.... в стены кулаками не раз
и не два.... обнять тебя, одиночество разорвать
безмолвие обрести....

но я почему-то молчу и сковывает бессмысленный
ступор неимоверный.... нет бы за руку взять
тебя и прижаться, как щенок бестолковый
и о времени забыть, о прошлом и будущем, себя потерять
спокойствие....

художники и поэты восхищаются весенним лесом, его летней свежестью, или осенним золотом. а его лес восхищал зимой, когда небо становится фиолетово-синим покрывалом и ни звезд, ни луны, только фонарь на съезде с дороги.
он заглушил мотор и стало совсем тихо. внутри жестяной коробки все еще было тепло, мир сузился до размеров старого гелендвагена. Он сомневался покупая его, не будет ли машина велика для него одного, но сейчас.... сейчас он был рад своему маленькому миру, его тишине и пустоте. авель.... так звали того, кто приехал этой ночью в лес....
авель откинулся на сиденье закрыв глаза, впитывая в себя запах салона, мягкость шоколадного шарфа у него на шее, воспоминания.. воспоминания того, чего никогда не было и чему не суждено случиться.
две недели назад этот молодой мужчина вернулся из чехии. он ездил туда один, десять дней бесцельно слоняясь по лабиринту старых улочек, терялся и вновь находил дорогу.. собор святого вита видел мельком, да и не хотел видеть того, что обычно скармливают голодным до зрелищ и мало что понимающим в архитектуре и истории туристам. хотел бы он остаться один во всем городе, насладиться его красотой и мудростью, роскошью и и жемчугами неразгаданных загадок, городских легенд.... нет.. он не хотел быть один, хотел лишь чтобы рядом был тот.. с кем вместе они.. впрочем, авель купил себе билет в еще одно несбывшееся и был доволен этим.
дверца щелкнула открываясь, холодный воздух ворвался в салон, прихватив с собой несколько снежинок. оказавшись снаружи юноша увидел глубину, которой казалось нет конца, в которую хочется идти пока не кончатся силы, пока сне не примет тебя в свои теплые сонные обьятья. свет фонаря остался позади, но появилась луна и принесла тени на снегу. как же тут было хорошо. антрацитовые тени расчертили снег диким холодным узором, ветер не сдерживаемый листьями свистел меж веток где-то там наверху, а здесь внизу лениво кружил острые льдинки, как песчинки зимы. дробинки одиночества.
авель дернул за концы шнурков и постоял так несколько секунд, потом осторожно вынул ногу из ботинка и поставил ее на снег, поставил рядом вторую. снег был холодным и горячим одновременно, снежинки кололись прилипая к пяткам. сделав несколько шагов юноша остановился. приобняв за талию невидимого партнера он начал танцевать, в голове звучала скрипка, рассказывая свою незатейливую, хоть и трагическую историю. не смог бы вспомнить названия или имени композитора, даже если бы ему пришла в голову тогда такая идея. но идея не пришла, как не пришли и другие мысли, хотя все они кучкой столпились у дверей его сознания. среди дороги разрезающей темный лес на две части, юноша танцевал какой-то свой странный танец и в такт этому ледяному балу кружились снежинки, и тени вокруг. свист ветра вплетался в звуки скрипки, а луна и несколько самых отважных звезд (из тех что не побоялись этой ночью вылезти на мороз), казалось раскачивались, как огромная хрустальная люстра .. но вот музыка стала стихать, ветер снова стал ветром, колонны деревьями.... "моя милая герда, вот и полночь.. слышишь бьют часы.." - такой была первая мысль, что перешагнула невидимый порог и втолкнула авеля в реальность. пальцы ног онемели, нос заледенел, а шарф развязался. юноша вернулся к своей обуви и неуклюже влез в ботинки. в ботинках тоже было холодно.
он возвращался обратно в город, в свою крепость на восемнадцатом этаже, к работе и друзьям, и всему остальному.... что нам остаемся после расставания.. боль, злость, одиночество.... это все не важно. время вылечит это, превратит в документальный фильм и тебе самом, набор кадров и звуковую дорожку. оставит только сотни обещаний, которые вы оба просто не успели выполнить, пока были вместе, были счастливы....
спешите....

- ты обидел меня....
- я хотел чтобы ты ушел.... разочарованым, чтобы никогда не вернуться....