Просто? Не-е-т. Это как будто снова научиться дышать. Ходить, слышать, разговаривать… Или может снова научиться любить? Да что вы вообще об этом знаете?!»

Шаги, туда-обратно. Нервы надо лечить, обязательно надо. Просто напиться и забыться больше не получается. Раньше помогало, теперь нет. Просто вытравить из души, просто спалить, уничтожить остатки чувства, пока это чувство не уничтожило тебя.

Ее комната. Ты и раньше любил сюда заглядывать, пока она была на учёбе, в больнице. Тихонько, чтоб никто не заметил, заходил, зажигал лампу на столе, долго смотрел на фотографию в дешевой позолоченной рамке, вдыхал едва уловимый запах ее духов, что лежали рядом (она никогда их не закрывала). Тебе сильно, просто до безумия хотелось дотронуться до ее изящной шейки в тот самый момент, поцеловать ее полуоткрытые глаза… Ты почему-то хотел именно этого, но знал, что никогда себе не позволишь. Так же как не позволишь себе даже просто притронуться к ее вещам.  Ты боялся. Боялся своей слабости. И до сих пор боишься, хоть сердце теперь и бьется спокойнее, когда ты иногда, очень редко, смотришь вместо фотографии в ее лицо и вдыхаешь запах знакомых духов. Но тебе странным образом помогало это место. Оно словно обладающее особой энергетикой, впитывало в себя весь твой гнев, твой страх, твою боль. Поглощало без остатка. И ты выходил наружу уже другим, успокоившимся, готовым к новой схватке с судьбой.

Только сейчас ее комната изменилась. Ты не был здесь уже давно, с тех пор, как она уехала и забрала с собой почти все, унеся даже легкий шлейф надежд. Ни рамки, ни знакомых лиц на фотобумаге… И пахнет здесь теперь совсем по-другому. Пу-сто-той.

Опускаешься на пол, опираешься спиной на ножку стола. На дворе пятый час утра, а ты сидишь в пустой комнате и смотришь на дверь. Странное ощущение: ты словно брошенная собака, что забыли отвязать от столба. Которая до сих пор всё на том же месте и всё еще ждет, надеется увидеть хозяина.

Замечаешь под кроватью предмет. Как же, такую вещь она не могла забыть… Хотя нет, тебе не показалось. Так и есть, книга - «Кардиология». Усмехаешься… Удивляешься, откуда у нее она. Усмехаешься снова, грустно и заинтересованно. «Надо же, Глеб, это как раз то, что тебе нужно. Научишься устранять чужие болезни сердца, тогда, быть может, сможешь помочь и себе. Когда-нибудь. Хотя твою болезнь аортокоронарным шунтированием навряд ли излечишь…"

Открываешь не глядя. Ладони теплеют. Кажется, будто страницы до сих пор помнят ее нежные пальчики, и теперь согревают твои… Карандашные пометки на полях, кое-где строчки подчеркнуты, отдельные слова обведены в кружок. Чуть загнут краешек начала параграфа об артериальной гипертензии. Проводишь рукой, расправляешь и чувствуешь, как сердце принимается отчаянно отбивать ритм. Ты подносишь раскрытую книгу к лицу и закрываешь глаза. Неожиданно для себя начинаешь понимать тех, кто обожает запах бумаги и белые шершавые страницы с буквами. Наслаждение… Какое-то немого безумное… Ошарашено отпрянув от книжки, захлопываешь и сжимаешь так, что костяшки пальцев белеют.

Длинный темно-синий шарф, повязанный вокруг шеи в полтора оборота. Дубленка, которая ему велика. Во всем этом он выглядит так нелепо. Кажется таким большим и сильным. А на самом деле он худ, до того самого момента, когда мужчину нельзя назвать крепким, да и слабаком тоже нельзя. Он стройный. Точно – стройный.

Стройный и высокий. У него волосы цвета соломы. И глаза синего цвета. И взгляд из-под очков, цепкий и немного опасный.

И ты смотришь в эти глаза. На секунду ловишь его взгляд, как раз тогда, когда он в очередной раз повествует о чём-то очень умном, с самым что ни на есть серьезным выражением лица. Он отводит глаза не сразу, и, видимо, это сбивает с ритма. Отворачиваясь, осекается. Впервые за весь семинар. Тщательно подобранные, отработанные до автоматизма слова вдруг вылетают из его головы. Всего лишь на мгновение. Он продолжает бодро вещать, а ты празднуешь свою первую маленькую победу.

Дает задание: написать на доске тезисы. Выбирает жертву. Тебе и хочется и колется. Он предлагает кому-то выйти: «Ну вот вы, например, девушка». Поднимаешь голову с надеждой и опаской одновременно. Нет, нет, это не ты, не беспокойся… Грустно улыбаешься этому внезапному волнению.

Освобождает место у доски, решает перенести скамейку, закрывающую все пространство. Хватает ее и ловко разворачивает на 90 градусов. Следишь, как завороженная. Он не слабачок. Отнюдь.

Отдает мел твоей счастливой однокурснице, меняется с ней местами, приобняв за талию. Напрягаешься, следишь за выражением его лица. Оно неизменно. Успокаиваешься.

Он стоит у подоконника, в двух метрах от тебя, развернувшись в профиль. Таким ты его еще не видела. Отвлекшись на запись, чувствуешь, как его взгляд скользнул по твоему лицу. Но не успеваешь… Через секунду он снова сосредоточен на доске и тезисах.

Закончилась нехитрая писанина, он возвращает скамейку на место. Так же ловко. Ты, кажется, прибавляешь кое-что ещё к своим ощущениям. И начинаешь судорожно крутить в руках ручку. Дело принимает серьезный оборот!

Время на исходе. Снова взгляд. Он говорит о более тщательной подготовке к занятиям и смотрит, кажется, бесконечно долго и прямо на тебя. Наверное, кажется. Но тем не менее, ты не выдерживаешь и с хитрой улыбкой уступаешь ему на этот раз. Мужчины не любят проигрывать…

Перемена. Он, закутанный в свой шарф и бесконечно-огромную дубленку, сидит на скамеечке в коридоре и ждет начала занятий в параллельной группе. Заходишь в аудиторию, поспешно бросив взгляд. Последний на сегодня. Он тебя видел. Он тебя запомнил. Это главное.

Стоит подвести итоги. Да я его заставила обратить на себя внимание. Сначала ненавязчиво, одним только своим присутствием. Почему-то он сразу запомнил как меня зовут и как я выгляжу. Но не стоит обольщаться. Может, у него просто хорошая память…

Но я заставила его ещё кое-что сделать. Заметить, окончательно и бесповоротно. Я словно бы схватила его за его невообразимо красивый, небрежно завязанный галстук, притянула к себе, с напором прошептав: «Смотри!». Возможно, он заинтригован, возможно, ему плевать. Но в любом случае, я не просто выиграла игру «Гляделки», я победила себя. Впервые мне не страшно смотреть в глаза интересующему меня мужчине. Пока это сравнительно безопасно, но игра эта, так или иначе, с огнем. И не известно, чем всё это закончится. К чему все это может привести?! Об этом ты не думаешь. И по традиции ждешь вторника.

(ноябрь 2007)

Смотреть это видео

Смотреть это видео

Вот уже 5 дней, как у меня есть Editors. В смысле, в моей жизни... И это странно, особенно учитывая, что от инди я весьма далека. Да, я знаю, кто такие The Strokes и Interpol, Arctic Monkeys и Bloc Party, в бытность свою даже русский NME почитывала, пока тот не почил сладким сном... Но я позиционировала себя кем угодно, только не инди. Мьюзером, скорее. Muse всегда были и останутся моим всем... А сейчас вот "Редакторы", кажется, собираются оккупировать мой разум своими крышесносящими творениями, а Том Смит имеет все шансы на попадание в мой весьма ограниченный список гениальных муз-персонажей. И это за 5 несчастных дней...

Слушать этот музыкальный файл

Перепосвящается Санни, обладателю небрежно завязанного галстука. За очень крутой облом, о котором тот даже не знает. Обидно до слез. Но об этом как-нибудь в другой раз...

1. Ждешь вторника

Ждешь вторника. Того самого вторника, когда можно будет придти и увидеть. И услышать. И почувствовать. Снова.

Ты не можешь этого объяснить. Он просто прочно засел в твоей голове и вовсе даже не собирается покидать ее. Он просто нахлебник… Питается твоими мыслями и чувствами. Искушает. Ты видела его дважды. 3 часа чистого времени. Этого хватило. Кто бы мог подумать…

Смотришь на него. Плохо видно, заслоняет соседка спереди. Ты впервые жалеешь, что сидишь на второй парте.

Он смотрит на тебя. Вернее, так хочется думать… Одно дело – просто мечтать, другое – чувствовать его глаза. Ты тоже смотришь. Как банально. Но сдаешься, опускаешь взгляд, рассеянно перелистываешь страницу, напускаешь безразличие. Как глупо.

Строгий. Хотя ты уверена, что это напускное. Мечтаешь, что у тебя-то он будет как шёлковый. Вредный. Тебя это раздражает и нравится одновременно. Педантичный. Прощаешь… В конце-концов, он юрист. Обидчивый. Тебя это трогает. Вспоминаешь про материнский инстинкт. Улыбаешься своим мыслям.

Отмечаешь про себя, что у него красивый галстук. Голубого цвета и небрежно завязан. Думаешь, это он сам или кто-то? Ты бы очень хотела завязать ему галстук, хотя прекрасно знаешь, что не умеешь. Тебе нравятся галстуки. И тебе нравится голубой цвет. И небрежные узлы.

Он носит очки. И тут ты наконец понимаешь, в чём дело. Почему именно он, а не кто-то другой. Ваня… Был твоей первой любовью. Неразделенной, само собой. А сейчас перед тобой он же, только лет на десять старше. И зовут его иначе. Тебе смешно оттого, что всё так просто.

Спрашивает в первый раз. Теряешься… И даже не потому, что не готова к предмету, а скорее потому, что абсолютно не готова к тому, чтобы быть услышанной. Да и сказать хочется совсем иное. Сбиваешься, помогают. Краснеешь. Глупо улыбаешься и понимаешь, что попала. Круто. На втором семинаре несешь какую-то чушь про расизм. С дежурным румянцем на щеках вещаешь о том, что в этом вопросе слишком много противоречий. Теряешься в конце предложения, мучительно ищешь подходящее слово…
-У всех своя…
-Правда», - подсказывает он.
Это именно то, что ты хотела сказать. Правда.

Сидишь дома и ищешь о нем хоть что-то. Интернет все-таки придумали гениальные люди! Как ни странно, находишь. Как ни странно, его рассказы с какого-то конкурса. Читаешь и понимаешь, что вы похожи даже больше, чем ты могла себе представить. Его интервью тебя убивают. Он говорит такими фразами, которые понять дано далеко не всем. Какой он у меня умный, думаешь. Глупая, глупая девочка…

Он не носит кольца на безымянном пальце. И это заставляет мечтать. Не задумываясь при этом, что «не женат» – не значит «свободен».

Ты не знаешь о нем ничего. И это здорово. Ты просто сидишь и пишешь рассказ. И ждёшь вторника.

(ноябрь 2007)

У меня есть бас по имени Десмонд. И акустика Birdy. Да-да, одна моя знакомая сказала как-то, что своим инструментам, да и просто любимым вещам нужно давать имя. А ещё где-то я читала, что если называешь вещь, у неё появляется душа.

Фиг его знает, зачем мне этот дневник. Параллельно ещё один, и ещё, и ещё.
Это странно.
И это здорово.

Разные периоды жизни. Разные слова. Разные мысли.

Пусть будет так.

Потом, всё потом...