Мои страшилки еще не приелись? Последнее, на данный момент, написанное в этом жанре.

Смертельный самогон


Утро первого января… Праздник… Впрочем я в этом не уверен.
Десять часов… Утро первого января… Время всеобщего сна…
Что-то немало многоточий я уже поставил. Так вот, в десять утра, первого января, меня разбудил телефонный звонок моего соседа сверху, Семена Петровича Бутылкина. Фамилия говорящая, алкоголик, каких ещё свет не видывал. В принципе, мужик неплохой, но есть у него одна черта, которая раздражает всех, кроме его жены. У него нет похмелья.
И вот, именно мне он позвонил с утра пораньше.
- Алё! – кое-как провякал я. Голова трещит, руки трясутся, мыслей две – убить и опохмелиться, неважно в каком порядке.
- Царевич? Ты? – проорал кто-то. Я поморщился от очередной мозготряски – зачем так громко? Царевич – это я. Просто меня зовут Иваном. И фамилия – Иванов. А вот батюшки моего звали Борисом. Поэтому меня и называют Иваном-Царевичем, говорят, что, типа, до Грозного не дотянул. – Это я, Петрович! Давай ко мне, опохмелишься!
Ну что? Убить я его всегда успею, поэтому, почему бы, не заглянуть к нему? Вот я и начался обираться. Пожалуй, пропущу эти не самые приятные минуты моей жизни.
Итак, вскоре я звонил в дверь Петровича. Сосед долго не отзывался, а потом раздался его зычный голос:
- Царевич, открыто!
Ну, открыто, так открыто. Я не против. Ага, похоже он на кухне. Зайдем.
Скажу честно, я человек не очень верующий, но когда я увидел КТО, а точнее ЧТО сидит на кухне у Бутылкина, я перекрестился и начал читать «Отче наш». А на кухне у Семена сидела Смерть…
Оправившись от первоначального шока, я вышел из столбняка и осел на пол. Хотя нет, на пол я просто рухнул. Впрочем, не сводя глаз с костлявой.
- Царевич, не трусь, все путем! – радостно гаркнул Петрович. Я повернул голову в его сторону. Он сидел напротив своей гостьи, держа в левой руке один очень знаменитый сельскохозяйственный инструмент. Косу, короче.
Тут я, наконец, смог нормально рассмотреть «даму в черном». Ну что сказать, очень реалистичный скелет в черном балахоне. Глазницы слабо горят зеленым пламенем, одна рука спрятана в рукаве, вторая, как бы напоказ, лежит на столе и стучит по нему пальцами. Конечно, не отдельно от тела, впрочем, вид костяной ладони и без этого пугает.
- Отдай косу, - послышался мрачный голос из капюшона.
- Сначала бутыль, - непререкаемым тоном отвечает Бутылкин.
- Косу отдал, изверг, - продолжала гнуть свое костлявая.
- Бутыль оставь и поклянись, что не будешь мстить, - твердо сказал Петрович.
- Ладно, - проворчала смерть и достала откуда-то из складок одеяния бутылку. Обычная такая бутылка, стеклянная, у меня бабка в деревне в таких самогон продавала. – Пей, алкаш поганый. Косу верни.
- Э нет, а клятва? – лукаво сверкая глазами, как кот нализавшийся сметаной, спросил Бутылкин. – Может мы тебе косу, а ты нам «чик», головы, того, «фьють», и нет!
Вот об этом я как-то и не подумал. Ну и подставил ты меня Петрович, ой подставил…
- Ладно… - проворчала Смерть. Неужели повезло? – Клянусь своей косой, что не трону вас раньше намеченного срока! Довольны? – сверкнула она своими глазищами. Или, что там у нее? – Косу верни!
- Держи, - простодушно сказал Семен и протянул ей ее инструмент. Смерть что-то пробурчала, стукнула косой по полу и стала растворяться.
- До встречи! – прокричала она и растворилась в воздухе. Ох, не к добру.
Бутылкин – жутко деятельный мужик. Пока я выходил из состояния отупения, он уже успел достать пару относительно чистых стаканов и откупорить бутылку Смерти.
- Что там? – хрипло и слабо спросил я. Интересно ведь!
Петрович налил мутную жидкость сначала в один стакан, потом в другой, и лишь потом ответил:
- Самогон, - сказал он и, поднеся стакан к лицу, принюхался. – Крепкий…
Я, кое-как придя в себя, присел на табуретку. Взяв второй стакан, я повторил действия Семена. Ах, какой у этого самогона был букет, словами не описать!
- Ну, за жизнь! – протянул Бутылкин и одним залпом выпил стакан. Я был менее «продвинутый» алконавт, управился за три. Ох, и обожгло же мне всю глотку! Ядреное варево! – Между первой и второй, как говорится… - сказал Петрович и потянулся к бутыли…

Следующий пару часов… А может и не пару… Короче некоторое количество времени из моей жизни выпали. Самогон не кончался! Бездонная бутыль! Мы пили, пили, пили.… И допились. Она вернулась.
Смерть снова стояла на той же самой кухне. Глаза злобно горели зеленым светом загробного мира.
- Вот и встретились, - усмехнулась она.
- А ты…Не рано? – заплетающимся языком Читать далее...

Без ставок

Узри же корень черных мыслей
И душу жаждущую власть.
Ты ждешь хорошего от жизни,
Но выбираешь только масть.

Здесь ставок нет, и нет ничьих.
Одна игра и кон один.
Ты слышишь смех, ты слышишь крик.
Игрой рождён. Игрой судим.

И зрителей безликих тени
Следят за вечною игрой.
Никто тебя здесь не заменит,
Своих здесь нет. И ты чужой.

Ты проиграл. Твой козырь бит.
Ждет за спиною молча смерть.
Здесь ставок нет. Игрок забыт.
Не смог ты время одолеть.



Среди слепцов

Он не романтик, он палач
Людских пороков и желаний.
Его не ждите, жуткий плач
Идет за ним. И гул страданий
Рождает месть, вранье и ложь.
И за грехи любой в ответе.
Вам не спастись! Идут под нож
Невольники и дети.

Добро посеешь, зло пожнешь!
А он сорняк в саду прогресса.
Ты воин был, купцом умрёшь,
Считая выручку, от стресса.

Весь мир застыл в безликой бездне
Людских пороков и страстей.
В деньгах вся власть, и нет возмездий,
И мир подземный ждет гостей.

Один лишь зрячий средь слепцов
Идёт ветрам лихим навстречу.
Шагает в пропасть он без слов.
Надежды нет… Но время лечит…


Дар последних магов

Узреть всю память от рожденья,
До похорон мечтают все.
Увидеть радости мгновенья,
Стереть заметку о беде.
Но нет желания сильнее,
В той жизни что-то изменить,
Чтоб горе, страх ушли скорее,
Чтоб не пришлось нам слёзы лить.
Любовь найти, не ошибиться,
Друзей надёжных завести,
Учить уроки, не лениться,
Чтоб в дом потом доход нести.
Увы, но это лишь мечтанья,
Надежду можно потерять,
Но исполняются желанья,
Коль очень сильно пожелать.
Забыть, что чудо это сказки,
А маги вымерли давно,
И жизни новой свет и краски,
Хранит лишь только полотно.

И ты увидишь ,что возможно,
Менять себя, менять других,
И лишь понять всем будет сложно,
Кто над тобой командир.
Иль свет, иль мрак, решай скорее!
Ты силу можешь применить!
Чтоб сделать всех людей добрее,
Иль всех во тьме заставить жить.
Решай скорее, человек,
Подходит тот волшебный час,
Когда за миг, на целый век,
Получишь силы ты от нас.

Прошёл обряд… Ты всемогущий!
И словом можешь мир менять!
Не знаем мы, кому ты служишь,
И не хотим мы это знать.
Прощай! Уходим мы отсюда,
Теперь ты правишь на Земле,
Ты воскресишь надежду в чудо,
Ты воскресишь её в себе.

Они ушли. А я остался,
С могучей силою в руках!
И сам собой вопрос задался,
Что ужас мне принёс и страх.
А что я выбрал? Я не знаю!
Иль мрак? Иль свет? Добро иль зло?
И лишь сейчас я понимаю,
Что я не выбрал ничего!
Я на распутье, на границе,
Не знаю я куда смотреть.
Жаль не могу, подобно птице,
Не выбирать, а улететь!
Все рассказал вам! Вы решайте,
Кем быть, кому служить.
Прошу, скорее выбирайте!
Хочу я силу применить!
Чтоб мир менять назло пророкам,
Моря сушить и горы рушить!
А выбор будет вам уроком,
Что сердце надо людям слушать.


***
Что было, то прошло,
Что будет, то безлико.
Живём сейчас, забыв добро,
Под плетью зла и лиха.
Не знаем что творим,
Не видим что творят.
А только смерть с косой узрим,
Ложимся ровно в ряд.
Без чувства, без души,
Любовь мы признаём.
Живя во мраке лжи
В неведенье умрём.
Лежа в могиле тихой,
Забыты мы детьми,
И снова правит лихо
Покорными людьми.




Удел каждого.

Каждый знает что стареет,
По чему душа болеет,
Каждый знает что умрёт,
Лечь в могилу срок придёт.
Приползают все в больницу,
Чтобы долго там лечиться.
Чтобы дольше протянуть
Пьют настойки, спирт и ртуть.
Лечат тело, но не душу,
И бояться: мол умрёт
Их давно больная туша,
Что лекарства только жрёт.
Отключились печень, почки,
И дышать уже трудней.
Доли просят сын и дочки,
И чтоб умер поскорей.
Но живёшь ты и боишься,
И людишек сторонишься,
И ночами ты не спишь –
Жизнь свою ты сторожишь.
И вот ночью, ты на койке,
Вдруг, от старости умрёшь,
И получать все потомки
За лекарства счёт-платёж.
Что добился, продлевая,
Ты агонию свою?
Ничего. И умирая,
Проклял всех в родном краю.

Обратный отсчёт

«Три тысячи девяносто восемь. Три тысячи девяносто семь. Три ты...» - я моргнул и протёр глаз. Да что же такое? Я отвёл взгляд от наручных электронных часов и посмотрел на экран компьютёра. Поверх всех программ висели цифры. «Три тысячи девяносто». Я психанул и выдернул из розетки системный блок. Включил телевизор. И там цифры, прямо поперёк экрана, перекрывая какой-то боевик. «Три тысячи восемьдесят». Другой канал. Реклама. И цифры. Третий. Цифры. «Три тысячи семьдесят пять». Четвёртый. Везде. Я вырубил телевизор. Взгляд снова нашёл наручные часы. «Три тысячи шестьдесят девять». Чёрт, да что это такое? Неужели я схожу с ума? Надо позвонить психотерапевту. Так, как там его телефон? Двести девяноста девять, как там дальше? Ага, вроде восемьдесят семь и тридцать два. Взгляд снова скользнул по часам. «Две тысячи девятьсот девяносто девять». Я успел набрать четыре цифры. «Две тысячи девятьсот девяносто восемь». И тут цифры, даже на телефоне, не мобильном, городском, не старом конечно, без диска, но с экранчиком. И пошли в обратном отсчёте. «Две тысяч девятьсот девяносто семь. Две тысячи девятьсот девяносто шесть». Я повесил трубку. В голове было противно и холодно, в горле пересохло, а ноги, казалось, и вовсе онемели. Я не понимаю...
Я быстро сорвал часы и кинул их куда-то за диван. Я плохо тогда соображал, тело двигалось само по себе, а именно надело куртку, обуло тёплые ботинки и выскочило из квартиры, а затем и из подъезда, в мороз и вьюгу. Хотя нет, вьюги тогда как раз и не было. Зима в этом году выдалась на удивление спокойная. Я шёл, куда глаза глядят, хотя это и не совсем верное выражение, я скорее шёл, куда шли все. Но, скажете вы, все шли в разные стороны, вот и я шёл в разные стороны. Сначала за каким-то пареньком, без шапки, зато с наушниками, потом за девушкой, которая похоже очень спешила, потом за одним бодреньким дедушкой. Я просто шёл. И везде были цифры. Впрочем это и понятно, что можно ожидать от города, где каждый второй или менеджер, или программист, или бухгалтер. На всех электронных часах, на всех экранах, везде были именно эти цифры! «Тысяча шестьсот сорок три». Я схожу с ума! Я в ужасе рванулся сквозь толпу, толкал локтями, расчищал себе дорогу, меня несколько раз обматерили, и вот, знакомый подъезд, второй этаж, дверь закрыта, ключ в кармане. Открываю дверь. Так, что теперь?
Я, недолго думая, рванулся к дивану, слегка отодвинул его от стены и, просунув руку между спинкой дивана и стеной, стал искать часы. Наконец, спустя пару секунд, показавшимися мне невероятно длинными, я нашёл часы. «Пятьсот девяносто четыре. Пятьсот девяносто три».
Дьявол, что же делать? Так, к телефону, быстро! Короткий номер, 01. Спасатели! Гудок. Второй. Наконец щелчок, уведомляющий о снятии трубки. Я не дал оператору даже слова вымолвить, тут же заорал о помощи, назвал адрес и, ничего не объясняя толком, попросил приехать поскорее. Девушка что-то пыталась спросить, говорила что приедут быстро, я же быстро повесил трубку и, обхватив голову, стал ждать. Может они помогут. Или нет. Да что такое? Почему я позвонил? Почему заволновался? Из-за цифр? Но я же не был никогда трусом, не боялся всяких странных вещей, а тут раз, и запаниковал. А цифры-то идут... То есть как идут? Не то, они меняются... Как на таймере бомбы. Может это террористы? Заминировали мои часы? Да нет, нет... Что-то другое... Интересно, а что чувствуют сапёры, когда пытаются остановить взрыв? Они видят, как истекают цифры, как идёт обратный отсчёт их жизни... Их жизни... Моей жизни... Обратный отсчёт моей жизни! Вот в чём дело! Дьявол, как в каком-то американском боевике! Смерть пришла за мной... И это мои последние минуты. Сколько их там осталось?
«Четыреста сорок две» - послушно показали часы. Итак, надо придумать, как обмануть Смерть… Надо, надо... Что делать? Бежать? А если поскользнусь и сломаю шею? Не то... А если спрятаться здесь? А вдруг пожар? Или утечка газа? Плохо-то как всё... Ох, плохо... Дождаться спасателей? А вдруг среди них есть маньяк? Хотя я сам сейчас на маньяка похож.
Я не знаю, откуда ко мне пришла мысль, что единственный способ обмануть Смерть, это умереть раньше. Разум почему-то не отвергнул идею, и тело взяло зарядное устройство для мобильника. Пальцы сами завязали петлю. Странно. Я не помню, чтобы меня обучали этому узлу... Но тем не менее, вот, я стою, с петлёй на шее, на самом краю стола. К люстре крепко привязан другой конец провода. Я не такой уж и тяжёлый, и провод, и люстра должна выдержать, а до пола, если повисну, ноги не достанут.
Я вновь посмотрел на часы. «Сто. Девяносто девять». Я усмехаюсь. Быстро же время летит! Стоп, а почему я вообще совершаю самоубийство? Вон уже, за окном, сирены гудят, спасатели приехали. Чтобы обмануть Смерть? Что за бред? Почему мне пришла такая идея, почему я всё это сделал?
И Читать далее...

Будь как дома путник,
Я ни в чeм не откажу!
Множество историй,
Коль желаешь расскажу!
Король и шут – «Лесник».


Дэн сидел на поваленном дереве и докуривал сигарету. Невдалеке Лёха и Фома готовили грибной шашлык, как в шутку окрестил это блюдо сам Дэн. Уже прошло два дня, как они бродили по лесу, пытаясь найти лагерь толкиенистов.
- И зачем я пошёл с ними? – бормотал Дэн, делая последнюю затяжку, затем туша окурок о бревно и щелчком пальца откидывая остаток сигареты в кусты. Дэн ещё раз посмотрел на своих друзей, азартно пытавшихся довести белый гриб до той кондиции, когда он ещё не превратился в уголёк, но есть уже можно. Это они настояли, вместо того, чтобы проехать эти двадцать километров на попутке или автобусе, переться через чащу к лагерю этих безумных ролевиков. Как дети малые, думали что двухдневная прогулка по лесам доставит им только удовольствия. Нет, они не заблудились, компас есть, карта тоже, мобильник тоже пока не сдох, да и сеть, тьфу-тьфу, ловит. Но переться в жару, по непроходимой чаще, с ограниченным запасом воды? Тоже мне, дети природы. Всю жизнь в городе пожили, выезжая на природу лишь в детстве, летом, на дачу или в лагерь, а теперь вот возомнили себя бойскаутами, книжек начитались. Дэн хмуро уставился на солнце, которое лениво светило сквозь ветви. Как же ему это осточертело. Он поднялся с потенциальных дровишек и подошёл к друзьям.
- На, попробуй! – радостно сказал Лёха протягивая шампур (который, в тоже самое время, был стрелой эльфа Фомилоида, то есть Фомы), на котором был нанизан… Возможно гриб. Дэн вздохнул, перекрестился и откусил небольшой кусок. Две пары глаз внимательно за ним наблюдали.
- Ну, не так уж плохо, – сказал Дэн, доставая из рюкзака флягу с водой. – Только перца надо чуть поменьше. Остро, – Дэн сделал несколько глотков, пытаясь потушить пожар специй, загоревшийся во рту.
- Перца? Но я не добавлял туда перца, только посолил, – растерянно ответил Фома.
- Я же говорил что мы соль забыли! А ты – хорошая соль, чёрная! – раздражённо проворчал Лёха и отвесил Фоме подзатыльник. Тот достал меч и огрёл им Лёху по башке. Лёха достал свой топор и яростно бросился на «эльфа». Дэн вздохнул, и, присев у костра, стал помешивать золу, краем глаза наблюдая за дерущимися. Опять они за своё, хорошо хоть не в доспехах через лес прут, а то ведь хотели. Вместо полезных вещей вроде компаса, котелка или фонаря на батарейках, эти два придурка взяли лук, стрелы-шампуры, меч и топор, да кольчуги, ну и тащили всё это барахло на себе, поминутно жалуясь и требуя отдыха. И откуда у них потом силы брались на эти поединки? Ведь так каждый вечер и утро, только чуть поцапаются, сразу за эти деревяшки хватаются. Хотя поединок - это ведь и зарядка, и разрядка, но Дэна это всё чертовски раздражало.
- Слышь, Буратины недоделанные, хватит носами махаться! Дальше пошли, до вашего лагеря пилить и пилить, – проворчал он и начал забрасывать костёр землей. Поздно сегодня проснулись, не на рассвете, как этого яростно хотел «эльф», а почти что в полдень.
Дуэлянты (а точнее, просто шуты гороховые) нехотя разошлись.

Дэн, Лёха и Фома с удивлением смотрели на небольшой домик, считай избушку, выросшую перед ними, как только они вышли из леса. Хотя, вышли – это сильно сказано. Изба стояла посреди небольшой поляны, и во все стороны, куда не глянь, вновь стелился лес. Собственно, помимо избы, да небольшого огорода, на полянке ничего и не было. То есть не было видно ни электрических столбов, ни сарайчика с генератором (хотя он может быть на другой стороне поляны, закрытый от нас домом, ненавязчиво подумал Дэн). Лёха радостно пошёл первым, бормоча что-то про дорогу и то, как они найдут лагерь. За ним следом, чуть прихрамывая после неудачной попытки перепрыгнуть овражек, брёл Фома, используя свой меч как костыль. Дэн, мрачный после того, как Фомилоид сбагрил ему едва ли не половину своей поклажи, ссылаясь на боль в ноге, замыкал шествие.
Внезапно громкий железный лязг оборвал тишину леса. «Эльф» с удивлением посмотрел на обломок «меча» у себя в руках. Обгрызенная деревяшка. А вот и капкан, который откусил кусок лезвия.
- Что за чёрт? – заорал Фома и сделал несколько шагов на пару метров сторону.
- Стой! – завопил Лёха. Фомилоид послушно замер с ногой, которая зависла для очередного шага. – Там могут быть ещё капканы. Не двигайся, – после этих слов Фома побледнел и начал сквозь зубы материться. Но, всё-таки, по-эльфийски.
- Откуда здесь капканы? И на кого? - размышлял вслух Дэн, сделав пару шагов в сторону уже сработавшей ловушки. Лёха предостерегающе крикнул, но Дэн лишь отмахнулся. – Так, капкан мощный, с таким на медведя ходить можно.
- Какой придурок будет ставить медвежий капкан посреди леса? – панически сказал Фома. – Читать далее...

Темные облака закрыли все небо, так, что нельзя было увидеть солнце. Все улицы города Фаллас были в тумане. Здесь давно уже не видели ни солнечного света, ни звезд, ни луны. Тучи, которые были точно одеялом для неба, не расступались уже полгода. Люди потеряли чувство времени, потому что все их будни были серыми и пустыми, как и вся их жизнь. Мрак постепенно становился частью их существования.
Король Фалласа сидел на своем троне. Лицо его было печальным, зеленые глаза – пустыми. Только он знал, почему солнце и луна покинули его, когда – то веселый город.
Арнор – камень, который 20 веков назад маги подарили первому правителю Фалласа, сказав, что пока камень будет в приделах города, беды будут обходить их стороной, был похищен.
Айдан – злобный предатель, обманул короля Таура, втерся к нему в доверие, сказал, что никто не посмеет тронуть Арнор пальцем, предложил королю снять охрану с камня. Таур долго знал Айдана, и послушал его, тем самым, обрекая Фаллас на вечную тьму.
Как только Таур узнал о пропаже Арнора, то сразу понял, кто это сделал, и послал вслед за предателем войско. Но с камнем Айдан стал сильней, и никакая многочисленная армия не могла с ним справится.
И теперь, когда мрак накрыл Фаллас, Таур не знал, что делать. Он жалел свой народ, который сейчас расплачивался за глупость его правителя. Он жалел народ, который давно не видел света.
Королю было известно, где прятался Айдан – в одинокой башне давно разрушенного города Эру. Путь туда бал далекий: на пути лежали реки, леса, озера, снежные горы, смертоносные пустыни и равнины.
Таур был совсем маленький, когда его отец Сирион, разрушил Эру, разозлившись на его правителя Эреда. Сейчас же Тауру было почти восемьдесят лет, и сам отправиться в это путешествие он не мог, он просто сидел у себя во дворце, и ждал своего часа.
Ему нужен был приемник, тот, кто займет место короля после его смерти. Детей у Таура не было, и поэтому, пока он жив, он будет искать воина, который одолеет Айдана, и вернет Арнор.



Марен сидел на берегу реки кидал камни в воду, наблюдая, как по мутной воде расходятся круги. Ему, как и всем в этом городе не хватало солнца, лунного света, ярких звезд и веселья.
Марен был стройный молодой человек 25 лет. Он жил с сестрой Дарин недалеко от этой реки, названной в честь первого правителя Фалласа – кроля Гэльмира.
Родители Марена умерли, когда ему с сестрой было десять лет. Соседи помогали им, как могли, пока Дарин и Марен не выросли.
Марен был самый знаменитый юноша в Фалласе, по простой причине: 3 года назад, охотясь, он видел короля Фалласа в лесу, когда тот совершал прогулку со своими придворными. Тогда Марен поговорил с правителем, и за это все жители считали его героем, потому что все видели Таура лишь с балкона его дворца, и то, это было давно, когда Таур еще мог самостоятельно передвигаться. Тогда Марен жутко испугался, и хотел спрятаться, но не успел.
Сказать по правде эта известность была ему не нужна, Марен Финвэ хотел приключений, об этом он мечтал последние 6 лет, но он не знал куда идти, что делать вдали от дома.
Когда настали Времена Мрака, как здесь называли вечную тьму, Марен понял, что именно сейчас его последний шанс уйти из Фалласа в дали, где он никогда не был, которые не мог себе представить. Марен не понимал, почему он так уверен в этом, но сомнений быть не могло, слишком ярко в голове стоял образ чистых озер, высоких гор и …чистого неба.
Кто- то неслышно подошел к Марену сзади и схватил его за плечи. От неожиданности он вскрикнул и повернулся. Перед ним стоял его давний друг Глен Рагнор. Высокий юноша, он был младше Марена на год. Родители Глена помогали сестре и брату Финвэ после смерти их родителей. Так дружба завязалась между ними.
это начало моего фэнтези...если вам интересно,смотрите продолжение у меня в дневе...

Знаешь, иногда мне снится сон
Должен рассказать я непременно.
Там две птицы пели в унисон.
Мы их слушали. Всё было так волшебно...

Я смотрел за блеском твоих глаз
И не мог от них я оторваться...
Спрятать взгляд пытался каждый раз,
Но всё глубже в них я оставался.

А потом коснулся твоих губ
Робко, чуть дыша, пленёный взглядом,
Но глаза мои открылись вдруг...
И тебя со мною нету рядом.

Лишь моя холодная постель,
Тщетно шёпотом в бреду тебя зову я.
И осталася на губах теперь
Лишь горячий вкус от поцелуя...

Знаешь, я хотел тебе сказать...
Можешь посчитать меня безумным...
Но я смею о тебе мечтать,
Говоря с собой стихом бездумным.

Но строка всё скажет за меня.
Как бы это не было безумно,
Я люблю тебя! Тебя. Одну тебя.
Страстно, крепко, нежно, ярко, шумно!

Знаешь, иногда во сне кричу,
От того, что завтра будет то же.
Утро. Только сон. Постель. Молчу.
Не зову в бреду. Я знаю, не поможет...

И смыкая глаз,я, как всегда
Помолюсь о том, чтоб сновиденье
Стало явью. Чтобы никогда
Нас не разлучало проведенье.

Знаешь, иногда мне снится сон.
Должен рассказать я непременно.
Там был поцелуев миллион.
И любовь была..,Всё было так волшебно....

 

Я просто дёргаю за нити,

Смотрю как радуются детки...

В театр вы попасть хотите?

Вот теарт, вот марионетки..

Смотрите, вот тот мёртый мир,

Что жаждали вы видеть,

И начинается кровавый пир.

Нравится, мой милый зритель?

Нравится, накрашенная кукла?

Нравится, что говорит артист?

А жизнь она, такая сука,

В ней столько же актёров и акртрис...

Хочешь, я твоей буду волчицей,
Буду серой твоею подругой?
Мы с тобой далеко умчимся,
Чтобы только любить друг друга.

Хочешь, я твоей стану кошкой?
Превращусь в пушистый комочек,
И, мурлыкая у окошка,
Буду ждать самых тёмных ночек.

Хочешь, я твоей буду звездою?
Путеводной и самой яркой,
Буду в небе и рядом с тобою,
И холодной буду, и жаркой.

Ну, а хочешь, стану снежинкой?
В твоих жарких ладонях тая,
Я забуду, что холод льдинки
Для меня был милее рая.

Хочешь, я твоей буду... не знаю...
Просто буду твоей навеки.
Я поверила в счастье в рае,
А нашла его в человеке.

Плачет осенний дождь,
Серая пелена...
Может быть, ты поймёшь,
Как я тебе нужна.

Может быть, солнца луч
Сердце согреет вновь.
Может быть, среди туч
Будет сверкать любовь...

И через сотни лет,
Может быть, ты придёшь...
Падает серый свет,
Плачет осенний дождь...

Про то, как иногда даже гитара не может быть утешением.

Ссора
«Поговорю-ка я с гитарой,» -
Туманным утром думал я.
Она одна мне стала парой,
Она мне верная семья.

Стоит одна у изголовья
Моей кровати. «Ну как ты?
Мы одного с тобой сословья…»
Беру. Стираю пыль с пяты.

Расстроилась бедняжка. Ладно.
Натягиваю чувства струн
И отдаюсь ей безоглядно,
В мир торжества, беззлобных дум.

Туман мелодию услышал
И, побледнев, прилип к окну.
Он проломил собою крышу
И развязал со мной войну.

Вот струны дернулись тоскою
О близких людях, солнце и луне.
Еще чуть-чуть, не выдержу и взвою…
Все мысли возвращаются к тебе.

Клянусь, туман увидел, куда бить!
Туда, где спряталась мечта
О том, как будем мы любить
И ты меня, и я тебя.

Играю тихим перебором,
Гитара вторит мне, смеясь,
Следя за выдуманным спором.
Я впился в гриф, играю всласть…

Не виноват туман, я знаю…
Гитара мне несет то горе.
Гитара – друг, но проклинаю!
«Гитара, я с тобою в ссоре!»

Воть... решилась-таки выложить. По идее это должно было быть размышление на тему конкурса... ну, про конец света)) Но получилось вот что. Беременным женщинам и слабонервным это "творение" лучше не читать =)

Да, я готов(а) пожертвовать своим временем и психикой и прочесть этот бред, не обращая внимая на орфографические, логические и фактические ошибки

На вопрос, что главное в жизни, Сердце сказало: "Любовь."
Разум ответил: "Дружба."

Ох не прозаик йа) поэтому мой рассказ завис на начальной стадии. Зато стифочечки... Это так... проба почвы)))

***
И горькой правдой тишина
Рванет на части перепонки
И свет не победит потемки
И лопнет тонкая струна…

Тебя разбудили первые лучи солнца, проникшие в темную комнату. Ты вспомнила что-то, улыбнулась.... уже который месяц тебе снится один и тот же сон... и все в нем так реально... знакомая аллея.... пожарная вышка.... совсем другая жизнь... тот самый разговор...
- "Ты наверное втайне ненавидишь общество?
- Почему ты так думаешь?
- Ты же инвалид, а они здоровы.... А ты никогда не сможешь ходить, никогда не расстанешься с инвалидным креслом....
- А ты знаешь, раньше так и было.... но потом я понял, что нельзя ненавидеть людей за то, что у них есть что-то, чего нет у тебя. Нужно учиться жить с тем, что имеешь, это ведь лучше, чем ничего..."
Ты оделась, причесалась, собрала рюкзак. Вышла на пустынную улицу... да, с недавних пор тут больше никого нет... однажды ты проснувшись обнаружила это... с начала было удивление, даже страх, но ко всему можно привыкнуть со временем.... вот и ты привыкла к тому, что все исчезли, и оставили тебе одну... если так случилось, значит это кому-то надо. Каждый день ты теперь ходишь гулять в лес... тут по прежнему красиво, только очень тихо. Не слышно разговоров, смеха, песен. Лес вновь стал таким, каким он был в начале времен: таинственным прибежищем легенд и сказок. Люди больше не тревожат его покой, а ты привыкла быть тихой и незаметной: только так можно услышать истории, которые рассказывает лес. Ты не сошла с ума. потому что знала одну истину.
"- А что мне делать, если все исчезнут?
- Наслаждаться тишиной.
- Но ведь исчезнут все, кто мне дорог... родители, друзья... ты... как я могу наслаждаться пустотой, одиночеством?
- Ты не будешь одинока.... ведь тишина останется... первое время будет не по себе, но ты привыкнешь... наслаждайся тишиной".

За спиной раздался крик совы. Тод в страхе повернулся и посмотрел по сторонам. Ничего. Только темнота. Его била дрожь, все тело тряслось. Он попытался хоть немного восстановить дыхание. Горло болело, грудь, казалось, сковали чьи то сильные руки.
Тод побежал дальше, превозмогая боль. Весь этот час он бежал. Бежал, сам не зная отчего. Но он был уверен: что-то преследовало его. И если это что-то настигнет его, то убьет. Сожрет.
Слева пролетела сова, и Тод упал, ободрав себе руки, и порвав джинсы на коленях.
Деревья в этом ужасном лесу, этой лунной ночью, казалось, смотрят на него своими глазами- дуплами , а их сухие, безжизненные ветви хотят схватить его.
Сильный порыв ветра принес с собой чей–то чудовищный крик и Тод побежал снова. Еще быстрее. Его сердце готово было вырваться из груди.
Вдруг, краем глаза Тод заметил, что что-то быстро промелькнуло справа от него, за деревьями. Он повернулся и увидел два желтых глаза, смотрящие на него.
Тод понял: было бесполезно бежать. Все было кончено еще час назад, когда он только заметил своего преследователя. Он мог бежать еще, пока были силы, а нечто могло идти за ним. Но конец был один – смерть.
Так стоит ли бежать?
И, как будто поняв, что жертва сдалась, существо начало приближаться, а желтые, хищные глаза блестели в темноте…

Черно-белый сон.

Однажды мрачным утром она проснулась,
И в этом черно-белом мире она очнулась.
Глаза открылись, взглянули в окно –
Там было все серо, там было оно,
Они там ходили – серые люди, марионетки…
Вы знаете, как выглядят? Нет, как? Нет, как?
Серое пятно, одноликие люди. Спешат все
Куда-то. Ведет их кто-то. Город Нигде.
И правят всем этим две нитки:
Белая нитка, черная нитка – слитки
Добра и Зла. Она встала, вышла во двор.
Ей хочется крикнуть, бежать за забор
И здесь никогда не бывать! Звук застыл
На губах….И вдруг резко пронзил
Этот мир!Все вокруг расплылось,
Закрутилось в ночном вихре, понеслось...
Все забылось. И мрачный город Нигде
Утонул в беззаботном полуночном сне.
Мир разноцветный. Нет четких границ.
Нет только белого. Нет только черного.
Нет серых лиц!

Солнце вовсю плавило асфальт, покрывающий площадь. Несмотря на то, что было лишь пол одиннадцатого утра, стояла невыносимая жара. Он сидел на краю фонтана и глядел, как красиво играют солнечные блики в каплях воды. Они, как сотни бриллиантов вылетали из трубы и со всплеском врезались в водную гладь фонтана. Периодически он переводил взгляд на часы.
- Она опаздывает. Уже на двадцать три минуты, - думал он. – Странно…раньше такого не было. Она обычно очень пунктуальна….странно….
Так прошли ещё минут пять ожидания. Ему казалось, что он уже наизусть изучил каждый камешек этого чёртового фонтана и каждую трещинку в асфальте чёртовой площади. Наконец, показалась она. Её походка была немного быстрее обычного, а вид какой-то озабоченный. Она подошла к нему, он, как обычно потянулся её поцеловать, но она отвернулась. Он посмотрел на неё вопросительно. Она взглянула ему в глаза. Её взгляд был….не то холодным, не то роковым…в общем, её взгляд напоминал взгляд врача-психотерапевта , смотрящего на душевнобольного. Его сердце замерло…что-то не так. Она начала разговор:
- Ммм…знаешь….я уже давно намечала этот разговор, но всё боялась сделать тебе больно….Но всё же пора с этим заканчивать. Мы расстаёмся. Я больше не могу так. И знаешь, я не буду разводить тут сопли и всякую там сентиментальную чепуху. Я скажу прямо. Дело в тебе и только в тебе. Это целиком и полностью твоя вина. Мне нужен парень, который водил бы меня по клубам, кафешкам, который бы удовлетворял все мои потребности. Слышишь? ВСЕ! Конечно, это очень мило с твоей стороны…все эти прогулки под луной, романтические ужины на крышах домов, ночные пикники под звёздным небом, стихи…но….это не для меня, понимаешь? Я, конечно, не хочу тебя обидеть, но это же позапрошлый век! Я пыталась тебя изменить. Я таскала тебя по клубам, знакомила тебя с классными людьми, пыталась пристроить тебя во все тусовочные места этого города…но….ты неисправим. Ты…ты…в общем прости. И прощай.
Она ещё раз взглянула ему в глаза, развернулась и пошла прочь. А он….он продолжал стоять. Он просто не верил происходящему…как же так? Неужели это случилось? И…странно….он не чувствовал горечи потери столько, сколько чувствовал обиду. Она его сильно задела. А любил ли он её? Он и сам не знал. Всё, что ему оставалось – развернуться и уйти. И он тихо побрёл домой.
Дома он просидел до вечера в углу комнаты, даже не сдвинувшись с места, не пообедав, ни с кем не разговаривая, не отвечая на звонки. И лишь в пол одиннадцатого вечера он поднялся и вышел из квартиры. На лестничной клетке он остановился в раздумии и….после минутного молчания полез на чердак, а затем, через окно, вышел на крышу. Там он вздохнул полной грудью, улыбнулся и сказал:
- Эх….как же давно я тут не был….все эти чёртовы клубы, кафе, тусовки – ничто не сравнится с вечерним воздухом на крыше дома. С видом на звёзды. И пускай я один, но зато я свободен.
Вдруг он услышал за собой тихий шорох. Он обернулся и увидел, что возле дымохода спиной к нему сидела девушка и смотрела на небо.
- Эээ…кхм…вечер добрый. – Сказал он.
Она вздрогнула и обернулась. Он увидел её лицо. Её волосы переливались в свете луны. Её личико было очень красивым, очень выделялся милый носик, слегка вздёрнутый. Цвет её глаз был серо – голубой, в них очень красиво отражался свет жёлтого диска луны, настолько они были широкие. В общем, она была прекрасна.
- Боже мой, как же ты меня напугал!!! Зачем так подкрадываться??? Я же чуть с крыши не свалилась! - с упрёком ответила она ему.
- Прошу меня извинить, - сказал он и улыбнулся, - я не знал, что ты меня не слышала. Что ты здесь делаешь? Одна, в такой прекрасный вечер?
- Я любуюсь звёздами. Просто я заметила, что с этого дома их очень хорошо видно и начала сюда приходить. А мои друзья считают, что это глупо... – сказала она и мило так, по-детски надула губы.
- Ничего это не глупо. Я вот тоже сюда люблю приходить, - сказал он, и подсел к ней, - а ты заметила, что вон те звёзды, - он указал в небо, - если присмотреться, похожи на коня с развивающейся гривой?
Её глаза засияли, как у ребёнка:
- Да, да, заметила!!! А вон те на парусный корабль!
- Ага. На большооой такой фрегат……А вон те на девушку с цветами….
Так они просидели до утра. Потом вместе встретили рассвет и, незаметно для себя уснули. Рядом. Прямо на крыше…
Вот так….

в СЛЕДУЮЩУЮ СУББОТУ, 24 НОЯБРЯ(по просьбе многих ПЧ) мы принимаем рассказы, на тему :как человек проживет свой последний день перед концом света. ждем))

Сделал кнопочку сообщества. Можно разместить ее где-нить, к примеру в эпиграфе своего днева.

Кнопочка сообщества: [показать]

Код кнопочки сообщества: <center><a href="http://www.liveinternet.ru/community/2080844/"><img src="http://img130.imageshack.us/img130/6624/81252085dh0.gif"></a></center>

Afterlife. Part I

Дернулся палец на ноге. К нему начало возвращатся сознание. Сначала обрывками, потом большими кусками... Затем навалилась темнота. Темнота густая, почти осязаемая, она была пропитана его мыслями, его дыханием, его быссмысленным бормотанием. Очень хотелось пить, но поблизости не было ни воды ни еды, только мягкие, местами порванные, стены одиночной камеры...
Прошло уже больше недели, как он находился в карцере, а может и больше... В кромешной тьме, со связанными руками, понятие времени полностью потеряло свой смысл.
За дверью послышались шаги. Вероятно именно от них он проснулся. Внезапно тяжелая дверь без ручек, лишь с одним маленьким окошком, отворилась с глухим скрипом. В глаза ударил яркий свет больничных ламп дневного света. Свет, и без того достаточно яркий, казался ослепительным и резал глаза, привыкшие к темноте заключения.

Подкатоммногабукоф