Предлагаю читателям несколько фрагментов из небольшой публикации "ОФИЦЕРЫ РОССИЙСКОГО ФЛОТА, СВЯЗАННЫЕ РОДСТВОМ", написанной в соавторстве с В.Поповым. Возможно, для некоторых людей, интересующихся историей Российского флота,эти сведения покажутся интересными. Но, в целом, повествование отражает родословную со стороны моей Мамы Натальи Платоновны (урожденой Бойль) и, в частности, хронологию трёх поколений Бойлей.


" ОФИЦЕРЫ РОССИЙСКОГО ФЛОТА,СВЯЗАННЫЕ РОДСТВОМ"
Е.Вощинина, В. Попов

По нашим наблюдениям, морские офицеры всегда были тесней связаны меж собой, чем армейские. Не говоря уже о том, что угроза гибели сплачивает людей, а морская пучина грозит моряку не только во время войны. Объяснение этой традиции можно найти и в том, что в старину, еще при Петре, в Россию привлекались на флотскую службу опытные морские специалисты из западных стран. В Петербурге командный состав поселяли в Морском экипаже, где некоторые семьи жили до самой революции, но в дальнейшем держались близ друг друга. А молодежь скрепляла дружбу брачными узами.

Примером таких семей, появившихся в России в XVIII веке из Англии и Шотландии, были наши родные Бойли (Брединги) и Огильви, трижды породнившиеся браками отдельных своих представителей в течение XVIII и XIX столетий.

Кровные узы семей мы покажем на родословной Бойлей,(родословную помог нам составить Дмитрий Николаевич Копелев, за что выражаем ему благодарность), а
затем приведем характеристики офицеров, собранные по морским справочникам.
(В работе использован следующий материал: Военная энциклопедия,1914; Русский биографический словарь, 1905; Общий морской список, Морские святцы, как бы помянания - Е.В.)

Из родословной, очевидно, что за период XVIII - XIX веков семья Бойлей дала русскому флоту 11 морских офицеров, среди которых высший состав представлен тремя адмиралами (правда не полными).
Из справочников по морским ведомствам мы узнаем хронологию жизни каждого из офицеров и их прохождение по службе.

ПЕРВОЕ ПОКОЛЕНИЕ.

Родоначальник семьи ПЛАТОН АЛЕКСЕЕВИЧ БОЙЛЬ-БРЕДИНГ(BoiII-Вгuding) родился в Шотландии в 1730 г. Поступил на службу в русский флот 13.09.1783 г. в чине лейтенанта и был командирован в Архангельск. Командуя судном "Цвей-брудер" в 1788 г., курсировал между Ревелем и Кронштадтом. В 1789 г., служа на корабле "Святой Петр", участвовал в Эландском сражении и был в следующем году произведен в капитан - лейтенанты. На корабле "Ростислав" успешно участвовал в Ревельском и Выборгском сражениях, награжден орденом Св. Владимира 4-ой степени. В 1795-96 гг. на корабле "Ретвизан" плавал к берегам Англии. Последовательно командовал судами:"Изяслав", "Надежда благополучия", "Рафаил", "Ярослав", "Благодать", "Юпитер". В 1799 был произведен в капитаны I ранга, к 1805 г. награжден орденом Св. Георгия 4-ой степени. В 1816 г. был произведен в контр-адмиралы. Скончался 27 марта 1825 г.

Оставил троих детей: Карла, Романа, Сару.

Рассказы из сборника "Мозаика из прошлого" , а также
ранее неопубликованные рассказы моего покойного супруга Пызина В.И,
вошли в книгу "МОЗАИКА ПРОШЛОГО", которая готовиться к изданию
в Издательстве АЛЕТЕЙЯ, СПб.


Выпуск этой книги
планируется в конце 2008 начале 2009 года.


http://www.aletheia.spb.ru/

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

УДАЧЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК.

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.

ЭПИЗОД 2.


Был в сталинское время «счастливый» период для арестованных по 58 статье(политические), когда еще не работала «тройка», заочно выносившая
приговор, и даже была возможность несчастным выступить на суде и
попытаться себя защитить. Правда, большинство не выдерживало насилия
над собой и, как известно, клеветали на себя. А в более «гуманных» условиях, (без пыток) часто теряли присутствие духа и не умели себя на суде защитить.
«Гуманность» этого времени выражалась еще и в том, что расстрел
заменялся иногда не двадцатью пятью годами, как впоследствии, а десятью.

Вот в эту пору, в тридцатых годах, правительством было задумано строительство на Волге гидростанции (не под Рыбинском, что было осуществлено позднее, а под Ярославлем).

Шел 1933 год. В Ленинград приехaл с этим известием друг знакомого читателю инженера Владимира, крупный специалист по гидравлическим сооружениям В.А. Захарьевский. Узнав, что учреждение, где работал Владимир, реорганизовалось и некоторые видные инженеры были не у дел, Захарьевский предложил им и, в первую очередь, Владимиру поехать и поработать над «грандиознейшим», по его словам, «замыслом». В 15 км выше Ярославля планировалось строительство плотины через Волгу, гидростанции и шлюза. Возглавлял работу деловой инженер, известный тогда Г.С.Веселаго. Работа интересная. Подумав, друзья согласились.
Добравшись до Ярославля, первым пароходом поехали на строительство. На Волге только что прошел лед, река бушует и ликует. Мощный бурный поток. И его хотят остановить, подчинить - дерзкое намерение! А берега-то и дно песчаные, на песке построить грандиозное сооружение?!
Пароход останавливается против старинного монастыря. Здесь живут сотрудники строительства, стройплощадка - в трех километрах. Поселили приехавших в бывшей архиерейской даче в сосновом лесу - прекрасное место!

Начавшимися уже работами руководил местный инженер А. С.Баженов. Стали организовывать группу генплана и транспорта. На генплан пригласили крупного специалиста из Москвы П. А. Величко, из Ленинграда - прекрасного инженера Пахомова, делового инженера В.С. Скрижеева. Руководивший уже работами Баженов стал помощником Владимира, были оставлены и еще некоторые прежние работники. Группа подобралась хорошая, дело налаживалось. Гидрологические работы начинать было рано. Первоочередная задача была обеспечить склады, ТЭЦ, механический цех дорогами и подвести пути к территории гидрологических работ, что и было начато до их приезда.
Сложным оказался вопрос о покрытии автодорог: грунт вдоль Волги - песчаный и суглинистый, камня вблизи не было. И тут повезло - случайно купили две баржи, груженые диабазом, которые шли в Калинин, но сели на мель и разваливались неподалеку. Диабазом решили вымостить дороги. Была дана подробная инструкция по производству работ.
Но вскоре инженеры стали замечать, что их проекты плохо воплощаются в жизнь. Переданные инструкции по ремонту дорог не выполняются. Камень и гравий поступают некондиционные, ремонт дорог выполняется лишь тогда, когда имеются свободные лошади. На устные замечания о важности соблюдения режима работ исполнители не обращали внимания. Владимир написал статью в технический журнал, разъясняющую методику улучшения дорог, о необходимости использования только кондиционного материала. При проверке оказалось, что статью не читали. Не помог и доклад главному инженеру и начальнику отдела снабжения который, кстати, не разбирался в дорожном деле, - был человеком малокультурным, но партийным и самоуверенным. С беспартийными, каковыми были все инженеры, он разговаривал с высокомерной небрежностью, подчиненные его боялись. Все это портило настроение.
Тем не менее, компания, все, в основном, молодые, в свободное время часто собиралась, главным образом у общительного и интересного человека, прекрасного рассказчика Пахомова, чья жизнь сложилась необычно, как у многих на рубеже 20-х годов, - времени всяких пертурбаций. Как покажет дальнейшее, его рассказы о былом оказались излишне откровенными - ведь тогда прошлым человека интересовались сугубо внимательно. Прошлое же Пахомова отличалось особой пестротой: когда-то преследовался как эсер, затем бежал за границу в трюме грузового парохода и, учась в Швейцарии, под влиянием Ленина разочаровался во взглядах эсеров, став на время даже членом компартии. Затем вышел из партии и решил вернуться в Россию. Здесь он выполнял крупные инженерные задания. Лично знал Калинина, который его ценил и поддерживал как специалиста. Теперь на строительстве к нему стали относиться настороженно, что характерно для провинции. Он не терпел оплошностей в работе, небрежное отношение к распоряжениям его раздражала. Язык у него был острым, резким - словом, виноватые в оплошностях и безграмотные в деле стали его лютыми врагами. Доносы в то время поощрялись, что же удивительного, что впоследствии на суде прозвучала Читать далее...

МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО.

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

УДАЧЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК.

ЭПИЗОД 1.

Что я разумею под словом «удачливый»? Мне кажется, что это не синоним к слову «везучий», то есть удачливость не исключительно зависит от воли провидения. Слово «удача» - одного корня со словом «удалось» - подразумевает и участие в происшедшем самого человека-героя. Счастливое разрешение происшедшего связано либо с eго помыслами, либо с его натурой, невольно содействующей осуществлению положительного результата. Будь на его месте другой персонаж, удачи, возможно, и не было бы. Таким образом, каждая удача вписывает новый штрих в характеристику данного героя. Удача - не случайно выпавшая карта, какой является везенье.


Для иллюстрации выше сказанного, приведу три случая, героем которых и тот же человек. Им, кстати, (во время болезни В.И.Пызин писать уже не мог) и рассказанные.


Шел 1918 год. Экспедиция производила изыскания железной дороги, как части планируемой крупной магистрали, связующей неосвоенные еще районы Сибири с центром России.
Медленно двигалась изыскательская группа по пыльной дороге, было жарко. Выглядела она необычно. Кроме обязательной поклажи, несомой лошадью, палаток, инструментов, мешков с одеждой, - была еще повозка с провиантом:забота продовольственника (он же счетовод), т.к. из-за общей разрухи в стране, в сельских лавках нельзя было купить ни продуктов, ни табаку. Все это пришлось тащить с собой. Еще более необычно выглядели участники экспедиции. Тот же счетовод предложил новое обмундирование: домотканые штаны и рубахи. Дополняли этот экзотический костюм лапти, оказавшиеся замечательной заменой дефицитной обуви при больших переходах, которые стали совсем не утомительны. Лапти легкие, ногу не стесняют - замечательное изобретение для сухой погоды!
Состав партии был силен в техническом отношении: артель рабочих из одного развалившегося завода, дисциплина образцовая. Настроение было деловое и приятное из-за окружающего нестеровского пейзажа: быстрые речки с изумрудными берегами, зори ясные. Словом, нашему герою инженеру, помощнику начальника партии Владимиру все, казалось, предвещало удачную работу, Тем обиднее, что
все внезапно кончилось ничем. Но - по порядку.

Долго ходили старшие инженеры с компасом и барометром, даже используя светлые ночи, в поисках возможного направления трассы. Наконец, наивыгоднейшее направление было намечено. Можно было приступать к инструментальным изысканиям. И тут стали доходить слухи, что под Екатеринбургом, с которым как с центром проектирования была связана их партия, политическая обстановка осложнилась. Чехословаки, при пособничестве белой армии, захватили Сибирскую железную дорогу и близлежащие населенные пункты. Образовалось Временное правительство под руководством Колчака. Возникла угроза взятия и Екатеринбурга.
Начальник партии, семья которого жила там, забеспокоился, быстро собрался и уехал к своим, якобы, навестить. Ждали его, ждали - он так и не вернулся. Нашему Владимиру пришлось взять на себя руководство работами. Решили продолжать, но работа шла вяло. Ждали указаний из Екатеринбурга, но скоро связь с центром нарушилась. Запросы Владимира оставались без ответа. Проситься к семьям под Екатеринбург стали и многие рабочие, беспокоясь, за них. Сначала Владимир их не отпускал, но видя, что ситуация затягивается, отпустил - жаль людей. Уехал и техник. Заняли выжидательную позицию, что не поднимает настроения. Чтобы отвлечь оставшихся от тревожных мыслей, Владимир с инициативным счетоводом устроили рыбалку, тем более что жили они у рыбака, кстати, интересного человека, знавшего всякие забавные истории. Рассуждать он любил и о политике, но шепотом, особенно об успешном наступлении колчаковцев,
которых он называл «спасителями России». Скоро нашей группе довелось познакомиться с вылазками этих «спасителей России». Возвращаясь однажды с рыбалки, компания услышала вдруг контрастирующие с тихим вечером и предзакатной задумчивостью природы дикие крики, конский топот и беспорядочные выстрелы. На дорогу выскочили всадники в казацкой форме с шашками наголо, которыми они размахивали над головами. В один миг наши рыбаки попрятались по кустам. Ватага промчалась с гиканьем мимо. Придя в деревню, наши узнали, что полк казаков разгромил водочный завод, перепился и рассыпался по деревням уничтожать «красную крамолу», а заодно промышлять продуктами. В их деревне они зарубили трех телят, несколько кур и при этом ранили мальчика.
Это была первая встреча наших героев с гражданской войной, стихийной, беспорядочной, в которой успехи враждующих сторон перемежаются несравненно чаще, чем в позиционной войне, как-то управляемой.
- Ну, все, теперь мы под властью белых, - заявил хозяин, несколько ошарашенный буйным демаршем колчаковцев.
- Ничего не значит, - раздумчиво отпарировал старик-сосед: Сегодня они, завтра - другие.

Каждый о своем, а у Владимира мелькнула мысль: «Теперь получу, может быть, Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

ТРОГАТЕЛЬНОЕ ВНИМАНИЕ К ЛЮДЯМ.

Наши старшие, уходящие корнями в XIX век, внушали нам принципы поведения мелкими штрихами, не впадая тем самым в назойливое нравоучение. Брошенное мимоходом замечание звучало примерно так: не ответить на письмо - все равно, что оставить без внимания и ответа обращенное к тебе приветствие или пренебречь протянутой для приветствия рукой.
В таком «ключе», как теперь говорят, был воспитан Димитрий Димитриевич Шостакович. Причем его болезненное состояние последних лет жизни не могло нарушить усвоенной с детства нормы общения с людьми даже в мелочах и, в частности, в соблюдении правил корреспонденции с особой аккуратностью.
Об этом имеется масса свидетельств, и, в частности, переписка с его другом И. Д. Гликманом. Отвечая аккуратно на все письма, он лишь в самые страдальческие дни предупреждал: «Пока писать трудно, и ты не сердись, что на твои письма не отвечу» (Письма к другу. М. изд. «Композитор» С11. 199З. Письмо 221. С. 234). И это в 1967 году, когда выше в том же письме: «Правая нога сломана, левая нога сломана, правая рука дефективна» (Там же. С. 235. ), - письмо из Кунцевской больницы. Тем не менее, из примечания к этому письму адресата, мы узнаем, что, «находясь в больнице, испытывая страдания, Димитрий Димитриевич не забыл, что жена моя Вера Васильевна отмечает по традиции 30 сентября, день Веры, Надежды и Любови».

А болезнь развивалась, страдания усиливались. И потрясает мужество гения, создавшего в период от 1967-го до 1970 года величайшие
произведения, такие как 12-й квартет, 14-я симфония и наметки к 15-й симфонии. Что держит этого хрупкого человека неизменно стойким, творческим, кроме гениальности? - Сила духа, питаемого, видимо, любовью к жизни, к путешествиям, к природе: «Мои перебитые ноги ходят плохо, прогулки мне даются с трудом. Запретный (и недоступный) плод сладок. Вот я и пристрастился к ручейкам, полянкам, зефирам, цветочкам и ягодкам» (из Майори 1968 год).(Указ. npоизв. Письмо 299. С. 242.)
Та же сила духа позволяет Димитрию Димитриевичу облекать свое несчастие в форму убийственного юмора, направленного против корифеев медицины: «Глава светил (имя, отчество и фамилию не запомнил) мне сказал, что я совершенно здоров. А то, что плохо действуют руки и ноги, так в этом ничего особенного нет» (Там же. Письмо 256. С. 267)

Вскоре Димитрий Димитриевич делает попытку лечиться у доктора Г.А.Илизарова в Кургане, куда направляется в первый раз в 1970 году.
Вот в этом-то столь тяжелом для больного году по неслыханному легкомыслию, не разузнав о состоянии его (а ведь слышали, что болен) мы и обратились к нему со своим сценарием и либретто к опере, вернее, детскому музыкальному спектаклю, не больше не меньше - с громким названием
«Васька Буслаев и Чернавушка» (авторы неизданного либретто В.И.Пызин и Е.И.
Вощинина) Не заинтересуется ли, мол, маэстро?

Правда, халтуры в нашем творении не было. Консультировал нас величайший специалист по фольклору проф. В.Я. Пропп, сказавший, правда, что либретто не имеет ничего общего с былиной «Васька Буслаев», но признавший, что так, пожалуй, и лучше. (С его помощью придуман, кстати, конец либретто, иной, чем в былине.) Утвержден сценарий был даже во время специальной поездки в Москву в Министерстве народного образования, давшего «добро» со словами: «Ищите композитора», роковые слова, подвергшие Д. Д. Шостаковича нападению ... Но спохватились мы, осознав свою бесцеремонность, лишь тогда, когда получили от бедного больного открытку и увидели этот почерк, свидетельствующий о невероятных усилиях сделать его читабельным. Мы были потрясены. Ответ с извинениями и благодарностью полетел в Москву. И до сих пор краснеют уши при воспоминании нашего демарша.
На этом, кстати, дело со сценарием и кончилось, если не считать, что либретто заинтересовало было одного композитора, но энтузиазма, чтобы довести дело до конца, у него не хватило ... заглох. «Пробивной» силой ни тот, ни другой автор не обладали. И мы занялись другой, тоже писательской, но более перспективной работой ...
Может быть, читателя заинтересует вопрос о том, как родилась у нас мысль о Ваське Буслаеве. Дело в том, что Владимир Иосифович Пызин, интересы которого были весьма разнообразны, читал одно время лекции о Шаляпине, которого в юности слышал и которым восхищался. И вот, читая все о нем, в каком-то письме наткнулся на сетование Шаляпина, что никому не пришла мысль написать сценарий оперы «Васька Буслаев», - персонаж, мол, яркий, с разгулом русской души был бы интересен в опере, и он, Шаляпин, очень хотел бы его сыграть и спеть.
«А что, если написать нам либретто, конечно, с добавлением романтического сюжета?» - сказал Владимир Иосифович. «Ну, что ж, давай! - отозвался второй автор. - Лингвистически это интересно».
Былинный стих увлек. Закипела работа, с выписыванием из былин существительных, глаголов, прилагательных, предлогов. Через полгода либретто было готово. Так Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.


УДИВИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ.

Заставляет меня даже по прошествии более чем полувека, задумываться над его нереальностью, он кажется вымыслом, а вместе с тем, это истинное происшествие. Но по порядку.

1943 год. Все та же унылая Шакша под Уфой. Безрадостность существования скрашивают приезды сестры из Уфы на выходные дни.
Но один из таких дней явился подлинным лучом счастья необычайной яркости. Сестра привезла весть, что брат, с которым я рассталась в блокадном Ленинграде, прислал телеграмму примерно такого содержания: «Проезжаю Уфу поездом № (скажем) 175, из Челябинска (такого-то) числа. Встречайте». Мы знали, что ре-эвакуация учреждений Москвы уже началaсь. Значит, учреждение, весьма актуальное для военного и послевоенного времени, в котором брат работает, тоже возвращается. Уже радость. Это и понятно, черная тарелка уже давно сообщает о «непрерывном преследовании отступающих от Москвы войск противника». И вдобавок - повидаю брата, хоть мельком. Но… меня тут же разочаровывают: узнать о времени прохождения поезда через Уфу невозможно. Сведения, полученные на уфимском вокзале сестрой, гласят, что поезда идут не по расписанию, особенно эвакуирующие учреждения. Все - мелькнула надежда и погасла.

Сижу мрачнее тучи и наивно начинаю считать, сколько дней прошло со дня выезда брата, сколько времени может пройти поезд от Челябинска до Уфы, когда будет в Уфе ... Напрасные гадания на пустом месте. К тому же мрачное воображение рисует картину, как брат выскакивает из поезда в Уфе ¬в надежде встретить нас, сестер, как он мечется в поисках нас по платформе в сумятице встречающих. Сколько стоит поезд, как и все остальное, неизвестно, а вдруг, ища нас, не успеет сесть в вагон, отстанет от поезда!.. Нет, надо что-то делать?! И рождается мысль идти сейчас, не теряя ни минуты, на шакшинский полустанок, мимо которого проходят все поезда, и там спросить. Должны же знать, когда поезд и т. д. - Фантастическая идея, но бездействие невыносимо. Делюсь с сестрой своей выдумкой, и та подхватывает:
- Пойдем, девочка сегодня еще не гуляла.

Месим шакшинскую грязь все втроем. Вхожу в комнату начальника станции. Задаю вопрос: «Когда будет поезд №175 из Челябинска и т.д. в Уфе?»
- Что вы, гражданка, разве можем знать. Все поезда проходят мимо нас без расписания.
Тот жe ответ, что и сестре на уфимском вокзале. На что надеялась?!
Понуря голову, поворачиваюсь к выходу, уже берусь за ручку двери, и вдруг оклик:
- Гражданка, какой № поезда вам нужен? Повторяю ... - и слышу невероятное:
- Да он сейчас на путях стоит.
Бегу опрометью, кличу сестру, она подхватывает дочь, бежит вдоль вагонов, выкрикивая фамилию брата. И ... вот он! (Оказывается, ответственный за ре-эвакуацию своего учреждения, его в поезде знают.)
Выскакивает с выпученными от удивления глазами: «Почему вы здесь?! И маленькая?» Разве можно объяснить, почему мы здесь? - сами не понимаем. Перекидываемся торопливыми обрывками фраз, связного диалога не получается. Говорим глазами ... Ладно, хоть повидались ... и вот уже загрохотали по прицепам вагоны, и поезд трогается без сигнала. «Иди, иди!» - «Напишу!». прыгает на ходу, стоит на подножке и машет, машет. И мы в ответ. Поезд набирает скорость ... Все ... Мы стоим, оторопелые, с влажными глазами смотрим вслед исчезающему последнему вагону на мосту. (Вот, по-¬видимому, мост, вернее, его осмотр и задержал поезд на несколько минут, в которые мы, как по волшебству, и появились на полустанке.)

Что это было? Случайное стечение обстоятельств? Телепатия? Его напряженное желание встречи, мои нервные мысли о нем? Что заставило меня бежать именно в эти минуты на станцию? - Чудо!!! Или собрала нас своим велением покойная мать ...


[494x699]

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРАГИКОМИЧЕСОГО.


«Пускаться в путь в военное время можно лишь тогда, когда оставаться на месте невозможно», - нашептывал мне голос, который носит имя Благоразумие. Но я решила, что это как раз мой случай, - оставаться в Шакше, когда есть вызов в военный вуз, невозможно. Во мне сидел к тому же Червь, грызущий изнутри, взывающий к военному пайку. Он оказался сильнее Благоразумия. Еду! Чтобы комизму перебить в этой истории трагическое, понадобилось, пожалуй, больше времени, чем 30-40 лет.
Когда я пришла с двумя пол - литрами водки и 300 рублями в кармане на вокзал Уфы в сопровождении сестры, последняя спокойно заявила: «Ты не уедешь. Здесь плюнуть некуда», - и ушла, не прощаясь. Но я все же плюнула на предстоящие трудности - я в них по легкомыслию не поверила, даже здесь. А здесь несусветное: люди, мешки, плачущие дети, ругань, чемоданы, тюки, змейка человеческой очереди у закрытой кассы, конечно. Но, к моему счастью, несколько преодолевающих все это с легкостью - их стихия - не старые, но с каким-нибудь ущербом мужчины, кто хромой, кто безрукий, и все - промышляющие, кто чем может. Выбираю одного поприличнее, а именно: от него меньше пахнет водкой. Робко заговариваю о трудности пути, о собственном бессилии, по - чеховски: «я женщина слабая, беззащитная» - и самое главное (уже не по - чеховски), - «отблагодарю водкой». В ответ:
- Без билета сядете?
-Сяду.
-Пошли.

В обход - через бесконечные пути, на которых неподвижные составы, где через тамбур, где под вагон (неудобно с рюкзаком, приходится снимать). Ни один не тронулся, слава Богу. Наконец, таинственный шестой путь, на котором - слабо освещенный пассажирский поезд!
- Здесь подожди ... - Исчезает мой проводник, каковым представился. Жду: «Неужели покинул?» Нет, вот он:
- Десятый вагон, пошли.

Спотыкаемся - далековато. И снова: «Подожди здесь». Наконец радостное: «Вот сюда» И ждет пол-литра. Расплачиваюсь, меня «принимает» проводница и вводит в вагон:
- Если контролер, иди в уборную.
Отлично. Тут то же, что и на вокзале, но другое настроение - счастливое, уже потому, что куда-то везут, полная пассивность, отдых. Не верю в контроль, какой дурак полезет в такую толчею?!
Сажусь на чемодан, рюкзак на коленях-{украсть можно только со мной), съедаю шакшинскую лепешку и засыпаю. Как хорошо! Представьте, на первой пересадке даже беру билет, постояв час в драчливой очереди. Теперь я пассажир, а не «заяц». Немного свербит опасение следующей пересадки, говорят - ужас! А пока знакомлюсь со славной Шурой, ехавшей тоже, как и я, в Киров. В вагоне настроение даже с балагурством: «Как вы думаете, гражданочка, кто дороже, я или селедка? Я считаю, что я - съедаю всю». На миг мне показалось при моем аппетите, что селедка, но молчу.
И вот приехали на станцию ... где предстоит вторая пересадка. Здесь действительно ужас, столбенею. Все кассы закрыты, а люди и вещи уже друг на друге в громадном, шевелящемся и гудящем комке.
С трудом находим с Шурой место, где сесть на свои вещи. Наивно записываемся в тысячную общую очередь в кассу и в другую - «для командированных». Можно ли считать меня таковой с моим вызовом, сомнительно. Но и здесь очередь продвигается так медленно, что простоим минимум два дня. «Не годится, - заявляет Шура. - Надо искать другого пути». Подсчитываем свои ресурсы. Добросовестно складываем рубли с поллитровками - сумма подходящая, - для поисков фантастического блата. Шура, более энергичная, пускается в путь через гудящую толпу. Мой оптимизм постепенно угасает, и есть хочется - непрестанный фон, привычный, но прогрессирующий в данной ситуации. Приходит Шура - огонек в глазах: «Видите, вон там красная фуражка, говорят - "берет"». Термин понятен. К нему. Опять Шура набирает в мешочек «дары», исчезает. Ура! - Является с какой-то не очень солидной писулькой, адресуемой все так же в кассу для командировочных.
Наступают вторые сутки нашего нечеловеческого бытия на вокзале. Но маячит счастливая развязка, очередь близится.
Наконец наступает решительный момент. Протягиваю свой вызов кассиру и известную записку нашего протектора: «Пожалуйста, два билета до Кирова», Странная заминка, кассир оборачивается к военному, стоящему позади него. Что-то говорят, рассматривают записку. У меня за спиной вырастает фигура в такой же фуражке - НКВД: «Следуйте за мной». Ничего не понимаю, но, к счастью, хватает ума потребовать вызов обратно. Отдают.
Арест. Но надеюсь, не тот, с которым наше поколение до боли знакомо, - позволяется взять вещи. Но и этот всегда может перерасти в «тот», как всякая опухоль - в рак. Публика расступается. Шура ошарашена так, что не может помочь мне надеть рюкзак на плечи - руки дрожат: «Я пойду с вами». «Никуда не пойдете», - суровый окрик.

Кутузка тут же при вокзале, импровизированная, но с решеткой, подобие «той», уютнее и даже со скамейкой в коридоре, где мне разрешается до допроса посидеть. И даже тепло - счастье. Я, конечно, ложусь Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

ТРАГИКОМИЧЕСКОЕ.

Трагическое - неизбежный спутник войны. Комического не припомню, и как-то болезненно, с ощущением кощунства воспринимала шутки в рассказах некоторых очерствевших людей в это бесчеловечное время. (Правда, такие шутки были часто своего рода бравадой.)
А вот эпизоды трагикомические вспоминаются. Но, надо сказать, аспект комизма возникал лишь при оглядке на прошлое, примерно 30-40 лет спустя, не раньше.
Вспоминается время, несравненно более легкое, чем блокада, - годы эвакуации, со своими трудностями, помимо унаследованного от блокады голода.

Приехала я в Уфу, куда прежде меня эвакуировалась сестра, поздней осенью. Естественно, что первая забота - найти работу. Затруднения - налицо:
во-первых – специальность, не самая нужная в военное время - преподаватель немецкого языка, с натяжкой - французского. Во – вторых - все документы, в том числе диплом, подтверждающий мое амплуа, выкрадены по дороге. Третье - все рабочие места в школе и ВУЗах укомплектованы. В-четвертых (пожалуй, самое главное) - где жить? Родная сестра снимает угол, более далекие родственники тоже ютятся по углам. (осознается, между прочим, без намека на комизм, легкомыслие приезда сюда - результат мозговой дистрофии.) Словом, в городе устроиться нечего и думать. Решаю обратиться в РОНО. Там хоть при школе жилье обеспечат.
Узнаю адрес. Иду ... не то слово. А слова не подберешь. Вы бывали, читатель, в Уфе в военное время поздней осенью, да еще после дождя? Нет? Так я вам расскажу. Мостки (тротуар!) со щелями вдоль домов, ускользающие из-под ног, - это еще благодать. Но вот вам нужно перейти улицу. Вы в галошах? - Хорошо. А вы не забыли их привязать к ноге? Если не догадались (мой случай), то оставайтесь на этой стороне улицы. Не пускайтесь в путь, - вы не дойдете и до середины ее. Почему? «Грязь!» - ¬отвечу я. Уфимская грязь, она особенная, ни с какой другой не сравнимая. Это органическая смесь глины с черноземом (отсюда и соответственная окраска). Но главное - она обволакивает вашу ногу так, что вытащить ее вы не в силах, разве что оставить в ее клещах галошу и ступать, обрекая свой ботинок или валенок на гибель, дальше. Но куда ступать-то? В ту же грязь? Засасывающую все глубже?
Вот так и стою я, беспомощно озираясь, - фигура комичная, с разъезжающимися ногами ... Вы знаете? - тогда мне было не смешно. Не смеялся и прохожий, который протянул мне палку и вытащил меня из грязи. Он, как и я, наверно, смеется теперь, через 40 лет.
Долго отковыривала я грязь по кускам какой-то железкой, найденной, к счастью, во дворе РОНО.
Вхожу в помещение этого учреждения, где за столом сидит занятый делом представитель Народного образования, почти девочка. От дела с трудом отрывается - она красит губки, держа перед собой зеркальце. Равнодушно выслушивает мое робкое признание об утрате диплома: «А какая специальность?» Я нарочито невнятно (как угадала!): «Филолог». В ответ - недоуменно-наивные, хорошенькие и совершенно пустые глазки и неуверенное: «Значит, зоологию преподавать можете?» И я уверенно: «Да, конечно», - а про себя (уже менее уверенно): «Мне только бы попасть в школу, а там договорюсь. На что-нибудь ведь могу пригодиться».
Получаю свое лживое направление и еду в неведомую Шакшу, 30 километров от Уфы, но с грязью, как оказалось, уфимскоЙ. По дороге приобрела веревки - дураков нет!

И как повезло! В этом архизахолустном местечке попала к очень интеллигентной и, главное, эвакуированной (значит, все понимающей), заведующей школы. Стоит ли говорить, что «биолог» во всем признался. Во втором классе оказалась нужда в преподавателе: «Ваш комплексный метод вполне приемлем - это почти дошколята», - сказала моя снисходительная начальница, выслушав рассказ о моей первой педагогической работе с дошкольниками. Подселила меня к себе за перегородку, где я скромно заняла угол.

Вещей дорожные воры мне оставили мало.
Началась веселая, хоть и голодная жизнь в контакте с детьми, встретившими меня неплохо. Метод мой - стихийность, все предметы вперемешку, что хочу, то и делаю. Как хорошо, что наврала в РОНО!
А оказалось, что не так уж хорошо - за ложь приходится часто расплачиваться. Расплатилась через три месяца и я. Жизнь мне ничего не прощает.
Преподаватель биологии, истерично дергавшая зава угрозами ухода, отчего и был запрос замены в РОНО, окончательно решила уезжать к мифическому мужу в Казань. «Вам придется оправдать ваше направление, - обратилась ко мне заведующая. - Другого биолога мне РОНО не пришлет». - «Как? Что вы, я не могу, я же не знаю ... » -лепетала я в ужасе. «Сможете. Другого выхода нет. Даю вам две недели отпуска. Учитесь в Уфе "на биолога". Тема - насекомые, 6-й класс».

Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.

ЕЩЁ ТРАГЕДИЯ БЛОКАДЫ.


Когда Толстой говорит, что несчастливы люди бывают по-разному, то имеет в виду несчастливо сложившиеся семейные жизни людей.
Но, Боже мой, как по-разному были несчастливы люди блокадного Ленинграда! Единственно, что было у них общее - это чувство голода. Правда, разное по интенсивности, разное по восприятию: одни умели ненадолго отвлечься, другие - ни на минуту. Разнилась и реакция организма - одни худели до неузнаваемости, другие распухали (уже грозный симптом). Но не об индивидуальности я говорю, а о разницах судеб людей при, в общем, равных условиях.
Вспоминается случай, особенно трагичный, раскинувший близких людей, что скажете, было в те страшные дни правилом, но как! По какому капризу сложившихся обстоятельств!

Мать и дочь, тесно спаянные, пожилая вдова и молодая вдова, муж которой уже стал жертвой блокадного голода, - ютятся в единственной отапливаемой «буржуйкой» комнате еще недавно такой уютной просторной квартиры, всегда, бывало, заселенной старшими родственниками или знакомыми, нуждающимися в помощи хозяина, маститого инженера - судостроителя, без которого не обходился ни один спуск корабля с верфи Балтийского завода. Там, на заводе, и разорвалось его сердце. Но это раньше. А теперь благодарный завод вспомнил о его вдове и дочери - предложил эвакуироваться. Уже третья очередь - везти совершенно обессиленных.
Захожу со своим горем, но умолкаю, застав этих женщин в разоренной их же руками квартире: книги грудой на полу, шкаф сожжен, пила, вдруг соскользнувшая с музыкальным звоном на пол об этом напомнила. Все вздрогнули. «Надо бы снести дворнику», - замечает старшая. И ко мне: «Уезжаем, завод устроил, спасибо ему. Надо ведь, правда?» - ищет поддержки. Стараюсь придать голосу уверенность: «Конечно!» Открытые чемоданы упаковываются в спешке вещами, на мой взгляд, не всегда необходимыми, но сердцу дорогими. Иногда протест младшей: «Мама, ну зачем это берешь, тяжело ведь будет. И чемодан третий не надо, лучше рюкзак. Я, видя растерянность: «Помочь?» - «Да нет, мы сами уж». Вопрос пустой, только чтоб выразить сочувствие. Разве тут поможешь! Да и силенки-то ... Посидев нелепо без дела на краю заваленного кресла, горячо обнимаю их, ухожу со своим не облегченным вылившимся словами горем. До того ли им!
И уже спустившись с 4-го этажа, на лестнице с укором говорю себе: «Надо бы хоть пилу дворнику отнести». Минута колебания ... и нe вернулась, обратившись к своим тяжелым мыслям. Только подумала: «Увижу ли их еще?»

... И увидела. Через 4 года и только младшую. Тоже в Ленинграде, но в другом доме, у ее тетушки. «Мама умерла», - встретила меня, уткнувшись в плечо, удерживая слезы: -« Потом расскажу».
Прошло много времени, когда мы нашли силы в себе рассказать друг
другу о гибели наших матерей. Она первая.

Ее сумбурный, судорожный рассказ облекаю в не менее сумбурное повествование из-за ею опущенных или забытых, то ею, то мной деталей. Вопросами ее взволнованную речь перебивать не смела. Многое осталось неясным. Возвращения к этим событиям в дальнейшем у нас не было.
Итак, едут ... Нигде не убранный, уже полу-талый снег на улице выручает наших путниц, тащащих детские санки с вещами, одна впереди, другая - палкой сзади толкая. Дотащились до завода, где уже ожидал фургон для эвакуируемых. Людей - в основном, женщин и детей казалось, больше, чем может вместить машина. Сутолока с проверкой документов по списку; окрик шофера, требующего ограничения вещей, многие вынуждены оставить поклажу провожающим, а то и бросить тут же на дворе. Наконец приказ: «Отваливай!» (по-моряцки). Едут ... На вокзале толкотня еще больше, ждут посадки. Здесь просто разбивают людей по учреждениям и по счету. Называя номер вагона, посылают на посадку. Милиционер выстраивает очередь, здесь протесты лишние: «Прекратить разговоры!» Окрик действует. Молча входят в вагон (конечно, теплушка товарная), молча занимают места. Але (так звали младшую) удалось занять одно место на нарах, спать по очереди, внизу сидеть на чемоданах. Так постепенно все интуитивно утряслось. Первая очередь спать, конечно, Але, - основная нагрузка была на ней. Моментально погружается в тревожный сон, сквозь который слышит плач детей, разговоры: «Двери не велено закрывать, значит, не скоро поедем ... Эй, мужчины, наладили бы "буржуйку" ... Пока отрыто, сходить бы куда, а где туалет? Не знаете?» ¬«Вот еще туалет тебе, спустилась с перрона ... там кусты. Давай быстро!» «Боязно, вдруг уйдет». - «Да говорят, только через час ... » - «А ты знаешь! .. » - «Пошли». Прыгают, кто посмелей, и у кого голодный понос. И Аля сквозь сон: «Мама, спустилась бы "на дорожку"», - и погружается в окончательный сон, единственно целебное занятие. " Сколько длится сон, никто не знает, но проснувшись, поняла, что едут. В вагоне полумрак, прохладно, надо чем-нибудь укрыться. " или уступить место матери. Приподнявшись: «Мама!» ... Ответа нет ... Видно, Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

МАТЬ И ДОЧЬ.

БЛОКАДНАЯ НОВЕЛЛА.

В учебном заведении, что против Медного всадника на Неве, как и во всех учреждениях блокадного Ленинграда, настроение недоуменной напряженности.
Распалась обычная, скованная единой направленностью деловитость. Разброд среди без дела блуждающих по коридорам (занятия давно прервались) людей, стремящихся при разговоре со случайно встреченным нащупать в краткой реплике (произносимой обычно почти шепотом) для себя приемлемое решение хоть основной из многочисленных проблем: что делать? как поступить? А воли-то все равно своей нет. Но даже в покорности чужой есть выбор: быть активным или пассивным? Участвовать в мнимой, бесполезной деятельности (работа на окопах уже позади) или сторониться ее?

В беседе с друзьями решение принято - участвовать, хотя бы для того, чтобы быть вместе с такими же растерянными, но понимающими тебя друзьями. 3аписываемся в пожарную команду.
На чердаке, названном в шутку «кордегардией», собрались славные люди, готовые всегда отвлечься от тягостных мыслей серьезным, часто философским разговором, склонным к юмору, вытравить который бессилен даже наш жесточайший режим.
Вот маниакально увлеченная античностью личность что-то пишет рукой, обтянутой пуховой перчаткой, с двумя обрезанными пальцами. Уже через два дня пожалеет об этой утрате, и я вновь с трудом кое-как пришиваю пальцы на прежнее место. Вот профессор, нелепо выглядящий в пожарной каске, напяливаемой во время тревоги на платок, по-бабьи завязанный. Выполняет все требования к поведению «пожарника» неукоснительно. Более молодые коллеги не пускают его на крышу, НО он все же стоит у открытого окна в полной боевой готовности, и потому простужается и вскоре исчезает. Кажется, эвакуируется.
Обуреваемый педагогическим рвением, исхудавший до неузнаваемости недавний толстячок, которого остряки, вспоминающие Агнивцева, дразнят: «Стал совсем сардинкою /ci-devant, гренландский киТ» предлагает мне заниматься греческим. Впрочем, скоро бросает свою затею, видя мою растерянность и сонливость.
Вечером двое обычно садятся за партию шахмат, ведя при том разговор о насущном вопросе - какой суп в Академичке предпочтительнее, дрожжевой или из хряпы.
Но вот желанная деятельность, объединяющая всех: приказ покрыть все деревянные части чердака (стропила, балки) жидкостью, объявленной не воспламеняющейся. Вооружаемся кистями,мажем. Мужчины таскают ведра с краской. Дело есть, эффект, к счастью, нами не проверен: все падающие на крышу «зажигалки» сбрасываются нашими мужчинами вниз, там подхватываются и гасятся в бочках с песком.

Но есть у нас и свои дела. Идем знакомиться с дамой, подбирающей
иллюстрации к книге, аванс гонорара за которую уже съеден.

Перед нами в полуосвещенной комнате трогательная пара: закутанная в пуховую шаль женщина держит на руках и старается как-то согреть ею дрожащего всем тельцем пуделя, временами облизывающего ее худую, морщинистую (не от старости, а от надвигающейся дистрофии) щеку.
Бросаемся к ней и, прежде всего, начинаем уговаривать ее отдать собачку в деревню на более сытный прокорм, обещаем даже рекомендовать надежные руки. Только что сделали тот же нелегко давшийся шаг с нашим псом. Выслушивает совет с благодарностью, но по судорожно-нежному прижиманию песика к груди и по тихой реплике: «Он мало ест», - понимаем, что наши доводы не достигают цели.
Вот закончен деловой разговор, но расстаться с этими милыми существами не так легко, да и нашей собеседнице как-то вдруг захотелось приоткрыть душу, окоченевшую в холоде, голоде и одиночестве. Мы все чаще заходим к ней - и с делом и без него. Все обсуждается в ее, к счастью, уединенном, хоть и холодном уголке. И вот, когда зашла раз к ней одна, выслушала ее искренний и восторженный рассказ о дочери, эвакуированной «к счастью» куда-то с мужем..

- Если бы вы знали, какая она красивая! А знаете, почему? Мы-то с мужем - обыкновенные, скорее некрасивые физиономии. А она!! Вот вы увидите, вы обязательно с ней познакомитесь, уверена, что подружитесь ... ее нельзя не полюбить, она замечательный человек, поверьте, не потому, что дочь ... Так вот, почему она родилась такая красивая ... Слушайте.

Когда я ее ждала, муж окружил меня неслыханной красотой! Повез меня в Крым, снял чудесный, расположенный на горе, весь утопающий в зелени домик с видом " на море. Убрал мою комнату цветами, развесил картины, нарочно привезенные. (Он знал и понимал живопись.)
- Смотри только на все красивое, - говорил он, - Внушай нашему младенцу: будь красив, люби все прекрасное. Это очень важно!
Уже тогда появилась теория,- что воспитание младенца начинается в утробе матери. Мы в это поверили. Я слушала прекрасную музыку ... тогда еще был граммофон ... Как прекрасно, что мы в это уверовали и еще лучше, что не ошиблись. ... Нет, вы ее увидите, я уверена.
На глазах женщины были слезы. Я была потрясена ее Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

ПРОВИНЦИЯ ГЛАЗАМИ МАЛОЛЕТНЕЙ.

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.

А рядом с «тканями» - самый страшный дом. Там живет Мазель, зубной врач. И каждую весну нас сюда ведут. В приемной, обычной комнате, даже уютной, сидим и легкомысленно не думаем, что нас ждет, отвлекаясь кукушкой, выскакивающей при бое часов - какая прелесть! Но вот открывается дверь, и с приветливой улыбкой, будто он сейчас будет угощать вареньем, а не совать тебе в рот свои толстые пальцы, на пороге появляется облаченный в белое Мазель. Мама тихонько берет за плечо и ... какое коварство! - дверь закрывается, и я наедине с врачом и с его блестящей машиной. Мама за дверью. Ну, хоть бы помогла сесть в это кресло, в которое не знаешь, как залезть! И вот начинается. Откровенно говоря, страх перед болью больше, чем сама боль. А этот вечно улыбающийся Мазель еще задает вопросы, напихав тебе полный рот ваты: «А что, Дедушка приезжал на праздники?» -и только пытаешься ответить: «Открыто, открыто!» Через минуту опять: «Бабушка поедет с вами на дачу?» (что за вопрос!) и опять м¬м-м-м через вату, и вновь: «Открыто, открыто!» И зачем спрашивал? То ли хотел отвлечь от неприятной процедуры, но ответов ведь не получал? В семье про него рассказывали, что он однажды вырвал у Дедушки здоровый зуб вместо больного рядышком. И на справедливое Дедушкино негодование ответил: «Не волнуйтесь, князь, я с вас за этот зуб ничего не возьму».
С каким облегчением (на целый год) выходили из дома врача и с преувеличенным жаром обсуждали, как мучительно сверлили бормашиной, которая, однако, не оставила равнодушным брата - долго дома жужжал, брызгая слюной и крутя ногой. Даже хотел полечить мишку, но я не дала.

Нет, уж Казанский переулок был положительно самой красивой улицей. Сколько больших домов каменных, «казенных», как называла их няня. А театр! Там наверху, в нем я буду выступать в прелестном детском спектакле «Среди цветов» в роли Светлячка, танцуя с Бабочкой - это уж позднее, а внизу - кинематограф, там подростком буду, затаив дыхание, смотреть немые фильмы: «Нибелунгов», «Орлеанскую деву», «Робин Гуда» и др.
А где же еще можно было погулять «по солнышку»? Ах, да - по набережной канала, отделявшего Остров. Пройдешь по Дедушкиному мосту (так было принято называть мост в нашей семье, его когда-то построил Бабушкин отец, тот, кто так похож на портрете на императора Александра II - тогда инженеры-путейцы носили форму с треуголкой, близкую верхней одежде императора), и ты на Острове. Сразу интересное для брата: справа ¬телефонная станция, где царствовала бессменно Уленька, разрешавшая брату посмотреть на замысловатое устройство шкалы, где вспыхивали разноцветные огоньки. «Алло, алло», - и рука выхватывает какие-то шнуры с наконечниками и втыкает куда-то. «Алло, алло», - а брат стоит завороженный и не смеет ничего спросить. Няня: «Только не мешай!»
Телефонов в городе было мало, и Уленька знала всех абонентов даже по именам. Помню, Бабушка крутит с оглушительным звоном ручку неуклюжего телефона и, услышав ответ, кричит: «Уленька, дайте, милая, Софью Николаевну» (ее подруга до последних дней жизни). И начинается разговор, довольно продолжительный, но нам не интересный.
А слева - пожарная часть с каланчой, где день и ночь кружил пожарный-караульный. А вдруг откроются ворота, и выедет пожарная вереница с трубачом на коне впереди и дымящей паровой машиной, сверкающей на солнце начищенным медным котлом! Вот бы повезло! (Нам, не тем же беднягам, у которых в доме пожар.)

На Острове - другой характер зданий: дома деревянные, утопающие в садах, уютно. Дивный сад был у доктора, нас лечившегося. Его жена, та, которая спорила с Бабушкой о политике (это попозднее), постоянно копошилась в саду, где иначе как в грязных перчатках с совком и в сапогах, облепленных навозом вперемешку с землей, мы ее не видели. Но цветы! Семена для посадки привозились из Голландии и Франции, где доктор, всегда выглядевший усталым, невыспавшимся, проводил с женой свой отпуск.
Были на Острове и общественные сады - Городской сад - там не гуляли: тенистый и можно было (Боже упаси!) увидеть влюбленные парочки и Сквер. Мальчики-друзья острили, что название восходит к слову «скверный». Правда. И почему городской голова, Иван Иванович Большаков, сам живший на Острове, не думал о благоустройстве наших садов? Его дом, солидный, с колоннами, привлекал внимание брата: вдруг откроются ворота и выедет его автомобиль с настоящим шофером в кожаных перчатках, а машина с гудком раструбом, к которому, чтобы гудеть, приделана, по-моему, детская клизма. ,
Однажды Дедушка доставил нам удовольствие, попросил градоначальника прокатить нас. И вот к гимназии, к полному восторгу брата, подкатывает машина, rеперь показавшаяся бы комичной. С нами захотели прокатиться две дочери-близняшки Большакова. Одна без умолку болтала, другая молчала, даже когда к ней обращались. Причина ее молчания выяснилась, когда на дорогу за городом выскочил заяц (дело было Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО.

То, что хранит наша память, есть камера обскура, которая делает живым и осязаемым давно ушедшее: людей, наше детство, наши чувства, наших друзей и близких. Воспоминания автора сих заметок дарят и нам, ее читателям, возможность вспомнить и пережить вновь любимое нами когда-то.

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.


ПРОВИНЦИЯ ГЛАЗАМИ МАЛОЛЕТНЕЙ.

И как запомнились эти тысячу раз пройденные медленным шагом улицы, непременно «по солнышку», по настоянию няни, с примелькавшимися вывесками, на которые вначале мы смотрели будто слепые; потом, по мepе овладения грамотой, они оживали и тут же теряли весь наш интерес.
Наша Екатерининская улица (ведь Екатерина Великая объявила скромное поселение Волочок - баржи тащили волоком – городом) начиналась в самом его сердце, на самом возвышенном месте (но отнюдь не на горе), где красовался Летний собор (первая служба на Пасху ночью) - здание прекрасной архитектуры, древнее Зимнего, и возле - колокольня с часами. Если высунуться из Бабушкиного окна, можно увидеть, который час. И то и другое теперь сметено, от чего разрушился центр и весь смысл расходящихся от храма лучей-улиц. Собор и колокольня эффектно устремлялись ввысь, как бы опираясь на низкие здания Гостиных дворов, тянувшихся В обе стороны от собора. Назывались они «ряды», магазины в них нам были неинтересны. Москательные, керосиновые, сельскохозяйственных товаров, в лучшем случае мясные со страшными свиными головами, и еще жаль зайчиков. В рядах сновали крестьяне, особенно тесно в базарные дни. Крестьяне привязывали к бревнам - коновязям, тянувшимся вдоль лавок, - лошадей, подвязывали к их мордам мешки с сеном, и забавно было видеть, как умные животные догадываются смешным взмахиванием головы доставать из мешка постепенно иссякавшее сено. Но бревна были все изглоданы зубами лошадей, видно, не так уж быстро возвращались их хозяева, чтобы вновь наполнить мешки кормом. Ряды, направленные в сторону вокзала, заканчивались площадью, в центре которой - Весы, порядочной величины круглое здание, не без эффекта - с подмостками, идущими постепенно вверх, по которым ввозили товар. Жаль, ни разу не удалось посмотреть как: двери (с четырех сторон), когда мы гуляли, всегда были закрыты. Весы знали в городе все. И даже живущий напротив адвокат Фридрих Францевич Мейербер получил раз от своего клиента письмо с таким адресом: «Флындре Фландровичу Мербрюхову, что на площади против весов». Ведь дошло же!
От гимназии, где жила Бабушка, её начальница, а потом и вся наша семья, до поворота на Казанский переулок (и почему «переулок », когда самая главная улица?) - один квартал, где вплотную прижатые друг к другу одноэтажные дома чередовались с двухэтажными, часто по провинциальной манере: низ каменный, а верх деревянный.

[500x414]

А вот опять: поперёк тротуара вывеска,на которой изображены очень яркие свертки чего-то, похожего на куски разрезанной палки колбасы, долженствующие означать свертки ткани. В этот (неинтересный) магазин заходили мы с Мамой весной и осенью. Вот чрезвычайно любезный старший приказчик, грубовато оттолкнув молодых, очень спешит узнать, «чего хочет мадам» (это Mама), и, выслушав, тотчас предлагает отрез с цветочками, «очень веселенький, как раз для барышни» (барышня это я). Но Мама отвергает, и начинается бесконечно длящийся выбор ткани: «Вот этот, пожалуйста, нет, нет, не тот - шотландочку под голубым куском». Свиток вынимается, громко шлепается на прилавок, разворачивается, но оказывается слишком темным. Следующий кусок подносится по просьбе Мамы к окну, потряхивается на вытянутой руке продавца, от чего, по-моему, материю труднее разглядеть, и расхваливается как лучшая ткань фабрики Рябушинского, нашей, вышневолоцкой. Но ... оказывается слишком тонкой. Как ни странно, эти, на мой взгляд, капризы Мамы нисколько не раздражают приказчика, нет-нет, наоборот, он увлечен показом своего товара и еще больше демонстрацией своей чрезвычайной учтивости. Пока все это длится, мы с братом заняты вопросом, как приказчикам удалось оказаться за прилавком, который тянется непрерывно вдоль стен, не обнаруживая ни намека на дверь изнутри. Вопрос так и остается открытым, так как Мама уже закончила выбор, и тут мы - всё внимание. Теперь все идет с молниеносной быстротой: вот в руках приказчика замелькал аршин, с которого при быстром вращении почему-то не соскальзывает краешек измеряемой материи. К отметине мелком прикладываются громадные ножницы, и так в открытом положении (о, чудо!) - тр-р-р - отрезается нужный кусок материи. Ткань бросается с завершающим шлепком на бумагу, исчезает в ней, и вот уже крутится и вертится вокруг пакета веревка, то в одну, то в другую сторону, то волчком сам пакет, рывок ... и покупка в идеально аппетитном виде протягивается нам. Брат Читать далее...

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.

МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО.

То, что хранит наша память, есть камера обскура, которая делает живым и осязаемым давно ушедшее: людей, наше детство, наши чувства, наших друзей и близких. Воспоминания автора сих заметок дарят и нам, ее читателям, возможность вспомнить и пережить вновь любимое нами когда-то.

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.


ХИМЕРА.
Рассказ бестужевки.

И потянулись бестужевки за границу. «Действительно, какая несправедливость: профессора те же, что и в университете, на экзаменах бестужевки блистают, некоторые, как говорит профессор Сеченов, "переплевывают" универсантов на том же курсе. А все не приравнивают нас к окончившим университет. Смешно сказать: в мужских гимназиях не имеем права по окончании курсов преподавать! А в женских ... какие девочки по¬настоящему интересуются, ну, скажем, химией? Да никто. Нет, один выход: ехать доучиваться за границу. Слава Богу, меня отпускают. Конечно, с Дуняшей И, конечно, с благонравной подругой Олей ... Да с удовольствием, если ее отпустят. А куда?! Мама советует Кембридж, а мне хочется в Париж. "Париж, царица мира!" Я побывала там еще 12-летней девочкой. Тогда уже Париж меня очаровал. А увидеть его другими, взрослыми глазами, пожить там, подружиться с сорбонскими студентками и студентами! Не отстану я от них, уверена, а может быть, и "переплюну", как говорит профессор ... » «Дуняша, поедем?» - «Поедем, барышня, поедем ... » - «Да не зови меня так, теперь я твоя спутница в путешествии, называй просто Аня». - «Да боязно ... »

Такие монолог и диалог могли состояться перед отъездом из Петербурга молодой особы в конце прошлого века. Он предваряет нижеследующий рассказ за столом той же особы, но уже в весьма пожилом возрасте. К ней я была направлена моей матушкой через много-много лет для совершенствования моего французского языка. Эти «застольные» рассказы явились единственным источником сведений о французском языке, хотя и считались моей наставницей отдыхом после урока. А сам урок, ничего мне не дававший, заключался в моем совершенно беспомощном переводе скучнейшего описания собора Парижской Богоматери из романа Виктора Гюго, такого нудного труда для особы 18-ти лет, украдкой поглядывавшей на часы и с нетерпением ждавшей неизменного чаепития со скромным печеньем и интересными рассказами про Париж. В сталинское-то время возникает перед твоими глазами Париж в рассказах очевидца! В красочном описании да и с юморком!
Один из таких рассказов беру на себя смелость передать. Он к тому же он связан темой с моим злосчастным переводом.

Приехав в Париж, Аня в первые же дни решила начать осмотр города с собора Парижской Богоматери. Пришла она туда, побродив по городу, уже под вечер и изъявила желание подняться наверх, чтобы посмотреть знаменитые химеры. Консьержка сразу же запротестовала: «Ведь мадемуазель одна, уже вечер, химеры могут напугать». Рассмеявшись в ответ, Аня еще настойчивее стала просить ее пустить, но уговорила женщину насилу, что показалось ей очень странным. Про себя она подумала: «Бедняжка не в своем уме», - так лихорадочно блестели глаза той при полной серьезности ее заверений.
Легко взбежав по лестнице, Аня вышла на верхнюю площадку собора, чтобы заодно полюбоваться раскинувшимся под ней огромным городом, пока еще не совсем стемнело. На химеры взглянула только мельком. Лишь когда тьма окончательно поглотила очертания зданий, оглянулась на стоящие по краям площадки фигуры. В затухавшем свете они показались ей крупнее и значительнее. Она с интересом стала всматриваться в их странные лица. Сначала их выразительность ее лишь забавляла. Но затем некоторые стали отпугивать ее своей непохожестью ни на что. Отступив от одной из фигур, чтобы рассмотреть ее издали, она довольно ощутимо наткнулась на что-то твердое. Резко обернувшись и подняв голову, Аня встретила злобно-¬насмешливый взор еще одной химеры, так нагло на нее устремленный, что девушка невольно содрогнулась. Чтобы доказать самой себе, что может не
поддаться охватившему ее вдруг страху, она ударила образину зонтиком - «Вот тебе за наглый взгляд!» - и тут же ужаснулась: ей показалось, будто лицо чудовища исказилось и выразило столько злобы, что пришлось поспешно отступить ... натолкнувшись тут же еще на какое-то cтpaнное изваяние, показавшее ей язык! Этого еще не хватало! И теперь фигуры как будто сдвинулись со своих мест и стали наступать. И Аня (о, позор!) устремилась к лестнице. Спускалась она почти бегом и лишь постепенно стала успокаиваться.
Через минуту она уже смеялась над своей глупой впечатлительностью.
К ней навстречу поднималась консьержка с тревогой, выдаваемой лихорадочно расширенными зрачками. Поспешные шаги девушки та услышала снизу - «Я говорила, что не следует туда ходить одной так поздно». А когда Аня с немного нервным смехом рассказала, как она проучила нахала зонтиком, консьержка пришла в неописуемый ужас: «Что Вы наделали! Он будет мстить!» И почти вытолкнула непокорную посетительницу за Читать далее...

ВСЕМ ДОРОГИМ ДРУЗЬЯМ и ДОРОГИМ ЧИТАТЕЛЯМ!

Готовится к выпуску очень маленьким авторским тиражом небольшая
книжечка с детскими стихами и прелестными иллюстрациями
замечательного художника Сергея Логинова. Благодарна ему
бесконечно за такие чудесные рисунки, которые украсили
эту скромную книжечку.

Поскольку выпуск этой детской книжечки целиком осуществляется
на мои скромные средства, то предлагается подписка на тираж,
с возможностью получить экземпляр этого издания по почте.

Получить более подробную информацию можно, написав сообщение,

в Дневник tanikota

http://www.liveinternet.ru/users/tanikota/blog/

А вот некоторые странички из будущей книжки.


[700x495]



[700x495]


[700x495]


[700x495]


[700x495]


[700x495]

[381x369]
РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.



МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО.

То, что хранит наша память, есть камера обскура, которая делает живым и осязаемым давно ушедшее: людей, наше детство, наши чувства, наших друзей и близких. Воспоминания автора сих заметок дарят и нам, ее читателям, возможность вспомнить и пережить вновь любимое' нами когда-то.


Рассказ К ТЕМЕ " СВЯЗЬ ВРЕМЁН"

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.

Перешагнем в историческом марше через пятьдесят тяжелейших лет. В 60-е годы этого века мы с мужем бродили по местам моего детства.

Забрели мы - умышленно - и в колхоз, носящий милое моему сердцу название: Боровно. Это было имение Манзей, позднее Волковых-Манзей, доставшееся молодой чете по хитроумному плану Николая Павловича сто с лишним лет тому назад.

С трудом можно было узнать знакомую с 1915 года местность. Парк был уничтожен. А дом стоял ободранный: ни парадной лестницы, вводившей гостей сразу в хоромы на второй этаж, ни просторного балкона, где по вечерам пили чай, любуясь закатом солнца, отражавшегося в озере. Наводила жуть глухая дверь, ведущая изнутри в никуда, - балкон уничтожен.
Дом не манил. Подошли к озеру: вот прогнившие доски, остатки ступеней спускающейся к воде лестницы, от которой озеро заметно отступило, - а когда-то здесь была пристань с покачивающейся у пирса красавицей-яхтой, вожделенной мечтой всех нас, детей.
Но голод все же заставил войти в дом, на первый этаж, в бывшую людскую, где сейчас расположилась столовка .

- Последний раз я обедала вон там, - указала я наверх. - Там, на
втором этаже, была столовая, уютная ...

Меня перебила подавальщица, принесшая нам заказанный убогий суп: - И никогда там столовой, гражданка, не было. Я уже 15 лет здесь работаю и живу поблизости. Знаю.
Мы рассмеялись. Ну что тут скажешь!


А в заключение, чтобы продолжить связь времен и довести до наших дней, несколько слов.
1999 год. Сидит уютно в кресле старушка 90-летняя (все тот же автор этого рассказа). На коленях - старинный альбом, она с улыбкой рассматривает фотографии начала ХХ века, на удивление четкие и не пожелтевшие. Прелестный парк! На скамейке возле флигеля, утопающего в кустах сирени, молодой человек в непринужденной позе. Это внук той, которая в далекие времена вытанцовывала СВОЮ счастливую судьбу, пленяя гвардейского офицера Николая Манзея.

[508x495]

РАССКАЗЫ из сборника "МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО"
Журнал "Нева" 1999 г.


МОЗАИКА ИЗ ПРОШЛОГО.

То, что хранит наша память, есть камера обскура, которая делает живым и осязаемым давно ушедшее: людей, наше детство, наши чувства, наших друзей и близких. Воспоминания автора сих заметок дарят и нам, ее читателям, возможность вспомнить и пережить вновь любимое' нами когда-¬то.


Рассказ К ТЕМЕ " СВЯЗЬ ВРЕМЁН"

Было это в правление императора Николая 1. В один департамент Петербурга поступило дело. «Да, составлять завещание нужно осторожно, разумея, что все мы под Богом ходим», - сказал, почесывая затылок, столоначальник, прочитав бумагу, поступившую от тверского губернатора. Что же содержало сие удивительное заявление, поставившее в тупик сперва губернатора, а затем и столоначальника департамента? В нем довольно пространно излагалась нижеследующая щекотливая ситуация за подписью «вдовы упокоенного статского советника, помещика П.». К заявлению губернатор присовокупил, что «в практике с таким делом не встречался и решить его в затруднении». А дело заключалось вот в чем.

Помещик П., весьма состоятельный человек, получивший за заслуги еще при покойном императоре обширные земли, да и в приданое за женой немалые имения в разных губерниях, был обеспокоен мыслью о благополучии своих многочисленных дочерей (иx было шесть). Бог не дал почтенной чете сыновей, которые явились бы законными наследниками поместий без всяких забот и волокит. Иное - с дочерьми: тут следует составить завещание о введении дочерей во владение землями. Этим и занялся наш заботливый отец и вполне, как он полагал, своевременно; любя дочерей, и будучи еще полон сил.
Помещик был рачительным хозяином, дело управления поместьями его увлекало. Переезжать с места на место, то в одно имение, то в другое, присмотреть, как справляются в его отсутствие управляющие, он любил и невольно задумывался, как его дочери, получив поместья после его смерти, будут ими распоряжаться. Неумелые женские руки сгубят все его труды, приведут имения в негодность. «Нет, негоже дочерей допустить до хозяйствования. Пусть сперва выйдут замуж, конечно, по моему выбору, за достойного человека, не ветрогона, тогда и передам им мои хозяйства». И вот составил он завещание, в коем указывалось, что по его смерти быть введены во владение имениями (перечислено, которой дочери какое) его волею допускаются лишь дочери, вышедшие замуж. А пока все владения в его руках, умелых и рассудительных, и он, не спеша, так же разумно будет подбирать дочерям солидных женихов.
А случилось неожиданное. Нам неизвестно, при каких обстоятельствах, но скоропостижная смерть помещика П. сбила все планы и лишила дочерей в девичестве возможности стать хозяйками имений. Завещание - закон.

Бедная мать семейства, и без того убитая своим ранним вдовьим положением, понесла и горе утраты ее дочерьми наследственного имущества. Столоначальник, как и губернатор, сочувствовал вдове, хотел бы ей помочь, но как быть? Как обойти закон наследства? Нет выхода. Лежит и лежит это дело в департаменте, и ни с места.
А время идет, вдова торопит, мечется бедняжка. «Дочерей по миру пустить, при таком-то богатстве! Нет! Не допущу, на все решусь - к царю!» Только он сладит судьбу ее дочерей!"
И представьте, царя заинтересовал этот пикантный случаи. Здесь можно развлечься и молодежь повеселить. Царь решил вопрос просто: дал приказ устраивать придворные балы, на которые приглашать только холостых молодых людей, в основном гвардейских офицеров - пусть, мол, женятся, меньше будут по вольнодумным странам болтаться. А среди приглашаемых девиц, ограниченных по числу, - шесть дочерей покойного помещика. Балы устраивать до тех пор, пока все дочери не будут разобраны. Кавалерам намекнуть на возможность приобретения за невестами хорошего приданого.
Все ли дочери были разобраны, мы не знаем, но нам известно, что именно таким путем решилась судьба хозяйки одного прелестного имения.


На живописном озере под Вышним Волочком (полустанок «Академическая» той же дороги) раскинулось большое поместье под названием Боровно с дивным парком и обширными угодьями.
Вспоминается 1915 год, поздняя осень. Отзвуки войны не достигают этого чудного уголка земли и не нарушают здешнего покоя и тишины.

[400x611]

В деревянном доме (постройки конца ХVIП века), где роскошь искусно сочетается с уютом - особенность русских поместий, - лакеи уже вносят в столовую зажженные лампы. Вот собираются домочадцы, и внук бережно усаживает свою бабушку в кресло. Входят дети, набегавшись в саду, и худенькая девочка (будущий автор этих строк) робко приседает перед ней вослед за сестрой в глубоком реверансе: это главное лицо в доме. Девочка всматривается в приветливое лицo старушки и узнает по глазам, таким еще живым, по милой улыбке ту даму, которая Читать далее...

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е. 

свободный перевод  стихов      ВИЛЬГЕЛЬМА  БУША

(выборочно  для детей)

П Р О К А З А     Ч Е Т В Ё Р Т А Я.

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

 

 

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е. 

свободный перевод  стихов      ВИЛЬГЕЛЬМА  БУША

(выборочно  для детей)

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е     С Л Е Д У Е Т.

 

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е. 

ПРОКАЗА ТРЕТЬЯ

свободный перевод  стихов      ВИЛЬГЕЛЬМА  БУША

(выборочно  для детей)

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

 

 

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е. 

свободный перевод  стихов      ВИЛЬГЕЛЬМА  БУША

(выборочно  для детей)

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

[615x401]

***

П Р О Д О Л Ж Е Н И Е     С Л Е Д У Е Т.