"19 апреля 2013 года в Библиотеке № 2 им. Д.А. Фурманова на набережной Черной Речки, 12 прошла встреча, посвященная жизни писательницы Екатерины Ильиничны Вощининой (1909-2010), прожившей в нашем округе, в доме на Ушаковской набережной, более 30 лет своей невероятно длинной и насыщенной творчеством жизни.

[489x700]

[600x494]

[600x430]

Сегодня исполняется 104 года со дня рождения писательницы

Екатерины Ильиничны Вощининой (1909-2010).

Прожив длинную-предлинную жизнь, почти 102 года, она смогла сохранить 

ясность ума, интерес к жизни и творческую активность до конца своих дней.

[591x394]

Эссе, посвященное памяти Е.И.Вощининой в журнале kalakazo

http://kalakazo.livejournal.com/1105028.html

Часть первая

МАМА НАТАША

Ночь в парке.

Рассказ доблестного Полишинеля

    Отшумела гроза, прошёл дождь. Настала ночь. Тихо, только тяжёлые капли падают с дерев. Сплош­ная тьма окутала лес. И вдруг сквозь тьму и тишину прорвался чей-то крик: «Уху, уху-уху!» Я понял — это филин так кричит. Он не спит по ночам и охотится за мелкими зверьками. Знаю, что меня не тронет, а всё же — мороз по коже: уху-уху!..

    Вдруг что-то вблизи зашебаршило. Мелькнула от­далённая зарница и на мгновение осветила место, где я сижу. Всматриваюсь — маленький мышонок, мокрый, продрогший, мечется по холодному полу, ищет укры­тия. А «уху-уху» уже близко раздается, схватит филин мышонка. А тот, бедняга, бегает, где спрятаться — ни щели здесь в мраморе... и спрыгнуть вниз страшно. Так жалко мне его стало. Я его кличу! «Сюда, сюда, ко мне под рубашку, иди, иди!» И представь: понял, что моя рубашка — единственное прикрытие. Шмыг ко мне, прижался, а сам дрожит от страха и от холода. Но сообразил, видно, что шевелиться нельзя — филин за­метит и схватит (тут и мне заодно попадёт) — прице­пился и замер. Лежит, как мёртвый, у меня под рубаш­кой. А филин уже на соседней сосне шевелится, слы­шу. «Ну, разбойник, не дам я тебе мышонка, улетай го­няться за другими. Их много из залитых норок вылез­ло, а этого не дам... мой мышонок». Посидел филин на сосне, посидел, выдохнул злобное «уху!» и улетел, не­слышно махая крыльями. А я боюсь дохнуть, разбу­дить мышонка. Да и сам задремал.

    Проснулся, когда весь лес уже огласился пением птиц. Встало солнышко и пригрело нас с мышонком. Слышу, шевельнулся, даже пискнул, вылез из-под ру­башки, встряхнулся и... убежал куда-то... «Беги, теперь не опасно!» — думаю. А тут садовники и сторожа ходить стали, перекликаются... Ну, а дальше ты всё знаешь».

    Мяка замолчал. «А как же маленький князь мог знать про мышонка? Ты ж ему не рассказывал», — усомнилась я. Он помолчал и сказал: «Не знаю, только мне так интересно думать, что награду я получил за спасение мышонка». Я подумала и говорю: «И мне это нравится, пусть — за мышонка». Мы весело рассмея­лись. «А моряком не хочу быть. Останусь Полишине­лем», — заявил Мяка решительно. «Правильно», — со­гласилась я, вспомнив бурю и ещё... акулу.

продолжение следует

16 сентября исполнилось два года со дня смерти 

[600x448]

Часть первая

МАМА НАТАША

Происшествие в парке

    И вот мы на даче в Павловске. Там дивный парк. Только не всегда можно было тогда детям бегать всюду по дорожкам. Во дворец тоже не пускали, как теперь. «Там живут родные царя», — с таинственным видом заявил Мяка-всезнайка. Мы видели, в каких красивых каретах они приехали. Целая вереница верхом скачущих блестящих военных и за ними карета, которую везут шесть лошадей, запряжённых по паре... (Совсем как в сказке про царевну, что Наташина мама читала.) Вот тогда и не пускали в парк около дворца, и можно было только далеко от дворца гулять.

    Пришли мы тогда, далеко обходя дворцовую часть парка, к красивому дому с толстыми колоннами из розового мрамора; совсем в лесу, над ручьём, стоит памятник какому-то царю. Мдзель-Анн затеяла с нами игру в прятки. Я — у Наташи, а Мяка — у Маши, соседской девочки, с которой Наташа дружила. Девочки нас прятали: то меня спрячут — Маша ищет, то Мяку — тогда Наташа искать должна. Весело! И не заметили, что туча надвигалась, и только когда гром загрохотал, спохватились. «Дети, быстро домой! — кричит Мдзель-Анн. — Пальтишки на головы, бегом!» Меня в Мдзель-Аннин платок закутали, бежим, уже дождь полил, через лужи скачем. Добежали уж до ворот, вдруг Наташа: «А где Мяка? Маша, ты же его прятала. Неужели забыла взять?!» — «Забыла», — оторопела Маша и назад бежать хочет. Мдзель-Анн не пускает: «Домой, домой, промокли мы. Вот переоденемся, тогда сходим за Мякой».

    Я, конечно, заплакала, вижу, и Наташа испугалась за Мяку: «Ой, кто-нибудь его возьмёт, пропадёт наш Полишинель бедный!» Расплакалась. Мдзель-Анн утешает: «Никто не возьмёт, сейчас гроза, а потом уж и поздний вечер, никто не гуляет, — обещает рано утром за ним сбегать: — Я знаю, где его Маша спрятала». А грозища — во всю мощь! Прибежали домой. Мама Наташи встречает недовольная, что мы далеко зашли и грозу прозевали. А гроза до ночи не переставала грохотать. Так и уложили Наташу спать, — а Мяка остался на всю ночь, да в грозу, в тёмном парке, бедняга! Наташа долго не могла успокоиться. Мдзель-Анн утешает: «Да не промокнет он, под крышей, не плачь. Не пропадёт твой Мяка».

В воскресенье 29 июля в Павловском краеведческом музее была открыта небольшая экспозиция, посвященная жизни и творчеству Е.И. Вощининой и В.И Пызина.

[600x424]

Завтра 29 июля исполняется год со дня перезахоронения праха

писательницы Екатерины Ильиничны Вощининой на Павловском кладбище.

В этот день - 29.07 в 12.00 у могилы  писательницы будет отслужена панихида, 

на которую приглашаются близкие, друзья и поклонники её творчества.

[500x611]

Часть первая

МАМА НАТАША

Ещё учительница

    Начался следующий день с огорчения и для нас, и для Наташи, но потом... вот увидите. Только затеяла Наташа с нами интересную игру, вдруг приходит в детскую её мама и сообщает: «Наташа, сегодня вечером придёт с тобой знакомиться новая учительница. Она будет с тобой заниматься французским языком и поедет с нами на дачу. Будь с ней вежлива и послушна. Кукольный уголок приведи в порядок, что-то у тебя вещи разбросаны, куклы не причёсаны», — и ушла. Мы все погрустнели. Придёт такая же строгая, в оч­ках, как учительница музыки, на нас не поглядит и бу­дет к Наташе приставать с книжками и тетрадями. И совсем не останется у Наташи времени играть с нами. Я, конечно, заплакала, а Наташа тоже нахмурилась и пошла искать няню. Она всегда свои беды ей выкла­дывает. Наша игра расстроилась.

    К вечеру Наташа с няней всё в наших кукольных комнатах убрали. Нас, кукол, Наташа за стол посади­ла, нам новые платья надели. Мишке новый галстук повязали, а Мяке втиснули в руку перо — будто пи­шет. Открылась дверь, и в комнату вошла Наташина мама, весело болтая по-французски с молоденькой, улыбающейся толстушкой: «Я вас попрошу Наташу не утомлять чтением и письмом, а просто в игре развязать ей язык. Она начинает уже говорить, но мне неко­гда с ней заниматься, да вы это сделаете с умением. Вы ведь знаете, что в институт принимают девочек, пони­мающих французскую речь.

    Вот моя Наташа. Наташа, подойди, поздоровайся с мадемуазель Анн». Наташа робко подошла и присела в реверансе — это такой пок-лон перед взрослыми. Вижу, что она внимательно посмотрела на подошед­шую и вдруг... улыбнулась, что с ней редко бывает при знакомстве со взрослыми. А учительница взяла её за руку и сразу подвела к нам: «Ну, познакомь меня с твоими куклами, как их зовут? А Миша не кусает­ся?» — и защебетала то по-русски, вставляя француз­ские слова, то по-французски, а увидит, что непонят­но, на русский перейдёт, да так ловко и весело, что На­таша сразу охотно отвечать стала на её быстрые вопро­сы. И игра с нами продолжилась. «Да это не учитель­ница, а подруга и Наташе, и нам», — заявил Миша. А Мяка засмеялся: «Я вижу, ей ещё и самой в куклы по­играть хочется». И жизнь у нас пошла — одно веселье, с выдумками новой нашей «подруги». А её длинное имя Наташа быстро сократила и превратила в Мдзель-Анн. Её в доме все полюбили, прогулки с ней были одно удовольствие. Французский Наташе ни­сколько не мешал, ну, а мы-то с Мякой всё понима­ли — родной он нам. Что-то будет на даче?! Вот уж где наиграемся в Павловском парке! Только бы нас всех разрешили взять! Едва ли...

    И позволили взять только двух: «Если тебе пока­жется мало, купим ещё новую в Павловске», сказала мама. Наташа выбрала меня и Мяку. А Мдзель-Анн взяла в свои вещи маленькую Тамару, конечно, с раз­решения «Мадам» (это Наташина мама). Едем!!!

продолжение следует

Часть первая

МАМА НАТАША

Мои наблюдения и думы

    Прошла зима. затем наступило весёлое лето. Потом и оно прошло, и опять осень... И мы заметили, что нашу Наташу всё чаще и чаще стали взрослые от­влекать от игры с нами. То её мама зовёт — хочет ей новую книжку почитать, то заставит её саму азбуку читать или что-то писать. Потом появилась какая-то строгая тётя, худющая, с очками на носу.

     На нас, кукол, никакого внимания — будто нас нет. И вот посадила она Наташу за громадный чёрный ро­яль и заставила пальчиками ударять по чёрным и белым косточкам (клавиши называются). Наташины пальчики не могли так быстро по этим клавишам бе­гать, как у её мамы. И не получалось маминых краси­вых песенок и танцев, которые мы так любили. Ничего похожего — всё отдельные звуки — тюк-тюк... И не­ужели песенки и весёлые танцы её мамы состоят из та­ких отдельных звуков? И неужели Наташа тоже на­учится так быстро бегать пальчиками по клавишам, как её мама? Мяка говорит: «Научится», — а я не верю. Сколько же терпения надо!!!                                   

    А как весело мы с Наташей кружимся, когда её мама танцы играет! Но это теперь так редко бывает... Жаль... Мне уж даже плакать хочется. «Глупая, — го­ворит Мяка. — Разве ты не видишь, что наша Наташа изменилась, выросла? Мы же учимся, а людям, зна­ешь, сколько всего знать нужно, сколько надо учиться. Вон, капитан корабли водить умеет. Думаешь, он дол­го в куклы играл?» Мяка рассмеялся, и я за ним, когда представила себе, как капитан в куклы играет.

    «Выросла», «изменилась» — какие странные слова. А мы же не растём, не меняемся. А когда Мяка сказал, я и вправду заметила, что Наташа выше стала, и косички ей няня уже длинные заплетает — бантика уже на голове нет, а только на конце косички, и небольшой. А вот няня не выросла, но тоже изменилась, толще стала, и белые волоски на голове появились. А у капитана волос ещё меньше на голове стало. Все они меняются, а мы — нет, почему? Мяка говорит: «Они живые». Да и не только люди. У соседей котёночек какой игрун был, так смешно за бумажкой-комочком бегал. А теперь стал большой кошкой, лежит всё на диване. И спит. Неинтересно

    Мяка говорит, что медвежонок, что ему ногу обод­рал, наверно, в большого и страшного медведя превра­тился. Хорошо, что капитан велел его в зоопарк отдать. Вот пойдём в петербургский зоопарк, может, его уви­дим. Наверно, и не узнать — изменился. Интересно.

    «А ты думаешь, только люди и животные меняют­ся? А заметила, как травка к Пасхе быстро выросла, где кухарка крашеные яйца раскладывала? А бутон­чик... помнишь?., в розочку превратился, а потом ро­зочка завяла и пропала. Вот как все живое изменяет­ся». А жаль, что завяла, лучше бы осталась такой кра­сивой, — подумала я. — И уж не знаю, хорошо, что мы, куклы, не растём и не изменяемся, или плохо? «Хоро­шо, хорошо, — говорит Мяка, — не хочу вянуть, как ро­зочка!» — и смеётся, что сравнил себя с розочкой. И тотчас сочинил песенку:

                                                      Не хочу меняться, 

                                                      не хочу расти, 

Сегодня  исполнилось 103 года со дня рождения писательницы (1909 - 2010)
Екатерины Ильиничны Вощининой.

Спасибо всем друзьям, кто вспомнил об этой дате.
Спасибо всем читателям, кто читает и ждет продолжения публикаций 
повести для детей "Повесть о Шурочке".
Надеемся, что скоро появиться возможность сообщить о новых публикациях, 
посвященных жизни и творчеству Е.И.Вощининой.

[700x525]

Часть первая

МАМА НАТАША

Мишка настоящий, живой

    Матрос Шевченко очень любил мою маму-Наташу и упросил её папу-капитана разрешить для забавы де­вочки привезти в дом настоящего живого медвежонка. Где он его взял? Оказывается, во время отпуска он охотился в лесу и там подобрал сиротку-мишку (его мать-медведицу убили).

    Всё я это услышал на кухне, когда няня с Наташей (я у неё неотступно на руках) пришла за молоком. «Сам-то (это капитан), — сказала кухарка, —  любит животных, а уж дочку ещё больше. Ну как не побаловать девочку! Разрешил держать медвежонка в комнате Шевченко. Но строго-настрого запретил выводить медвежонка из каморки,когда его самого нет. Только при капитане и на поводке». 

    Как Наташа была рада увидеть настоящего мишку, такого смешного Шалуна! Он ей и нам очень понра­вился и казался совсем не страшным, а забавным.

    Но вот однажды пришли мы с прогулки: няня, На­таша со мной и Мякой в коляске. Няня с Наташей раз­ делись и пошли мыть руки, а нас в коляске оставили в прихожей.Слышу, кто-то позвал Шевченко, а дверь в его комнатку выходит в переднюю. Он быстро вышел и не закрыл плотно за собой дверь. 

    Вдруг эта дверь распахнулась, и из каморки выско­чил медвежонок. Теперь без поводка, он мне показался страшным. Шалун-мишка увидел пёстро одетого Мяку и хвать его лапой —поиграть с ним, видно, захотел. А вы знаете, дети, какие у него когтищи?! Вмиг Мяка очу­тился в его страшных лапах. «Ай-яй-яй! Спасите!» — закричала я. Но ведь люди не слышат, не понимают. Мишка поволок Мяку столовую,что рядом.

    А там как раз был накрыт стол — ждали гостей. Я не видела, что там происходит,но услышала страшный крик прислуги и затем звон разбитой посуды. Няня потом рассказывала, что медвежонок вцепился когтя­ми в скатерть, хотел что-то стащить со стола и через минуту уже барахтался под скатертью и всем, что на нём: тарелки с едой, рюмки, бутылки с вином — всё, всё разбилось и пролилось.

   В переднюю, где я оставалась в коляске, вбежал взлохмаченный и сердитый Шевченко (первый раз его таким вижу), таща за собой на полотенце испуганного мишку. Мне их обоих было жалко — воображаю, как им им обоим попадёт! Но Мяка, Мяка! «Что с ним?!» — подумала я.

    А с ним произошла беда: «Мишка разорвал Мяке ногу, — сказала вечером няня. — А уж посуды пере­бил — не счесть!» Наташа заплакала — всех жалко: и Мяку, и Шевченко, и мишку. Мы все притихли — что-то будет?! 

    Надо сказать, что весёлый и смешной Мяка доставлял немало хлопот учительнице. Он на уроке всё время шутил и нас смешил, хотя учился он хорошо, даже лучше Миши, нашего первого ученика.
    Расскажу вам хоть два случая на уроке, когда мы не могли удержаться от смеха, хотя видели, что это учительнице не нравится.
    Сидим мы на уроке арифметики. Всё шло хорошо, пока писали цифры. Но вот начался устный счет. Учительница задаёт задачу: «У меня на столе лежит два яблока. Потом я положила ещё два, а мама принесла ещё одно яблоко. Сколько яблок теперь лежит на столе?» — «Пять», — быстро отвечает Миша. И вдруг Мяка: «Нет, четыре!» — «Почему четыре? Подумай хорошенько, Мяка», — говорит учительница. А Мяка опять: «Четыре, потому что я съел одно».
     Мы смеёмся, а учительница нервно поправляет очки и не улыбается: «Не шали, Мяка, ты мешаешь думать детям». А ещё труднее было удержаться от смеха на другом уроке. Нам объяснили, что такое рифма, и дали пример. «Назовите, — говорит учительница, — мне рифму к слову "чудеса"». Подумав, я говорю: «Оса». — «Правильно, — одобрила учительница. — Ещё кто придумает?» Тамара кричит: «Леса». — «Тоже правильно. А ты, Миша, что молчишь?» Миша мечтательно смотрит в потолок и говорит: «А я придумал целое стихотворение, но в рифму к слову "варенье": "Я люблю варенье и сладкое печенье"». Учительница улыбнулась: «Ну, уж известно, что наш Миша сластёна. Но хорошо придумал». И вдруг Мяка: «Хорошо, но неинтересно. А я придумал про "варенье" такое:

    Но Мяка мог быть и серьёзным, и многое нам пояснял. И откуда он всё знал?! Объяснил он мне также, как тёти продевают ленточку сквозь яйцо, да так, что у них ничего не льётся на ковёр. Вот как: «Надо взять сырое яйцо, проткнуть осторожно иголкой дырочки с двух сторон и сильно дунуть в одну дырку. И вся жидкость выскочит с другой стороны в подставленную чашечку... Тогда и ковёр цел, и яичко пустое для раскрашивания. Ленточку-то и проденут сквозь обе дырочки, и даже можно из жидкости яйца сделать гоголь-моголь с сахаром, если долго взбивать», — закончил Мяка свое объяснение. А Мишка при этом облизнулся. Его уж, конечно, заинтересовал гоголь-моголь.
    А ещё Мяка нам рассказал про Кронштадт. «Это, — говорит, — город-крепость. Он защищает Петербург от нападения врагов с моря (ведь воздушного нападения сто лет тому назад не могло быть), поэтому здесь много военных кораблей с пушками и крепкие стены — крепость, и много военных моряков. Стоит он на острове. Кругом вода, и попасть в Петербург можно зимой на лошадях (машин тогда тоже почти не было, только в Петербурге редко попадались). А стает весной лёд, тогда можно и на лодке, на катере, на яхте».
Вот какой у нас Мяка: и шутник, а всё знает. Мы все его полюбили.

продолжение следует

Часть первая

МАМА НАТАША

Неожиданная встреча

     Наступила весна. И в доме страшная суета. Все чем-то заняты. Наташина мама —покупками, прислу­га — уборкой и чисткой квартиры, кухарка — конечно, выпечкой каких-то больших, высоких, залитых глазу­рью булок («куличи» здесь называются). Тёти собра­ли вокруг себя знакомых ребят и учат их красить яйца. Перед каждым —стакан, в котором красная краска, а у кого синяя, а то и зелёная. И ложечкой они мешают варёные яйца. «Почему оно у меня так долго не кра­сится? — говорит самый младший. — Мешаю, мешаю, а всё розовое». — «Будет и твоё красное, имей терпение», — поучает тётя. А дети постарше кисточками ри­суют на яйцах картинки. Всё это значит, что завтра Пасха, самый торжественный в церкви (и в Марселе тоже) и самый весёлый праздник, ещё и потому, что весна пришла даже и в дождливый Кронштадт.

     А жаль, что эти выкрашенные яйца потом будут разбивать и съедать. А вот тёти умеют сырые яйца проткнуть насквозь, выкрасить, продеть в дырочки ленточку и, сделав бантик, повесить даже на гвоздик, чаще под иконой. Как красиво! «Раз люди так делают, значит и куклам надо», — решила Наташа, в кухне вы­просила яйцо и пришла в кукольный уголок.

     Взяла кукольный зонтик, проткнула яйцо и — о, ужас! — яйцо вылилось на ковёр. Плача, бросилась Наташа к няне, её нигде нет. Бегает, зовёт... Навстречу Шевченко: «Что случилось?» — «Яйцо пролилось на ковёр... Что делать?» — «Можно спасти ковёр, не плачь! — вы­тер липкую лужу, свернул ковёр и ушёл. — Когда вер­нутся родители, всё будет в порядке». И всегда-то Шевченко выручит, какой молодец!

     Но яйца-то с ленточкой не получилось. И как это тёти делают, что жидкость не проливается? И скор­лупка цела? Волшебницы, что ли? Вся эта неприят­ность была забыта после необыкновенной встречи.

     Вечером следующего дня в доме гости. Неинтерес­ные для Наташи и нас — взрослые. Но вот появляется у нас в детской гость, и я ахнула от неожиданности. Это был тот офицер, друг капитана, который на паро­ходе приходил на меня смотреть. Помните? А теперь он пришёл сам с подарком Наташе.

     «Христос Воскресе, Наташенька. Вот тебе ма-а-а-ленькое яичко». И вынимает из чемоданчика громад­ное яйцо, с меня ростом. «Оно открывается, вот смот­ри!» — нажал кнопку и... как вы думаете, кто из него вылезает? — Полишинель!!! Вот так сюрприз! Я страшно обрадовалась, да и он: «А! Модница-нарядни-ца! Как я удачно вылупился из яйца! Да вижу, тут це­лая компания. Всё девчонки? — Нет, вот и Мишка, — привет. Разрешите представиться! И он запел песенку, которую сочинил, сидя в своём  яйце:

Я — месье По-

Я — месье Ли-

 Я — месье Ши-

   Я — месье Нель

     Я — месье Полишинель». Так весело он нас встре­тил. И мы поняли, что с ним не 

Часть первая

МАМА НАТАША

Еще мастер, да какой!

    Через три дня Шевченко, сияющий, с улыбкой до ушей, явился в каюту с помятой

коробкой. Я замерла, лёжа в ней. Будет ли наш строгий капитан доволен ра­ботой

матросов-мастеров? Хорошо ли исправили все беды, которые наделала буря в моём

наряде? Что мач­ту исправили, я уже слышала от матросов, но это дру­гое дело.

    «Ну, как дела с куклой? Так же хорошо, как с мач­той? — спросил капитан. — Не

подвели молодцы и с такой мелочью? — и стал меня осматривать: — Ну, ни­чего. Всё

хорошо, дочка и не заметит».

    Капитан вдруг задумался. Я это знаю, потому что он тогда, глядя в окно, в

рассеянности поглаживал свою лысину: «А кукла-то, видно, любит одеваться (ну как

угадал!), — сказал он. — Вот приедем домой, там мои сестры оденут её по-всякому

— они такие масте­рицы!.. А как ты думаешь, Шевченко, ведь для нарядов нужен

шкафчик, а?» — «Как же-с, ваше высоко­благ...», — обрадовался Шевченко. «Уж не

смастерить ли нам что-то вроде...? Есть у нас в мастерской подхо­дящий материал?»

Шевченко засиял весь и закивал головой: «Есть, есть как же-с. Я хороший товар

загото­вил, когда в Марселе стояли, обязательно надо шкаф­чик сработать, уж как

девочка радоваться будет!» — «Вот как море успокоится, начнём, готовь

инструменты», — сказал капитан и от удовольствия предстоящей работы потёр руки.

     Я была потрясена: капитан, такой важный началь­ник громадного корабля, перед

которым все трепетали, — и будет сам строгать и мастерить из дерева ку­кольный

шкаф! Вот здорово! Он и это умеет!

    Теперь надо ждать тихой погоды. Скорей бы! А ждать нам пришлось недолго. На

следующий день было уже спокойно. «Пошли, поработаем часок, — сказал капитан. —

Там всё готово?» — «Так точно!» — рявкнул Шевченко. Забрали меня в коробке и

пошли.

    Девочки! Чего только я не увидела в тесной комнатушке-мастерской. Сначала —

неинтересное: доски, какие-то щепки, пилы, ножи и всякие инстру­менты... Но зато и

какие прекрасные вещи! Вот, шка­тулочка для драгоценностей блестит лаком.

    Но самое чудесное — кораблик. На нём и мачта с па­русом, и маленькие матросики

в разных положениях: кто бежит, кто стоит навытяжку, а кто лезет по верёвочной

лестнице. Там и спасательные лодочки, и пушки, и крохотные ядрышки в кучке. Чудо!

Всего не рассказать.

    А я сижу на полочке, привязанная, конечно (а вдруг буря), и любуюсь, как ловко

капитан без

Часть первая

МАМА НАТАША

Неожиданные помощники

     Буря утихла. Уже не было страшных ударов в сте­ну. А к качке я даже стала привыкать. Она даже меня усыпляла. Утро следующего дня началось с того, что в дверь вошли с шумом оба моих друга. Громкий голос капитана говорил: «Ну, брат, не до куклы мне сейчас. Принеси-ка мне чего-нибудь поесть да горячего чая. Отдохну часок...» И тяжело повалился па койку, кото­рая заскрипела под тяжестью его грузного тела: «А с куклой уж делай, что найдёшь нужным, чтоб испра­вить урон. Это тебе несломанная мачта».

     Ах, вот что с таким грохотом рухнуло ночью, чуть не проломив потолок, — вспомнила я. — Это сломалась мачта корабля! И мне стало стыдно, что я плакала из-за испорченного наряда. Я решила терпеливо ждать: пусть починят мачту, тогда примутся и за меня.

     Но принялись за меня раньше. После завтрака и долгого пыхтения трубкой капитан захрапел. В дверь тихонько вошёл Шевченко, достал из чемодана короб­ку со мной и куда-то отправился, сам с собой, как все­гда, разговаривая: «С Санькой, Митяем и Лёшей пого­ворю, чего-нибудь придумаем». Пришли в комнату, где матросы живут. Называется «кубрик». Табачного дыма там было столько, что я в коробке чуть не задох­нулась. Но я решила всё терпеть.

     Когда открыли коробку, я увидела трёх матросов. «Ну, показывай, что у тебя за беда». Шевченко осто­рожно распаковал-меня, и матросы выпучили глаза: «Кукла... братцы, смотрите, вот потеха!!!» И все три головы чуть не столкнулись надо мной. «Гляди, гляди, да сработана-то как! И руки и ноги сгибаются. А пальчики-то какие малюсенькие, а как заправдашные! Глаза, вишь, закрывает. А ну, дай-ка!» И все шесть рук стали меня вертеть — мою бедную голову, руки, ноги.

     «Да тихонько вы, сломаете!» — испуганно закричал Шевченко и решительно выхватил меня из рук самою грубого — Саньки. «Да не бойся, не повредим, видим, штука тонкая, — обиделся Санька. — С часами управ­ляемся, не то что...»

     «А чего с ней делать надо?» — деловито спросил другой матрос. «Да вот сапожок совсем разорвался, парик приклеить (так он назвал мои волосы) да как-то причесать, — он застенчиво улыбнулся. — Юбка ото­рвалась, — зашить. Я бы сам, да пальцы у меня, вишь, какие...» — «Знаем, знаем», — отозвались двое.

     И тут я увидела, что у моего бедного Шевченко двух пальцев на правой руке нет. У матросов работа, девочки, трудная, особенно на парусном корабле. Надо по верёвочным лестницам лазать, паруса по­правлять. Вот и сорвался, упал и сломал пальцы. Это уж после один из матросов мне

Часть первая

МАМА НАТАША

Опасный путь

    Быстро шли мы к кораблю, ждавшему у пристани своего капитана. И вот я чувствую, что мы уже на па­лубе, потому что слышу громкое «Здравия желаю, ваше высоко...» Это, видно, матросы здороваются со своим капитаном, а значит, и со мной.

    Вот, чувствую, пришли в каюту (так комнаты на всех кораблях называются).Капитан куда-то заспе­шил, сунул меня довольно небрежно на полку и ушёл. Я уснула, мечтая уже завтра проснуться в объятиях моей первой «мамы». Теперь я понимаю, какая я была глупая — ведь по морю мне предстоял долгий-предол­гий путь. Да еще какой страшный! Вот увидите.

    Но утром меня порадовал мой добрый капитан: он позвал своего друга и помощника, чтобы показать ему меня: «Вот какой подарок везу дочке». Раскрыл ко­робку и даже (мне на радость) отвязал меня, чтобы представить во всей красе. Тут уж я наслушалась вся­ких похвал. Но капитан, как всегда, торопился, сунул меня в коробку, не привязал к донышку моей темницы и верёвкой не обвязал, и оба ушли. Ну, и обрадовалась же я, что лежу так свободно. Но вы увидите, дети, что радоватьсямне пришлось недолго...

     Я проснулась от какого-то страшного толчка. Крышка приоткрылась, и я обнаружила, что свет в каюте погас. Потом опять зажёгся. Ещё толчок с силь­ным ударом в стену, свет опять потух, и мне показа­лось, что я взлетела высоко-высоко и тут же спусти­лась вниз. Грохот и странный скрип становились всё сильней, и с ними взлёты и падения — вверх-вниз, вверх-вниз.

    По коридору за дверью я слышала беготню бесчис­ленных ног, резкий голос, что-то приказывающий. И удары в стену, где было окно. 

    Я поняла: это была буря. Но не такая, как в Марсе­ле, когда волны ударяли в прибрежные скалы и мирно откатывались с шумом. Теперь волны опрокидыва­лись — Боже мой! — на наш корабль и бросали его во все стороны. Я одна в этом ужасе всяких звуков — свист и завывание ветра, удары в стену, стук беготни над головой. Мне страшно, меня бросает в коробке, стукает головой об её стенки.

    Но самое страшное произошло, когда грохот че­го-то тяжёлого, падающего, потряс весь корабль... Меня выбросило из коробки, и я упала вниз, — к сча­стью, на что-то мягкое. Я не знаю, разбилась я или нет — ведь боли я не чувствую. И вот теперь меня ката­ет по полу. «Ай-яй-яй! Спасите!» — кричу. Глупая, ведь никто не услышит. Моё бедное платье! Во что оно превратится! «А волосы растрепались», — подумала я, когда меня на минуту зажало между ножкой стола и стулом. Сейчас меня опять начнёт буря

http://www.ozon.ru/context/detail/id/3095622/

[478x700]

Часть первая

МАМА НАТАША

Начало настоящей жизни

    И настал день освобождения от тьмы, от заключе­ния. Вот как это случилось. Слышу резкий звонок. (В магазин по звонку входят.) Даже я сквозь крышку слышу. Мужской голос требует хозяина. Всего не раз­бираю, но слышу, что говорит кто-то по-русски. (Мы ведь, куклы, понимаем речь на всех языках.) Прислу­шиваюсь, ничего не разберу. И вдруг чувствую, что рука хозяина хватает коробку, в которой я лежу и...  раскрывает её. Наконец, всё слышу и всё вижу. Вот хо­зяин обращается к какому-то важному русскому капи­тану, стоящему у прилавка, и говорит: «Эта кукла мо­жет понравиться вашей дочке. Она, пожалуй, самая красивая из всех». Это я-то!!! Как мне  приятно было слышать его слова! А противный Полишинель всё меня дразнил, что у меня — глаза вылупленные. Ему просто завидно, что у меня большие, а у него — просто пуговицы...

    Но я прислушиваюсь к разговору. «Могу ещё пред­ложить, — говорит хозяин, — вот эту смешную куклу» — и показывает... Полишинеля. «Ха-ха-ха! — рас­смеялся на весь  магазин покупатель. — Какая смешная штуковина! Это тоже может понравиться моей дочке. Шевченко, смотри, вот потеха, не купить ли его?» — обратился он к стоявшему  рядом громадному матросу, одетому так же, как наши французские, только без помпона на шапочке, а с ленточкой.

     А матрос не мог глаз отвести от моего наряда, и мне показалось, что я ему очень понравилась. «Нет, Ваше высокоблагородие, — отвечал матрос несмело, — Ваша дочка может испугаться такой образины. Нос-то ка­кой! Крючком, да красный, что у 

ПОВЕСТЬ О ШУРОЧКЕ

  [478x700]

http://www.ozon.ru/context/detail/id/3095622/

Часть первая

МАМА НАТАША

Кто я?

   Мне больше ста лет. И вы думаете, что я сморщенная старушка и горбатая, как баба-яга? — Ничего подобного. У меня нет ни одной морщинки, держусь прямо, волосы каштанового цвета, но я их не крашу, как дела­ют многие ваши бабушки (и очень правильно). А щеч­ки у меня всегда румяные, глазки блестят. Люблю на­ряды, но, к сожалению, не могу танцевать, а так хоте­лось бы... Да я и ходить-то не умею. Не потому, что ноги болят. Боли я вообще не чувствую, даже если меня уколоть иголкой... А говорить я могу только с та­кими же, как я...

   Вы не догадались, кто я? — Да я же кукла! И за сто с лишним лет побывала умногих девочек, моих «мам», во многих домах, но... в одной семье. Да, да! Как? — вот увидите. Накопилось у меня много рассказов, которыми хочу с вами поделиться. Слушайте же. Родилась я не в России, где вы живете, а во Франции, в городе Марселе. Родилось одновременно со мной несколько кукол и даже один Полишинель. Это то же, что в Рос­сии у вас клоун. Нам было весело смотреть друг на друга, видеть, как нас в мастерской одевают в разные красивые платья. Но моё платьице мне казалось са­мым нарядным: с большим розовым бантом вокруг пояса и с кружевами на плечах.

   Возможно, что вам сейчас и не понравилось бы, ведь теперь другая мода, чем сто лет тому назад. Мы бы, например, не вздумали носить штаны, как теперь носят ваши новые куклы. Да я вижу, что и руки, и ноги у ваших новых кукол совсем из другого материала и могут сгибаться. А у меня тоже могут гнуться, но не так хорошо, и могут даже сломаться. Мне повезло, что у меня были хорошие «мамы», и сломалась я только один раз, и не по вине «мамы». Но об этом после, а пока я  расскажу по порядку.

    Вот живём мы пока без «мам» в мастерской, уже готовые нарядные куклы, болтаем друг с другом, но нас не слышат и не понимают. Но вдруг нас стали раскладывать по коробкам и даже... подумайте... привязывать ко дну коробки и даже... ещё хуже... закрыли крышкой и перевязали верёвкой.

    Какой ужас! Мы лежим в темноте и чувствуем, что нас куда-то везут. «Не бойтесь, девочки! — кричит ещё привязанный и всё знающий Полишинель. — Нас везут в магазин, где будут продавать всяким детям. И вам повезёт, вы