Настроение сейчас - Ой, и наворотила же я...

[400x368]
Ну и ночка сегодня выдалась... Честно говоря, уже и не чаяла это дописать.
Посвящается всем, кто верил, ждал и надеялся! *на пафосе*

Игра со страстью.
Автор: The Great Pretender
Фандом: The shaman king
Жанр: яой, non-con, BDSM, romance
Пейринг: Хао/Йо, Рен/Йо, Хао/Рен
Рейтинг: NC-17 (Хао/Йо), PG-15 (Рен/Йо), R (Хао/Рен)
Summary: Я же знал, что любовь – это игры с огнем. Но как жить без огня, если дождь за окном?
Наутилус Помпилиус «Во время дождя»
Disclaimer: здесь и сейчас от всего отказываюсь. Все шаманчики принадлежат Хироюки Такейи, а я просто так от нечего делать извращаюсь
Размещение: разрешается с письменного уведомления автора и с обязательным указанием меня, как автора данного фика
Предупреждение к 3 части: смерть одного из персонажей!

Часть 3. Кто я без тебя?

Я иду на встречу Солнцу,
Я дышу порывом ветра.
В голове одни вопросы,
И ни одного ответа.
Наконец, все изменилось,
Разделилось до и после.
Я ловлю себя на мысли:
Кто я без тебя?
Глоток дождя пополнит горло.
Я захлебываюсь счастьем,
Я живу, я плачу снова.
Я, как роза на песке, в своей тоске,
В твоей любви я раскрываюсь,
Я дышу, на волоске.
Я потеряюсь без тебя.
Впереди темно и страшно.
Я сильней в своей тревоге,
Я могу, я выну сердце, чтобы осветить дороги.
Я последний или первый?
Я герой или убийца?
Что скрывают мои лица?!
Tokio (Кто я без тебя)

…Йо проснулся быстро и стремительно, словно все его тело опутали невидимые сети, и даже во сне он пытался их сорвать. Однако, резко подскочив в постели, он тут же запутался в одеяле, как в смирительной рубашке. Шаман замер и испуганно оглянулся. Вопреки всему он считал, что все это было ужасным сном: Хао, похищение, секс, темница, воспоминания о Рене и снова секс, хотя скорее это можно назвать грубым насилием. Но теперь весь этот кошмар прочно и вполне основательно укреплялся в его жизни, когда, очнувшись, Йо обнаружил, что спал вовсе не в своей комнате. И кровать, на которой он лежит, не его маленькая и уютная, а огромная, с кованым железным изголовьем, покрытая кровавыми тканями.
Обстановка всей комнаты выполнена в золотисто-красных тонах. Обои в багряно-желтую полоску, малиновые занавески на окнах, бежевый диванчик и кресла, осиновые письменный стол, шкаф и небольшая прикроватная тумбочка, а также огромный камин из золотистого кирпича. По обстановке и цветовой гамме помещения можно было догадаться, что эта комната, без сомнения, принадлежит Хао. Йо вспомнил, как где-то читал, что сочетание красного и золотистого обозначают страсть и похоть. Тогда это точно цвета для его брата.
Йо попытался присесть в постели, но его неосторожное движение отдалось ноющей болью во всем теле. Никогда прежде он не чувствовал себя, настолько порочно использованным, что об этом напоминает каждый даже самый потаенный уголок собственного тела. Как это унизительно ощущать себя сексуальной игрушкой в чьих-то руках, хотя почему в чьих-то, у его владельца есть имя, и если задуматься очень красивое и звучное имя, в звучание которого при желании можно вдохнуть шелест весеннего ветра. Сейчас же Йо жутко хотелось сплюнуть всю эту завораживающую красоту имени «Хао» в лицо его обладателя. Черт бы его побрал вместе с его именем!
По комнате гулял легкий ветерок, игривый и невесомый, он бесцеремонно врывался внутрь через приоткрытое окно и задорно колыхал длинные занавески. Вдохнув отголоски слабого порыва свободы, Асакура прикрыл глаза; тело, словно ватное упрямо отказывалось слушаться своего хозяина. Йо и не представлял, скольких сил может стоить один такой простой, и, как казалось, привычный жест, которым он день изо дня откидывал одеяло. Но шаман твердо решил, что бесполезно оттягивать неизбежное, боль никуда не уйдет, ни физическая, ни душевная. По крайней мере пока… А если не можешь изменить что-либо – смирись и терпи, пока остаются последние силы, так он сам для себя решил.
Йо резко подался вперед и присел на кровати. В глазах быстро потемнело, голова неумолимо закружилась, тошнотворный ком застрял в горле. «Это пройдет.- Уверенно произнес про себя юноша, как жизненно необходимую установку.- Сейчас это кончится». В конце концов, ведь все когда-нибудь заканчивается… Йо оттолкнулся от края постели и неуверенно встал на ноги, однако тут же рухнул обратно на простыни. Капли крови стали достойным дополнением узора на светлой ткани, шаман в отчаянии ударил сжатым кулаком по матрацу. Что это, черт возьми?! Стресс, переутомление, последствия насилия, а может, передозировка чужим фуриеку – звучит неописуемо глупо, но ведь возможно. Хао просто не рассчитал силы, когда приводил его в чувства. Сволочь! Специально выбрал этот изощренный метод, заранее зная, что вряд ли какой-либо шаман сможет без серьезного вреда здоровью принять в себя такой уровень духовной энергии. Ублюдок! Как он только посмел проникнуть в него так глубоко, так основательно?! Йо сплюнул кровавым месивом из собственной слюны и желчи. Так непередаваемо отвратительно ощущать его присутствие в голове, в душе, во всем теле – повсюду, словно все твое существо превратилось только лишь в тонко настроенную антенну на одну ненавистную станцию. Он не вещь в руках Хао, которой тот может распоряжаться, как ему заблагорассудиться, опечатать, как свою собственность, оставить на нем метку греха, он – человек! Человек! Человек! Человек… Слово беспрестанно вертится на языке, повторяясь раз за разом, пока Йо не замирает в оцепенении. Человек, который сам подписался быть игрушкой своего брата… Человек ли он теперь?..
Сегодня Асакура всерьез задумался о том, что самопожертвование – все же не лучшее из человеческих качеств. Многие утверждают, что отречение в пользу других – это великая сила, данная только избранным, а что, если это всего лишь постыдная слабость, которую мы вынуждены принимать, не находя в себе сил для дальнейшей борьбы? Самопожертвование, как красивое с предельным вкусом выполненное самоубийство, а почему бы и нет? Поэтому сейчас больше, чем когда-либо Йо ненавидит себя за предательское тщедушие. Он все еще слаб!.. Он так и не смог стать сильным!.. Он никогда не сможет до конца избавиться от греховного огня внутри себя…
…К вечеру у него началась лихорадка…
***
…Хао Асакура тенью пронесся по длинному коридору, изредка шелестя в воздухе подолом привычного пончо – маскарад, устроенный специально для брата, благополучно окончен, теперь он снова может быть жестким властителем. Еще одной приятной новостью для Асакуры стало то, что у него наконец-то появился четкий план, отчего на губах невольно змеилась торжествующая усмешка. Жизнь без плана – что за вздор! В конце концов, нужно точно планировать каждый свой шаг, этот урок огненный шаман усвоил слишком давно и, к счастью, довольно прочно, чтобы теперь в самый ответственный момент пустить все дело на самотек. Немного торопливый шаг, не привычный в сравнении с его обычной плавной, исполненной превосходства, походкой, руки, изредка, сжимающиеся в кулаки, потемневшие, кажущиеся матовыми от недостатка бликов, радужки глаз – все выдает в нем с новой силой вспыхнувший азарт большой игры. Он все продумал, все до мелочей, на этот раз Йо не удастся его провести и вывести из себя. Если только…
Хао замирает на полушаге, смерив изучающим взглядом дверь в собственную комнату, в груди вспыхивает что-то, отдаленно напоминающее жалость. Но острый слух шамана тут же улавливает послышавшиеся из-за двери сдавленные стоны, легкий скрип матраца и хриплые проклятия, посланные в его адрес. Как это мило – Хао улыбается уголками губ, слегка скаля зубы. Внезапное, совсем не нужное сейчас, чувство благополучно улетучивается. Оно и к лучшему.
-Бедный мальчик, как жаль, что ты не знаешь всех секретов «Чоу Сенжи Раккецу». Но, в конце концов, никто и не обещал, что игра будет честной.
Появившаяся недавно глупая привычка разговаривать с самим собой раздражает Хао не меньше, чем продолжительное бездействие. Она чересчур сентиментальна, и слишком безжалостно облачает все его скрытые слабости.
Круто развернувшись, Хао минует коридор и, распахнув дверь, выходит на улицу, никаких «если», прочь любые сомнения, он намерен выиграть…
***
На этот раз Йо проснулся на удивление медленно, туманные так и не разгаданные грезы с трудом отпускали его из своего царства притягательного обмана. Сон без сновидений, что может быть лучше в его случае, за исключением вечного забытья, разумеется... Он засыпал и просыпался снова и снова, словно в тяжелом бреду, в приступе белой горячки, ничего не помня и не желая помнить. Пожалуй, только сохранявшаяся вокруг необычайная, скорей могильная, тишина, утопающая в царящем мраке, могла его понять. День, ночь – все перемешалось в голове младшего Асакуры, он давно и слишком безнадежно потерял счет времени, проведенному здесь в заточении. Лишь одно ощущение во всем этом бешеном водовороте несбывшихся мечтаний и жесткой реальности было не поддельным: к юноше не сразу пришло осознание того, что кто-то мягко гладит его по голове, трепетно перебирая непослушные волосы. И прежде, чем происходящая картина смогла проясниться в сознании Йо, он с такой неподдельной, но все же прозвучавшей беззащитно, злостью прошептал:
-Ублюдок…
На секунду рука замерла, а Хао напрягся. Пальцы помимо воли грубо сомкнулись на чересчур длинной пряди, выпадающей из спутанной челки, разметавшейся по подушке. Йо буквально оцепенел, вжавшись в постель, мимолетно пожалев о своей несдержанности, которая в данный момент могла стоить ему очень и очень многого. Однако также неожиданно пальцы милостиво разжались и лишь плотнее запутались в густых волосах, когда младший шаман сильнее сжав зубы, пытался унять неотвратимо наступающую дрожь. Хао с неприсущей ему нежностью очертил контур лица брата самыми кончиками пальцев, словно проигнорировав его последнее высказывание, осторожно неощутимо потянул каштановую прядь на себя, неспешно подаваясь вперед. Смеженные веки Йо вздрогнули, как только он ощутил горячее дыхание, заставляющее его кожу бархатиться и наливаться насыщенным румянцем, всего в нескольких сантиметрах от своего лица, слишком близко, чтобы сохранять прежнее самообладание. Хао нагнулся еще ближе, и его губы коснулись мягких волос шамана – просто красивый, галантный поцелуй, продлившийся чуть дольше, чем положено классическими правилами приличия. Старший Асакура встал с постели и улыбнулся одними уголками губ. Он сам не мог точно объяснить причину своего неожиданного веселья. Похоже, эта партия все же осталась за ним: игра Йо могла бы убедить кого угодно, возможно, даже его, если бы только не судорожно сжавшие простыни дрожавшие пальцы.
-Шах и мат, Йо.- Прошептал Хао, беззвучно растворяясь в серебристой дымке.
-Шах и мат, Хао…- Почти неслышно повторил Йо, переворачиваясь на спину, медленно выпутываясь из плена, овладевшей им иллюзии.
Исчерпывающе, опустошенно, обвиняющее… Во второй раз фокус уже не прошел. Обмануть самого себя оказалось невозможным. Ему, действительно, хотелось произнести совсем другое. Всего одно чертово имя!.. Йо резким движением перевернулся обратно, судорожно вцепившись в край подушки. Жаркая волна накрыла его, словно лавина, сошедшая с ледника. Он до боли сжал в зубах ткань подушки, чувствуя во рту привкус скользкого шелка и воздушного наполнителя, чтобы молчать, не проронить ни звука, он не произнесет это имя даже в тишине. Не зная, где край сна и начало той неприглядной реальности, в которую он сам себя загнал, Йо желает лишь одного - и дальше обманываться. Пожалуйста, хотя бы еще немного этой сладкой лжи …
…А пожирающий жар все усиливался…

***
Хао всегда находил в этом жуткий интерес: терпеливо отыскивать, внимательно изучать, а затем снова прятать, только на этот раз в закоулках собственной памяти, чтобы кто-то другой уже наверняка не смог проделать то же самое. Будь то изучение древних рукописей и манускриптов, изобретение нового заклинания или же любовная игра, огненный шаман предпочитал во всем идти до конца, используя любую доступную информацию и любые действенные методы. Так и сейчас, он резко выдвинул на себя полку комода, не закрепленная с другой стороны, она безжизненно рухнула на пол, добавляя последний штрих в картину общего беспорядка. Шаман неспешно присел на колени, лениво разбрасывая вывалившуюся наружу одежду. Блузки всевозможных цветов, яркие платья и сарафаны, нижнее белье, обильно украшенное прозрачными кружевами, и аккуратные пиджачки – Асакура поморщился. Его сейчас стошнит от всей этой гадости! В сердцах пнув громоздкий будуар, одним движением смахнув со стола многочисленные тюбики и баночки косметики, так что всю комнату заволокло плотной дымкой пудры, Хао, тяжело дыша, уставился в зеркало на собственное хмурое отражение. Это начинало ему надоедать. Огненный шаман направил свой испытующий взгляд на скукожившуюся на диване надломленную в оцепенении фигурку девушки. Надо отдать ей должное даже в ситуации, подобной этой, Киояма старалась не терять своего обыденного самообладания. Во истину «железная леди». Неуместно вздернутый вверх волевой подбородок, горящие яростным блеском черные глубины глаз, страх, сжимающий в конвульсиях все тело, выдаваемый за дрожь негодования – все это веселит лишь до известной поры, опасная грань слишком близко, но, к сожалению, Асакура обещал себе быть великодушным. Небрежно раскидывая носом ботинка стелющиеся по всему полу голубые бусины – как след героической, но, по мнению Хао, все же совершенно глупой и бессмысленной битвы, Асакура вплотную приближается к девушке, продолжающей вызывающе демонстрировать свою непоколебимость.
-Пожалуй, ввиду последних событий, - Снова начал Хао, обросив невинным взглядом картину всеобщего разрушения.- Ты не вполне уловила смысл моего вопроса. Что ж, я повторю еще раз: что ты думаешь об интересных отношениях, сложившихся между Тао и твоим милым женишком?
Скованная древним заклятием, Анна не могла пошевелиться, однако продолжала хранить гордое молчание. Внешне невозмутимый, Хао с трудом сдерживался оттого, чтобы не свернуть этой выскочке ее жилистую, надушенную отвратительными цветочными духами, тонкую шею. Он успокоил себя мыслью, что разыграй он партию, как было запланировано, эта девчонка ответит ему за все.
-Строишь из себя наивную дурочку, ну и славно, эта роль идет тебе куда больше. – Осклабился Асакура, с удовольствием свергнув на пол наляпистый светильник, еще недавно возвышавшийся на прикроватной тумбе. Анна вздрогнула, в нелепом жесте подтянув ноги.
В конце концов, должно же быть хоть что-нибудь… Зная настырную Киояму, можно легко себе представить, насколько дотошно она обыскала комнату своего жениха сразу после его таинственного исчезновения. Предположить, что она на все покорно закрывала глаза – было бы абсурдом, тут даже слепой заметит, значит улики все-таки есть, и Асакура их обязательно найдет, как заветный джокер в своей карточной игре на человеческие судьбы.
Бред, когда люди утверждают, что можно читать чужие мысли. Мысли человека, а тем более шамана, проносятся в голове со скоростью света, и их невозможно считать, как рентгеном, чтение мыслей, если уж так угодно выразиться – скорей похоже на улавливание чувств и чужих ощущений. Это весьма тонкая, по-своему ювелирная работа, один просчет, и человек навсегда лишится рассудка. Однако в данной ситуации это пункт волновал Хао меньше всего. Главное, что игра стоила свеч, а подобные сентиментальные отвлеченности редко трогали сердце огненного шамана.
Измученное, изнуренное сознание медиума довольно быстро распахнулось под жестким натиском, словно врата заветного Эдема. Хао даже нашел в этом долю извращенного удовольствия, в покорности и полном подчинении, как ни как Киояма прежде славилась своим умением проникать в чужие мысли, в чем-то это их даже роднило, хотя, разумеется, ей всегда было далеко до уровня мастерства огненного шамана. Очередная, пусть даже и шуточная, победа над ней заставила сердце в груди радостно подпрыгивать и изнывать от ощущения превосходства.
Признаться, Асакура даже не задумывался о том, что он ожидал здесь увидеть, он просто бездушно препарировал ее душу. А в этом деле, как известно, чувства ни к чему. В первую же секунду мысли Анны показались ему смешны в своем вызывающем абсурде: проскальзывающие панические нотки, упрямо сменяемые холодной выдержанностью, чтобы лишь сильнее углубить этот неподвластный ей страх, тончайшими иглами пронзающий сердце. Как же она жалка! Хао разочарованно отводит взгляд. И это ее, какую-то никчемную девчонку он некогда считал за соперницу? Как же это было надуманно, опрометчиво и глупо.
Но он обещал быть великодушным – Хао доставляет удовольствие мысль, что ему приходиться напоминать себе об этом послаблении, иначе бы он подумал, что начал меняться…
Пожалуй, имеет смысл погрузиться в ее сознание еще чуть глубже. Огненный шаман размеренной походкой приближается к девушке, довольно грубо вздергивает ее голову, положив пальцы на виски, мигом ощущая сбивчивый пульс своей жертвы. Губы сами собой повторяют текст древнего заклинания, пальцы сильней вжимаются в ее влажную, похолодевшую кожу, и из груди Киоямы вырывается задушенный всхлип, нечеловеческим усилием она подается всем телом назад. Занимательное упорство, но совершенно бессмысленное. Хао хладнокровно дергает ее на себя, и поверженная, сломленная, Анна затихает, спрятав лицо в складках плотного пончо.
-Так-то лучше.- Презрительно заключает Асакура, издевательски, с обманчиво-отеческой заботой поглаживая ее растрепанные волосы.
В череде проносящихся перед его мысленным взором образов Хао пытается выцепить интересующие его моменты. Осорезан, встреча с Йо в больнице после неудачного боя с Тао, нескончаемые тренировки юного шамана, наставления перед Турниром, победа над его Шикигами – забавно, но это все пустое. Асакура закрывает глаза, глубокая морщинка пролегает между его бровей, ему нужно проникнуть в самые сокровенные воспоминания. Память Анны вертится перед ним, словно перематывающаяся назад кинопленка. Внезапно перед глазами Хао промелькнул Йо, моющий посуду, и стоящий неподалеку Рен… Стоп. А это кажется уже что-то довольно интересное.

Йо старательно натирает кастрюлю, что-то весело насвистывая себе под нос, Рен, как всегда собранный и серьезный, лениво опирается о столешницу, выжидательно скрестив руки на груди. Где-то вдалеке раздаются звуки работающего телевизора. Тао напряженно прислушивается, но, похоже, Анна серьезно занята просмотром очередной мыльной оперы.
-Йо,- Довольно резко произносит китаец, так что тот вздрагивает и мигом оборачивается.- Я тебя не понимаю.
-Что?- Удивленно вопрошает Асакура, воззрившись на Рена так, будто только что его заметил.
-Я не понимаю тебя, Йо.- Терпеливо повторяет Рен, устало прикрыв глаза.- Неужели тебе все это нравится?
-Нравится что?- Повторно интересуется Йо, отразив на лице еще большее смятение.
-Асакура, оставь свою тугодумность на другой раз!- Начинает выходить из себя Рен, вскинув на Йо пронзительный взгляд искрящихся золотистых глаз.- Я обо всем этом! Неужели тебе нравится всегда слушаться ее глупых приказаний?! Она же тебя использует!- Продолжает Тао, сбившись на шипящий, угрожающий шепот в опасении, чтобы их не услышали.- Турнир прерван, и сейчас ты не нуждаешься в ее тренировках!
-Ах, ты об этом.- Глубокомысленно произносит Йо, опуская взгляд на мокрую кастрюлю, зажатую в руках.- Это не было моим выбором.
После этих слов Рен презрительно фыркает, раздраженно поведя в сторону плечом. Йо покорно ждет дальнейшей его реакции, на полу у ног шамана начинает собираться небольшая лужица из капель, падающих с хромированной поверхности кастрюли. Молчание затягивалось: Асакура, замерев в довольно забавной позе, устремил испытующий взгляд на затихшего друга, Рен, прищурив глаза, направил свой невидящий взор в окно, вода с плеском продолжала скапливаться на полу. Пока Тао вновь не возобновил прерванный разговор уже спокойным, почти ледяным тоном.
-Если ты не в состоянии сам за себя решать, к чему все эти отношения между нами? Если тебе так удобно быть ведомым, почему бы тебе не продолжить так жить и дальше? К чему тебе отягощать свою спокойную жизнь, в конце концов?!- На более высокой ноте закончил Рен, наконец, повернувшись к Йо и смерив его оценивающим взглядом.
Асакура глубоко вздохнув, положил на раковину давно высохшую кастрюлю, и улыбнулся Рену своей самой обезоруживающей улыбкой.
-Наверное, ты как всегда прав.- Проговорил Йо миролюбивым тоном, приближаясь к Тао.- И, возможно, порой я не умею принимать сложные решения самостоятельно. Пожалуй, я безответственен и не собран.
-Еще бы.- Уязвлено вставил Рен, нарочно стараясь избегать взгляда Асакуры, заранее понимая, что не сможет сохранить даже остатки своего надувного спокойствия, если будет и дальше смотреть в эти глубокие и такие искренние глаза.
-Но я уверен в одном,- Твердо продолжил Йо, кладя руки на стол по обе стороны от Рена, чувствуя, как тот напрягся от этой пугающе-интимной близости.- Ты – мой единственный выбор, в правильности которого я никогда не буду сомневаться.
Сами собой, повинуясь нахлынувшим чувствам, руки Йо оказались на горящих щеках Рена. Губы мягко, кротко и неописуемо нежно коснулись строго сжатого рта китайца. Рен не долго смог сопротивляться, вся его старательно возведенная стена отчуждения рухнула в одно мгновение, как только руки Йо скользнули вниз по шее, а язык вырисовал соблазнительную дугу на его верхней губе. Неистово подавшись назад, так что со стола попадали какие-то приборы, Тао со страстью вцепился в волосы шамана, потянув его на себя, принимая свою безоговорочную капитуляцию. Йо улыбался своенравности своего любовника, послушно втягиваясь в еще более горячий поцелуй. Пальцы Асакуры на удивление ловко справились с пуговицами пиджака, губы скользнули по изящно выгнутой шее китайца, ладони ласково проследили контуры тяжело вздымающейся груди.
-Асакура, бака!- Грудным голосом прошептал Рен, уже почти забывая обо всех своих домыслах и такой глупой обиде.- У тебя же руки мокрые…
Йо довольно хихикнул, углубляя свои исследования, вслушиваясь в сбивчивый, несвязный и забавно угрожающий шепот Тао, который в конце все равно рассыпался на нежные вздохи и мягкие стоны.
Шаманы едва ли расслышали удаляющиеся шаги, и щелчок закрывшейся двери в комнату Киоямы…

Хао отшатнулся от девушки, тяжело дыша. Изнеможенная Анна тряпичной куклой осела на диване. Огненный шаман схватился за голову, попутно оперевшись рукой о стол, иначе бы он точно упал. Его невообразимо мутило, где-то под сердцем тянула давнишняя боль, а по сосудам растекалось чувство, подозрительно похожее на обиду или ревность, а может, на то и другое вместе. Слишком застарело и вместе с тем так привычно знакомо, будто тебя вновь предали, растоптав все чувства, выпотрошили наизнанку все твое нутро и оставили корчиться в собственной беспомощности. И даже Хао далеко не сразу смог умерить панический галоп собственного сердца и справиться с невыносимой резью в глазах. Когда же Асакура, тяжело оттолкнувшись от столешницы, снова приблизился к потерявшей сознание Анне, перед его мысленным взором до сих пор стояла глубоко ненавистная картина, когда-то неосторожно подсмотренная Киоямой на кухне. Хао никак не ожидал найти себя не готовым, не предполагал, что прошлые, застарелые раны могут открыться вновь, он попросту не мог позволить себе проявить никчемную слабость хотя бы еще один жалкий раз.
Слегка дотронувшись до виска, огненный шаман почувствовал на пальцах теплую влагу, поднеся ладонь к лицу, он предсказуемо улыбнулся испачкавшей его руку крови. Красных разводов на коже оказалось достаточным для отрезвления, и с задумчивым видом приложив указательный палец к губам, Асакура будто и вправду ощутил глоток живительного пробуждения. Эти руки по локти запачканы невинной кровью, какое право их обладатель имеет страдать из-за собственных мелочных переживаний, раз и навсегда оправдав эти убийства высшей, благородной целью.
«Только слезы могут смыть всю эту кровь,- думает Хао, скользя пространным взглядом по контурам разрушенной комнаты.
И вместе с тем он каким-то абсолютно новым взглядом взирает на бесчувственную Анну, словно вмиг прозрев, снизойдя с вершин собственной неуемной гордыни до ее такой близкой и слишком простой человеческой боли, известной каждому. Ровные ручейки слез струятся из-под подрагивающих ресниц девушки. Чистая, прозрачная, непорочная влага, к которой так и тянет прикоснуться осторожным и завораживающе медленным жестом. Хао задумчиво касается кожи медиума, несколько мгновений задерживая руку на ее похолодевшей щеке. Слезы Анны слегка теплые на ощупь, как слезы многих других людей, как и его собственные, давно отвергнутые и забытые, от них пахнет морской водой, и, смешиваясь на руке с засыхающей кровью, они разбавляют этот насыщенно алый цвет жестокой смерти. Огненный шаман снова вскидывает взгляд, на щеке Анны остался розовато-грязный след его крови. Капля слезы в луже крови и пятно крови в пелене слез, словно инь и ян.
Асакура нежно притрагивается к щеке девушки, большим пальцем вытирая остатки слез, и не изменившись в лице, резко отводит руку в сторону и с силой ударяет. Хлесткий звук пощечины повисает в воздухе, Киояма безжизненно поводит головой в сторону, с трудом размыкая отяжелевшие веки. Хао морщится от собственной неизящной грубости, просто ее забытье в данной ситуации – непростительная роскошь, как и пророненные слезы, напомнившие Асакуре о том, что он не хотел бы вспоминать.
Огненный шаман благосклонно приседает перед девушкой на колено, и, оказавшись на одном уровне, доверительно кладет ладони на ее виски. Анна отворачивается в попытке отвести его руки, но Хао властно направляет ее к себе. Две пары обсиданово-черных глаз, воззрившихся друг на друга, один и тот же туннель общей внутренней боли.
«Где он?»,- ровным голосом спрашивает Хао.
Анна затравленно качает головой, не сводя взгляда с собственного отражения в глубоких глазах огненного шамана, заранее осознавая, что может последовать за ее отказом, готовясь и понимая, что к такому нельзя подготовиться… Асакура терпеливо прикрывает глаза и кладет руки на щуплые девичьи плечи, слегка их стискивая.
«Где он?»,- снова повторяет огненный шаман с той же интонацией. Но его голос, словно клинок, беспощадно пронзает ее сознание, и ему просто невозможно не поддаться.
Киояма беспомощно трясется в его руках, шумно сглатывает, пытаясь удержать рвущиеся слезы и, наконец, робко выбрасывает правую руку вперед, неопределенно махнув в сторону платяного шкафа. Асакура тут же подрывается с места. Секундное замешательство сменяется уверенными действиями. Уперевшись руками в массивную стенку, Хао с протяжным стоном отодвигает шкаф в сторону. Его взору открывается обычный кусок стены с едва различимыми контурами потайного отверстия. Мягко коснувшись пальцами тонких щелей, огненный шаман охотно надавливает на небольшую дверцу, и она легко поддается. Внутри Хао довольно быстро находит древнюю шкатулку, испещренная магическими письменами, она шипит и дымится в его руках, но стоит Асакуре велеть ей открыться, как светлая печать покорно исполняет его прихоть. Внутри огненный шаман не без удивления обнаруживает остатки крупных белых бусин, некогда призванных в этот мир, чтобы остановить его. Какая ностальгия… Рядом Хао находит маленькую деревянную лошадку, каких обычно вырезают дети на уличных ярмарках. Игрушка лучится светлой энергией, от нее исходит невероятная духовная мощь, и стоит Асакуре прикрыть глаза, как он, кажется, различает образ десятилетнего Йо, с усердием вырезающего из бесформенной деревяшки эту самую лошадку. Приятная шероховатость дерева ласкает ладонь, и неожиданно необъяснимое тепло и спокойствие разрастается в груди Хао, подминая под себя остальные бессмысленные чувства, словно эта фигурка была сделана для него, словно только он занимал все мысли младшего братца, с усердием изготавливающего эту, по сути, безделушку, словно та широкая, по-детски наивная улыбка насквозь прожгла его сердце. Счастливая, красивая улыбка, которую ему никогда не увидеть… Которая никогда не будет предназначена ему, но призрачным укором проследует за ним повсюду.
Внезапно Хао оживляется, заметив среди прочей безделицы сверкающую крупицу. Резким движением сбрасывая с себя оковы задумчивости, он выхватывает со дна шкатулки блестящий кулон. Бинго!
Теперь он, наконец, нашел то, за чем, собственно, сюда и явился. Что же теперь?..
Асакура медленно разжимает пальцы и роняет шкатулку на пол, потеряв к ней всякий интерес. Долгожданная находка надежно спрятана в карман пончо. Хао неспешно оборачивается к Киояме, и если бы он хотя бы на секунду усомнился в собственной хладнокровности, то непременно бы понял, что медлит, оттягивает тот момент, который неотвратимо должен наступить, потому что не знает, потому что не может…
Анна смотрит на него выпученными, покрасневшими, опухшими глазами, она не моргает, отчего ее взгляд становиться еще безумней. Она неуклюже подносит ладони к лицу и несколько мгновений удивленно смотрит на них, словно силясь что-то различить, а затем утыкается в них носом, шумно вдыхая воздух. Ее короткий, почти случайный, вздох перерастает в протяжный, низкий стон, и срывается на гортанный, сродни звериному, рев. Она сама не заметила, как осела на пол; костлявые девичьи колени ударились о твердую поверхность, и беспомощно разметались полы сарафана. Анна медленно легла на холодный пол, она чувствовала себя такой никчемной, брошенной и несчастной. Но слез больше не было, глаза кололо от палящей сухости. Опрометчиво позволенные слезы смыли остатки ее гордости, сил, внутреннего духа. Все ради чего она жила было потеряно. С детства она знала, что должна выйти замуж за Йо и стать частью великой династии Асакур, но сейчас… Сейчас она потеряла смысл всей своей жизни. Отныне Анны Киоямы не существовало….
Хао зажмурился, и сделал несколько четких шагов по направлению к выходу. Он не мог больше изображать высокомерное безразличие, не мог и дальше играть с ней, это было бы слишком подло, даже для такого мерзавца, как Асакура. Не устояв, дрогнув, огненный шаман позволяет себе оглянуться, достигнув самого порога. Ему незнакомо сострадание, но если то, чувство, которое заставляет его сейчас с пугающей частотой жмурить глаза и поджимать губы, именуется именно так, то да, пожалуй, он ей сочувствует.
Асакура выходит из дома, плотно закрывая за собой дверь, будто, надеясь, заточить там все свои чувства и воспоминания о произошедшем. Прохладный вечерний воздух впивается в его непривычно раскрасневшиеся щеки, подхватывает складки пончо и, забавляясь, шевелит их на ветру. Грудь шамана часто вздымается под плотной тканью, Хао дышит глубоко, жадно глотая кислород, словно все это время находился в вакууме.
Он отшатывается от порога на нетвердых, едва слушающихся его ногах. Тяжелая поступь ботинок отдается звенящими в висках ударами сердца. Любовь и вправду убивает, теперь он это знает, он сам видел. Наверняка, она его любила, как и многие другие, как и…
Асакура слегка запинается и неловко останавливается, его движения выглядят бесчувственно марионеточными. Не обернувшись, Хао поднимает вверх правую руку. Жалость, сострадание, сочувствие – называй это как угодно, но это чувство тоже опасно, оно уничижает человека, раздавливает в нем достоинство, оно тоже по-своему жестоко, впрочем, как и весь этот мир.
Щелчок пальцев выглядит наигранно спокойным и хладнокровно отточенным, но он ощущается, словно удар под дых. Хао минует лужайку, более не останавливаясь и не бросая даже короткого взгляда на прикрылечную траву, занимающуюся пожаром. Огонь с жадностью облизывает деревянные стены, набрасываясь на них и безжалостно терзая. Возможно, таково сострадание огня.
В другой раз огненный шаман обязательно бы заглянул в глаза своей жертве, насладился бы своей силой, убил бы без сожаления, и не испытал бы ничего, кроме привычного вполне делового удовлетворения. Но только не здесь, только не сейчас. Легко убить, не видя, не испытывая собственные нервы на прочность, будто случайно щелкнуть пальцами и забыть о том, что ты повинен в чьей-то гибели. Пожалуй, сегодня он позволит себя эту небольшую слабость.
Он удаляется вниз по дороге вместе с закатывающимся за горизонт расплавленным золотым диском. Асакура силится не вспоминать выражение глаз медиума, таких потерянно пустых и безжизненно отвергнутых. Навстречу ему проносится вопящий кортеж скорой помощи и пожарной, вздымая за собой столбы пыли и сорванной порывом ветра осоки. Он останавливается на несколько мгновений и провожает их отстраненным взглядом до следующего поворота. Заставить свои губы изогнуться в кривой усмешке оказывается не так уж и трудно, хотя и немного болезненно: потрескавшаяся от недавнего удара Шикигами кожа в самом уголке рта неприятно натягивается. Но Хао не боится боли, так же, как он не боится смерти, наверное, он боится лишь одного… Когда-нибудь оказаться на месте Киоямы… И от этой мысли его пальцы погружаются глубже в карман и сильнее впиваются в деревянную лошадку.
…Прибывшие на место пожарные едва ли могли что-либо сделать, неистовое пламя буквально на глазах поглотило здание старенькой гостиницы, окружив его плотным, непробиваемым, огненным кольцом. Под непосильным натиском стены сложились, словно картонные, вызвав крики ужаса в толпе собравшихся зевак. Просевшая крыша, рухнула вниз, потянув за собой пристроенную мансарду. В воздух взметнулся столб яркого пламени, а вместе с ним из-под завалов выпорхнул подпаленный красный платочек. Он свободно и легко взвился ввысь и, подхваченный порывом ветра, устремился вдаль, чтобы где-нибудь упасть на холодную мостовую и погибнуть истерзанным колесами автомобилей. А пока… А пока он будет парить, высоко и изящно, словно сказочная красноперая птица.

***
Тао с силой ударил ногой о боксерскую грушу, потом стремительно обернулся, сделал выпад и ребром руки поразил еще одну цель. Сегодня он тренировался с особым неистовством. Взволнованный чересчур высокий голос Анны, позвонившей ему несколько дней назад, вывел его из состояния привычного ледяного спокойствия. Киояма была не на шутку испугана, Рен же старался ободрить девушку, обещая найти пропавшего Йо. Наверное, его интонации по телефону звучали наигранно незаинтересованно и как всегда самоуверенно, но, в конце концов, должен же кто-нибудь в подобной ситуации сохранять хотя бы видимость хладнокровия. И сейчас он пытался унять свое волнение довольно привычным способом. Как его лучший друг и глава клана Тао, он послал отряд лучших шаманов на поиски и обещал Анне приехать лично через несколько дней, если Йо не найдется, как любовник, он чувствовал острое желание самому найти проклятого японца и в лучшем случае сломать тому несколько ребер или ноги, чтобы треклятый Асакура больше никуда не смог от него уйти, заставляя беспокоиться. Рен остановился, стараясь перевести дыхание. Оголенный торс уже давно покрылся испариной, темно-фиолетовые волосы тоже взмокли, отчего длинная челка прилипла к выступающим скулам. Тао раздраженно откинул с лица мешающиеся волосы. Этот Асакура всегда умудрялся попадать в самые невообразимые ситуации. Он всегда стремился кого-то спасать, но Рен считал, что зачастую приходится спасать самого Йо. Когда он вернется, нужно будет снова немного покричать, снова возвести в глубинах янтарных глаз непробиваемый ледяной щит, и сделать надменный вид, не принимающий никаких запоздалых извинений. А затем просто наблюдать за действиями своего возлюбленного, как заискивающе он будет пытаться поймать холодный взгляд китайца, как его губ коснется виноватая улыбка, а в глазах появится сожаление и истинное раскаяние. Однако когда он начнет эмоционально, как всегда, объяснять суть сложившейся проблемы, Тао уже не станет его слушать. Он лишь сильнее прижмет тело любовника к себе, страстно поцелует, а тот ответит ему, понимая, что его извинения более чем приняты.
Но мысли Рена резко оборвались, словно стремительно разбились о внезапно встретившуюся на пути преграду. А что, если с Йо действительно что-то случилось? Китайский шаман протестующе замотал головой из стороны в сторону, отчего непослушные пряди темных волос снова опали на лоб. С Асакурой ничего не могло случиться, с такими, как он, никогда ничего не случается. С Йо все хорошо, он просто исчез на время, сбежал, безответственно и эгоистично, даже не задумавшись о чувствах близких ему людей. Но ведь он бы никогда так не поступил, только не Йо. Что же, черт возьми, тут происходит?!
Где-то, в самой глубине, в закоулках души билась страшная догадка, раззадоривая в воображении страшные видения.
-Черт!- Наконец, громко выругался Тао и, схватив с пола заточенное гуандао, резко взмахнул им в воздухе.
Свист холодного металла повис в тренировочном зале. За спиной Тао на длинных железных цепях в такт раскачивались две боксерские груши, с рассеченным кожаным покрытием, с каждым их новым движением на пол сыпались тяжелые горсти желтого песка. Рен сильнее сжал в руке любимое оружие так, что побелели костяшки пальцев. Из-за этого Асакуры он всегда слишком нервничает, не находит себе места, когда его подолгу нет рядом, а сейчас просто сходит с ума от незнания того, где он и что с ним. Господи, в кого же он превращается?..
Внезапно к размеренному скрипу цепей, на которых были подвешены груши, присоединился тихий ироничный голос.
-А ты не изменился. Все такой же своенравный, но, пожалуй, чересчур импульсивный.
Рен резко обернулся, и его глаза удивленно расширились, когда он увидел прислонившегося к стене Хао, выжидательно скрестившего руки на груди. Пронзительный взгляд янтарных глаз впился в фигуру огненного шамана, рука с готовностью вскинула гуандао.
-Какого дьявола тебе здесь надо?!- Процедил сквозь сжатые зубы Тао.
Асакура ухмыляется, не меняя своей расслабленной позы, он смотрит на Тао с насмешливой снисходительностью, а затем неожиданно серьезным тоном произносит:
-Пришло время разрешить нашу сделку, Тао Рен.