У всех славян, прежде всего южных и восточных, книжные (церковные) представления об АДе смешиваются с народными либо сосуществуют с ними, находясь нередко в противоречивом отношении даже в одних и тех же традициях. Православная книжная и народная традиция противопоставляет АД раю, а католическая с 12 в. выделяет на «том свете» еще чистилище, переходное место из АДА в рай. Наиболее архаичными верованиями можно считать те, по которым АД и рай территориально не расчленены, так что обитатели «того света» мучаются или блаженствуют по соседству. Такие представления отмечены, например, в полесских обмирания, т.е. в рассказах о «посещениях того света». АД и рай воображаются то на небе, то на острове, то за морем, подобно ирею. В русской народной духовной поэзии АД и рай разделяет огненная река, в сербской — стена (Косаница в Черногории) или большая ограда (Старая Пазова в Среме).
Согласно сербским верованиям, все покойники находятся на небе (а не под землей или в «нижнем» мире), где АД и рай четко разделены (Косово), при этом рай занимает лучший, утопающий в цветах участок, а небесный АД— тот участок, где кипит деготь и мучаются грешники (Гружа, центральная Сербия), или рай и АД расположены на небе так, что рай выше АДа, населенного змеями и чертями, объятого тьмой и дымом и навсегда лишенного солнечного света (Косаница). В Боснии рай мыслится на небе, а АД под землей, при этом АД весь охвачен огнем, и у грешников горит то глаз, то рука, то все они варятся в котле (Височская Нахия). Такая картина АДа типична для большинства славянских представлений. Редкие примеры размещения АДа на земле отмечены у гуцулов, помещающих АД на острове посреди моря, и у белорусов (гроднен.), полагающих, что АД расположен на краю света в виде огромной горы, посреди которой горит огонь и кипят котлы с грешниками.
Синоним АДа— преисподняя — отражает представления об АДе, находящемся под землей, совпадающие или восходящие к древнееврейскому ветхозаветному представлению об Аде как о «рве преисподнем», «царстве мрака» (Псалтырь), «стране тьмы и сени смертной», где сам свет подобен темной ночи (Книга Иова).
Сам АД мыслится как место обитания бесовской силы, место вечно пылающего огня (ср. церковнославянское «геенна огненная») и в то же время вечного мрака, как глубокое темное подземелье (Польша), как озеро кипящей смолы (восточная Польша). Отсюда название Ада — смола (восточное Полесье). Это название соотносится с древнеславянским представлением об аде как «пекле».
В Белоруссии было распространено верование, что АД — пекло, находится под землей в болоте, что сама земля натянута, как кожа или шкура, над водой, а в этой воде на самом дне помещен АД, наполненный грешниками и чертями. Ими управляет самый старый черт Анцыпар, Ничыпар, постоянно живущий в АДу «на
День этот празднуется 24 июня. На Аграфену обязательно моются для здоровья в банях, где пол застилают свежей травою, а парятся свежими вениками, связанными из целебных трав. Веники, сломленные на Аграфену, весь год считаются чудодейными, только в каждом из них непременно должно быть по ветке от березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и по цветку разных сортов.
В ночь с Аграфены на Иванов день существует обычай "выкатывать ржи", то есть мять рожь, валяясь по полосе: это придает зерну особую крепость.
Собирают крапиву, шиповник и другие колючие растения, которые сжигают, чтобы избавиться от несчастий и бед.
Крестьяне, для предохранения себя от ведьм, кладут в этот день на окнах жгучую крапиву, а в дверях скотных дворов — молодое осиновое дерево, вырванное непременно с корнем.
ДРЕВНИЙ бог самого начала весны и начала осени: бог смены времен года. Кроме того, Авсень покровительствует коням и пастухам, всячески им помогает. Ведь именно на коне - золотисто-рыжем, как солнце или кленовый лист, — привозит он вести о начале весны и осени!
Авсень, Баусень, Таусень, Говсень, Овсень, Овсей, Усень, в восточнославянской мифологии ритуальный персонаж, связанный с Новым годом (или Рождеством), с началом весеннего солнечного цикла и возрастанием плодородия; персонифицированное начало года - прибытка (урожая). Авсень фигурирует в песнях колядочного типа, распеваемых во время праздника на стыке Старого и Нового года, также называемого Авсень. Празднества носили карнавальный характер. В большинстве известных колядных песен имя Авсень и его варианты употребляются преимущественно как восклицания - междометия, уже лишенные своего первоначального смысла. Но сохраняются и примеры, где Авсень — имя ритуального персонажа, персонифицирующего соответствующий праздник и его центральное событие — «авсеневый» ритуал: Авсень идет по дорожке, находит (или делает) топор, срубает сосну, мостит мост, по которому идут (или едут) три брата, также олицетворяющие годовые праздники (напр., Рождество Христово, Крещение, Васильев день). Далее вводятся мотивы еды, обычно ритуальной (блины, лепешки, каша, пирог, свиные ножки, кишки и т.п.), после чего следуют разные типы благопожеланий. Авсень связан также с мотивом коня (в ритуале ряжения с вождением «кобылки»): в песнях Авсень едет вместе с Новым годом.
Вероятно, наиболее старой формой имени "Авсень" нужно считать Усень, употребляющуюся в документах 17 в. или в архаичных песнях. Формы типа Таусень, Баусень, Говсень и т.п. объясняются также, видимо, из «Усень» и соответствующего восклицательного элемента (та, ба, гой). Наиболее правдоподобны этимологии, связывающие имя Авсень со ст.-рус. оусинь (юсинь) «синеватый», ср. названия декабря и/или января (стык одного и другого года) типа «просинец» в разных славянских языках (от синевы, сияния, характеризующего небо в этом отрезке цикла). Еще более перспективно выведение имени Авсень из глагола, обозначающего восход солнца, начало светлой части дня и года; от этого же корня образованы и обозначения утренней зари — лит. Аушра, др.-инд. Ушас, др.-греч. Эос, лат. Аврора, латышский «конский бог» Усиньш.
Лит.:
Поэзия крестьянских праздников. Л., 1970;
Топоров В.Н. Три заметки о малых фольклорных формах. 1. Авсень и «авсеневые тексты» в свете реконструкции // Славянское и балканское языкознание. Структура малых фольклорных текстов. М., 1993.
В. В. Иванов, В. Н. Топоров