***
Толстяк рассказал, что его дед был крупным мастером фотографии. Его звали Ричард Барт и он удачно ловил миг жизни в цепкие лапы фотоснимка. В 1947-ом он снимал разгон демонстрации работников профсоюзов. Снимок, где полиция избивает чернокожего, обессмертил его. Но у Ричарда есть много и других работ: бездомные, готовящиеся ко сну на улицах Нью-Йорка; кошка, прячущаяся от дождя под столом уличного кафе; женщина на перроне вокзала. Я выслушал его и сказал, что, наверное, пора познакомиться.
- Меня зовут Томи. – сказал я.
- А меня, Марк. – сказал толстяк.
- Наверное, Следопыт очень дорого стоит. – спросил я с замиранием сердца.
На самом деле я уже чувствовал, что куплю этот фотоаппарат за любые деньги.
- Сейчас такой можно встретить только на аукционах. Там он уходит за приличные деньги. – ответил толстяк.
Сердце мое тихонько булькнуло от обиды – не видать мне Следопыта как своих ушей.
- Но я никогда не собирался делать на нем деньги. – продолжил Марк и назвал сумму, которую я вполне мог себе позволить.
Я подумал, что он добрый малый. Я спросил, не был ли его дед тем, кто сделал фото матроса, целующего девчонку? Нет, это не он, ответил мне Марк. Казалось, я немного его обидел.
- Ты уверен, что это ещё работает? – спросил я.
- Я не пользовался им уже лет десять. Ну, знаешь, сейчас в почете цифровое видео, но только парень, если честно, никакая «цифра» не сравнится с тем, что делает этот старичок.
- Не беспокойся, этот аппарат переживет нас всех, — сказал он на прощание, — Эта вещица надежна как американская демократия.
Он похлопал меня по спине, и я проникся к парню симпатией. Он был, на мой взгляд, по-своему несчастен. Мы все чуточку несчастны, а продавцы особенно.

***
- В чем дело? – спросил я.
- Я все думаю о твоем вопросе. – проговорил он. – Ты так здорово это выразил… «сохранять живое ощущение пространства и предметов»… Знаешь, есть лишь один фотоаппарат способный на это…
Толстяк провел меня в подсобку. Забравшись на лестницу, он достал с самой высокой антресоли пыльную коробку. Спустившись вниз, распаковал её на рабочем столике под зажженной настольной лампой. Это была старинная здоровенная штуковина в потертом кожаном чемоданчике.
- Это подарок моего деда. В шестьдесят четвертом он купил этот фотоаппарат за большие деньги. Тогда эта штукенция была в ходу. – продавец осторожно открыл чехол. – Это Polaroid Pathfinder 110В.
Наверное, от напряженного восхищения, голос продавца слегка осип. Он вытащил на свет фотоаппарат.
- Зови его Следопытом.
Мне показалось странным, что толстяк хранит подарок деда у себя на работе.
- Жена давно заставляла меня выбросить его, - прочитав мои мысли, сказал продавец, - вот и пришлось припрятать его поближе к себе на всякий случай. Это же коллекционный экземпляр, но с женщинами же знаешь как?
Я плохо знал как с женщинами, но кивнул в ответ. Продавец решил пояснить свои слова:
- Женщины не любят старые вещи. Мне кажется, это происходит, потому что старье напоминает им о времени, когда они сами превратятся в хлам.
- В Японии и, по-моему, в Италии люди ежегодно, в канун Рождества, выбрасывают всякое старьё. – поделился я энциклопедическими знаниями.
- Да, я слышал. Каждый год думаю, а чтобы я выбросил, но ничего не выбрасываю. – продавец почесал затылок и вздохнул.
- Время и смерть очень тесно связаны. – сказал я, а продавец лишь неопределенно промычал в ответ.
Люди странно относятся к подобным моим умозаключениям. Возможно, для них мои слова пустой звук. Когда рыбу вытаскивают на воздух, она тоже открывает и закрывает рот, но никто не слышит и не понимает, что она говорит. Вдруг это истина, которая открывает волшебство мира. Далось же оно мне. Надо быть ближе к реальности и не слишком погружаться в фантазии. Легко потерять связь с объективным миром, а вот заново наладить куда как сложнее. Откуда я это знаю? Видел в фильме «Игры разума».

***
Несколько минут я разглядывал блестящую электрогитару. Она была насыщенного бардового цвета. Мне нравится всё блестящее, но играть на гитаре я не умею. И всё же я забыл зачем пришел. Меня отвлекли плееры и диктофоны, а потом добрых пять минут я пялился на широкоэкранный плазменный телевизор, показывающий какую-то программу о страусах. Страусы выглядели, как живые.
Подошел продавец.
- Добрый день, чем я могу вам помочь?
- Я хочу фотоаппарат.
Этот парень был одет в черную футболку с логотипом фирмы-постащика. От него пахло чуть-чуть луком и потом. На щеках у него двухдневная щетина. Мы во многом похожи. Только он старше лет на пять и с растущим пивным животом. Он жевал жвачку. Я подумал, что все старые жвачки он вытаскивает изо рта руками и лепит к нижней поверхности стойки, за которой работает. Наверное, он был похож на людей, поступающих с жвачкой именно так.
На мой вопрос о хорошем фотоаппарате он неопределенно махнул в сторону витрины, где лежало как минимум сто разных моделей. Я прошел к витрине и стал разглядывать выложенные там фотоаппараты. Я чувствовал себя очень глупо, потому что совершенно не понимал, чем все эти штуки друг от друга отличаются. Почему продавец просто не спросил меня о том, что нужно мне, а сразу показал на то, что есть у него. Его возможности сильно превышают мои потребности.
Я разозлился. Вновь вернулся к продавцу и задал ему вопрос: какой фотоаппарат может сохранять живое ощущение пространства и предметов? Я удивил его. Похоже, такие вопросы задают ему не так уж и часто. Парень наконец-то прошел вместе со мной к витрине и начал задавать свои вопросы. Для чего мне нужен фотоаппарат? Что я буду им снимать? Насколько я профессиональный фотограф? С какими фотоаппаратами я раньше встречался?
Он выбрал какую-то модель и начал мне говорить о ней, но вдруг прервался.

***
Пружинисто поднявшись с кровати, я прошелся по комнате, краем глаза наблюдая в гостиной шкаф с книгами. Я все ещё не добрался до него. Вполне возможно, на одной из пяти полок стоит затертая книжка с ответами на мои вопросы, и пока я не решаюсь взять её, ответы все так же остаются где-то вдали. Но если бы так оно и было, то эта книга уже давно была бы в моих руках. Я подумал, что все должно идти своим чередом.
Умывшись, надел свежую майку, клетчатую рубашку и джинсы, которые пора бы уже постирать, но все недосуг. Небрежно расчесав волосы, я изучил свое лицо. Почудилось, будто оно стало старее. Однозначно добавилась одна родинка. Меня раздражало, с какой легкостью они возникают на мне. Поры на носу, вероятно, могли бы быть и поменьше, а черные точки в складках кожи возле ноздрей хотелось поскорее вытащить. Это делают специальной лентой в косметологических салонах. Я ни разу не был в таких салонах, может пора наведаться?
***
Я отправился в магазин техники. Стелла подсказала, что один такой находится всего в паре кварталов.
Было прохладно. Я засунул руки в карманы, но согреться не получалось.
Несколько раз пройдя мимо, я все-таки нашел магазин. Вывеска просто была слишком маленькой и в череде похожих вывесок терялась. Немудрено, что я её сразу не заметил.
В магазине было тепло. Я радостно вытащил руки и потер ладони. Здесь пахло пластиком и мужским одеколоном. Определенно это мужской магазин, как например магазин оружия или рыболовных принадлежностей. Здесь продавались телевизоры, видеокамеры, музыкальные центры, фотоаппараты, мп-3 плееры, диктофоны, электрогитары, а ещё множество различных кабелей, и прочих дополнительных устройств для всего этого. Ассортимент магазина удивил меня.

***
Внутренне, я очень неоднозначный человек. Скажу больше, я, как разбитое зеркало и каждый осколок отражает тот кусочек реальности, который ему хочется отражать. Если я начинаю признаваться себе в собственных мыслях и предпочтениях, то я топчу в пыль разбитое зеркало. Я становлюсь абсолютно разрозненным. Я теряю целостность. Выходит эта целостность всего лишь блеф. Жуть.
Если отвлечься от мыслей о работе и хорошенько подумать о любимых занятиях, то тут же всплывает мечта всей моей жизни – научиться фотографировать. Мне казалось, что именно с помощью моментального снимка можно сохранить жизнь, чтобы где-то в конце пути выложить из таких вот маленьких кусочков-мгновений мозаику прошедшего. Замереть, разглядывая фрагменты и воскрешая чувства.
Когда-то у меня был фотоаппарат. Это был цифровой Canon. Разрешение восемь мегапикселей, цифровой шестикратный зум, функция распознавания лица и около одиннадцати режимов съемки. Всё говорило за то, что эта камера сможет передать всю полноту мига. И это было почти так.
Не хватало одного: ощущения. Конечно, они возникали при каждом просмотре снимков, но только каждый раз это было новое чувство, а то старое, что так хотелось сохранить вместе с замороженной реальностью, больше не появлялось. И что тому было виной оставалось для меня тайной. Либо мои физиологические особенности, либо закон природы.
Я подозревал, что снимок может сохранить чувство момента, что он способен чудесным образом управлять временем, но только для этого его нужно хорошо подготовить, а это удел профессионала.
Я испытал легкое разочарование, когда вспомнил, что фотоаппарат остался в доме родителей. Наверное, сейчас им пользуется брат. Рон любит своих детей. Он наверняка ходит с ними в парк развлечений, играет в мяч и фотографирует голубоглазых ребятишек верхом на карусельных лошадках. Мне стало приятно, что мой фотоаппарат делает снимки замечательных детишек брата. Я твердо решил, что мне нужен фотоаппарат. Без него будет сложно стать фотографом. Я стану фотографом и открою свою галерею. Многие люди обожают глядеть на всякие там картины и фото. Вход будет стоить один доллар. Даже если в день придет пятьдесят человек это уже очень неплохо. Глядишь, за пару недель я накоплю на велосипед. Я поеду в парк и буду фотографировать там отдыхающих девчонок. Большинство я буду снимать бесплатно, а красивых — за поцелуй. Это отличная идея. Решено – мне немедленно нужно этим заняться.

***
Из возникшей фантазии я многое почерпнул о себе. Оказывается, я очень амбициозен. Наверное, я и раньше знал это. Мне подумалось, что о многом в себе я очень хорошо знаю, но постоянно закрываю на это глаза. Например, я не люблю собак, но никогда не признавался себе в этом, а когда видел пса, то улыбался ему и сюсюкал. Зачем я хочу казаться, лучше, чем есть?
Затушив сигарету, я обиженно посмотрел на темно-синий Крайслер – это из-за него я понял, что не идеален. Куплю велосипед и буду ездить каждый день в парк или лес.
Велосипед это отличная идея. У него всего два колеса и ему не нужен гараж или стоянка. Он никого не задавит и легко поместится в коридоре. Мне однозначно нравилась эта идея. А ещё неплохо, если у меня появится забавный пес, который будет гоняться за моим великом и кусать заднюю покрышку. Мда-а, сказал я себе мечтательно, вот я и собак полюбил.
Чтобы купить велосипед, нужны деньги, а их нет, потому что нет работы. Черт возьми, мне совсем не нравился этот замкнутый круг. Единственный выход, это наконец-то найти дело по душе. Моя мечта, найти такую работу, которую я бы воспринимал не как работу, а как любимое занятие. Я знаю, что, например, многие летчики именно так относятся к своему делу. Когда ты занимаешься тем, что любишь, то не особо важно платят тебе за это или нет. Хотя деньги и важны (на них, в конце концов, я куплю себе велосипед), мне трудно делать нелюбимое дело. Но мне никогда в жизни не стать летчиком. Наверное, для этого нужно иметь, как минимум, хороший вестибулярный аппарат. У меня этот аппарат не очень хороший. Меня пугает высота, а на каруселях почти сразу начинает тошнить. Меня от многого тошнит, особенно в людях. Правда, вестибулярный аппарат тут ни причем.
Я прекрасно знаю, что не хочу работать. Мне просто нужны деньги на велосипед, но это не значит, что я хочу работать. Это не значит, что я хочу вставать рано утром и бриться, и думать о тех людях, с которыми мне придется провести весь день. Работа очень похожа на тюрьму, где все делаешь только потому, что ты кому-то обязан и значит должен приспосабливаться. Отец не любил свою работу, но он был обязан. Страшно представить: ходить всю жизнь туда, куда идти вовсе не хочется.
Значит, я должен приспосабливаться. Но я не хочу.
Я пришел к выводу, что когда становишься честным с самим собой, то проблемы только удваиваются. Проще соврать себе, сказав, что обожаешь работать, помогать людям, любишь новые лица, жить не можешь без трудностей.

***
Возможно, моё нынешнее одиночество сыграло роль катализатора. Благодаря ему, я наконец услышал собственные мысли (Ха, а может я просто сбрендил!). Хотя это были не мысли, а скорее желания. Я всегда думал, что жизнь напрямую связана с восприятием. Если я смогу настроить свое восприятие нужным образом, мне откроются тайны мира. Я уверен, что воспринимать нужно уметь. Но мое разочарование от метро показывало, что я явно чего-то не замечаю. И, тем не менее, это что-то все равно невидимо и неуловимо меняет меня. Иначе, чего ради, я сегодня такой легкий и радостный внутри.
Не могу сказать, что раньше я любил одиночество. У меня, брата и сестры были отдельные комнаты. Мы жили в небольшом доме и постоянно сталкивались друг с дружкой, но это редко меня раздражало, разве только когда возникали трудности с тем, чтобы принять душ или попасть в туалет. Сейчас мне определенно нравилось быть одному. Я сделал вывод, что в тюрьме я полюбил одиночество.
Тут мои размышления о будущем плавно перетекли на еду. Я подумал, что хочу питаться здоровой пищей. Тогда лучше готовить самому. Мне понадобится большая сковородка и парочка кастрюль. От таких мыслей обиженно заурчал полупустой желудок. Я встал и сходил на кухню. Выпив стакан воды, закурил.
Уперевшись локтями в подоконник стал разглядывать улицу. Я смотрел на автомобили. Среди многих, меня больше привлек темно-синий Крайслер. Я подумал, что не прочь иметь такой автомобиль, даже учитывая то, что ни черта в них не понимаю, а с момента аварии немного ненавижу. А вдруг я снова кого-нибудь собью насмерть? Эта мысль меня испугала.
Я дал себе клятву не покупать никаких автомобилей в течение ближайших пяти лет. После клятвы стало немного грустно. Хотелось сесть за руль. Хитрюга разум тут же подсказал мне, что если будут деньги, то я могу купить автомобиль и нанять водителя. Поскольку предыдущая клятва ничего о таком варианте не говорила, я принял эту возможность, как приятный способ соблюсти все приличия и удовлетворить свои потребности.
Но понадобятся деньги. Иметь наемного водителя это не шутка. Я представил, как он будет встречать меня по утрам, открывая дверцу шикарного автомобиля. Мне понравилась появившаяся в голове картинка: солнечный день, загорелые девушки, белый лимузин, водитель в синей униформе, я в белом костюме и тонкой сорочке навыпуск с распахнутым воротом….

***
Я вернулся в квартиру. Осмотрел её и слегка порадовался, что имею хоть и такой невзрачный, но довольно теплый угол. Мне стало как-то уютно на душе. Наверное, квартира решила со мной подружиться. Я лег на постель и попытался заснуть. Сон был окончательно испорчен, а глаза уже не хотели закрываться. Но я не торопился вставать, наслаждаясь праведной беззаботностью.
Первое время я думал о казусе с сыном танцовщицы. Все сильно меняется от контекста. Вначале я был взбешен и хотел поругаться, но реальность посмеялась надо мной, и вместо гнева я отдал ребенку конфету. В очередной раз это показывает, насколько сильно мое восприятие отличается от реальности. Потом я вспомнил, что-то о доме, о колледже, о своих старых друзьях и Салли.
Мысли, словно крупные каменные блоки, ворочались неохотно, тяжеловесно. Я накинул лассо памяти и пытался придвинуть их ближе, чтобы рассмотреть подробнее каждую шероховатость и трещинку на поверхности.
Мне нравилось думать. Особенно приятными казались мысли о будущем. По сравнению со вчерашним утром, во мне произошла разительная перемена. Неужели поездка в метро так меня изменила? Вчера смотреть вперед было просто страшно, а сегодня я с удовольствием вглядывался в жизненный горизонт и почему-то был уверен в приятных сюрпризах.
Я стал оптимистичным человеком буквально после одного простого погружения под землю. В этом, определенно, крылось какое-то волшебство. Волшебство, в каком бы проявлении я с ним не сталкивался, всегда вызывает у меня воодушевление. В нем, как мне кажется, кроется вся простота и легкость мира. То есть я вполне серьезно думаю, что мы очень близки к магии жизни. Между нами и ей тончайшая преграда толщиной с волос. Достаточно нам осознать что-то и вся магия мира тут же обрушится на нас и поглотит в океане энергии.
Внутренний критик сказал, что я большой фантазер. С другой стороны, может быть фантазия и есть путь к волшебству. Недаром во всех сказках так и говорят. Интересно, что получится, если совместить мою фантазию и метро. По-моему, это не совместимые вещи, но опять же, ведь не зря колдуны варят свои волшебные зелья из, черт знает каких, ингредиентов. Меня позабавила мысль, что метро и мои фантазии есть чудесные ингредиенты. Вот ведь, хлебом меня не корми, а дай чего-нибудь такого этакого сварить.

—4—
Утро снова началось с тихого стука. Не очень-то мне нравилось такое начало. Я представил человека, которому ранним утром вдруг потребовалось что-то прибить. Кто его знает, чего ему приспичило стучать в семь утра. Вешалка ли у него оторвалась, картина ли упала или понадобилось повесить полку. Ответ был неизвестен. Скрыт немой стеной, а идти и спрашивать было лень. И так было уже второй день. Мне стало страшно, от мысли, что так будет изо дня в день.
Каждый вечер, ложась спать, я буду знать, что утром ровно в семь часов этот стук застанет меня посреди какого-нибудь захватывающего сна. От подобной мысли, мир окрашивался цветами беспросветного отчаяния. За все время, пока буду жить в этой квартире, буду слышать чертов стук. Последняя мысль перевернула меня с живота на спину. А ведь так можно сойти с ума. Я ещё несколько минут боролся с собой, а потом встал. Я разгадал, откуда звучит этот стук. Он доносился из-за стены справа. Я собрался сильно поругаться с соседом.
Но ничего не получилось. Оказалось, что в соседней квартире живет семья из двух человек: мать – танцовщица в местном стрипбаре, да её недоумок сын. Мальчик родился умственно отсталым. Забавный паренёк и симпатичный – для даунов это привычное дело. Оказывается, каждое утро он начинает с того, что садится на стул посреди комнаты и тихонько стучит пяткой об пол. Пареньку я дал конфету.
Я задумался о том, что его стук этим утром прервал не такой уж и хороший сон. Точнее это был кошмар, и спать дальше не было никакой необходимости. Мне снился ночной парк возле старинного особняка. В особняке праздновалась свадьба. Громко играла музыка, а из окон лился пронзительно яркий свет. Из-под одной из гипсовых статуй раздавался детский плачь. Я видел, что кто-то из гостей обследовал статую и позвал на помощь. Я с ужасом наблюдал, как вокруг этого человека собираются странные уродливые существа на четвереньках. Они готовились напасть и выпить его кровь. Когда я проснулся, этот сон все ещё был со мной, и я долго пытался отделить его реальность от окружающей. В конечном счете, очень хорошо, что стук разбудил меня.

***
На обратном пути я прогулялся по старому парку. Забрел в тихий уголок, где застал обнимающуюся парочку. Они целовались очень аппетитно. Некоторое время меня не покидала жажда поцелуя. Очень хотелось ощутить чьи-нибудь губы и язык.
Недалеко от дома я, как и собирался, купил газету. Я попросил самую свежую газету и ту, где больше всего объявлений о вакансиях. Газета была приятно новой и толстой. Дома, пачкая пальцы типографской краской, я просмотрел её. Но мне быстро наскучил этот процесс. Объявлений было слишком много, а мой поиск обладал слишком широким спектром параметров. В моей голове не было четкого, ясного запроса. Черт бы побрал эту неясность в моей голове. Отчего все так туманно в моей жизни!?
Остаток вечера я провел в сумраке и тишине возле окна с кружкой горячего сладкого зеленого чая. Девушка в окне напротив, иногда, выходила на балкон курить. Я наблюдал за ней, пока ночь не смыла остатки света. Тогда я зажег настольную лампу с зеленым стеклянным абажуром.
Я пытался придумать вопрос, на который мир смог бы ответить очень быстро. В этот момент мир превратился в громадное одушевленное существо. Надо мной как будто завис огромный глаз. Он внимательно вглядывался внутрь меня. Он искал искру сознания во тьме моего разума. Довольно странный образ, подумал я и отвлекся от мыслей.
Над плоскими бетонными крышами поднялась луна. Она осветила двор, сонные автомобили на тротуарах, ветви тополей, окно девушки и её балкон. Девушка сидела в кресле, закинув ноги на ограждение. Слушала музыку из телефона. Может быть, она тоже думала о смысле и собственном предназначении.

***
Оставаясь в некоторой степени разочарованным, я все же утратил часть мучавшей меня с утра тревоги. Теперь метро хоть и не было волшебным местом, но в целом давало ощущение уверенности. Хоть меня обманули собственные иллюзии, но теперь я стал относиться к ним более осторожно. Иллюзии могут довлеть надо мной сколько угодно. Я готов к их разрушению, так как знаю, что они все равно рушатся.
Я разумно сделал вывод, что именно это и есть итог двухчасового пребывания под землей. Если все так, подумал я, то нельзя сказать, что все было бесполезно. Может быть, стоит ещё пару раз спуститься под землю, хотя бы для того, чтобы поднявшись, обрадоваться солнечному свету.
Думая о завтрашнем дне, я включил в планы посещение метро. Если я несколько раз в неделю буду спускаться туда, то возможно мы сблизимся и найдем общий язык. Язык мне нужен, чтобы находить ответы. Когда метро заговорит со мной, я должен понять его ответы. Вспомнился директор Дживер и его разговор с тюрьмой. Будучи внимательным, можно находить ответы в самых неожиданных местах. Я уехал так далеко от дома, хотя вероятно мог понять все, что нужно, не двигаясь с места.
Не устаю удивляться законам мира и казусам, в которые попадает человек, надеясь умом постичь жизнь. У всего есть форма и содержание. Жизнь не исключение. Можно прожить красиво, а можно мудро. Некоторым, но не многим, удается достичь и того и другого. Чтобы прожить содержательную жизнь, нужно задавать глубокие вопросы и находить на них ответы. В моем случае, вопрос поставлен неверно. Очень сложно найти ответ на такой глобальный и нечеткий вопрос: Как жить дальше? Это открытый вопрос. На него невозможно ответить «да» или «нет». Наверное, миру очень сложно отвечать на такие вопросы, а мне, довольно, трудно осознавать его ответы.

***
Эта станция была очень маленькой. Там стояла одна скамейка и на ней сидел какой-то бродяга. Он покинуто смотрел на меня и махал рукой. Никто кроме меня не смотрел на него. Никто не вышел и не зашел на этой станции. Рядом с бродягой стоял старинный граммофон. Парень махал грязной рукой и показывал мне на эту вещь. Похоже, он продавал её. Время, обычно отпущенное на посадку-высадку, здесь магически тянулось очень долго. Бродяга встал и вначале медленно, а затем все быстрее побежал к дверям моего вагона, прежде схватив подмышку граммофон. Но как бы быстро он ни бежал, получалось у него это как-то очень медленно. Определенно, здесь крылось какое-то нарушение физики пространства и времени. Кажется, никто, кроме меня, не видел происходящего. Человек не добежал пары метров, когда двери с шипением закрылись. Он провожал меня взглядом, а я его. Какой-то очередной городской сумасшедший, подумал я.
Наконец, я попал на свою станцию. Теперь она показалась мне гораздо симпатичнее, потому что ассоциировалась с выходом. Когда я вижу выход мне всегда немного легче, а вот с входом, как правило, связаны какие-то ожидания и опасения.
Выйдя на поверхность, я тут же закурил. Сигаретный дым прятал меня от взглядов окружающих. Мне не хотелось, чтобы они увидели мое замешательство. Но вскоре понял, что на меня никто не смотрит. Это показалось забавным, и я рассмеялся.
Одиночество, которое я так долго искал, было все время рядом. Быть одному в толпе гораздо проще, чем там, где никого нет. С этой точки зрения, весь кишащий людьми город был самым глубоким одиночеством, которое можно было только найти на этой планете. Никто никого не видит. Все одиноко плетутся по своим делам. Но, по сути, и дела-то все нацелены погрузить человека в ещё большее одиночество. Этот замкнутый круг, напомнил мне круги ада Данте. Я долго рассматривал свои кроссовки, не решаясь куда-либо идти.
Я заметил, что курю, не думая о сигарете и не чувствуя вкуса табака. Такое курение показалось мне очень вредным. Я сразу выбросил сигарету и решил, что буду курить только, когда очень захочу. И тут же вспомнил, что очень голоден. Неподалеку стояла повозка уличного продавца пирожков. Я купил три пирожка с мясом и тут же уплел их, измазав губы в масле. После этого мир показался мне довольно более благоприятным местом, чем раньше. По всей видимости, мне давно нужно было плотно поесть и не терзать желудок шоколадом. Возможно, будь я сытым, метро показалось бы мне куда более привлекательным. Наше восприятие зависит от целой кучи факторов. Предсказать их или предугадать нет никакой возможности.

***
Станции были очень похожи между собой. Везде типовой проект. Стены исписаны граффити. Люди, сидящие в вагоне, не рассматривали окружающий мир. Они, каждый по-своему, прятали глаза. Кто-то читал, кто-то смотрел в пол или попросту дремал, коротая время. Однажды мы выехали на поверхность и все тут же оживились. Станция была над водой. Стены были стеклянные, и некоторое время я смотрел на спокойную гладь реки или озера. Состав двинулся, и прекрасный вид исчез, сменившись бесконечными вязанками кабелей, прибитых к серым стенам.
Мне стало скучно. Я ждал, когда пройдя по кольцу, состав вновь вернется на мою станцию. Но оказалось, что поезд так не ходит. Мне пришлось выйти на конечной. Пользуясь переходом, я попал на ту часть ветки, что вела в обратном направлении. Курить здесь запрещалось. В переходе стояли киоски, где я и купил шоколадку. Съев половину, я ощутил, что больше в меня не влезет. Иногда и сладкое не спасает от скуки. Я спрятал оставшееся в карман.
Прошло ровно два часа и я чувствовал, что разочарован. Мне показалось, что я напрасно все бросил и приехал в этот город. В его метро меня не ждали ответы.
Однако я понял, что слишком тороплю события. Наверное, я очень самоуверен, если думаю, что способен открыть истину спустя двадцать четыре часа после приезда сюда. Вопрос в том, какую же именно истину я ищу. Я совсем запутался. Получалось, что в метро я искал ответ на не поставленный вопрос. Оказывается, я все перевернул с ног на голову, начал с конца. Это на меня похоже. В детстве я почему-то полагал, что читать книги можно с любого места и как правило, делал это с середины. Это забавляло отца, но он не считал нужным настаивать на своем. Он был мудрым человеком.
Я ехал обратно и смотрел себе под ноги. В кармане медленно таяла недоеденная шоколадка. За прошедшее время я забыл о поверхности. Я с удивлением отметил, что привык к отсутствию окон. В чем-то это походило на тюрьму. Людей в вагоне и на станциях прибавилось, потому что начиналось обеденное время. На одной из станций, однако, не было людей кроме одного человека.

Если вам кажется, что мир катится в пропасть, экономика и геополитическое состояние Земли намекают на приближение Третьей мировой войны, что грядет эра крови и слез, что скоро все мы погибнем, а планету затопит океан крови... Короче, если вам кажется, что скоро всему и всем настанет пиздец, то проходя через дверной проем сместитесь чуток влево или вправо поближе к косяку и не меняя скорости движения как следует приложитесь лбом к прохладной деревянной или пластиковой поверхности. И пока в глазах будут крутиться звездочки, а в голове затихать легкий пустой гул, оглядитесь вокруг. Здесь есть воздух, здесь есть тепло и даже возможно сладкий чай. Здесь есть почти разумные люди и периодически они смеются. Вполне возможно нас действительно ждет что-то не совсем приятное, но дальше своей смерти никто из нас не провалится, не смотря на самое глубое падение всяких там индексов и котировок.Так что живите люди, пока живется.

Я сегодня забыл дома флешку со своей нетленкой. Чтобы творческий потенциал не замерзал и не протух, расскажу такую маленькую историю. У меня в воображении была страна. Такая маленькая, что влезла бы на половину листа форматом А4. В этой стране все было очень странного цвета. Главное, что в этой стране жил маленький человечек по имени… ммм… Тут загвоздка, так как не было у него имени, потому что не было в этой стране никого, кто мог бы к нему по этому имени обращаться. Грустно, но такова реальность. Сам человечек звал себя очень просто: Я. Гулять Я было негде. Где тут разгуляешься, когда твоя страна величиной с открытку. Человечек ходил из стороны в сторону и тяжело вздыхал, потому что ему было тесно. Он был сиреневого цвета и похож на воздушный шарик. У него были огромные ушки, как у Чебурашки, но сам Я не мог сравнить свои ушки ни с чьими другими, потому что (ну это и так ясно!) никогда не видел никого в своей стране. Блин, какая-то грустная история получается (а что вы хотите, кризис же). Самым замечательным в стране Я были деревья. Их было ровно пять и все они были разного цвета. Только вот Я, не знал об этом, потому что никогда не задумывался о разных цветах. Он знал, что есть цвет, но никогда не видел особых различий. Но он не был дальтоником. Наверное… Короче все было одинаково хорошо и плохо в стране Я. Что было дальше, я не придумал. Если есть желание, можете продолжить историю. Мне не жалко. Кто-то ведь должен спасти сиреневого ушастика. Хотя, честно говоря, нет никакого смысла в том, чтобы его спасать. Блин, безнадега.:)

***
Пока я смотрел на часы, закончился час пик, и людей стало меньше. Я пересчитал их. Всего на станции находилось пятнадцать человек. Это уже гораздо ближе к моему понятию одиночества, но все же недостаточно. Я задержал взгляд на очень загорелой блондинке в короткой искусственной шубке сделанной под мех леопарда. На блондинке короткое серебристое платье и черные сапожки с высоким голенищем. На лице у неё было много макияжа, да и загар не выглядел естественным. Казалось, что она только что долго проспала в солярии. Интересно то, что из пятнадцати человек я выделил лишь её одну. Наверное, так работает мозг. Я вижу только то, что действительно выделяется. Если так, то многое остается для меня невидимым.
Девушка вошла в вагон, а я следом. Здесь было полно свободного места, но она, почему-то предпочла стоять. Платье настолько короткое, что при желании я мог увидеть какое на ней бельё. Вся магия часов испарилась. Теперь я превратился в простого мужчину, пялящегося на женские прелести. Это испортило мое впечатление о себе. Я постарался смотреть в окно или читать рекламные листовки на стеклах. Я не хотел ни на кого смотреть, чтобы не вызывать в себе ненужные чувства. Но странным образом, такое поведение только подогревало интерес к девушке. Когда она вышла, я вздохнул свободнее. Мой мозг теперь стал воспринимать гораздо больше реальности. Несколько секунд я изучал нос сидящего напротив мужчины. Как только он это заметил, я отвел глаза.
Внутри вагона стояли обычные лавки. Здесь не было никаких мягких сидений и жидкокристаллических экранов. Меня обманули. Рекламный буклет некогда прочитанный, оказался всего лишь вольным обобщением. Интересно, есть ли хоть что-то, что в нем написано. Готов предположить, что описанное в нем где-то все же существует, но абсолютно непонятно, почему я вижу совсем другое.

Меня напугало, как глубоко нужно было спускаться, чтобы попасть на станцию. Я предпочел бы садиться в вагоны на поверхности, а затем спускаться на глубину. В металлической скорлупе делать это, мне кажется, спокойнее, чем катясь по крутой наклонной на ступеньках эскалатора. С каждым метром воздух становился более густым и теплым, а давление возрастало. Но, казалось, что окружающие, будто бы и не замечают происходящего. Людей было много и все они почему то говорили вместо того чтобы тихо спускаться в эту преисподнюю. Сравнивая все со своими ожиданиями, я вынужден был признать, что представлял все слишком нереально. Я почему-то думал, что окажусь в глубокой тишине и одиночестве, а вместо этого попал в чуть ли не самый оживленный кусок пространства. Я был ошарашен.
Я зашел в туалет и ополоснул лицо. Вытер его бумажным полотенцем и сунул руки под воздушную сушилку. Ощущение горячего воздуха на мокрых руках, успокоило меня. На белой поверхности раковины я увидел черный волос, скрученный спиралькой. Рядом лежал кусочек мыла. В туалете было жидкое мыло, и для чего предназначался этот кусочек, мне было неясно. Я продолжил путь.
Стены были отделаны безликой керамической плиткой. Над головой все время нависали указатели путей, помогающие мне решить с какой стороны ждать нужный мне состав. Гулкое, далекое эхо поездов и быстрая походка людей, постоянно напоминали, что это место создано для движения. Над въездом в тоннель висели специальные часы. Они показывали, сколько минут осталось до прибытия, хотя и здесь можно было судить двояко – то же время говорило о том, сколько прошло минут после отбытия последнего поезда. Я сел на деревянную скамью и долго наблюдал за этими часами. Это самая волшебная часть метро. Если бы было возможно, я сделал бы такие часы для всего. В очереди к кассе в супермаркете, в ресторане возле столика, дома возле близкого человека. Везде, где приходится ждать, даже если не очень понятно чего ждешь и стоит ли этого дожидаться. Эти часы очень хорошо борятся с неопределенностью, а именно она, как мне кажется, вызывает больше всего неприятных ощущений.
Наконец я покинул скамью. Сделал это с заметным сожалением. Не смотря на то, что большая часть метро показалась мне неприятной, именно эти часы вызвали во мне ощущение уверенности. За все время наблюдения они ни разу не обманули. Поезд все время приходил через две минуты и три секунды. Очаровательно. Вероятно, нельзя всегда быть всем довольным, но всегда находится что-то, ради чего ты совершил путешествие.

***
В квартире не было ничего съедобного. Я надеялся, что в метро или около него обязательно встречу закусочную. В ближайшем магазине книг, я купил карту города. Было очень удобно то, что в маленьком атласе была и карта метро. Четыре разноцветные ветки: три по девять и одна с восемью станциями. На карте каждая станция отмечена жирной точкой в цвет главной ветки метро. Мне подумалось, что тот кто придумал эту систему обозначений был очень умен и, наверное, очень любил людей — ведь не всегда получается просто объяснить такие сложные вопросы. Тот, кто это придумал не стал выдумать для станций названий, а просто обозначил их номерами. И это показалось мне довольно удобным. Я пересчитал и выяснил, что всего станций не тридцать шесть, а тридцать пять. Странно, но я помнил, что в рекламном буклете было сказано иначе.
До ближайшей станции пришлось добираться на автобусе. В полупустом салоне ехало несколько пожилых леди и старикан с внучкой. Девочка не хотела сидеть на месте и бегала по салону, а когда автобус резко тормозил, она все время на кого-нибудь налетала. Мне нравилось, что её дед не обращал на это никакого внимания. Он позволял ей делать все, что она хотела. Но вдруг девочка вырастет эгоисткой? Эта мысль слегка меня огорчила. Чуть-чуть подумав, я решил, что этого не произойдет. Не знаю, почему мне так показалось. Возможно, я просто вспомнил как воспитывали меня. Достаточно легко провести параллель и понять, что мы все эгоисты и это трудно изменить с помощью воспитания. Тогда поведение деда становилось понятным – он не тратил силы на то, что и так уже невозможно остановить. Девочка вскоре устала и заснула на коленях старика.
Метро оказалось очень заурядным. Я понял это не сразу. Понадобилось около двух часов, прежде чем я окончательно и бесповоротно в нем разочаровался. На карте оно выглядело гораздо притягательнее. Возможно, что все от чего мы далеки и с чем не вступили в непосредственный контакт, является для нас гораздо более интересным, чем то, на что мы можем смотреть и что мы можем трогать в любой удобный момент времени. Все это можно отобразить с помощью поговорки о журавле в небе и синице в руках. Правда, совсем не понятно, что из них все-таки дороже.

Далее приведена статья неизвестного мне "специалиста" в области поиска счастья. Все, что он говорит, правда :))) но вы конечно же будете сомневаться:
"Сутра о счастье
Душу нельзя иметь.
Ей можно только быть.
Бог такой хитрый, он спрятал рай так близко, что ни за что не догадаешься!

Мы же ищем рай слишком далеко, обычно в будущем, которое никогда не наступает, либо строим рай на Земле, либо мечтаем о том, что попадем туда после смерти. Главное, что мы считаем, что рай находится вне нас и состоит из каких-то внешних условий нашего существования. Но именно поэтому он остается таким недостижимым. Именно потому богатый не может попасть в рай, как верблюд не может пролезть в игольное ушко. Не потому что кто-то его не пустит за грехи, не потому что это морально нехорошо – быть богатым, а потому что богатый человек считает, что его счастье в богатстве, а вовсе не в раю. Поэтому он вцепляется в богатство, пытается протащить его в рай, не веря, что в раю сможет обходиться без богатства. А в раю нет никакого богатства, поэтому он и не может оказаться в раю. Его страх перед отсутствием богатства определяет его устремленность к богатству, а поэтому он не может заметить рай, даже если он будет окружать его со всех сторон, ведь все его внимание связано с богатством, о котором еще надо все время тревожиться и заботиться. Поэтому живет он в страхе и заботе, а не в раю.

Может ли Татхагата, который вошел в поток, сказать: «Я - Татхагата, который вошел в поток»? Нет, не может, потому что, когда он вошел в поток, он растворился в потоке и стал потоком. Поэтому он и называется - Татхагата.

Нищий, кстати, тоже не может попасть в рай, потому что вцепился в богатство, но только в то, которого нет, или в чужое. Кто же тогда попадет в рай?

Жизнь это поток, поэтому рай – это тоже поток, а если поток останавливается, то рая нет. Рай – это не остановленное мгновение, а умение находиться в данном мгновении прямо здесь и теперь. Мгновения меняются, но ты все время в раю, когда мчишься в потоке энергии, одновременно оставаясь потоком этой энергии. И это – состояние абсолютного покоя.

Как говорил мой гуру: «Врата ада заперты изнутри». А если они заперты изнутри, то, как Бог может вывести оттуда людей? Им хочется там находиться, и они держат круговую оборону, чтобы только не попасть в рай. Как может попасть в рай гневный человек? Как может попасть туда подавленный человек? Как может это сделать пораженный страхами и тревогами человек? Как может попасть туда вечно сражающийся человек?
Читать далее

—3—
Утро в новой квартире, а именно так я её воспринимал, хотя и видел весь упадок, началось со странного стука. Звук был очень простым, но обладал магическим свойством – абсолютно было непонятно откуда он исходит. Если я подходил к правой стене, то казалось, что он возникает за ней, если к левой – то вновь возникало ощущение, что он оттуда, и даже если я смотрел на потолок или на пол, то и тут уверенно начинал считать, что стучащий находится где-то там. Это меня позабавило.
После нескольких смешных, на взгляд стороннего наблюдателя, гимнастических упражнений я отправился в ванну. Я решил делать гимнастику. Мне показалось это разумным. Я вспомнил, что в здоровом теле — здоровый дух и, не смотря на то, что плохо понимал, что такое дух, сделал несколько упражнений и ощутил бодрость. Но пока чистил зубы и мыл лицо, вся бодрость растерялась. Странное липкое ощущение тревоги вновь заполнило грудь и разлилось вокруг сердца. Я понимал, что более всего боюсь неизвестности. Используя стандартный набор аргументов взрослого человека, я пытался избавиться от страха, но изменить ощущение не получалось. Во мне появилось два человека, один из которых верил и надеялся, а второй все время чего-то боялся. Я решил оставить все как есть. Тревога продолжала ныть в груди, а ум старался задержать утреннее чувство уверенности. Странное состояние, как будто я слоеный пирог.
За последние сутки я принял много решений. Для меня это даже слишком. Наверное, именно этим и отличалось бытие вне тюрьмы. Меня радовало, что решения приходили легко, но тревожило то, что с ними станет дальше. Смогу ли я и дальше так же легко скользить в этом свободном пространстве. Ведь почти наверняка наступит момент, когда я уткнусь в какие-то рамки. Скорее всего, я сам построю эти рамки, потому что в тюрьме есть распорядок, а здесь его не было. Но что тогда делать? Подумав, я понял, что вот здесь-то и не могу принять никакого решения.