Мнда... Уломал меня черт открыть вечером книжку Пулмана... Вспоминаю свое настроние, когда читал ее еще в 5 классе... Нет, конечно, я с тех пор способен понять намного больше, но настроение все равно одинаковое. Поразительные вещи. Надо бы еще фильм посмотреть, говорят, неплохо сняли.
Верховным богом в студенческой мифологии является всемогущий Анунах. Этот бог полностью правит студенческой жизнью и вершит суд.
Покровительницей студентов, их заступницей и помощницей является супруга Анунаха Халява. Именно к ней обычно обращены все студенческие молитвы.
У Анунаха есть ряд богов-помощников, как то: всемогущий Нуифиг, прекрасные сестры Несейчас и Дапотом, храбрые воины Нунесдам, Пересдам и Академ.
Среди обширной свиты Халявы следует выделить таких богов, как Вотвезет, Какнибудь, Ясодрал.
Есть в студенческой мифологии и злые боги, в первую очередь брат Анунаха, зловещий Деканат. Деканат на протяжений веков борется с Анунахом, пытаясь
свергнуть его и повергнуть студенческий мир в ботанство. Но Анунах раз за разом побеждает Деканата, поддерживая раздолбайство и пофигизм.
В подчинений у Деканата находится множество мелких и пакостливых демонов: Незачет, Научрук, Курсовик, и, конечно же, беспощадная Этодва.
Раз в полгода темные силы собираются на шабаш, именуемый сессией. В это время студентам предписывается соблюдать пивной пост и вести праведную жизнь.
Особенно полезно читать нараспев древние книги: эпическую сагу "Интеграл", сборник поэм "Макроэкономика".
Во время сессии следует усиленно молиться Халяве и ее слугам.
Зачто она меня так? Чем я провинился? Сейас от злости по клаве не попадаю. И злость растет на пустом месте. И сделать с ней что-либо, закрыть в себя я ее не могу. Просто так, срываюсь на всех подряд.
Зато, наверное, тебе чуть лучше, чем мне. Наверное, это из-за той книги, что я тебе принес. Кстати, как она воспринялась? О содержании я не буду спрашивать...
Ну вот, идиотский поток информации, идиотский. Я сам себя бешу, дико, убить бы кого-нибудь...
Он не знал о нем, не хотел этого, не задумывался об этом. Так получилось. Его богине показалось, что он достоин этого места. Он был в этом городе, и ничего более не могло теперь его интересовать.
Он не знал нравов, обычаев, устоев этого города, он был тут впервые. Когда он очнулся на улице этого города, богиня прокричала ему «тут только свои».
Он не видел тут своих. Он вообще никого не видел.
На узкой улочке он вдруг осознал, что это то, чего все вокруг там, в прошлом очень боялись. Он понял, куда уходили странники, понял, почему никто из них не возвращался. Он знал, как многие убивали себя, чтобы тут оказаться, но тогда он еще не знал, зачем все это. Тогда он вообще ничего не знал.
Он пытался думать о прошлом, но все его мысли упирались в густой туман. Такой густой, что он не мог различить ни одного силуэта. Он вообще не знал, были ли там силуэты, или только белесая бездна.
Он пытался думать о городе, о том, что ему тут нужно делать, о том, зачем он здесь. Но все его мысли обрывались. Только слова его богини стояли у него в голове, «ты придешь туда и ничего более. Никаких дурацких вопросов, я не настроена слушать глупости».
Он смотрел по сторонам, но видел лишь город. Город был очень странно расположен. Он был окружен громовыми тучами. Только тучи не висели над городом, а город висел над ними. Как будто он был построен на вершине скалы. Но он знал, что это не так.
Он встал и побрел по улице, мимо домов. Дома были очень странными, они были круглыми, напоминали скорее огромные бочки, чем жилища.
Он хотел увидеть кого-нибудь, поверить, что он тут не один. Но все одиноко брел, не зная куда.
Он не знал, зачем у нему подошел шарк, он вообще не знал, кто такой этот шарк, но поверил, что так нужно. Так было угодно его богине.
Шарк повел его куда-то, непонятным образом ориентируясь в этом городе. Шарк не был с ним ласков, не был с ним груб. Шарк вообще не был. Он не видел чувств шарка, не знал о нем ровным счетом ничего. На лице шарка не выражалось ничего.
Шарк завел его в какой-то из домов, подвел его к столу, где сидел один из мертвых. Это был их город, он это сразу понял. Мертвые и город были чем-то одним, частью чего-то всеобъемлющего. Но главное, что он уяснил, увидев мертвого, это то, что он был, в отличие от шарка.
-Что ты делаешь тут, незнакомец, - голос мертвого доносился откуда-то из головы, - твое время еще не пришло, если вообще когда-либо придет.
-Меня отправила сюда моя богиня,- голос его был жалок, слаб и говорил о его беспомощности.
-Твоя богиня не вправе решать, кого и когда сюда отправлять,- мертвенным голосом заявил мертвый, - она не рой, она тут ничего не решает.
-Я не могу ничего вам ответить, я сам тут ничего не понимаю. Мне сказали только, что «тут только свои».
-Он надоел мне. Шарк, отправь его к трону, может там он проясниться.
Шарк повел его от мертвого, по городу, все дальше и дальше уводя его от той самой узкой улочки, на которой он оказался. Шарк вел его к трону. Он не знал, что это за трон и кто на нем должен будет находиться.
Шарк вел его по городу, и тучи сгущались вокруг них. Он чувствовал приближение трона, что-то до боли знакомое манило его туда и он и сам бы, без шарка, не ошибся бы дорогой.
Он увидел трон. Трон не был чем-то знаменательным, он не был красив, он не был искусно сделан, он не был троном, каким он привык видеть троны. Этот трон был троном лишь потому, что на нем лежало кольцо.
Вихри ненависти закружили и сбили его с ног. Вихри ненависти ломали его сознание, рвали на куски его память. Он вспомнил все. Он понял все. Он вспомнил белый отплывающий корабль, он вспомнил доброе лицо мага, сидевшего рядом с ним на корме. Он вспомнил, как кричали и бегали по борту эльфы, становясь с каждой лигой все безумней и безумней. Он вспомнил кольцо.
Кольцо поглотило его полностью и сейчас. Кольцо было так близко. Мертвые стеклись со всего города к трону, посмотреть на его испытание. Он не выдержал. Он подбежал к трону, был отброшен назад, опять подбегал и падал, никогда не достигая трона. Он кричал, умолял, плакал, угрожал, проклинал всех, но кольцо так и осталось недостижимо.
Мертвые со смехом смотрели на него. Мертвые знали теперь, кто он.
Он до самого конца не оставил попыток достать кольца. Полностью изнеможенный физически, безумный до предела безумия он полз к трону, но трон был все дальше и дальше от него…
Он помнил, что его зовут Фродо.
Он был в Валиноре, на узкой улочке, в городе мертвых.
Берен и Лютиэнь из Валинора,
Венчавшись в золотом чертоге,
Прославив княжество Арнора
И проживя вдвоем немало лет,
Немало испытав побед и поражений,
Приняв огромное число решений,
Разговорились на пороге....
-Берен, живем с тобой немало лет,
Но что-то странное напало:
Ты помнишь, мне давал обет
Быть рядом, рядом оставаться.
И сколь отпущен век людской
Быть мне и древом, и лозой...
Но, чувствую, ты от меня стал отдаляться.
-О, Лютиэнь, цветок эльфийский!
Во мне засел сомнений страх.
Нелепый страх, страх дикий, страх безликий:
Я вижу солнце, вижу день,
Я вижу мысли всех людей.
Я понимаю, что я прав.
Но если раньше я их ненавидел,
Хотел убить, терзать, душить людей,
Теперь мой разум всем невидим.
И я закрыл его на сто ключей,
Чтоб не достиг чужих ушей тот голос, что кричит: Убей!
Ты для меня дороже жизни,
И я хочу тебя спасти.
Я не хочу, чтоб ты охрипла
В пылу войны, где крик бессмыслен.
Уберегу тебя от своих мыслей.
Я не могу иначе, свет, прости!
И отбыл Берен на войну,
Чтоб сгинуть там в бою бесследно
И утопить свой жар в снегу.
Как не рвалась с ним Ранняя Звезда,
Ни ее слезы, ни ее мольба
Не помогли. Ушел навечно.
А я-то думал, что собственное мнение- это главное. Когда стал чуть старше, стал называть это свободой. Когда стал еще чуть старше-свободой, но желанной и недостижимой. "убить свою мать". Избавиться от всякой привязанности. Я стал потерян для общества. Накинул на себя добротно сделанную маску, для окружающих. Разучился любить, разучился по-настоящему дружить. Люди стали делиться на две категории: серая масса и те, кто умнее меня. С первыми я общался только из солидарности, только с натянутой на глаза маской. Когда общался со вторыми, понимал, что многого из желанного так и не достиг. Ощущал себя ничтожеством, диким и глупым. Встретил, правда, человека, такого же как я: мы читали друг друга как открытую книгу. Постарался забыть это. Потом перестал лгать. Всем. Там, где надо было солгать, я говорил правду. Там, где надо было сказать правду, я молчал. Затем пришлось снова учится любить. И вот, ни к кому душою не привязанный, я, как слепой котенок, ориентируясь только на веру, такую же слепую, я иду за вами. Часто вас обоих не понимаю. Еще чаще понимаю, но молчу, держу внутри. Не знаю почему, совершенно интуитивно, не отдавая себе отчета в действиях. Вы оба идете совершенно разными дорогами, причем один из вас уже почти дошел. И когда с вами что-то случается, серьезное, глубокое, опять не показываю вида, просто слежу за вами незримо, со стороны. Старался измениться, убить в себе других людей. А маска.... Да плевать на маску. Перестал испытывать человеческие чувства, перестал понимать человеческое мировоззрение, их философию. А еще судьба... Она не неизбежна, я ее знаю. Она лишь легонько подталкивает на угодный ей путь, ты только успевай замечать. Тихо, почти незаметно, но по большей части заботливо. Иногда, когда ты долго ее игнорируешь, жестоко и безжалостно ставит тебя на место. На место, угодное ей. Во мне окончательно разделились двое. Одного вы знаете, а другой просто смотрит со стороны и анализирует узнанное. И не стоит слишком часто бывать настоящим., это может плохо кончиться для окружающих. И попытки забыться... О, сколько же их было... Но ни одна не оказалась эффективной. Лишь только я проснусь с тупой ноющей болью в голове, приходит осознание сделанного и больнее становится вдвойне. И еще время. Я не знаю, куда оно девается. Слишком часты провалы в памяти. И слишком редко я о них кому-либо рассказываю. Да и все это не суть важно. Недавно мать сказала: "будешь говорить только правду, станешь изгоем". Да, но с чистой совестью. Только нескоро я туда дойду... И лучше бы меня не было. Ненавижу долги, но их приходится отдавать. Долг перед родителями, перед одной из двух, перед вторым... Перед ним мой долг незрим. Своей жизнью, а точнее, ее продолжением, я их отдаю. И как только я отдам все долги, я уйду. Насовсем. Навсегда.
Странно. Все вокруг сходят сума, каждый по своей причине. А я, хная эти причины, остаюсь невосприимчивк этому безумию, хотя и всецело понимаю его. Что-то во мне холодно-расчетливое прорезаться стало....
Странный день. За этот день я был абсолютно счастлив минут 20 подряд....
Потом в дороге по своему городу застал перемену вечера и ночи полностью...
Потом позвонила вожатая с лагеря и сказала, что будет в Москве в понедельник...
Маленький театр, свечи потушены,
Маски в углу небрежно лежат
Тесно, накурено, нету отдушины
Нет даже света, один только чад.
На публике разные все:
Кто-то злодей, кто-то дурак,
Кто-то король, кто-то простак.
Но лишь уйдет последний свет,
Но лишь уйдет последний зритель,
И тьма взойдет, наш предводитель,
Мы станем настоящими до дна
Но дишь до следующего дня....
В тесной гримерке, где спят даже мыши,
Сидят колдуны, мыслители, воины
И каждый из них безумен, но тише!
Душа повелителя найдет наши тропы
Сгореть в огне, не показав лица
Услышать зов: крик мертвеца
И на закат скорей, скорей
Души спасение неблизко,
Увидеть бы свое окно
И шепот сонный дочерей....