С каждым днем единственное чувство, всецело охватывающее меня, становится все невыносимее. Холод одиночества растекается по моим венам. Теперь я знаю, что людям не нужна правда, им нужно что-нибудь послаще. Подари сказку, и тебе будут благодарны, скажи все как есть - и от тебя отвернуться. Ты никому не нужен, солги - к тебе потянуться. Дай людям надежду, веру, религию, дай им наркотик - тебя полюбят. Но не забывай, сам ты никому не нужен, нужна лишь иллюзия.
Очередной бессонной ночи, Москва! Я нежно обожаю тебя всей своей холодной ненавистью. Я закрываю глаза, чтобы не видеть больше твоих безумных людей, стараюсь не дышать твоей вонью и не чувствовать твоего разврата и нескончаемой тупости.
Что правит тобой, секс или деньги? За последние несколько лет я научился видеть в твоих словах о "высоком", лишь эти две первопричины. Сколько пустых слов ты бросаешь в меня каждый день, "мишурой" из иллюзий и догм ты травишь жизнь человеческую. И не понятно лишь то, с какой сладостью ты пожираешь тех, кто породил тебя такую, какая ты есть. Ты, словно Эдип, убивающий отца в неведении, исполняя волю судьбы, или же сознательно мстишь за свою жалкую жизнь?
Чтобы жить, нужно забыть про то, что есть день сегодняшний и погрузиться в созерцание дня завтрашнего. Только так можно избавиться от ощущения безысходности, но при этом, и потерять вкус жизни. От того этот вкус заполняется алкоголем, наркотиками, деньгами и сексом. Вкус? - стопроцентно сексом. Ну, так трахайтесь, бессмысленные создания...
Сегодня все, что мы имеем - это мечты, и только они дают нам силы к жизни. Завтра судьба играет с нами злую шутку и исполняет наши мечты. И что тогда у нас остается? Ничего.
Я по лестнице вверх поднимаюсь,
Та, что к звездам возводит меня.
Облака предо мной преклоняясь,
Воду льют на земные поля.
Покоряя немые высоты
Новых мыслей в каскаде времен,
Я теряю черты небосвода,
Позади уже кажется он.
Синий цвет растворился бесследно,
И вокруг меня темная ночь.
Светит солнце бессмысленным светом,
Он не может сейчас мне помочь.
И иду я уже не к высотам,
А блуждаю средь звездных ветров.
Там где холод сжимает природу,
Бесконечностью вечных оков.
Неужели вот к этой нирване
Все религии дружно зовут?
И о рае крича и о карме,
Только в бездну пустую ведут.
Так смотри же теперь человек
(Эту тайну открою не первый),
Все чему посвятил ты свой век –
Только хаос безбожный, бесцельный.
Альтруизм - странное это слово. Непонятное. Зачем оно? Нет, не верю я в него. Всегда люди жили только для себя самих, прикрываясь разными предлогами (наверное альтруизм - один из них). Может страсть изменяла такое положение вещей. Но она коротка и непостоянна, то зажгется, то потухнет, то появится, а то исчезнет. А альтруизма не было и нет. А я ведь чуть об этом не забыл.
Один раз - это безумие. Но две ночи подряд - это уже совсем...
Две ночи без сна, рядом с ней, а затем долгая дорога домой. Я не знаю, побег ли это от одиночества, результат обиды или она мне нравится. Главное, нам хорошо друг с другом. В эту ночь, она оказалась не только милым, но и очень интересным собеседником. Я хочу у нее учиться.
Я нашел короткий путь домой. Жаль, что теперь доминирующее чувство - это усталость...пока что не хочется ничего
О, как же прекрасен этот мир! И как же ужасна жизнь в нем.
Впустить ребенка в этот мир - святое доброе дело, но впустить его в эту жизнь - поступок величайшего эгоизма и жестокости.
Познакомились совсем недавно. Каждый вечер она меня ждала в сети, что бы поговорить. Вчера я ждал ее весь день, уже и я успеваю соскучиться. Говорили почти до полуночи, я предложил встретиться на пол часика. Приятна была мысль, что времени совсем нет, и мне необходимо успеть как можно раньше приехать к ней на станцию Южная, чтобы ненадолго увидиться и вернуться домой, пока не закрылось метро. И мне хотелось наконец с ней познамиться в живую. Ехать на метро мне менее получаса, но с двумя пересадками, а это значит, что времени практически нет. То что я делаю - это безумие.
Я побежал, схватив с собой карту города, в метро ее подробно изучил и выяснил, что от Кантемировской до Южной впринципе небольшое расстояние для того, чтобы можно было дойти и пешком. Мы встретились, совсем скоро закрывалось метро, первые ее слова были о том, что я - сумасшедший. Будто бы я этого не знаю, но говорить, что согласен с этим не стал. Я решил быть с ней столько, сколько она сама позволит. Домой вернусь пешком.
С первой минуты это была очень романтичная встреча. Девушка оказалась черезвычайно милой и доброй, к тому же за последние годы я успел соскучиться по тому, что от меня не требовалось говорить. Она открывала мне свою жизнь, так словно ей не с кем было нормально поговорить уже очень давно. А я слушал и любовался сверканием ее счастливых глаз. Я знаю, ей было хорошо.
Мы бродили по ночным улочкам до 3-х часов ночи. Утром ей нужно было уезжать. Хотелось побыть с ней до утра, но это было бы жестоко, зная какое мучение ей тогда подарит день. Долго стояв у ее подъезда, я чувствовал, что и она не хочет прекращать встречу. Она живет сейчас одна. Интересно, если бы я спросил бы у нее: "можно ли остаться до утра?". Смогла ли бы она мне отказать? Судьбу проверять я не стал и мы простились. Я побежал домой.
Сразу взяв неверное направление, мне понадобилось время, чтобы добраться до Варшавского шоссе. Все что мне оставалось это перейти железную дорогу, идущую параллельно шоссе, и идти прямо в течении минут сорока. Но здесь романтика кончилась, началась Россия. То что на карте было пустым местом, в действительности оказалось забором, там где было написано проезд, в действительности - тупик. Прохода не было. Я шел вдоль Варшавского шоссе, периодически тыкаясь в сторону железной дороги, но все безуспешно. Фактически, пешком я повторил крюк, который делал в метро. Я дошел до станции Варшавская, с трудом отыскал там путь к платформе, который прятался в проходе метро, располагающимся в еще закрытом супермаркете, вышел в уже знакомый мне заводской район, и долго брел в лабиринте его улочек до метро Кантемировская. От туда уже совсем близко был мой дом.
За это время успел пройти короткий дождь, напоминающий больше непродолжительную, но метку очередь пулеметчика, капли его были крупные, похожие на град, но теплые. Я встретил рассвет, который от меня спрятался за могучими спинами туч. Увидел около полусотни собак и столько же людей, в точности повторяющих поведение братьев меньших. Они все бесцельно "шатались" по улицам, обнюхивали и обнимали столбы, ругались и лаяли. Одна собака составила мне компанию на четверть пути. Мне кажется, я чувствовал ее надежду. Жаль было разочаровывать. Раза три меня пытались укусить, презренные создания, боялись при этом собственной же тени.
Я бежал, затем, устав, уже шел, к концу - почти полз. Я все думал о том, что я снова стал другим. За три с половиной часа моего пути я смог хорошо прочувствовать, что все мои современные цели имеют совершенно иную природу, чем раньше. Мне девятнадцать. Не верьте больше мне. Теперь я готов играть в игры, в которые играют люди.
Исчезли мысли и догадки,
В потоке яростных страстей,
Теперь остались только факты,
Они и истины важней.
Весь прежний стыд теперь в заслуге,
В почете пошлость, нигилизм.
И этим балом сейчас правит
Утилитарный оптимизм.
Ушли поэты, драматурги,
Одни торговцы лишь остались.
Теперь искусство существует,
Чтобы за деньги давать радость.
О как же пошл этот мир!
Его законы – дань безумству.
И тривиальностью картин
Себя вручили мы кощунству.
Культ денег, личности, успеха,
В нем даже счастье – лишь товар.
Реклама – двигатель прогресса,
А алчность – главный потенциал.
Все продается в этом мире,
На все теперь своя цена,
Ребенок стоит двести тысяч,
А сколько стоит вся семья?
Страшись двадцатый век ушедший,
Тебе и сниться не могло,
Что после стольких испытаний
Народ забудет твой урок.
Грядет эпоха капитала -
Расплаты день настал для нас,
Слепых сынов Левиафана,
Живущих свой последний час.
Чтобы расстаться и окончательно проститься, потребовалось больше времени, чем я думал. То было мое решение, посеявшее во мне сомнение, в своей правильности. Я любил ее, но уходил ради ее же блага, - и это могло быть глупейшей ошибкой, если бы она не разделяла такую позицию. И я по прежнему люблю ее все с той же страстью, хоть теперь и знаю, что моя любовь безответна, и что теперь это и ее выбор тоже. Но сейчас я смогу уйти, я хочу исполнить это ее желание, ее просьбу, теперь нет ничего, что могло бы меня остановить и оставить на едине с сомнениями. Я окончательно свободен, хоть я этого и не просил.
До этого утра мне было физически невыносимо быть в состоянии одиночества, до тошноты противно. Теперь только усталость, уныние. Порой лучшим другом является надежда, но сейчас, безнадежность - это единственное мое спасение.
Прошел один день. Без нее. Я понял, что потерял все, ради чего стоило жить, единственного человека, который хотел меня понять, единственного, кто мне доверял на столько. За этот день я занимался всем, чем только мог, отвлечь себя от этих мыслей получается, пока не остаюсь один. Один...
Завтра пойду гулять в одиночестве.
Я обнял ее, так как никогда раньше не обнимал, с чувством того, что ко мне вернулось мгновение мною уже потерянного. На тот момент я уже принял решение уйти, но все еще принадлежал ей, и не смог бы этого сделать, если бы она попросила остаться. Я хотел быть единственным, хотел, чтобы она любила лишь меня, я знаю, - я слишком много хотел. Я не мог требовать этого от нее, ведь и не мог дать ей того же. Мне следовало уйти.
Мы простились, так же как и познакомились, будучи долго наедине, со слезами, с мечтами, желаниями и страхами. Я чувствовал к ней все тоже чувство, как и тогда, год назад. Я любил ее как женщину, и это чувство для меня было впервые, хоть я и любил раньше, но совершенно по иному. И еще я знал, что это богиня, моя богиня, единственная, и я принадлежал ей, словно раб. Но был свободен, она дала мне эту свободу, и теперь я ей воспользовался. Она не остановила меня, значит, мы оба приняли это решение.
Пять часов слез, объятий и нескончаемой боли расставания. Это было невероятно. Теперь я уверен, что не найдется такой радости, которая смогла бы сравниться по силе с этой трагедией. Разве может быть что-то прекрасней трагедии? В ней гибнут не герои, в ней гибнет хор, а от того это действие имеет по истине великую силу. Такое может быть лишь раз. Мы с ней создали произведение искусства длиною в год, целый жизненный круг. Это было искусственно, но не наигранно. Искусственно, потому что искусство, такого не может быть в обычной жизни, мы смогли выйти за грань возможного, мы перешли в область искусства, лирики. Наше знакомство и расставание, все наши встречи, слезы и радости, - все это не принадлежало обычной жизни, это было высоко над ней, там, где обитает совершенство.
Я уходил, зная, что уже никогда не вернусь. Трагично, прекрасно…
Мне девятнадцать, еще молод,
В моих устах любое слово
Звучит и дерзко и смешно,
Но знаю, истинно оно.
Я стану старше и мудрее
И сам себе осточертею,
Устану от борьбы со всем
И потихоньку сдамся в плен.
Привыкну к жизни в заточении
И мимолетному течению,
В абсурде взявшего начало
Уже известного финала.
Трагична жизни предрешенность,
Свободы духа обреченность
В законах, созданных во благо
Всех карьеристов-психопатов.
Прошлое стерто,
Каменной поступью дорог,
Время размыто,
Мы исчезаем ровно в срок.
Цели на завтра
Те же что были и вчера,
Наше сегодня,
К нам не вернется никогда.
Так сделай еще шаг,
В ту бездну под собой,
И твой последний шаг,
Мы назовем судьбой.
Счастье мгновенно,
Боль с нами будет навсегда,
Где-то за дверью
Ждет нас дорога в никуда.
Картонные лица,
Бессвязные мысли суеты,
Ждущие смерти,
Живущие ради пустоты.
Так сделай еще шаг,
В ту бездну под собой,
И твой последний шаг,
Мы назовем судьбой.
И день сменяет день,
И жизнь уходит прочь,
И будет только тень,
Когда наступит ночь.
И день сменяет день,
И жизнь уходит прочь,
И будет только тень,
Когда наступит ночь.