[306x448]
Вади́м Ахматха́нович Муратха́нов (родился 17 января 1974) — поэт, прозаик, критик, эссеист, переводчик родился в 1974 году во Фрунзе.
В 1990 году переехал в Ташкент, где в 1996 году окончил факультет зарубежной филологии ТашГу. С 2006 года живет в Московской области. Вадим Муратханов публиковался в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Октябрь», «Звезда», «Знамя», «Арион» (Россия), «Звезда Востока», «Восток Свыше» (Узбекистан), «Интерпоэзия» (США), «ШО» (Украина), «Иерусалимском журнале» (Израиль), антологии «Освобожденный Улисс» (Москва, 2004) и др. Переводы с узбекского вошли в поэтическую антологию «Анор/Гранат» (Москва, 2009), переводы с татарского - в «Антологию новой татарской поэзии» (Москва, 2015). Книги стихов: «До сумерек» (Ташкент, 2002), «Непослушная музыка» (Алматы, 2004), «Портреты» (Москва, 2005), «Ветвящееся лето» (Москва, 2007), «Испытание водой» (Москва, 2010). В 2011 году вышла книга избранных стихов и прозы Муратханова «Приближение к дому» (Алматы). Книга стихов и переводов «Узбекские слова» (Москва, 2013) была отмечена специальным призом премии "Московский счет". Стихи Вадима Муратханова переводились на английский, армянский, узбекский, украинский языки.
Боорсок
Золото чак-чака, сгущенная
до черноты синева изюма,
пепельная желтизна боорсоков,
чья сладость сначала хрустит
на зубах и лишь затем
проникает в сознание.
Дастархан усеян угощениями,
но гостей все нет.
Ада и ая в лакированной рамке
с высоты глядят неотступно,
и тесно стоящие блюда,
слишком вкусные, чтобы быть съеденными,
постепенно превращаются из запретных плодов
в экспонаты закрытого на учет музея.
Солнце плавит стекло портрета.
Красным карандашом обведена дата
в календаре 1976 года.
День, когда с неба падали боорсоки.
Шифоньер
В доме ни души. Открываю
скрипучую дверь иноземца, заложника,
потерявшего память,
принявшего чужую религию
и хранящего теперь ее пыль.
Батыр
Горел. Два раза был порезан.
Ходил с простреленной рукой. И говорят, на нем
немало темных дел.
Вечерами на бревне от старого тутовника
сутулится, усталый и больной.
Интересно, помнит он
про нашу детскую драку?
Вода
Что толкнуло сбежать
вниз по крутому откосу —
не помню, но быстро
кончился рост, и чуткая крыша
сомкнулась над головой,
отменяя теченье.
Две огромных руки
до первого вдоха
вырвали из теплой утробы —
мокрого, испуганного.
Но успели увидеться черные травы
на затопленном склоне
и зеленое солнце реки.
Короткая радость стоянья на дне
до сих пор не дает научиться плавать.
Курпача
Толстая гармошка,
свернувшаяся до потолка,
научи меня небу.
Подними меня выше крыши,
выше груши, урюка и одноглазой телевышки,
откуда можно всех пересчитать.
*
Мой старый дом, заросший сад
и инструмент в ладонях слабых.
Другие руки век назад
привили этот цвет и запах.
Но кажется: за шагом шаг
стволы и ветхие стропила
в младенчестве моя душа
сама из времени слепила.
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/7/7m.html
http://krapan-5.livejournal.com/tag/Муратханов%20Вадим