— Бог! Царь хочет говорить с тобой! Прости его и выслушай!
Стало тихо, никто не смел вздохнуть. Царь соображал: когда случился великий потоп и лопнула земля, Простяга просил Бога помочь, и Бог явился с неба комом огня в тот же вечер, и в ту же ночь земля закрылась, и не стало потопа. Значит, и сегодня так будет. Не успел дядюшка, ваше высочество, не успел! Никто тебе теперь не поможет…
Агар выпрямился. Служки, поддерживавшие его, отскочили и повернулись к Богу спиной, пряча головы руками. Царь увидел, как Агар протянул сложенные ладони и положил на грудь Бога. У Бога тотчас загорелись глаза. От страха царь стукнул зубами: глаза были большие и разные — один ядовито‑зеленый, другой белый, яркий, как свет. Было слышно, как Бог задышал, тяжело, с потрескиванием, словно чахоточный. Агар попятился.
— Говори, — прошептал он. Ему, видно, тоже было не по себе.
Царь опустился на четвереньки и пополз к возвышению. Он не знал, что делать и как поступать. И он не знал, с чего начинать и говорить ли всю правду. Бог тяжело дышал, похрипывая грудью, а потом вдруг затянул тихонько и тоненько — жутко.
— Я сын Простяги, — с отчаянием сказал царь, уткнувшись лицом в холодный камень. — Простяга умер. Я прошу защиты от заговорщиков. Простяга совершал ошибки. Он не ведал, что делал. Я все исправил: смирил народ, стал велик и недоступен, как ты, я собрал войско… А подлый Бат мешает мне начать завоевание мира… Он хочет убить меня! Помоги!
Он поднял голову. Бог, не мигая, глядел ему в лицо зеленым и белым. Бог молчал.
— Помоги… — повторил царь. — Помоги! Помоги! — Он вдруг подумал, что делает что‑то не так и Бог равнодушен к нему, и совсем некстати вспомнил: ведь говорили, что отец его, царь Простяга, умер вовсе не от удара, а был убит здесь, в храме, когда убийцы вошли, никого не спросясь. — Помоги! — отчаянно закричал он. — Я боюсь умереть сегодня! Помоги! Помоги!
Он скрючился на каменных плитах, кусая руки от нестерпимого ужаса. Разноглазый Бог хрипло дышал над его головой.
— Старая гадюка, — сказал Толя. Эрнст молчал.
На экране сквозь искры помех черным уродливым пятном расплылся человек, прижавшийся к полу.
— Когда я думаю, — снова заговорил Толя, — что, не будь его, Аллан и Дерек остались бы живы, мне хочется сделать что‑то такое, чего я никогда не хотел делать.
Эрнст пожал плечами и отошел к столу.
— И я всегда думаю, — продолжал Толя, — почему Дерек не стрелял? Он мог бы перебить всех…
— Он не мог, — сказал Эрнст.
— Почему не мог?
— Ты пробовал когда‑нибудь стрелять в человека?
Толя сморщился, но ничего не сказал.
— В том‑то и дело, — сказал Эрнст. — Попробуй хоть представить. Это почти так же противно.
Из репродуктора донесся жалобный вой. «ПОМОГИ ПОМОГИ Я БОЮСЬ ПОМОГИ…» — печатал автомат‑переводчик.
— Бедные злые люди… — сказал Толя.
(с) Аркадий и Борис Стругацкий
Дача... Там было хорошо.
Не буду яро описывать всё, ибо не каждый дочитает и до этого момента поста.
Всё просто хорошо.
"Пути-дороги"
Пути-дороги. Рельсы-шпалы.
Едет поезд чуть усталый.
Слева лес, а справа поле.
Слева темень, справа воля.
Но судьбою предназначено
Шить ему колёсами
Путь, людьми указанный,
Взглядами белёсыми.
Ему б спрыгнуть на пероне,
Скинуть куртку, побежать.
Подмигнуть окном вагона,
И уйти себя искать.
На росе, в траве прохладной,
Чуть искрящейся на солнце.
На листве, зелёной, гладкой.
Во дворах. И на оконце.
В передрассветном, утреннем тумане,
В каплях с неба, и в ручье.
В птицах, парящих над горами.
В костре вечернем. И в земле.
Раскрыть всю грудь, вдохнуть свободой.
Смеятся с ветром наравне.
Не отягощать себя заботой
И мыслями о новом дне.
Но сколько раз не прыгай- вернёшься вновь.
На путь-дорогу старую, усталую.
Туда до горизонта, в один конец билет,
По стертым рельсам, дряблым шпалам.
"Туманный"
Воздушный и туманный.
И с виду вроде бы простой.
Но внешность - она обманна.
Он жил всю жизнь в глуши лесной.
С годами мы взрослеем лишь на год.
Лишь иногда - на два, на три.
Желаем знать всё наперёд.
Не смотрим вглубь и в то, что вонутри.
Всё что дала природа - с честию принять.
Это его и правда, слово.
Взамен - души частичку обменять.
Но не корыстно - благословно.
Ведь души - прерии степные,
Свободные от тела потребленья.
В глазах его огни. И те младые.
Но человеком рос - не станешь зверем.
Он просто тень. И от того,
Что вроде бы его никто не замечает,
Он благодарит кого-то одного
За то, что он рассвет с улыбкою встречает.
"Музе"
О, муза! Даришь ты мне творчество
И странный крест, коий несу не я,
Обманное величие, одиночество
И каплю сладкого безумия.
Тебя я рад встречать ночами
Во всех обличьях. Всюду узнаЮ.
Во звёздах, во домах, в замках с ключами.
В аду. И может быть в раю.
Что хочешь ты? Дарить мне свет?
Иль хочешь, чтобы я его дарил,
Неся огонь в заполненный людями склеп,
И, словно Данко, под небо их я выводил?
А может просто хочешь, чтобы
Читать далее...