Сквозь самый странный сон, где я орала в килте где-то в горах, ворвался ты. Мы бились на мечах, кажется вечность. Ну куда мне до тебя, а. Но, от страха, видимо, я вела себя как берсерк-дадэкаэдр . Это было так ярко и так знакомо, будто бы не в первый раз, будто, я это умела когда- то. Проигрывая, я бросила в тебя сапогом и ты засмеялся, сквозь рык и оскал.
Когда я очнулась, казалось, что сратый поезд переезжал меня всю
ночь. И сейчас даже кажется, так.
С детства мне говорили о неоднократности жизней. что души воплощаются связками, парами, пучками. Что, может не в этой жизни или следующей, или другой, очередной. И я верила.
А это тюрьма. Попав в нее единожды, выбраться почти невозможно.
Нас разводят, как скот на фермах. Нас кормят нами же.
Нет тут никакого развития и эволюции опыта. Нет времени. Только единый, бесконечный беспощадный скрипт.
Все опыты любые, всех любовей, потерь, признания, встреч и расставаний, завоеваний, доблести, деторождения, все, что только можно представить и прожить. Все это за мелкими деталями - стандартные сценарии. за тысячу жизней - испытаешь эти оргазмы во всяческих вариантах. Уже ничто не ново. Я играла в это с ощущением сплошного дежавю. Было с самого начала ясно, чем кончится, чем начнется опять.
Все не за этим.
Просто живущие здесь попались в одну и ту же ловушку. Все по своим причинам. Всячески однообразным.
Я знала некоторых, что говорили подобное, но пока не дойдешь своим существом, это не воспринимается.
Они вышли в окно.
А ты почему остался?
Ты же знаешь, к чему все твои флэшбэки.
мир не одинаков, но по- прежнему един.
времени не существует, как и шансов на какой- нибудь другой исход.
для тебя. И для меня.
у всякого плода свое время падения.
единица и ноль.
струны затягиваются узлами, спиралями, паутиной.
мосты, на которых я ждала тебя - взорваны.
не все, но многие.
люди, которых я знала, замещаются чем- то, что я не произнесу.
реальность с цветными узелками все больше напоминает колючую проволоку, над которой я несусь.
с корзинкой зверобоя, полыни, земляники.
июль и старые кружева занавесок на сквозняках знает больше.
он будет говорить за меня.
Есть ли какой- нибудь бот, чтобы с ним говорить обо всем без второго дна? Чтобы каждое слово не было вывернуто наизнанку чужим больным разумом и использовано против тебя?
я завариваю зеленый чай. Пью зеленый чай. Переворачиваю страницу.
есть ли какой нибудь бот, с которым можно было бы говорить буквами через пальцы, без обязательств продолжать далее, чем существует тяга.
есть ли какой- нибудь бот, чтобы не быть заложником продолжения или начинания, или окончания. Чтобы можно было отмерить ровно столько, сколько необходимо/желаемо.
есть ли какой-нибудь бот, с которым можно молчать?
таким ботом разве только сам станешь. Ну или найдется благодетель, чтобы написать его в кои- то веки.
[462x700]
Стоит сказать себе той,
что десять лет сотрут
Все то, что кажется катастрофой, на поверку окажется миражом
что ложь, сколько не повторяй ее, не пытайся оправдать, останется ложью.
пусть так. Ничего не меняет.
сколько осталось там - тридцать пять зим. Господи, всего то.
Я удалила все контакты. Больше не знаю где ты. Куда писать свои маленькие буквы.
но, заешь что, восемнадцатого мая я по-прежнему
буду читать твои посты. Те, что и все двеннадцать лет. Буду читать их.
Мои руки пристегивают тебя привычно. Все, что я умею - топить тапочку. Я, звуки. Бахов и мои купленные еще при украине права. Это так странно. И так жестоко. Я не умею водить машину. У меня нет других вариантов.
[525x700]
Мы же знали, что так будет в итоге. Я знала, что мне не найти тебя в веренице жизней. Как хомяк тащить себе в нору то слова твои , то форму глаз-бойниц. Мне не сложно узнать тебя в гриме или броне, со спины или в кренолине. У меня эта мозаика лет триста, как хлынула носом. По косточкам на запястье или по странной почти детской наивной походке, когда ты не можешь придумать все время, куда бы деть руки.
Иногда смысл проявляется в том, чтобы отпустить
И перестать искать тебя там, где тебя нет
Тогда все становится на свои места
Мы встретимся дома
Не в этой тюрьме
Тогда все становится понятно
Мне осталось не так много обязательств
И я буду
Свободна
Идти
Домой
Скоро буду
Хрупкость, пустые тюбики из под масла, кисти, стертые до основания. Стинг. Я снова буду свободна. Содрав с себя старую кожу до костей. Это так дико все, будто выходить из- под наркоза. Смешно говоришь и тошнит без конца. Когда- то в жизни, бывшей до прошлой, я писала про некоторые, бывают бессмысленными, некоторые, полными смысла. Сейчас - это где-то между ягодиц судьбы. Я радуюсь, что здесь меня читать уже некому и можно не думать о том, что все сказаное будет воспринято чужим больным разумом в наиболее извращенной форме.
ты был прав.
как так случилось, что во всем?
Под рекой есть другая река. Всегда.
Как и в этой брехне всегда будет второе дно.
Плюсы в том, что я отучилась искать твою ладонь в пустоте,
Каждый раз, прежде чем шептать «памагити»
А такое было со мной всего пару раз.
Последний, при родах.
Мне в принципе не важно, кто что приносит на языке.
твои терпкие своды забиты трухой.
Мои антикварные дворики перемолоты на ветошь и грязь.
Мой харьков, юность и блажь. Мед и вино. Ржаные поля.
Как только я смогу покинуть чертов вульфенштейн и подошв моих тут не будет.
Я удалила все записи, все резервные, все, где я могу найти твой номер. Пустота лучше тщеты. Лучше унижения. Снисходительной усмешки, которую слышу кожей. Плевать.
Пусть будет тихо теперь. Ш-ш-ш, Mon Aimmer sh-sh.
Спи, мой первый.
Наш общий город накрыло волной дерьма.
Кто из нас выжил из всех, беззаботно пивших портвейн на ярослава мудрого, подводивших глаза угольками. Кто отправился в лейпциг, венецию, пьер лашез. Кто очнулся в логове саурона, кто не очнулся совсем.
Нас так много было, так мало осталось.
Как в детской считалке. Один из них утоп и далее по тексту.
Моя дикая встретит вас и проводит. Разводи руками, обнимай покрепче.
Время всех рассудило и никого не уберегло. Я три недели ору и пью. Пью и ору.
Наша треть в земле. Треть в Лейпциге. Треть в стране, название которой я безо рвотого рефлекса не произношу уже.
Мне кто- нибудь скажет, как мы здесь оказались, Господи Боже. Как это блядь произошло?
И ни одного слова без опечатки.
Я люблю время, за то, что оно неизбежно рассудит всех.
Меня, о которой столько легенд, что хватит на небольшую книжечку.
Тебя, из под которой девочки выживают поштучно, как из под асфальтного катка. О тебе легенд хватит на целый альманах.
Мне так странно, находить их, смотреть, как они выживают.
Ты говорил, многие опустились.
Я вижу жизнь. Кривую, косую, но саму жизнь. Живую.
Мы
Узнаем друг друга по шрамам.
Никто не виноват.
И не достаточно хорош.
Довольно сложно в конце концов принять, что некоторые твои сны - порождение чужого больного разума. Но это было единственным из путей, на котором я бы не уничтожилась. Без тебя и моей истории, едва ли во мне нашлись бы силы на всю эту историю, которой я теперь восхищаюсь теперь каждый день. Правда, без всего этого животного опломба яжематери. Мне радостно смотреть на мой Север. Остальное в любом из случаев , унесет река и она же рассудит.
I would really appreciate if you told me before that
всякий шаг будет отдавать скрежетом зубов.
каждый день придется себя как барон вытаскивать из болота этого за волосы может ты это и сделал, а я чувствовала эту саднящую бессмысленность с детства и не понимала, что я здесь делаю.
но я правда старалась быть нормальной. Ты же знаешь.
Жопа в том, что я опять завела свою жизнь в пизду в простой попытке жить.
Раньше мне хотя бы пелось, плясалось, я могла бежать, лететь, плыть до сведенных ног за рифы. Я трепыхалась до талого, изобретая себе все новые способы быть живой.
сейчас это дно. Все что я хочу теперь - перестать это вот все тупое барахтанье.
забери меня
во мне не осталось ничего живого.
реальность стирает меня в порошок. Но слишком медленно.
Чтобы слова начали опять высыпаться изо рта, нужно остаться одной. Гулкими шагами стуча в стылых арках. Я сто лет не гуляла, не считая побегов за едой. Ноябрь рутинно выворачивает, профессиональным жестом заготовщика пушнины.
Стоит остановиться у ванной с желтыми уточками с муслиновым одеялком в руках. Замечаешь как он быстро растет. Как становятся глубже круги под глазами, как бесконечно давно я была с собой. Это кажется выгорание. Я проснулась неживая. Во мне ничего не болит больше. Кроме тебя.
Он говорит. Я молчу. О том, что все это ложь.
я же не представляю никакой для тебя ценности. Силу инерции просто недооценить. Когда это кончится, ты не знаешь? Я уже выплакала все глаза. Если бы не сын , было б так просто вскрыться в ванной. Быстро и несложно. В разы менее болезненно , чем последний месяц
Предчувствие смерти, любой, заставляет вспоминать. Помнить, знать. Что- то проступает чернилами сквозь кожу. Нутряная хтонь. Здесь, в глуши, это особенно слышно. Маленькие шаги, которые отдают гулом в потрохах. Я говорю и эхо отражается от тебя без изменений. Мектуб.
Снег был создан только лишь для того, чтобы мы забывали.
Стало сложно найти место где можно покричать. Чтобы никто не был этому свидетелем. Ни семья, не иранцы, которым больших трудов стоило воспринимать как равного женщину. Ни остальные, которые не вынесут тебя слабой девочкой. Здесь некому мне пошикать. Я бегу сквозь степь в надежде встретить желтую змейку. А она не явилась. Все это не важно. А важно то, что я никогда не смогу быть с тем кого хочу. Трахаться с тем, кого хочу. В этом месте я выгляжу как тот бобер в альпах. Только я ору вовнутрь. Внешний оскал прирастает к моему лицу и я делаю то, что умею получше всего остального. Молчать.
Будто бы ты, попрощалась с этой жизнью между двумя фурами под Джайпуром, будто бы ты осталась на обочине под Уджайном, будто под Насиком ты не перевернулась через труп коровы, не сбила насмерть пьяного местного, не зашивалась по живому, не скрывалась от полиции по трущобам. Будто бы все это по - прежнему было кем- то бережено. Несмотря на то, что ты не считаешь, что это имело смысл.
ты не знаешь, почему, чем больше зарабатываешь денег, тем меньше все это стоит … будто бы дома из бабушкиных открыток складываются вовнутрь. Всеми этими приветкакдела знаете ли нас лишили надбавок профессорских простигоспаде.
почему я становлюсь с каждым днём все жёстче, все злее к себе все беспощаднее, где эти резцы, об которые срезать все, что наросло за эти века. Пусть это будет селфхарм и не в первый раз же ей богу И не знать ничего. Ни беспощадных иранцев, ни честности, которая единственная спасла мою беременную задницу, ни волокиты всей, от которой я зарылась в песок.
только знаешь, что. Все единственное, что я хочу неизменно с восьмого или хрен его знает уже какого года.
Что я вижу во снах. О чем просыпаюсь.
ш-ш. Я даже здесь это не напишу. Аминь мое сердце. Мое бедное сердце, аминь.
Будто бы солнце сквозь пальцы - колко и горячо.
- я же не могу тебя в этом остановить?
-если не можешь ты, никто не сможет.
Ты делаешь вдох, я делаю вдох. Остается только важное. У тебя свое, у меня свое, но ты делаешь вдох и я делаю вдох. Мы оба живые и твой голос звучит, отражаясь от ребер.