* * *
Немного кофейник, немного слоненок.
Намеченный выворот вроде приманки.
Сконфуженный разум обидчив и тонок,
И кажимость двойства имеет в изнанке.

Кофейник как слон, и дверь как портниха.
В бреду изнемог опечаленный гений.
И неодинаково мрачно и тихо
На желтые стены отброшены тени.

Прибегнуть ли к бегству? Четыре…четыре
Стены обрамляют портнихи оттенки.
И слон как кофейник в квадратной квартире
Безмолвно ползет от стенки до стенки.

Спасаешься бегством, убогий бездельник!?
Но все без тебя не дороже копейки,
И этот ползущий слоновый кофейник,
И даже портниха с лицом белошвейки.

С тобою же все – одно удивленье:
В квадратной квартире слезинок квадраты,
Кофейный слоненок, сутулые тени
И платья портнихи волнистые скаты.

Зачем я целое мгновение так внимательно глядел в это пустое, холодное небо? Его растворяющее черное безмолвие показалось мне невыразимо прекрасным.

Встретил вчера двух знакомых студентов-философов. Они распивали пиво на лавочке рядом с детской площадкой. Один из них, уже изрядно осоловевший, в очередной раз отхлебнул из бутылки и, видимо, подводя итог каким-то своим размышлениям, с серьезным видом заявил: “Догматизм – основа всего”. В этот момент мне почему-то вспомнились телевизионные репортажи о театральных постановках в европейских метро и туалетах. Кризис культуры?

Мое многодневное вынужденное отсутствие разрешилось моим же появлением! Локальная катастрофа телефонных линий устранена, а это значит, что я снова смогу выстраивать свои спонтанные мысли в стройные ряды белых буковок на привычном бледно-зеленом фоне.

Ощущать просторность всегда и везде – этой способности довольно человеку для совершенно спокойного существования. Неспешно двигаясь по темному коридору собственной судьбы, порою вслепую и ощупью, он неизменно, вытягивая вперед руки, с самого рождения привыкает хватать смыкающимися пальцами успокаивающую, такую приятную пустоту, которая утешает его бешено бьющееся сердце, обещая следующий легкий, безболезненный маленький шажок. Но что же это за fatum без насмешки? Насмешка ее проста до гениальности – каждый из коридоров судьбы, заключающий в себе отдельного бредущего человека, имеет свойство периодически совершать поворот – влево или вправо. И когда коридор поворачивает, человек упирается в стену. И из кажущегося отсутствия пустоты, которая никуда вовсе не делась, и находится теперь, соответственно, справа или слева, вырастает мучительное трагическое чувство собственной бесполезности. И когда снова будет найдена эта немыслимая пустая ведущая нить, тогда только человек вновь ощутит то невыразимое чувство, которое теперь принято гордо именовать “смыслом жизни”. И каждый новый поворот с его наново совершаемым обретением ведущей пустоты будет восприниматься как совершенно уникальное чудо. И эта ироническая цикличность поворотов, нисходя и возвышаясь в огромном количестве разноуровневых качеств и предметов, смеющаяся над потешающими ее слепыми трагиками, она проявляется в каждом рождающемся дне, каждой новой минуте: от дерзких и бессмысленных движений оправы стареньких очков – от переносицы ко лбу и снова к переносице, до, по существу, столь же бесконечных появлений в числителе очередной формулы веселой греческой буквы, закрученной в спиральку.


P.S.
Снова о кажущемся и действительном.
Ехали с однокурсником после занятий. Наблюдая за стекающими по стеклам автобуса бесчисленными капельками дождя, мы говорили о книгах, электронах, женщинах. Неожиданная и внезапная серьезность, волной скорби нахлынувшая на моего собеседника, прозвучавший в следующее мгновение его вопрос, но более, неизвестность самих причин возникновения вопроса, ввели меня в состояние полнейшего недоумения.
-Ты, наверное, никогда не ощущаешь себя одиноким?
- Какая глупость! Обратно, я слишком часто стремлюсь отыскать его, слишком часто испытываю потребность в этом сильном и ровном чувстве, столь необходимом для иллюзии объективации и самоанализа.
Он смерил меня тяжелым взглядом оледенело-голубых глаз.
- Странно. Я думал, уж тебе-то никогда не бывает одиноко…

Совсем уж непонятный парадокс.
Если в одном месте соберется много умных людей, то они обязательно совершат какую-нибудь глупость.

Это цитата сообщения -Drop_of_nicotine- Оригинальное сообщение

Критика для Imanus

Ну вот, здравствуйте)) Я как добрый и отзывчивый человек)) решила помочь своей ... уже бывшей коллеге *плачет* разобратся с её критикуемым)) И значит здравствуйте, Imanus, вот сегодня с вами разберусь я)) Вдруг неожиданно устав от безделия, я решила не откладывать вас в долгий ящик)) ну чтож, приступим)

Ваш ник, Imanus мне совершенно не понятен. Более того даже великий гугль ничего не говорит кроме того что это страница пользователя лиру. Переводчик тоже безсилен в этом деле, поэтому я по идее должна злится на вас, за то что вы придумали такой непонятный моим мозгам ник! Но нет.. меня наоборот это завораживает)) И если ещё объясните его смысл, то вообще буду покорена xDDD

В обычном дневнике я бы всё разложила по полочкам, о себе, резюме, цитатник, фотоальбом... но сейчас даже не буду это делать, мой сегодняшний критикуемый настолько необычен, что я даже не буду пытатся, у меня всё равно это не получится)) Просто в этом очень своеобразном дневнике этого всего нет)) И вновь я не злюсь, только по обыкновению грожу пальцем: смотри Imanus доиграешься!

Зато у вас есть очень мало ПЧ и друзей, ПЧ больше но не в этом суть) Ваш дневник ведётся уже почти год, и неужели на лиру нет интересных вам дневников? Очень жаль...

Что я могу сказать о дизайне парня? На мой взгляд слишком мрачен, но делаю скидку на голубенького человечка возле ника. Главное всё читаемо, глаза пока не взорвались и это хорошо)))

Заглянув поглубже дневник я поняла насколько вы умный и многогранный человек. Ваши записи это не тупая бытовуха, это реально обдуманные посты)) Только не нравится мне что вы называете себя проходимцем)) это не правильно)))Да и очень странно то что дневнику почтигод, а страница всего одна) Вы можете, и вы обязаны писать часто, потому что вас интересно читать, но вы почему то решили написать всего около 30 постов, жаль... и вот вдруг неожиданно мне стукнуло в голову, что пора мне (критику) ходить из вашего мира)) уж больно он ваш))))

Вывод: дневник ведётся исключительно для себя)) оценка? ну хорошо)) 7/10)) из-за отстуствия данных))

Утро началось с пропущенных занятий. Потому что отправился я совершенно в другую сторону – навстречу с любимым военкоматом, проходить военно – врачебную комиссию для сборов. Надежда “провернуть это дельце поскорее и успеть в университет на третью и четвертую пары” погибла на терапевте, которая отказалась меня принимать без истории болезней за последние пять лет и предложила встретиться завтра. Вооружившись бумагой, подписанной главврачом военкомата, я отправился в поликлинику за причиной утренних неудач – тоненькой двенадцатилистовой тетрадкой. Об университете, естественно, пришлось забыть. И все же путешествие в поликлинику казалось обыкновенной развлекательной прогулкой. Кто бы мог предположить, что бюрократические стены больниц еще более крепкие и способны выдержать даже продолжительную осаду. Все началось еще на подступах к “крепости”, то есть в регистратуре. Внимательно изучив направление военкомата на получение истории болезни, девушка из регистратуры посмотрела на меня испуганными глазами и объяснила, что не имеет права выдавать этот “важный документ”. На извечный русский вопрос “Что делать?” она ответила: “идите к заведующей поликлиникой в кабинет №19 и спрашивайте разрешения”. Заведующая поликлиникой оказалась женщиной серьезной – она все время разговаривала по мобильному телефону и дважды выгоняла меня из своего кабинета. Когда я зашел третий раз, она, не отрываясь от телефонного разговора, взяла у меня направление, не читая, перевернула, поставила на обратной стороне печать, расписалась, вручила усовершенствованную бумагу и настоятельно рекомендовала проследовать в кабинет № 15. В кабинете № 15 я обнаружил трех беседующих медсестер. После взаимных приветствий одна из них приняла мое направление и попросила паспорт и страховой полис, а вторая предложила пройти в рентген-кабинет. Чувствуя себя героем некоего постпелевенского рассказа под названием ”Добудь историю болезни”, я вежливо поинтересовался, каким образом паспорт, страховой полис и рентгенограмма, собранные вместе, помогут мне разрешить проблему. Тогда только одна из медсестер удосужилась прочесть мою бумагу, вздрогнула и побежала в кабинет №19. Через две минуты из того же кабинета вышла заведующая поликлиникой и сказала, что поняла суть моей проблемы, но историю болезней мне все равно никто не отдаст – на носу какая-то проверка. “Но вы можете сходить и сделать ее ксерокопию за углом” – мило улыбнулась заведующая. “За углом” находился небольшой магазинчик с веселым продавцом из футуристических фильмов, увлекающимся запредельной музыкой будущего. Вы когда-нибудь делали ксерокопию истории болезней – тетради которую врачи, не только исписывают своим непонятным почерком, но и обклеивают различными справками, как дети стенки холодильника - фантиками от жвачек? Продавец оказался находчивым и предложил оторвать справки “на фиг” и копировать отдельно, тем более, что ”клей у него все равно есть”. Так что после удачно скопированных тетрадей и справок он достал пузырек ПВА, и мы, вспоминая навыки, полученные в третьем классе на уроках труда, дружно занялись “аппликацией”. На неделе с ксерокопиями поеду в военкомат. Интересно, что нового придумают там?

«В некоем отдаленном уголке вселенной, разлитой в блестках бесчисленных солнечных систем, была когда-то звезда, на которой умные животные изобрели познание. Это было самое высокомерное и лживое мгновение «мировой истории», но все же лишь одно мгновение. После этого природа еще немножко подышала, затем звезда застыла, и разумные животные должны были умереть. - Такую притчу можно было придумать, и все таки она еще недостаточно иллюстрировала бы нам, каким жалким призрачным и мимолетным, каким бесцельным и произвольным исключением из всей природы является наш интеллект. Были целые вечности, в течение которых его не было, и когда он снова окончит свое существование, итог будет равен нулю. Ибо у этого интеллекта нет никакого назначения, выходящего за пределы человеческой жизни. Нет, он принадлежит всецело человеку, и только его обладатель и изобретатель так горячо и с таким пафосом относится к нему, как будто бы на нем вращались оси мира.»

Фридрих Ницше.

Какая замечательная за окном весна - со снежной метелью.

Тонкая книжка дорожного формата в светло-зеленой обложке. Автор - лауреат Нобелевской премии по литературе. В предисловии - одно предложение. - "Это исповедь "ложного пророка", пытающегося оправдать собственное социальное и моральное падение и неспособность любить".
"Гуманизм для себя" - подлинное человеческое уродство. Возможно ли его изжить? Не знаю. На его стороне великий союзник - цинизм баснословной выгоды. О чем это я? Прочитал "Падение" Альбера Камю. Глубоко задумался.

По-настоящему сложное дело - это то, которое всей душой стремишься поскорее начать, но всегда "неожиданно" находишь причину не начинать.

Совершил необычное - оглядел свой дневник с позиции человека, с Иманусом не знакомого. Пришел к выводу, что большая часть заметок прозаического характера есть не что иное, как авторская критика современности. Подумал, что его (т. е. автора, с которым я, впервые посетивший этот дневник, как уже упоминалось выше, совершенно не знаком)за такую критику тоже следовало бы покритиковать. И я уже готов был обрушить на хозяина дневника неумолимую силу слова, но неожиданно понял, что вся моя критика теперь будет строиться на предположениях и догадках - оказалось, что я его(речь снова идет о хозяине дневника) теперь совсем не знаю...

Дети верят в сказки, в добрых и справедливых героев, и очень хотят стать взрослыми. Они не знают, что вырасти – всего лишь значит полюбить другую сказку с единственным действующим, но теперь уже никогда не достижимым персонажем, олицетворяющим и добро, и зло, сказочным героем взрослых – человеком, не обремененным ответственностью.

В повседневных наблюдениях незамирающего города слишком много трагического. Чем не сюжет для сюрреалиста – одинокий, неподвижный, погибающий молодой тополь, заблудившийся в темном лесу человеческих движений. Он сутулится, и гнется, но не от ветра. Даже он подчинен теперь совершенно иной, более свирепой силе – всеобщему порыву к единообразию. Он старается уловить направление чуждого, но господствующего над ним вектора беспорядочного общечеловеческого стремления. Мой город бесцеремонен. В подземных переходах, автобусах, парках в незащищенные музыкой наушников уши врываются отколовшиеся острые обрывки брошенных в мобильные телефоны чужих фраз. За подобным проникновением робко жмется вопрошающий голос: не является ли в информативно насыщенном, четко отлаженном сообществе закованных в статистику существ бегство к некоей ”собственной личности” проявлением слабости, упадка? Не в этом ли бегстве теперь видится аморальное безумство наступившего дня? Даже твердый вопрос бестолков в пустоте. Хрусталь не звенит в вакууме. Я слишком молод, чтобы разрешать вопросы. Но хуже другое – я все еще не научился спрашивать.

Маленький мальчик с великой душой умер.

В. Гюго, "Отверженные".

* * *
Пусты в провинции гостиницы.
Не расширяется погост.
И поп, не знающий латиницы,
Все молится и соблюдает пост.

В округе всяческие горести,
Но говорят лишь обо мне.
И, пересказывая новости,
О новой шепчут западне.

А между тем, по переулочкам,
Среди расставленных стрелков,
Крадусь я к аппетитным курочкам
Из дорогих особняков.

И каждый раз, вернувшись в логово,
В рассветной резкости теней,
Я вижу силуэт двуногого,
В бессилье бьющего коней.

Напрасны долгие старания,
И годы гнут его в плечах.
Но чую воинское знание
В едва заметных мелочах.

Пылают ясени ветвистые.
Осенним днем мне снится ночь.
А лес, наполненный посвистами,
Уводит человека прочь.

Слушать этот музыкальный файл

Анекдот:
В американском национальном заповеднике посетителям продают колокольчики, отпугивающие гризли.
- А как узнать, что рядом прошел гризли?
- По помету.
- А что, он особенный?
- Да. В нем всегда колокольчики...

Ликуй, дневник! Автор отыскал перо.

О сомнительной дружбе.

Подружился с духом отрицания. Минувшие два дня упорно не желал принимать необходимое к очередной экзаменационной проверке зерно рационализма, предпочитая ему глубокую бездну описанных метафизических опытов. Пожалуй, в подобном состоянии я не отказался бы провести еще пару дней, не случись прошлым вечером одного неприятного обстоятельства. Прогуливаясь с вышеупомянутым новым другом по проспекту Собственных Мыслей я внезапно был окликнут суровой особой по имени Совесть, которая без всяких манерных изысков и приветствий продекламировала мне следующее: “Вы, сударь, бездельник”. От неожиданности я даже немного обиделся и растерянно спросил: “А когда это вы проснулись, дамочка?” Дальнейшие мои оправдательные речи в духе “познающий субъект вовсе и не обязан постоянно познавать, особенно если познаваемое только и может, что относиться к нему как представление” собеседницу почему-то совершенно не убедили. В поисках поддержки я обратился к попутчику: ”Ну правильно я говорю?”. Дух отрицания, до встречи с Совестью самоуверенный и наглый, вдруг как-то поник, и ответил отрицательно. На этом дружба наша и закончилась. “Трус,”- подумал я в сердцах, глядя на скуксившегося духа, и пошел прочь под руку с Совестью. А что? Она, может, и не сердобольная, зато врать не станет.