за окном на сонных листьях живет сказка. мое любимое дерево разукрашивается первым и долго сияет лимонными, салатовыми, желтыми оттенками. такое дерево росло по дороге в школу. тогда осень не пахла смертью. и эта осень не пахнет. сегодня осень пахла вкусным хлебным запахом и теплом. пахла пустыми детскими площадками, над которыми с удивительной ловкостью развешены бельевые веревки, эдакие сушилки семирамиды. они непостижимым образом крепятся то за талию, то за руки этих самых деревьев, слушают серенады листьев и дышат губами ветра. я слушаю в трубке дорогой голос, дышу дымом и кофе. читаю эту вот сказку за окном. и, я люблю тебя, осень.
пропитана тобой, словно сигаретным дымом. 5 лет прошло, а все так же внезапно бьет по вискам и сосет под ложечкой. вот я стою под сценой на фесте. пью чай - о, как прекрасен пропуск для прессы. смотрю на океан людей, который колбасится и кричит под моими ногами. смотрю на то, как девушка в замшевых сапогах ходит прямо в фонтане. и вот среди всей этой фантасмагории я очутилась от музыки, под которую мы впервые танцевали. не знаю, помнишь ли ты это все. да мне и не важно. знала ли я, что вот через 5 лет ты останешься где-то в архиве, среди многих других таких же. а я буду пить чай и смотреть на группы, которые когда-то нам пели. ненавижу я эту музыку, и группу тоже. но когда-то не было для меня ничего слаще и дороже. и мне сейчас уже все равно, и мне не горько. ты словно билет на концерт, на который я больше никогда не попаду, но храню его в ящике в качестве напоминания о чем то счастливом, ты - открытка, которую перечитываю, улыбаюсь и откладываю в долгий ящик, ты - детский дневник, о событиях из которого я забыла.
я дослушиваю песню, закусываю ее сигаретой. я стерла твои сообщения, выкинула диски, которые ты мне записывал, подарки которые дарил. но вот не смогу я заткнуть эту проклятую музыку, этот проклятый саундтрек к нашему неснятому фильму. нужно ли? я научилась тебя закуривать, запивать, зачитывать книгами, засматривать фильмами. я взрослая девочка. слышишь? мне 19. и я играю в журналистку. и у нас давно разные интересы. я уверенна, что ты тоже меня запил, залил, закурил, словом, забыл. о нашей любви я в свое время писала лишь реквиемы. не зря. в итоге я счастлива спать спокойно. и спасибо за все. Аминь.
вот есть люди, у которых грань размыта между добром и злом.
у меня же - между любовью и ненавистью. к жизни, людям, этому городу, перманентным кочеваниям с места на место.
я сгребаю в последний день сентября такие привычные, любимо-ненавистные мною вещи, складываю их в огромные мусорные пакеты. от этого создается впечатление, что я тащу за собой кучу трупов. отчасти правда, если учесть сколько личных "смертей" я пережила с этими вещами.
и на октябрьское небо я буду смотреть уже из нового окна, буду ходить по новым чужим подъездам, курить на новом балконе и пить какао я начну на новой кухне.
и я вот так до сих пор и не определилась люблю я это состояние или ненавижу.
Это цитата сообщения Рибике Оригинальное сообщение
Die Feinheit
Мой милый бэби, напиши
О рыжих снах, о синем небе
Такой пронзительной души...
Ах, мне бы!(с)
Как глупо, ангел мой, забывать о том, как складываются слова в картинки, забывать, лишь только вспомнив Ваши внимательные глаза, черные в рассветном сумраке.
Так же глупо, как молчать час напролет, в ожидании расставания не успев сказать самого важного. Чего же важного, спросите Вы? Всего лишь несколько строк по-немецки и один поцелуй.
Мелочь, свет мой, это такая мелочь - побренчать ею в кармане и забыть снова. Пока не пригодится: кидать в фонтаны, загадывая желания, наскребать на стаканчик кофе из автомата, чтобы не так холодно было идти до метро.
Холоднее всего падать в ледяную постель, как в омут, и страшно, будто так и останешься на дне. Хотя утопленники ведь всплывают, правда? А еще, кажется, встают, одеваются, глотают чуть подкрашенный заваркой кипяток и бегут до троллейбуса, подсчитывая про себя "и-раз-два-три-четыре".
Как странно, душа моя, я пишу эссе про эпоху готики - и меж исторических выписок тенями скользят сказочные принцессы в шелковых платьях, время присаживается отдохнуть на острый пинакль нарисованного собора, а за датами крестовых походов прячутся настоящие(смешное слово!) рыцари, дававшие обеты умереть во имя Господа, и не разменивающиеся на обет "не менять кожанных поддоспешников, пока не будет освобожден гроб Господень". И алые-алые листья на фоне темных камней мерещатся мне вместо листа.
Как непривычно быть влюбленным в это время года (и в Вас), не пытаться связать эту осень с прошлой, а ту - с предущей, а потом и с совсем-совсем далекой, прошить красной ниткой вечного отчания и ханры.
Только иногда мне совсем не верится, что я стал старше, умнее, спокойнее чем когда-то - все так же смотрю в окно, пропускаю лекции мимо ушей, улыбаюсь, как дурачок.
Но потом все становится на места. "И-раз-два-три..." - успеть, все успеть, не маленький уже.
Некогда голову задирать, небо все равно пасмурное, а та, у которой глаза были как высь или как лед... просто занята.
Мы же живые люди. Нам бывает трудно, больно и некогда.
Нам бывает некогда даже любить, счастье мое. Нам с Вами опять не хватит времени, не хватит еще одной долгой ночи, не хватит получаса на платформе метро. Может, хотя бы тогда я сумею не оборачиваться, близоруко высматривая вас за стеклом?
Просто - и, раз-два-три-четыре. Все очень просто для таких, как я.
Может, я все же выиграю - не Ваше сердце, о нет, ангел мой, - но свое.
Обратно.
она даже не вспомнит сколько раз она отчаянно напивалась, выходила в жуткий мороз в короткой юбке и замшевых сапогах, сколько стихов она написала в то время и как трепетно и перманентно носила за собой телефон.
в свои 16 она была воистину неистовым ребенком. ходила с розовыми волосами, разукрашенная как как любимая кукла (да, как будто фломастерами). уходила из реальности довольно брутальными способами: не с помощью виски, коньяка или вина, а с помощью водки с гадкими вкусами клюквы или еще там чего, или не менее гадкого пива (да, это можно пить). она писала каждый день в дневнике. слишком глупые вещи, даже для 16.
какая все-таки разрушительная и несправедливая любовь у подростков. но послевкусие после нее крайне полезно. после всех этих саморазрушений, похмелья, слез, театральных сидений с сигаретой, голоданий удается понять всю абсурдность своего состояния в тот момент.
девочки рыдают, пишут стихи, одевают образ принцев на всяких... словом, на всяких разных. думают, что эти всякие так же не спят по ночам, гипнотизируют телефон, придумывают всякие теории и сжигают исписанные страницы, курят по пачке за раз от своего "невообразимого горя".
на самом деле парни же тогда пили для того, чтобы напиться, курили, потому, что так принято, страницы вырывали только из школьных дневников, а отвечали на сообщения, чтобы развлечься. и не было у них никакой любви, и не знали они ее и не придумывали. и не привязывались они ни к кому. и писем, которые никогда не отправят, не писали.
она поняла это уже после, когда сказала однажды своему другу:
- знаешь, а Н. хотела тогда порезать из-за тебя вены.
- знаешь, а я тогда сидел себе за столиком, пил, и когда вышел к ней не мог понять чего это вдруг она рыдает и чего от меня хочет. мы ведь на тот момент уже пол года не встречались. в тот вечер я просто был пьян. послушал это и ушел. не помню, может и ответил ей что-то. я даже не догадывался.
она лично была слишком умной, чтобы резать вены. но это многое прояснило. те слова, которые ей в свое время не сказали, были не озвучены не из-за робости, трепета к ней, или боязни отказа. те слова просто и не возникали ни в чьей голове, кроме ее. как же все просто тогда было : на уровне инстинктов, а не на уровне чувств. на уровне пьяного бреда с обеих сторон.
просто потом удается понять прописную истину: в выигрыше тот, кому больше все равно.
а вот все помнят: песенники, анкеты, разнообразные блокноты со стихами и гаданиями. вот я сейчас перечитываю старые дневники и думаю "для чего они были?" но все равно таскаю все это барахло за собой по съемным квартирам, перелистываю, смеюсь. и мне легче выкинуть половину одежды. это нечто вроде моих личных архивов, или, если хотите, летописей. и вряд ли я когда-нибудь избавлюсь от этого милого хлама.
она не играет в Лору Палмер. но у нее есть тайны. некоторые безобидные, другие - не очень. но у нее точно есть воспоминания, которые она унесет с собой в могилу. просто твердо убеждена что у каждого обязательно-обязательно должны быть вещи, о которых никто не знает. как замурованный чердак в отремонтированном доме, куда никто никогда не попадет. у нее были такие вещи. те вещи, о которых она вспоминала только в оглушительном одиночестве. и творила тоже благодаря ему.
она говорила. много говорила и о многом. но никто и никогда не знал, не знает и не узнает о содержимом ее чердака. самые посвященные или проникновенные, пожалуй, догадываются о его существовании. но они считают молчание вполне достойным ответом. да, по большому счету, люди не интересуются жизнью окружающих, там где нет поводов для сплетен . но вещи на чердаке - не повод для сплетен. это то, что жалко уничтожить и в дом не затащишь. это не скелеты в шкафу, а скорее винтажные платья, которые кто-то много-много лет назад одевал на бал, колыбели, где кого-то колыхали, книги, не настолько значимые и необходимые, чтобы их поставить на полку, часы и пластинки, граммофон, да все что угодно. родное и не твое. не нужное, но необходимое. нелепое, но уникальное.
она не играла в Лору Палмер. и чердак ее не был доверху забит. он просто себе был, как неизменный атрибут личного пространства, куда не лезут чужие руки, об который не вытирают ноги и куда не проникают грязные мысли.
а вот вопрос завтра на семинар: "цель и смысл жизни" и "что такое счастье".
эм... no comments... но если вы уж так хотите об этом поговорить...
*подсознанию шепотом* ты говори, говори, я потом сама дорисую и коня, и любовь, и руку с сердцем, и что там еще полагается.
говоря о холоде. она не думала что вот слюнявые фразы, смех над каждой шуткой и отсидка на коленках могут быть индикатором человеческих чувств.
говоря же о трудностях перевода. да, она не смеялась над каждой фразой, не бросала глупых фраз, не стреляла глазами. да просто щеки краснели едва заметно, глаза опускались, речь замедлялась и становилась крайне разборчивой (чтоб не сказать лишнего). да, а еще сердце играло в барабан и выбивало мелодию. она готова была поклясться, что это вот сердце слышно было лучше ее каблуков.
*тщетно* говори, говори, я просто жду пока ты начнешь видеть глазами.
А жизнь всегда кажется вот такой, в прошлом? Когда понимаешь, что живешь вот здесь миллион лет и предела этому нет, когда ностальгия комком в горле и перемотка 1-2-10 лет. Нет, с одной стороны ведь все лучшее должно произойти. Но когда? Перемотка вперед: 1-2-10. А мы ведь слепы. Мы вот так и понимаем жизнь – в режиме перемотки. До нас никогда ничего не доходит.
Мне хочется верить, что все происходит так, как должно произойти, что не поступив я по-другому 1-2-10 назад было бы лучше. Мы с тобой пропустили наши 1-2-10. А я не знаю нужно ли это. А страница вырвана, или не написана. А одно слово тогда 1-2-10 могло бы стать «эффектом бабочки». Нашим «эффектом бабочки». Когда лишь взмах крыльев бабочек в моем животе мог бы привести к катастрофе в твоем сердце. А я никогда не узнаю.
Я перематываю вперед 1-2-10. Думая о прошлом, мне кажется, что я уже слишком старая. В конце концов, останется важным то, что будет важным и через 1-2-10.
Интересно, как часто мотаешь ты на наши 1-2-10?
а я вот выбрала новый зонт. большой-большой и оранжевый-приоранжевый. я не знаю, как я его буду носить за собой, но думаю мы с зонтом будем смотреться вдвоем очень органично. и, вспоминая обо мне, люди будут говорить: "а, это та маленькая девочка с большим зонтом?" мне нравиться. определенно очень полезное приобретение. для счастья мне еще нужны сережки с уорхоловской Мерлин Монро, шарф теплый-теплый и портсигар. а как ты, осень?
я снова боюсь смерти.
значит ли это, что моя жизнь снова для меня чего-то стоит?
а я все так же буду пить какао, бросать курить, укутываться пледом, считать звезды, бегать по опавшим листьям, придумывать невозможное, вспоминать несуществующие сказки, писать несвязное, говорить глупости, заставлять всех вокруг улыбаться, выбирать зонт, шапку, не носить зонт/шапку, посещать исключительно пары по литературе, обсуждать эти пары в кафе за кофе, удивляться, не понимать что-то очередное, пытаться понять что-то очередное. да, ну здравствуй, осень.
в тот день, когда она родилась, целый день, пожалуй, порхали бабочки, провоцируя новые и новые ураганы на другом конце света, о которых перестанут писать через день после их свершения. 19:00, суббота, и вот уже после 12 часов чьего-то волнения где-то там одной звездой когда-то станет больше. или стало больше и ее видел отец из моря, которому, наверное было странно и немного не по себе. был какой-то там день новолуния и луна себе прибывала так, как прибывает каждый год, как миллионы лет до того, и, главное, как прибывает уже 19 год, с тех времен. и, судя по всему, так как был великий вечер субботы (а он великий, наверное, тоже с незапамятных времен) где-то рядом все весело отрывались, ну, или пили кофе на кухне. кто-то отдыхал на море. кто-то ждал таких же одинаково-разных и крошечных, нервно куря рядом с палатой. да, наверное так все и было, и было с незапамятных времен. то великое, о чем никогда не вспомним.
вы знаете, вот захотелось написать о чем-то добром. ну или хотя бы подумать. грусть она более поэтична, конечно, а о хорошем, как правило, пишут в сказках и в романах... женских... в конце. мои вот такие корявые мысли скорее можно отнести к разряду последних, ну да и ладно. и раз уж есть у нас в 21 веке такая роскошь, как интернет, и возможность печатать все что на твой ... ум взбредет, то почему бы не добавить вот еще пару высокопарных и сентиментальных фраз о том, какой подарок жизнь ну и такое всякое. я дописывать не буду, знаете, а зачем? каждый в мозгу иногда и так про себя все эти самые фразы повторяет, как мантры, если он оптимист. хотя каждый повторяет, иногда детскости своей стыдясь, и не говорит, а так, пишет в глубине души. я просто хочу, чтоб еще раз подумали. ну или не думайте я подумаю. или подумайте так, как будто у вас вот-вот уже что-то отобрали, самое дорогое и близкое, а потом вернули, подумайте как ребенок, которому на день рождения сделали самый вкусный и красивый торт и подарили велосипед, о котором он так мечтал (хоть я не знаю, мечтают ли сейчас дети о велосипедах?). это я так. о смене приоритетов. а да, и если вы улыбаетесь, в нашей стране обязательно спросят "почему такое хорошее настроение?".
Ей миг - и кануть в бездну к мертвым.
С иронией внимает, как коварен рок.
В палате белой утешают чем-то светлым,
А в карточке больничной - приговор: остался скудный срок.
В истории болезни не осталось пустых строчек,
А плакать нет уж просто сил.
И кто-то, чтоб утешить, голову морочит.
Но разве кто-то жизни для нее просил?
Еще минута - и глаза закроет, войну объявит темному окну.
И жалобно душа израненная воет,
И говорит: тебя я скоро к свету позову.
И вот он: свет в конце тоннеля,
Не помогают трубки ей в руках.
И сердце чистое над миром лицезреет,
Смеется, видя все в чужих глазах...
Теперь вопросы будут задавать иные,
А мир людей останется внизу.
Теперь лишь помыслы чистые, чтоб вечно не гореть в Аду.
Лишь свет и облака, И ожидание чуда.
Душа теперь без тела замерла.
И все былое, словно пепельная груда.
Сгорело все. Все начинает с чистого листа.
мы никогда не ходим к врачам. действительно, а зачем? ведь, черт побери, мы же все такие молодые, здоровые, никогда не умрем. ведь круче лежать под одеялом с болью, периодически почитывая Ницше, или кто там по вкусу пришелся, выкуривать пол пачки сигарет в день и ходить с гордым видом, мол "мне не больно". много таких. и я в том числе. однако мне приятно обнаружить у себя инстинкт самосохранения. два дня ели разгибая спину и вот он результат - завтра я иду к врачу.
у меня в комнате стоят грабли перевязанные бантиком.
и они - лучший мой психолог.
каждый раз, когда тебя бьет по башке деревянной палкой,
это просто вынуждает задуматься о жизни.
мы каждый год немножко умираем.
на съемной квартире незастекленный балкон. в 21-то веке.
смотрим на звёзды. их в столичном небе только две.
вчера сказали, что смотреть на полную луну нежелательно.
а я тогда не знаю, зачем все это.
ничего, так и оставим.