Глава 6.
Вот я и дождался. Через два дня выступление. Но я уже готов. Теперь все нормально. Ребята здорово мне помогли. Не знаю, что бы я без них делал. Я сижу на трибуне стадиона, смотрю, как собирают сцену. Скоро здесь все заполнится зрителями. Трибуны. Арена. Все будут пьяные. Пол будет усеян пластиковыми стаканчиками из-под пива и окурками. По углам будет наблевано. И все радостно будут прыгать под звуки музыки. Здорово…
Я сижу и смотрю на то, что скоро будет сломано, испачкано, загажено. Так бывает всегда, и этому не стоит удивляться.
Завтра будет саундчек. И послезавтра сутра. А днем начнется выступление. Мы выступаем вечером. Нам дали час. После нас будут выступать уже хэд-лайнеры. Это очень хорошо. Значит, во время нашего выступления будет больше народу. С другой стороны, люди будут ждать выступления своих любимых команд, а мы будем для них только очередной помехой. Короче, к черту все это… Хуже не будет.
Сегодня вечером мы договорились встретиться, чтобы немного отдохнуть перед выступлением. Ваня и Тимур стали для меня настоящими друзьями. Больше друзей у меня не осталось. Они все просто исчезли.
Я иду домой. Вечер. Но еще светло. Иду по алее парка, вдыхая летний воздух. Смотрю на людей, идущих мне навстречу. Кто-то гуляет с детьми, кто-то идет с работы домой. Катаются на велосипедах, роликах, скейтбордах. Кто-то сидит с девушкой на скамейке. С моей бывшей девушкой. С Машей. Сердце начинает биться очень часто. Я хочу подойти, но не могу сдвинуться с места. Что я ей скажу? И что она мне ответит? Какая теперь разница, ведь былого не вернешь. Я стою и смотрю на нее. На них. Но они меня не видят. И слава богу. Отворачиваюсь и иду домой. Был такой прекрасный день. А теперь мне снова хочется умереть.
Я закрываю глаза…

Из этого чертового тоннеля нет выхода, наверное!!! Нет никакого света. Нет никакого переда, или зада. Я уже давным-давно запутался. Чего я хочу, я не знаю. Я боюсь себе признаться, но я уже несколько раз разворачивался и шел обратно. Надо, в конце-концов, определиться, чего я хочу. И Выбираться отсюда. Пока еще есть силы. А их уже так мало… Но я продолжаю идти. Это напоминает мне реку. Широкую реку, через которую надо переплыть. Берег есть с обеих сторон, но с обеих сторон он разный. А я ровно посередине, и силы как раз закончились… Я начинаю захлебываться, начинаю тонуть, нервно дергаю руками и судорожно глотаю воздух. Пытаюсь перевернуться на спину, но волны мешают нормально лежать – вода попадает прямо в рот. Я трачу слишком много сил на это… Еще немного, и я не выдержу… Но вот кто-то подплывает, и я кладу руку ему на плечо, и меня начинают тянуть. И уже совсем скоро я чувствую дно под ногами. Обессиленный, доползаю до берега и падаю на песок. Вот он, выход из тоннеля. Свет. Спасибо…
Я закрываю глаза…

Ваня и Тимур сидели на кухне, я сидел тут же. Мы обсуждали наше выступление. Выбирали одежду, какую одеть. Думали, чтобы сказать зрителям… Короче, настраивались на нужный лад, наверное, так. Я не стал им рассказывать о моей встрече с Машей. Они не знали ее. Они не знали меня, когда я знал ее. Я не знал их, когда она меня знала. Она не знает меня теперь… Я не стал рассказывать, но мне определенно стало легче. Я как будто в какой-то момент понял, что мне сейчас нужно. И сделал именно это. Душа успокоилась, и это мимолетное расстройство почему-то теперь не вызывало сильных эмоций. Я знаю теперь, что поступаю правильно. Теперь. Может быть, потом я решу иначе…
Я сижу на кухне и смотрю на ребят. Они такие разные. Ваня – крупный парень с темными, слегка длинными волосами, добрым лицом, начинающей пробиваться бородкой… Тимур – я никак не могу понять, но он мне точно кого-то напоминает.
И слава богу, что они нашли меня, или я нашел их. Я не знаю, куда делись мои друзья, но я ничего и не хочу теперь об этом знать. Предательство – может, не совсем то, что на самом деле случилось, но по-другому я не могу это назвать. Я простил их. Смогут ли они простить себя.
За окном темно, если считать это темнотой. Эти относительные белые ночи всегда мне нравились своею неопределенностью.
Мы сидим на кухне, как в старые добрые времена, которые у всех были своими. Мы сидим на кухне и уже не можем дождаться того часа, когда выйдем на сцен, хотя у всех поджилки трясутся от страха. Мы сидим на кухне, и кухня вбирает в себя тепло нашего дыхания, неразборчивость наших слов и мутность наших взглядов. Пьянство – вот лучший способ коротать время. Это не правда, но это так… И мы давно уже не говорим про фестиваль… И на улице уже давно светает. Тимур рассказывает какую-то историю со времен своей школы… Я слушаю его, откинувшись в кресле.
Я закрываю глаза…

Я лежу на песке. Нет, я пока еще слишком устал, и обратно я точно не поплыву. Не пойду. Пока что…
Я закрываю глаза…

Час до выступления.… С самого утра мне было плохо. Постоянно тошнило. От волнения, наверное. Просто фестиваль, не больше, не меньше. Не сольный концерт, но и не на разогреве. Короче, чего волноваться-то, непонятно?!!! Саундчек Читать далее...

Спасибо всем за поддержку. Концерт был действительно ПИЗДАТЫЙ!!!! Мне очень понравилось. И ребятам из нашей группы тоже. Короче, мы зажгли. Быстро, тяжело, весело!!! С оттенком легкой безысходности!! Спасибо еще раз всем вам, всем, кто пришел, и кто не смог придти, но поддержал морально!!! До новых встреч!

Плакать не стыдно. Стыдно молчать и делать вид, что тебе все равно. А плакать не стыдно. И не стыдно говорить «Я тебя люблю». Я сегодня опоздал на метро. В самом центре города. Я так давно об этом мечтал. После того, как у нас закончились репетиции, я ни разу не гулял ночью. Город… такой красивый и спокойный. И я снова чувствую спокойствие его ночи. Снова чувствую тепло ветра, краски фонарей. Я снова иду домой один. «Как в старые добрые времена». Мне совершенно не с кем разговаривать. Но когда-то мне сказали, что те, кто попали на небеса, слышат нас… Вы слышите меня? Я люблю вас.
Я закрываю глаза…

Похоже, что я лежу в вагоне метро. На полу. Так тепло и мягко. Очень удобно. Я потягиваюсь сильнее, и проваливаюсь сквозь пол. Прямо на пролетающие шпалы. Мягко приземляюсь на них, и остаюсь лежать. Мой поезд уезжает, а я остаюсь. Может, я свалился? А может, просто вовремя сошел… Мой поезд уезжает вперед, хотя на самом деле я не знаю, где перед? Быть может, он вез меня назад. А я взял, и спрыгнул… Забавно, правда. Этакое нежелание примириться с неизвестностью перерастает в уверенность, что я сделал правильно. Ну, раз я в этом уверен, значит все действительно в порядке… но уверенность эта уж больно слабая…
Я встаю и направляюсь в сторону, обратную той, в которую уехал мой поезд… В тоннеле темно и света в конце не видно… А мне он и не нужен.
Я закрываю глаза…

Порой мысли так и роятся в голове, а как только собираешься их переложить, ну, хотя бы на бумагу, они все как будто исчезают. Я сижу на полу у себя в комнате… Хотел написать песню. Бывает такое состояние, когда кажется, что вот она, песня, и взять лист бумаги и ручку – это все, что нужно, чтобы она появилась на свет. А потом оказывается, что это было совсем и не песня, а просто большой белый шар, симбиоз слов, мыслей и музыки, не имеющий никаких очертаний. Как прозрачный клубок ниток. Я просто знаю, что он есть. И мне ничего с ним не сделать. Это – мое состояние на данный момент. А песни получаются как-то сами собой. Пишешь-пишешь, думая совершенно об одном, а потом смотришь, а написано совсем о другом. Но ведь тоже неплохо. Кто-то сказал, что смысл песни рождается после песни. Так оно и есть.
Сегодня мне ничего не светит. Нет настроения. Только этот шар. Он как будто висит грузом. Я не могу понять его, но знаю, что должен. И все равно не могу…
Сегодня назначена репетиция. В каком-то ДК. Я отправляюсь туда. Беру свою гитару. Когда ты идешь с гитарой, люди смотрят на тебя по-другому. И все – по-разному. Для кого-то ты – обычный гопник, бездельник и хулиган. Для другого – романтик и безнадежный оптимист, для третьих – объект какого-то странного влечения, для четвертых – символ. Многие хотели бы оказаться на твоем месте, а многие – ни за что. Остальные же просто не думают об этом. Ведь это самое простое – ни о чем не думать. Жить, как сказано в азбуке. Школа – работа – семья – дом. Но даже в этом, казалось бы, слегка безвыходном состоянии можно найти хоть что-то, что выпадает за рамки. Например, увидев человека с гитарой, страстно захотеть вдруг оказаться на его месте, идти, куда он там идет, на репетицию, смеяться, радоваться, играть музыку, вместо того, чтобы вернуться сейчас домой к жене и опостылевшим проблемам. Ты идешь домой, а он, с гитарой, идет совершенно в противоположную сторону, как раз туда, куда тебе больше всего хочется. Но ты – всего лишь рабочий завода. А я – всего лишь я.
Дворец Культуры. Пустой и заброшенный. Как разрушенный храм. Кому теперь нужна культура? И с какой стати помещать ее во дворцы, правда? На остатках этого былого великолепия лежат осколки… Разбитых лампочек, пивных бутылок, стекол… моих мыслей, слов, песен. Косые ряды потрепанных кресел. Неровный пол сцены. Пыльный занавес. Тусклый свет. На сцене барабаны, комбики, микшер, гитары, микрофоны. Все такое ослепительно сияющее в этом тусклом… дворце. Как зарождение новой жизни. Или отпевание старой. Я иду к сцене. По окуркам и фантикам. Фантикам дурачков. По протертому паркету. Иду на свет.
Я закрываю глаза…

Кто знает, может, это кольцо?
Я закрываю глаза…

Репетиция прошла очень успешно. Наконец-то все поняли, что должны делать. Оставалось дело за малым – просто репетировать до последнего. У нас получилось несколько песен в акустике, и еще немного в электричестве. Они грамотно дополняли друг друга, поэтому выступление должно было получиться вполне запоминающимся. Хотя когда ты один из многих, так сложно, чтобы тебя запомнили. На фестивале нам дали время во второй половине, чуть ближе к концу, так как наша старая группа была известна в определенных сообществах. Правда о распаде еще никто ничего не знал, а в афишах нас вообще не обозначили. Поэтому никаких обязательств ни перед кем я не имел. Старая группа, новая – не важно. Время было дано, и с кем я там буду выступать, было не важно. Главное, чтобы люди после этого не разошлись. Люди… Дайте им хлеба и зрелищ.
Мне нравились ребята, с которыми я репетировал. Они были сессионные музыканты, и этим зарабатывали себе Читать далее...

Слишком медленно падает время,
я гуляю по горному склону...
ты войдешь, и, кажется, небо
разобьется миллионом осколков,

За мое пережатое горло,
за мои перебитые руки,
ты разбудишь меня и накормишь,
я умру, задыхаясь от скуки...

дай поспать еще пару минуток!

Если бы это утро было не похоже на остальные, я бы подумал, что в мире что-то не так. Поэтому в мире все так. Все в порядке. Все нормально. Люди бегут на работу, в школу, в институт. Не так уж и много мест, куда можно спешить сутра. А жизнь такая короткая. А люди такие одинаковые. Сонные, какие-то размазанные. Серый пар вырывается из них, как остатки недосмотренных снов. Все в порядке. Я тоже выхожу на улицу. Иду вместе с остальными. Стою на остановке и провожаю взглядом их, садящихся в троллейбус. Так легко, когда тебе никуда не надо. Я смотрю, и в голову лезут всякие слова, они сплетаются в обрывки каких-то фраз. Весна. В принципе довольно тепло, но пар изо рта все равно пока еще идет. Я присаживаюсь на корточки, достаю из кармана ручку и какой-то фантик, и записываю слова. Строчки. Целые мысли. Фантики жизни. Я смотрю, как люди набиваются в эти душные салоны автобусов, троллейбусов. Как ведь хорошо. Солнце. Ясное небо. И ничего не омрачает этот день. Я еще долго сижу на остановке, потом встаю, и иду домой.
Почему мне никто не звонит? Не знаю. Может, устали от меня. Или просто устали. Я никого не обижал и никому не желал зла. Это произошло вдруг. Очень внезапно. Я сидел и ждал звонка, но никто не позвонил. У нас должна была быть репетиция, но никто не позвонил. Все было очень просто. А я не стал звонить. Ну, подумал, мало ли что. Да и не хотелось мне тогда никуда. Ни на репетицию, ни куда бы то ни было еще. Сидел дома и грелся, после холодного весеннего вечера, встреченного на улице. Я снова искал Машу. Ждал ее у дома. Но она не появилась. На какое-то время я бросал попытки ее найти. Просто хотел дать ей время. Но мы же никак не объяснились. Надо было сказать хоть пару слов на прощание. Проблема была не в том, что я видел ее с кем-то другим. Проблема была в том, что она не сказала мне «Ну, так вышло».
Я закрываю глаза…

Глава 5.
Летом, когда уже нет никаких сил сдерживать обиду, я бегу домой, под дождем. Я бегу, и мои слезы перемешиваются с каплями. Я точно знаю, почему плачу. Я просто не знаю, что теперь делать. Максим умер этой ночью. Так и не выйдя из комы. Врачи сказали, что им очень жаль. Так они сказали его родителям. Мне же они сказали, что у него не было никаких шансов, и лучшее для всех была бы его смерть! Чтобы не создавать проблем. Я, конечно, сказал, что все понимаю. ДАЙ МНЕ СКАЛЬПЕЛЬ, И Я ВСКРОЮ ТВОЙ ПОГАНЫЙ РОТ. Я представляю, как бы было тяжело его семье. Я УБЬЮ ТЕБЯ ЗА ЭТИ СЛОВА. Конечно, они поймут. ТЫ БУДЕШЬ ВЕЧНО УЛЫБАТЬСЯ.
ЗА ЧТО??????????????????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Я же так надеялся. Я почти молился. У него же были шансы. Хотя я привык к тому, что его не было последние несколько месяцев. Его не было намного дольше, если быть честным. Просто до того, как я узнал, что он в больнице, его судьба не лежала тяжким грузом на моей душе.
Я привык, что его нет рядом. Но не настолько. Тогда еще оставалась надежда. А теперь нет ничего вообще.
Что же такого плохого мы сделали, что теперь все катится в тартарары?
И эта пустота внутри. Она теперь как часть меня. Это часть моей души. То есть не та часть, где ничего нет. Это часть моей души, так же, как рука – часть тела, а слог – часть слова.
Я бегу домой. Останавливаюсь. Нет. Дома будет только хуже. Там так тесно. Там все эти предметы. Телевизор, компьютер, холодильник, кровать. Они так отвлекают. Они так бесят теперь. Они кажутся такими обычными, а ведь сегодня необычный день. Сегодня, считайте, праздник. Кончились мучения. Я ЗАДУШУ ТЕБЯ СОБСТВЕННОЙ БОЛЬЮ. Всему настал простой конец. ЗАТКНИСЬ!!!!!!!!!
Я сажусь возле стенки. Какой-то стенки, это сейчас не важно. Когда я был маленьким, я читал книжки, в которых умирали главные герои или близкие им люди. Я плакал. И все время думал, что будет какой-нибудь волшебный способ, который припас автор, и через несколько страниц покойник оживет. Когда ты этого совсем не ждешь. Бывало, так и получалось.
Теперь я знал точно – это все хуйня. Нет такого способа. Люди не возвращаются с того света.
Я сидел и смотрел на облака. Там, где-то там, наверху и есть мои друзья. Уже втроем. Всяко веселее, чем поодиночке. Проще.
Я так замерз. В этом городе не бывает теплого лета. Очень редко. Все чаще дождь. За это я его и люблю.
Я закрываю глаза…

«Успокойся»
«Я не могу. Не могу никак понять, что же я сделал такого, что все идет так плохо. Может, я кого-то обидел. Но ведь это невозможно – притягивать к себе только плохое?»
«Это не плохое – это просто так происходит. В мире нет ничего плохого. Но очень мало хорошего. Если бы ты проще относился к хорошему, ты бы меньше замечал его отсутствие.»
«Ой, только не еби мне мозги!!! Многие люди не замечают хорошего, но их друзья не умирают по трое в течение года!!!».
«Ты все неправильно понимаешь…»
«Я все правильно понимаю. Те люди, которых я люблю… почти все меня оставили. Тем или иным способом. Понимаешь? Трое моих друзей умерло. Их уже не вернешь. Они больше не встретятся со мною, не поговорят, не пожмут мне руку. А Читать далее...

Тени, туман. Все как обычно. Снова утро. Я снова дома. И никого нет. Голова болит. Интересно, как я стану ездить на общественном транспорте через несколько лет? Если вокруг подрастают одни менеджеры, юристы и экономисты, музыканты и актеры. Значит, автобусы будут водить те неудачники, которые не смогли ничего большего добиться в жизни. А если это так, то что тогда им мешает взять, и выехать на полном людей автобусе на встречную полосу и всем отомстить. Врезаться в какой-нибудь грузовик со словами «Пошли вы все!». Я думаю, среди водителей автобусов единицы мечтали стать водителями с детства. Просто что-то не сложилось. Просто кто-то раньше не объяснил. Просто кто-то перешел дорогу. Так почему бы не плюнуть на все, и не послать всех куда подальше? Все равно терять уже нечего.
Чем я лучше? Я учусь в институте. Делаю вид, по крайней мере. Но мне это совсем не нужно. Я знаю, чего хочу. Но вот только получится ли это у меня? Свято верить в то, что ты лучший – не самый хороший вариант. И чем больше ты узнаешь, тем лучше понимаешь, что не важно, какой ты. Важно, кто ты.
Моя девушка ушла от меня. Она, правда, не была моей девушкой. И не ушла она от меня. Она меня просто забыла. Или перепутала. Но я ее больше не видел.
Полостью погруженный в подготовку к этому фестивалю, который уже не вызывает во мне бурю эмоций. Вчера приходил наш барабанщик, и мы с ним составили плэй лист. Осталось совсем мало времени. Но мы уже прекрасно готовы.
А сегодня такой же день, как сотня других дней, прожитых мной. День, который можно с легкостью просто взять, и забыть. Я никогда не ждал этого дня, и никогда не пожалею, что он кончился. Этот день настолько же бездарен, насколько это вообще может быть. Мне просто нечем себя занять. Это так естественно. Мне просто нечего делать, и я беру время, отведенное мне, и выбрасываю в помойку. Так легко с ним расстаюсь, как будто мы когда-нибудь снова увидимся.
Я звоню своим друзьям. Но кого-то нет дома, а у кого-то дела. Одиночество – наверное, так можно это описать. Это когда ты не хочешь оставаться один, но другого выбора у тебя просто нет. Я лежу и слушаю музыку, я играю в свой компьютер, я курю, смотрю телевизор. Короче, разлагаюсь, как могу. Выхожу на улицу, иду гулять. В прогулках наедине с самим собой всегда было что-то душевное. Но только не сегодня. Я иду вдоль витрин, и понимаю, что ходил мимо них уже тысячу раз. Уже тысячу раз видел, что в них. Я останавливаюсь, и смотрю на свое отражение. Люди, наверное, видят меня таким же. Почти прозрачным. Синевато-пустым. Вроде как какой-то блик, как муть в глазах. С другой стороны, зачем им смотреть на меня как-то по-другому. Ведь я сам их вижу такими.
Я закрываю глаза…

Наконец-то я снова здесь. Снова там, где меня не найдут. Здесь тепло и уютно. Плевать, что я обещал сюда больше не возвращаться, а потом рвался из последних сил, а потом снова обещал, а потом снова рвался. В одном месте два раза не ищут. А здесь все такое простое и понятное. Все такое любимое. Здесь нет никакого одиночества, потому что одиночество – это и есть это место. И все следы уже исчезли. Я уже совсем не помню, как здесь было плохо раньше. Мне все равно. Я не останусь тут надолго. Просто немножко посижу. А потом пойду дальше.
Здесь все так правильно. Как в мечте. И я гуляю по своим лужайкам, открытым и солнечным, большим-большим. Я лежу на песке моего берега и умываюсь водой моего моря. И я чувствую, что все остальные слишком далеко отсюда на этот раз, и на этот раз никто меня отсюда не прогонит. Зачем наступать второй раз на одни и те же грабли. В конце концов, я именно из-за вас сюда вернулся. Мне просто не осталось больше места. Наверное, так. Или это очередное пустое оправдание моей слабости. Или наоборот, моей силы. Какая, к черту, разница, когда вода такая голубая, а солнце такое яркое. Тебе что здесь, так плохо? Вообще-то все нормально, просто надо было понять, почему я снова здесь. Но ведь это так похоже, будто я оправдываюсь. Мне ведь не за что. Не за что? Может, я просто сам не заметил, как пришел сюда? Я ведь вроде как сюда не собирался. Да нет, все правильно, я шел сюда с самого начала… Потому, что некуда было идти. Ну так что ж ты мучаешься, успокойся… Все правильно. Это как раз то, что нужно. Тишина и покой. Отдых… Если бы было от чего отдыхать. Я же не кирпичи грузил. Просто ты глупо решил, что всех на свете умнее. А разве не так? Вряд ли. Посмотри вокруг…
Но я тихонько сижу и смотрю в море. Это так приятно. Это так спокойно. Как будто тебе уже лет сто, и кроме тишины и покоя тебе на свете больше ничего не нужно. Наверное, так и есть… В этом ведь нет ничего дурного. Правда? Мне просто некому рассказать все то, что я хотел бы. А есть ли то, что рассказывать? Есть. Должно быть. Просто никто не хочет слушать… поэтому я здесь… я сюда и не хотел совсем…. И меня уже просто тошнит от всего этого покоя… это ведь так прекрасно… я гуляю по своим бесконечным лужайкам… чертовы поля… я смотрю в свое море… такое близкое и теплое… да только я бы лучше посмотрел Читать далее...

Я слишком часто вижу то, чего не хотел бы видеть. Слишком часто слышу то, чего не хочу слышать. Я отдыхаю, лежа на ветре. Пожалуй, это единственное место, где ничего не слышно, кроме тихого гула, и ничего не видно, кроме синего неба. Я отдыхаю на ветре. От тех, кто ищет меня. От тех, кто ждет меня. Я отдыхаю от самого себя. И яркое небо, голубое, как мой дом, говорит мне, что наступило утро. Я лежу на ветре, и солнце греет меня своим теплом. Попробуй, перевернись, и все изменится. Небо, такое чистое и нежное, превратится в землю, поросшую травой. Но только эта трава не зеленая. Она не напоминает тебе о весне. Максимум, на что она способна, это напомнить тебе, что машины выбрасывают в воздух слишком много выхлопного газа, образовавшегося в следствие воспламенения бензо-воздушной смеси в камере сгорания цилиндра. Кинетическая энергия, высвобождающаяся в момент взрыва, толкает поршень, который в свою очередь раскручивает коленвал, передающий вращение на, грубо говоря, коробку передач, а далее на колеса. Вот о чем напоминает эта трава. И еще о том, что машины поднимают колесами слишком много пыли… И реки не расскажут тебе о тех прекрасных местах, откуда они текут. Рыба не поприветствует тебя веселым всплеском. Вода не утолит твою жажду. Все, что расскажут тебе реки – это химический состав отходов на ближайшей фабрике. Лес… Лес не спрячет тебя от ветра и не накормит своими дарами. Всем, чем может накормить тебя лес, это бензопилой дровосека, а потом сплавить тебя по отравленной реке вниз, пока тебя не прибьет к земле, поросшей грязной травой. Я смотрю на все это, и вижу, как падают мои слезы в эту грязь. Впитываются в нее, как в губку, не оставляя никаких следов. Я вижу дома, грязные и исписанные, в которых живут грязные люди. Вижу заводы, которые производят всю эту грязь. Смотрю… струйка дыма… поднимается из одной трубы… тянется… в мое небо… чистое небо. Я слежу за ней. Медленно поворачиваю голову. Тихо-тихо. Я не хочу уже смотреть. Переворачиваюсь на спину и вижу СВОЕ небо. Еще недавно чистое, теперь оно похоже на грязную подошву торговки.
Но я уже помню его таким. Да. Оно всегда таким было. Ничего в нем не менялось. Всегда оно было грязным. Либо грязно-серым, либо грязно-голубым. Просто раньше я не видел грязи, и говорил «серое» и «голубое». А трава был «зеленая», и леса были «большие и страшные». Мне перестало приносить все это радость, и я начал замечать то, чего раньше никак не мог увидеть. И все это не потому, что я устал, обессилил или злюсь. Все потому, что я отвернулся от мира в тот момент, когда понял, что кого-то люблю.
Я закрываю глаза…

Жизнь похожа на комок проблем. Решив одну, тут же появляется другая.
Я вернулся из больницы, сам не помню, как. Все это время перед глазами стояло обессилившее лицо Максима. И я ничего не мог с этим поделать. Был уже глубокий вечер, когда ко мне пришли. Это опять был Илья. Он сел на кухне. Такой уставший, почти что прозрачный.
- Почему так случается, скажи?
- Я не знаю.
- Неужели мы не сможем удержать ни одной жизни? Разве нам суждено просто быть наблюдателями? Откуда я мог знать, что так произойдет? Ведь все было нормально.
- Не думай об этом. Это уже произошло. Ты ничего не мог сделать.
- Но почему? Разве я не мог этого предчувствовать? Ведь его же было не видно, не слышно последние несколько недель. Но я так был занят своими делами, что не обратил внимание.
- Он еще не умер.
- Но он еще и не ожил.
- Не говори так. Надо верить в лучшее.
- Нет, не надо. После того первого случая я думал, что такого больше не произойдет. Я думал, такое бывает только один раз. А потом еще раз, с Мишей. И я думал, что это какая-то случайность. Я был уверен, что это случайность. Но теперь я не знаю. Может, мы все в чем-то провинились? От кого теперь ждать такой глупости?
- Я не знаю. Я так же, как и ты, не могу знать. Только прошу тебя, ты не делать глупостей.
- А если я сделаю? Что тогда?
- Успокойся. Этим ты ничего не изменишь. Макс выберется, я это знаю. Все будет нормально.
Он сидел, и таял на моих глазах. Никаких сил не осталось в нем. Потом он ушел. Но с тех пор он начал приходить часто, и мы с ним подолгу разговаривали.
Дни тянулись за днями. Я встречался с множеством людей, только мало помню их. Помню, что Илья очень часто приходил, и много проходило времени за разговором на кухне, прежде чем он уходил. Он был все время прозрачный. Был все время какой-то выжатый. Тем не менее, в нем я видел и часть той боли, которая была во мне.
Прошло несколько месяцев, и уже приближался срок фестиваля. Репетиции шли одна за одной. Теперь даже получалось устраивать их днем. Время летело очень быстро. Мы очень верили в этот фестиваль. Не знаю, почему, но мы были уверены, что он принесет нам удачу. И все чаще я встречался с разными людьми, чтобы послушать их проблемы. Макс все лежал…
Я закрываю глаза…

Я стою на высоком берегу и смотрю на шторм. Линии дождя врезаются в воду, и я совсем не понимаю, почему сам до сих пор не промок. Ветер нагоняет волны, они разбиваются Читать далее...

Глава 4.

Весна. Наконец-то наступила. Хотя сейчас конец марта. Я иду по улице и чувствую ее запах. Запах растаявшего снега. Запах луж. Запах оттаявшего собачьего дерьма. И теплый южный ветер обдувает мое лицо. Я не застегиваю куртку, и мне совсем не холодно. Первый раз за последние пять месяцев мне приятно идти по улице. И как будто внутри тоже что-то растаяло. Я иду, улыбаюсь. Почти плачу наступившей весне. Курю, и руки не мерзнут. Ноги только промокли. Но разве это так страшно? А днем, выйдя из метро, яркое солнце заливало остановку, и я видел, как водитель троллейбуса в одной футболке спокойно протирал стекло своей никчемной, всеми любимой техники. Символ весны. Тогда я действительно понял. Хотя, скорее всего, почувствовал, что дождался.
Я закрываю глаза…

Идет снег. По моим лужам идет снег. По моей свежей траве и по всему моему долгожданному теплу идет снег. И серое небо плюет мне в лицо. Весны не бывает. Это сказочка, выдуманная романтиками. Есть только промозглая, засыпающая зима. И раскаленное лето. И еще тоскливая, мертвая осень. Весны нет. Я знаю это так хорошо потому, что не разу ее не видел. Кажется, что вот-вот она наступит и даст тебе шанс спастись в своей прохладной тени, порадоваться каждому следующему дню, тихо посмотреть на вечерний закат, как сразу либо выпадает снег, либо солнце разогревает землю до такой степени, что больно смотреть. И обиженная весна уходит, бросив на прощанье пару почек на обледенелые деревья.
Я закрываю глаза…

Я сижу на своей кухне и пью чай. Смотрю утренние новости про какие-то забастовки, про футбол и музыку. Звонок в дверь. Когда я дома, я никогда ее не запираю, так как изнутри нет запора.
- Войдите.
Слышу, как дверь открылась, и кто-то зашел. Не как в гости. Это не такой звук. Звук, как будто зашли к себе домой. Легкий, до боли знакомый. Так всегда заходила моя мама. Слышу, как вешается пальто, и падают на тумбочку перчатки. Слышу, как надевают тапки. Никогда не надеваю тапки. Слышу шаги по направлению к кухне.
- Привет. Завтракаешь?
- Как видишь…
Это Маша.
- А я зашла. Так просто. Проходила мимо.
- И откуда же ты шла мимо меня?
- Э-э… от… подруги, она живет тут, в двух кварталах дальше.
- Там никто не живет. Там дома только строить начали. Мой дом последний жилой. Считай, живу на краю. Дальше только незаселенные.
- Да, верно. Ладно, не получилось. Я специально приехала. Погода хорошая, и дома сидеть совсем не хочется. А позвонить некому.
- У тебя нет подруг?
- Есть, но они такие дуры. Им бы лишь только по кафешкам или по магазинам. Я это все как-то не очень люблю. Просто хотела прогуляться.
- Пойдем.
Погода действительно была замечательная. И температура в плюс шесть градусов казалась просто раем. Солнце на чистом голубом небе, снег и лужи. Парк, по которому мы гуляли, кишел людьми. Кто-то поодиночке, кто-то парами. Но чаще всего попадались счастливые семьи, типа «мама, папа, дочь» или «мама, папа, сын». Гуляли, катались на аттракционах, и даже не думали о том, что их дети, эти юные цветы жизни, уже совсем скоро, быть может через пару лет, начнут курить, и прятать от родителей сигареты, начнут выпивать с друзьями на скамейках вот в таких же парках, и будут говорить: «Я ненавижу своих предков. Они сломали мне жизнь. Они не дают мне свободы». Не все, конечно. Кто-то вырастет умным и трудолюбивым, и к концу школы получит целый букет комплексов, развившихся вследствие издевательства одношкольников. Кто-то станет нормальным, ничем не примечательным человеком, который будет скучно сливаться с обществом. А кто-то станет просто «Отличным Парнем». Все это будет, и от этого нельзя убежать. Но сейчас это все кажется слишком далеким и нереальным. Есть парк, есть папа, мама, ребенок. И веселый аттракцион-осьминог. Какая разница, что будет завтра? Будем счастливы хотя бы сегодня.
Я знаю это. Это касается и меня. Я знаю, что Маша приехала не просто так. Я знаю, что нравлюсь ей, и я знаю, что она нравится мне. Я знаю, что мы вполне могли бы начать встречаться. Я точно знаю, что через год влюбленность сменится привычкой. Я знаю, что к этому времени будет достаточно одного ее глупого действия, чтобы вывести меня из себя. И знаю, что перестану испытывать эту щекочущую радость и волнение при встречах с ней. Я знаю, мы будем ругаться и посылать друг друга матом во все отдаленные уголки вселенной. Но, тем не менее, будет тяжело друг без друга. Я знаю, что все может закончиться очень плохо. Но сегодня мне на это наплевать. И я рад тому, что гуляю с ней по парку. Я слушаю ее, и счастлив каждой минуте, проведенной вместе. И весь мой опыт общения с противоположным полом катится в тартарары, и я не могу даже выдержать ее прямого взгляда. Тогда я понимаю, что нравится – это не то слово, которое характеризует мое отношение к ней. Я начинаю ее любить…
Я закрываю глаза…

Грустным ребенком стою, сам не знаю где. И сердце сжимает холодными тисками. Я падаю на пол, и меня прибивает длинными копьями. Пробивают мои ладони и плечи, и живот. Я лежу, пригвожденный к Читать далее...

Я все стою на дороге и жду машину. И рядом его тело. Я смотрю в открытые глаза и вижу счастье и легкость. А машины нет. Пора уходить отсюда. И вот я уже бегу вдоль дороги. И никто не может остановить меня. Ни ветер, ни дождь. Я бегу, и не смотрю назад.
И я бегу так, пока не кончаются силы. Я начинаю верить, что ничего не было. Я ведь уже слишком далеко убежал. Силы кончаются. Я устал. Устал бежать. Я и так уже слишком далеко. Но я все равно помню, откуда я убежал. И я буду помнить это каждый день.
Я сижу на краю тротуара, грустно глядя на проезжающие туда-сюда машины. Мимолетное желание броситься следом под колеса прошло. Его сменило злость и грусть, отвращение и обида. И с каждой проезжающей мимо машиной мне все больше хотелось выйти на середину дороги и лечь поперек нее. Но обычное чувство страха перед смертью сдерживало и заставляло продолжать сидеть на поребрике, глядя, как уносятся прочь автомобили. Дождь намочил мне волосы, ветер растрепал их, а солнце, пробившее тучи, грело мою спину. Я встал и пошел дальше. Не знаю, куда именно. Просто дальше. Я смотрел на лужи вдоль дороги, смотрел на небо, просветлевшее и высохшее, смотрел на радугу. Я смотрел на линию горизонта, и видел, как дорога переваливает через нее, продолжая свой путь там, за гранью. И мне вдруг так захотелось туда, что это желание пересилило всю грусть и обиду, злобу и ненависть, оставив внутри маленький кусочек радости.
Я закрываю глаза…

Мы с Машей просидели всю ночь на кухне, рассказываю друг другу про себя. Даже не целовались. То ли потому, что это не входило в наши планы, или просто мы друг другу не нравились настолько сильно. Вряд ли. Скорее всего, просто хотелось поговорить. Рассказать о том, что наболело, и послушать проблемы других. Утром я лег, даже не раздеваясь. Я лег на небольшом диване, так как мою кровать заняла Маша. Через три часа сна в дверь позвонили. Это пришел наш басист. Мы ушли на кухню.
Я стою и смотрю в окно.
- Кто у тебя?
- А с чего ты взял, что у меня кто-то есть?
- Ботинки бабские в коридоре.
- А, точно. Это Маша.
- Че за Маша?
- Да ты ее не помнишь. Она была последний раз на даче.
- Как выглядит?
- Зайди, да посмотри.
- Да мне как-то неудобно.
- Она точно спит. Три часа назад только легла.
Он встал и пошел к двери в мою комнату. Приоткрыл ее на пару сантиметров. Долго вглядывался. Закрыл. Я стою и смотрю в окно.
- Да, помню. И что она тут делает?
- Спит.
Он понял, что я не хочу говорить о ней.
- Я вот что подумал. Слушай, что теперь делать с группой?
- Не знаю. А не слишком ли рано мы отошли от похорон, чтобы заниматься группой?
- А что, это что-то криминальное? Или теперь вообще ничего не делать? Миша бы этого не понял.
- И что ты предлагаешь.
- Может, ты будешь петь? У тебя вроде нормальный голос. Спой что-нибудь.
- Что?
- Ну, что-нибудь наше.
Я сходил за гитарой, вернулся и сел на табурет.
- Что петь?
- Что хочешь.
- Как-то непривычно. Я даже стесняюсь, что ли?
- Да пой ты, наконец!
Я спел одну нашу старую грустную песню.
- Ну, вроде неплохо.
- Да?
- Нет, очень даже ничего. Голос. Чем-то на Мишин похож.
- Спасибо.
Я поворачиваюсь на табуретке, чтобы поставить гитару к окну и замечаю Машу. Она стоит в дверях моей комнаты, непричесанная и неумытая, и смотрит на нас. Здоровается с моим гостем.
- Слушала, как я пою?
- Да.
- Ну и как.
- Неплохо. Но, на мой взгляд, тебе надо еще потренироваться.
- Я знаю.
Маша уходит в ванную.
- Ну что, тогда решено? В пятницу на репетицию. Учи слова.
- Да я ведь их сам пишу.
- Ах, ну да.
Мы сидим и смотрим в окно.

И снова начались репетиции. Много времени прошло, и много что пришлось делать по-новому. Тем не менее, получалось вполне неплохо. Я пою и играю. И теперь уже вижу себя не просто гитаристом. Я ощущаю себя лицом группы. Это и радует, и одновременно не дает покоя. Миша был энергичен и весел. С живыми, яркими глазами. После его смерти у меня его радости не осталось. А энергии у меня никогда и не было.
Я сижу на окне в стене нашей точки и смотрю на улицу. Кто-то мирно идет домой. Пьяный, как обычно в такое время суток. Проехала колонна уборочных машин, выгребая, одна за другой, снег на тротуар. Тишина и спокойствие. И никому никуда не надо. По льду Невы ходят пьяные подростки. Лед крепкий и выдержит их. Но они этого не понимают, и думают, что каждый шаг – это шаг к смерти.
Я сижу и смотрю за окно, и, всеми своими чувствами ощущая ночь, хочу, чтобы она продолжалась, оставляя мне это одиночество, свет фонарей и безмятежность погасших окон. И горький свист ветра. И грустная полоса асфальта. И непоколебимый покой льда. И прожигающая чернота небес. Я сижу и смотрю на это, и чувствую, как меня затягивает этой тоскливой непринужденностью.
- Хватит курить, давай еще раз последнюю проиграем.
И вся ночь рушится во мне, превращаясь в слабоосвещенную каморку с парой комбиков и барабанной установкой. И я даже теперь не знаю, что мне ближе.
Я закрываю глаза…

Утро, и широкое поле, на сколько хватает глаз простирающееся Читать далее...

Я не найду ответов потому,
Что просто напросто не задаю вопросов.
Я пробегаю от угла к углу,
Но избегаю всяческих допросов...

Во мне горит огонь чужой тоски,
Во мне покрылись льдом чужие слезы,
Я не найду ответов потому,
Что верю в чьи-то сказочные грезы...

Лишь потому я не найду ответ,
Что отвечаю не всегда правдиво.
И отвечаю, в общем, не себе,
Пытаясь сэкономить чьи-то силы.

Ты скажешь мне спасибо, и уйдешь,
и тут тебе ответ уже не нужен,
Я вспомню на секунду о себе:
"Я болен... я обижен...
я простужен..."

7 ноября 2007

Зима – самое медленное время года. Все идут, спрятавшись в свои воротники, уткнувшись взглядом себе под ноги, ловят равновесие.
Я же сижу на холодной скамейке у станции метро. Жду остальных, которые должны приехать на последней электричке. Зимой мы не ходим пешком до точки. Слишком уж холодно. Мы приезжаем туда на метро, и остаемся там на всю ночь. Нет времени прекраснее зимних ночей. Разве только летние ночи.
Я сижу и жду, и вижу людей, которые почему-то не дома в такой час. Это алкоголики и бродяги, гопники и просто люди, которые задержались на работе или в гостях, или просто приходят домой поздно. И я ни чем не отличаюсь от них, сидя на скамейке в осеннем пальто и тяжелых ботинках.
Вот потихоньку начинают подходить мои «одногруппники».
- Привет, как жизнь?
- Нормально, а у тебя?
- Тоже неплохо? Где остальные?
Такой стандартный набор фраз, не имеющих, в принципе, никакого смысла. А потом придут те остальные, и мы опять пойдем на точку, распакуемся, и будем играть, пока уже пальцы не начнут болеть, пока горло не охрипнет.
Но пока мы сидим на скамейке и ждем последних двоих. У одного из нас звонит телефон.
- Алло. Да…
Ничего не понятно. Никто не обращает внимания на разговор. Обычный разговор. Такой может быть с девушкой, с мамой, с кем угодно. Но я поворачиваю голову и вижу выражение лица.
- В чем дело?
Ошарашенный взгляд. Так выглядит человек, который не понял, что произошло. Молчание.
- Что случилось?
Глаза смотрят на меня, и вроде как не слышат вопроса. Все тоже начинают смотреть в эти глаза.
- Миша умер. Нам больше некого здесь ждать.
Я закрываю глаза…

Бывает время, когда кажется, что все настолько плохо, что хуже уже быть не может. И это хуже обязательно происходит.
Я закрываю глаза…

Запах морга. Нестерпимый, прорезающий нос и вызывающий дикое желание выйти и проблеваться. Слишком сильный, чтобы быть к нему равнодушным. Но нельзя уйти, нельзя выйти. Надо быть здесь и дышать этим запахом, похожим на запах замороженного мяса и испражнений, ни на что не похожий вовсе.
Я закрываю глаза, чтобы попытаться отвлечься от него…

Слезы, свет, снег, холод, цветы, лица, знакомые и незнакомые, музыка. И опять эта режущая боль в сердце, когда уже не можешь ничего сказать, а просто смотришь на лицо, а его вдруг закрывают крышкой и закапывают в холодную землю. Он просто попал в аварию. Он неправильно переходил улицу. Не на красный, как все обычно, а на зеленый. Но не днем, а ночью. Он ехал к нам. К нам на встречу. Он шел через улицу и читал новые тексты, которые я дал ему. Он читал их, а потом бах.… И тексты накрыли уже ушедшие в небо глаза, накрыли автомобиль, накрыли землю и разлетелись по ветру.
Это та тишина, которой хочется всю жизнь, та тишина, когда даже шепот кажется криком. Он получил ее. Я же запомню его звуки. Звуки жизни…
Я закрываю глаза…

Бесконечная череда пьянок, каждую ночь проходящих в разных местах, или же целую неделю у кого-то дома. Сегодня все у меня. К осенней фотографии в черной рамке, стоящей на столе, добавилась еще одна. Такое же молодое, красивое и грустное лицо. Но только он не хотел так. И еще совсем не много времени назад мы боялись пережить что-то подобное вновь.
Сегодня все у меня. Нас не так много. Только самые близкие друг другу люди. И это хорошо. Я не хочу быть один. Но хочу быть среди тех, кто чувствует то же, что и я. «Как ты можешь быть веселым, твой друг умер?» - спросили бы меня другие. А здесь сегодня всем весело, хотя это веселье всего лишь тонкая вуаль, неумело скрывающая дикую, почти невозможную боль. Так и должно быть. Иначе можно просто сойти с ума. Хотя и это выход.
Я сидел на кухне и пил уже не лезущее в горло пиво. Усталость внезапно обрушилась, и больше всего на свете захотелось пойти и лечь. Но что-то сдерживало меня и не давало уйти с этой кухни, из этой теплой дружеской атмосферы общего горя. Что-то заставляло сидеть здесь, на диване в углу и слушать их разговор и самому иногда что-то вставлять. Много было теплого в этом месте, вечного, доброго. И никак не хотелось уходить, хотя глаза уже закрывались. А кто-то еще нашел в себе силы сбегать в магазин. Пепельница под рукой уже превратилась в гору окурков, и пепел падал на пол, но мне уже было все равно. Может, завтра утром я встану, и буду со злостью пытаться вымести его, но сегодня я не хотел разрушать этот минимир пеплом. Сегодня все слишком хорошо для меня, для всех нас. И я опять начинал верить, что, быть может, так будет всегда. Быть может, мы всегда будем вместе, плечом к плечу, и ничто нас не разъединит. Но мир, наполненный кучей проблем, делающих из человека форменного эгоиста, мешал мне укрепиться в своей вере. Я просидел еще с час, встал и пошел к себе в комнату. Глаза уже начинали слипаться, и количество лишне выпитого алкоголя отдавало тошнотой. Я лег на спину на своей кровати и уставился в потолок. Он плыл перед глазами. Люстра приближалась на неопределенное расстояние, приближалась и приближалась, но никак не могла приблизиться.
Я закрываю глаза, чтобы стало Читать далее...

Компьютерная диаграмма голоса заменит мне тебя навсегда. Я сижу и смотрю на нее, и не хочу больше смотреть, и не хочу больше слушать, но смотрю и слушаю. Я хотел бы плакать, но не хочу. Я хотел бы смеяться, но не могу. Ты прости меня.
Кладбище. Свежая могила. Плита и надгробие. И свечи. Много свечей. Посмотри, как много пришло людей к тебе. Считай свечи. Они не просто так. Я ненавижу и люблю тебя за эту красоту. Я думаю о тебе каждый день. Я с каждым днем понимаю, что больше не увижу тебя. С каждым днем понимаю это все сильнее. Я люблю тебя и ненавижу за эту красоту. И символический дождь, после того, как все поставили свои свечи в твою землю, не потушил их, и деревья закрыли тебя от птичьего дерьма. И земля приняла цветы, и не задушила их, а оставила жить. Вечные цветы. Стальные цветы моей памяти. Нашей памяти. Вечные цветы твоего нового дома. Я люблю его.
И все стоят и смотрят на тебя с пустыми лицами. Не бездушными, а наполненными внутренней пустотой. Посмотри, сколько нас. Твое одиночество закончилось.
А потом все отходят и начинают потихоньку улыбаться. Стесняясь улыбок, отворачиваются. А потом начинают смеяться. Потому, что так легче. Так проще не думать. И вряд ли ты был бы рад видеть нас со столь грустными лицами. И мы смеемся для тебя. Будь спокоен за нас. Вечная тебе память.
Я закрываю глаза и вижу небо…

Странно это. Стоит привести в коллектив женщину, как сразу все меняется. Репетиция была просто шикарной. Почти как концерт. Четкой, как часы, слаженной и красивой. Веселой и живой. И каждый хотел показать, что он не пальцем делан. Да только время не стоит на месте, и снова пора сворачиваться.
Я иду вдоль грязной и мокрой дороги, и иногда мимо даже проезжают автомобили. Маша идет рядом и курит.
- Скажи, а почему вы репетируете ночью?
- Просто так повелось. В этом нет никакого тайного смысла, ей богу. Просто это лучшая точка в городе, и места на ней давно уже все забиты. В дневное время. А по ночам свободнее. Ну, вот мы и решили, почему бы не попробовать.
- И как часто у вас концерты?
- Пару раз месяц мы выступаем по разным клубам. В основном на разогреве у других групп.
- А сколько вам лет?
- Ну, вот этому составу нет еще и года. А так я лично играю в разных группах уже лет пять. Но только сейчас это все уже вышло на более серьезный уровень. Сначала я с нашим нынешним басистом и еще двумя другими ребятами играл в школьной группе. Мы в основном перепевали чужие песни и своих было всего штуки три. Мы играли на совковых инструментах. Да и играли мы очень хреново. Но это было просто замечательно. Свой единственный концерт мы подготовили за два месяца, при том, что репетиции у нас были раз в неделю. А потом у нас вместе ничего не получилось. Какое-то время вообще никто ничего не делал, потом каждый пытался найти себя поодиночке. В итоге это все привело к тому, что я написал кучу текста, но мне было нечего с ним делать. Тогда я и пришел к нашему басисту и сказал, мол, так и так, давай что-нибудь решать. Он взял мои тексты и стал писать к ним музыку. Потом мы нашли еще людей и стали играть вместе. Вот и все. Периодически некоторые довольно модные среди клубной молодежи группы приглашают нас поиграть вместе. Но за это спасибо нашему барабанщику, у которого язык подвешен, будь здоров как.
- А чем вы зарабатываете на жизнь?
- Если это можно назвать жизнью. Концертами. Подрабатываем еще. Не все, конечно.
- А ты где работаешь?
- Нигде. Послушай, ты решила устроить мне допрос?
- Нет, мне просто интересно.
- Я нигде не работаю. Я студент.
- О. Понятно. И сколько тебе лет?
- Двадцать один.
- Ты младше меня?
- А тебе сколько?
- Двадцать два.
- Значит младше.
- Скажи, а вы так и собираетесь всю жизнь играть по клубам вместе с какими-то малоизвестными группами?
- Знаешь, если я скажу, что мы стремимся стать самой популярной группой, то это будет глупо, потому как к этому стремятся все, и нет смысла это объяснять. Если я скажу, что мы не ищем популярности, то я просто совру. Поэтому я лучше промолчу. Лучше я скажу тебе, что летом, где-то ближе к июлю в городе пройдет большой рок-фестиваль, и нас пригласили играть на нем. В частности, сейчас мы отрабатываем песни исключительно для него.
- Классно.
- Да.
Я не хочу больше отвечать на вопросы. Я закрываю глаза…

Порой просто хочется увидеть что-то ослепительно белое. Чистое. Приятное. И смотреть на это ВЕЧНО!
Я закрываю глаза…

Все опять встало на свои места, как будто ничего и не происходило. Что-то забывается, а с остальным так или иначе приходится мириться. И постепенно приходила мысль о том, что вроде бы все хорошо, и не о чем волноваться. Только дождь рвал эту радость от хорошего на мелкие части.
Все шло своим чередом. За осенью пришла зима, как и водится на этом свете. Да только грустно жить, когда светлеет в 12, а темнеет в 16.
После учебы и репетиций сил хватало только чтобы упасть на кровать. И теперь постоянно ощущалась усталость, хотя было чувство, что это все обманно и не правда. Холодильник был пуст. Таким его Читать далее...

- Давай, пей!
Я сидел на кухне у своего друга. Все еще периодически думая про малыша из вечернего поезда. Народу опять было очень много. Опять была пьянка. Опять это вздорное веселье и боль в голове от количества выпитого и выкуренного. Пальцы болели, протертые струнами. Последнее время было очень много репетиций. Я сидел и слушал, о чем говорят мои пьяные друзья. Чувство единения, характерное для пьянок, накрыло всех с головой. И периодически посылая друг друга в самые отдаленные уголки словарного запаса, никто не обижался. Начинались споры, но никто не дрался. Все кричали и матерились, а потом вместе пили и обнимались. Неестественная естественность.
Я знал, что меня здесь любят так же, как я люблю их. Я знал, что это мои единственные люди, ради которых мне стоит жить. И здесь я не чувствовал себя одиноким. И радовался этому. Здесь я мог отвлечься от всех проблем, с головой погрузившись в алкогольную правду. Здесь я мог говорить все, что хотел когда-то сказать. Здесь я мог остаться на ночь. И проснуться не одиноким утром. Здесь я радовался. Но я чувствовал, что что-то происходит. Ведь еще пару недель назад я хотел быть один. Меня тяготили ночные гулянки. Но все правильно. Я сам довел себя до этого состояния, сам и должен выйти из него. Я хотел быть в окружении родных мне людей. По-крайней мере в эту ночь. Когда я расхотел быть один. По-крайней мере в эту ночь, когда я хотел быть в тепле. А завтра все опять может измениться.
Но все изменилось гораздо раньше.
Звонит телефон. Кто-то снимает трубку. Веселье продолжается. Кто-то что-то шумит. Кто-то что-то обещает. И только одно лицо не выражает веселье. Не выражает теперь ничего. Вдруг пустота образовалась посреди забитой кухни. Посреди забитых умов и пьяных голосов.
- Как повесился? – непонимающий вопрос все понимающего человека. И больше уже никто не говорит. И никто не смеется. Только десятки вопросительных взглядов. И мертвая…. МЕРТВАЯ… тишина.
Я закрываю глаза…
И тут тоже тихо…
Я закрываю глаза…

Наш лучший друг. Единственный, кто не пришел сегодня. Покончил жизнь самоубийством. Просто перестал существовать, умер, оставив нас, семью и мир. Ушел в небо. Ушел к небу.
Вот тот момент, когда нужно плакать. Вот тот момент, когда нужно спрашивать «зачем?». Вот тот момент, когда душа должна рваться в клочья.
Но ничего такого не произошло. Пустота. Никакой реакции. Только глаза в пол. Только бутылки в сторону, да сигарету в зубы. Только не выдавливай слезу, ради бога! Не надо. Только не спрашивай, зачем. Значит, так было надо. Все правильно сделал. Лучше вспомни его еще раз. Я так давно его не видел. Лучше прости его в первый и в последний раз, ибо до этого не за что было его прощать. У него теперь не будет яблок и улыбок. Вот к чему он шел всю жизнь. Лучше пожелай ему спокойной ночи.
Когда умирают гении, мир плачет. Когда умирают друзья, друзья молчат. Мир остается таким же.
Все хотелось думать, что это злая шутка. Все хотелось поймать шутника и надавать ему по шее. Но таких шуток не существуют. Такой бывает только правда. Слишком страшная правда, чтобы быть шуткой. Когда человека сбивает машиной, о нем стоит плакать. Когда человек шесть раз подряд пытается повеситься в своей маленькой комнате, где стоит только гитара, да шкаф с книгами, да кровать, да куча рукописей лежит повсюду, компьютер, куда он писал свои стихи, свои мысли, себя самого, и икона на стене… когда он пытается шесть раз, а на седьмой у него получается, его стоит понять и простить.
Пустота осталась. Но все опять изменилось. Все вернулось на круги своя, и это как-то даже раздражало, хотя каждый понимал, что смех заглушает горе.
Смех заглушает горе. Нет. Он просто отдаляет его. Ты на время забываешь. Ты на время перестаешь помнить что-либо, кроме смеха, улыбок и шуток. Заставь себя смеяться, иначе потом будет не с кем. Потом, когда все разойдутся. Тогда и грусти. Тогда плачь. А пока все вместе смейтесь, ибо смех заглушает горе.
Я закрываю глаза…

Глава 3.
Опять и опять. Холодно и тошно. И не на что смотреть. Все как будто выцвело. Море, луг, дорожки и побережье. И сам замок. Я устал от него. Устал держаться за него. Он не то, что я хочу. Он такой материальный. Такой материальный и немой. Небо выцвело. Я хочу быстрее к кому-нибудь, чтобы не видеть этого всего. На время, на какое-то время. Теперь я боюсь быть один. Потому, что мир теряет цвет.
Так бывает, когда осознаешь, что такое настоящая боль. Настоящая боль – это когда не хочется плакать. Хочется кричать. И чтобы тебя слышали.
Я оставил все то, что было самим мною только потому, что это не было мною никогда. Я просто так думал. Я просто хотел, чтобы так было. Хотел, чтобы было красиво и загадочно.
А получилось все банально, просто и больно, как слово «МЕРТВ».
Постоянно метаться – это не для меня. Я слишком устал. Я хочу покоя. Я никого не виню. Просто я сам себе устроил Веселые Каникулы. Я ничего не делал и устал от безделья. Я искал что-то, и устал от поисков. Я осознавал, и устал от осознания, что поиски ни к Читать далее...

Все прошло довольно гладко. Нас послушали и сказали, что, в принципе, мы подходим, но нам нужно в ближайшее время предоставить ему диск с лучшими песнями, и он выберет те несколько, которые мы сможем сыграть. Сколько денег заплатил наш солист за такой теплый прием, я даже боялся думать.
Вся банальность происходящего постепенно начинала раздражать.
Я закрываю глаза…

Что может быть более романтичное, чем большое яблоко? Наверное, только томатный сок. Девочка с яблоком. Воспоминание детства и образ красоты. Простая, как все совершенное, глупая, как все безнадежное, красивая, как все то, что я видел ночью, она протягивала яблоко мне и ослепительно улыбалась. Я постоянно смотрел на нее, а она протягивала мне яблоко. Каждое утро, когда мы встречались в грязном дворе по пути в школу, она встречала меня с красивым большим яблоком. А я только улыбался ей в ответ. Но я точно знал, что это именно то, что она хотела от меня получить. Я никогда не относился к ней как-то по особенному. Между нами не было никаких связей. Мы просто любили красоту и дарили ее друг другу. Может быть потому, что больше никто не замечал ее. Или не хотел замечать. И все было прекрасно. Я каждое утро получал настолько красивое яблоко, что его даже жалко было есть. А она каждое утро получала мою улыбку и спасибо. Ей просто нравилось, как я улыбаюсь.
Но потом что-то вдруг случилось. Что-то очень неожиданное. Наши взаимоотношения переросли больше, чем в обмен условностями. Они стали развиваться. Сначала мы начали разговаривать на какие-то общие темы. Потом как-то раз сходили в кино. И я проводил ее до дома. Но это уже потом. До этого мы стали сидеть за одной партой. Стали помогать друг другу с заданиями. Долгое время. И только потом уже кино, домой. А потом, знаешь, банальная пустота мрачной обыденности. Не было больше яблок. Просто я думал, что это какие-то особенные, воздушные яблоки только для меня, а потом она просто привела меня в тот магазин. И эти яблоки мог купить любой. И не было больше той красоты. И она привыкла к моим улыбкам и порой вообще игнорировала их. Мы стали вместе. И все волшебство пропало. Точнее потеряло свою силу. Быть может, так устроены люди. Стремясь к чему-то, не спеши достигнуть этого, ибо идти потом некуда. Борись с трудностями, ломай руки и напускай на себя грусть-тоску, но не приходи к концу. Там ведь нет ничего.
Верь, что есть еще место, куда интересно пойти. Верь, что есть с кем. Верь, и только этим утешай себя. Больше не будет яблок. А ты верь, что будут! Больше не нужны улыбки. А ты поверь, что нужны. Подари их всем. Подари их всем, а потом сорви с лица и спрячь далеко-далеко. И верь, что ты был прав. Сомневайся, но верь. Верь в то, что это не конец. Что конец еще не скоро. Верь в то, что можно вскрыться не вскрывая вены. Верь, что можно летать не прыгая с крыши. Верь, что можно любить в гордом одиночестве. Надейся, что одиночество не останется с тобой. Молись, что одиночество не останется с тобой. И верь в то, что последним отвернешься ты. И только этим утешай себя. А потом возьми свою веру и посмотри на мир через ее еще совсем тоненькое тельце. И тогда ты поймешь, что хуже быть не может. А может только лучше. И так каждый день. Лучше и лучше, и лучше и лучше. И когда все это тебя достанет, возьми свою веру в этот постоянный мир, и сунь ее кому-нибудь в жопу. Пусть он верит. А ты верь в вечность КРАСОТЫ.
Я закрываю глаза…

Банальное постоянство потому и банально, что ничего другого быть не может.
Все встало на свои места. За одним лишь исключением, что появилась какая-то еще совсем далекая цель. Нас одобрили для участия в фестивале. Нас похвалили и похвалили нашу музыку. Снова начались репетиции. Только теперь уже не ночью, а днем, так как периодически кто-то приходил посмотреть, что мы делаем, как мы это делаем и когда мы будем готовы. Мы давно были готовы. Мы могли играть и петь хоть спросонья, хоть спьяну, хоть как. Но что-то вдруг поменялось. Что-то очень тяжелое легло на меня и не давало дышать. И я никак не мог понять, в чем именно была проблема. И попытался сконцентрироваться только на музыке. У меня получилось. Но бремя чего-то угнетающего не хотело оставить меня. И я абсолютно не мог объяснить себе свое состояние.
Я ехал в поезде метро. Вагон почти пустой. Вечер. «Завод имени В.И. Ленина 1976 год» было написано над стеклом. Маленький малыш, лет трех, подошел ко мне и взял мою гитару за чехол.
- Не трогай, Андрюша, отойди от дяди! Будешь трогать чужие вещи, вырастишь плохим. Отойди от дяди, я сказала! Что ж ты за ребенок-то?! Все дети как дети, и только у тебя шило в попе.
Ребенок вряд ли понимал дословно мамину речь, но видел ее недовольство. Он не хотел отходить, и не отошел. Вот оно что! Он был очень одиноким.
Он был одиноким, потому что был не понят другими. Был одиноким, и совсем не восхищался этим. Он был таким, и ему были чужды правила и нормальности. Он был не таким, как все. Не таким, как все дети. Он чувствовал это наверняка. Он был особенным. И эта особенность заключалась в Читать далее...

Я бреду вдоль берега моря. Солнце начинает садиться, и моя тень падает на мокрый песок. Никого нет. Я так счастлив. Я наконец-то один. Они оставили меня. Посчитали меня предателем и сумасшедшим, не их уровнем. Что ж, это их право. Их желание помочь не помогло. Их желание сделать из меня еще одного заложника серого купола не оправдало надежд. Теперь я лишняя частичка всего это. Все то красивое, все то вечное и прекрасное, что было у меня, разрушено их варварскими руками. Видать, я еще не готов поделиться своей красотой.
Я иду туда, откуда еще недавно бежал сломя голову. Самое красивое место в мире. Великий и непобедимый замок, созданный красотой и сраженный глупостью и невежеством. Высокий и гордый, он пал перед человеком. Стены, которые еще недавно отражали лучи заходящего за море солнца, теперь изгажены вонючей краской. Окна выбиты. Сожжена трава. Истоптана грубыми башмаками слабоумия.
Но он, тем не менее, прекрасен. Он все равно остался стоять. Покалеченный и изуродованный, он как печальный герой. И в этом его красота теперь. Он выдержал. Краска со временем сотрется и выцветет, трава вырастет снова, правда очень нескоро. Он все равно жив.
Я прохожу через сожженные ворота и поднимаюсь по лестнице в одну из башен. На полу валяется мусор и осколки окон. Но не стекла главное в окнах, а тот вид, который окна предлагают тебе. Это небо, это море, звезды и солнце, и луна. Я смотрю и почти забываю, что стою в грязи и гари. Я смотрю, и надежда на то, что все красивое все равно не разрушить, эта надежда греет меня. Море проглотит и грязь, и краску, и самого человека, и его следы. Небо сотрет с себя ожоги. Земля заберет их останки и даже самого черного человека превратит в зеленую траву или небольшой кустик. Солнце осветит ее, и начнется новый день, без вони и пыли, без криков и ругани. И я буду смотреть на него из своего разбитого окна и плакать.
Я закрываю глаза…

Солнце стояло уже довольно высоко, когда я вышел из дома и направился в ближайший магазин за покупками. После ночного веселья ужасно болела голова, и очень хотелось пить. Я купил пачку сока и пузырек с аспирином, сыр и хлеб. Дальше у меня кончилось воображение.
Дорога до дома была изнурительной и тяжелой. Хотелось поскорее прийти и опять лечь на кровать. Лечь на кровать перед телевизором и весь день смотреть фильмы. Да, вот чего я давно уже хотел. Отдыха. Безделья. Никакой работы, никакой учебы, никаких репетиций. Ни с кем не встречаться, никого не видеть.
Квартира встретила меня редкостным бардаком. Совсем не такой она представлялась мне в мечтах о хорошо проведенном дне. В таком бардаке даже находиться было неприятно. Утром я этого не заметил.
Пока я прибирался, раздался звонок в дверь. Пришел сосед.
- Можно я воспользуюсь твоим компьютером?
«Да пошел ты в …!!!»
- Да, конечно, проходи.
Он очень долго пользовался компьютером. А мне так хотелось, чтобы он поскорее убрался. Так хотел остаться в уже прибранной квартире, сесть в кресло, открыть сок, сделать бутерброд и уставить в экран затуманенный взгляд.
- У меня что-то не получается. Помоги, пожалуйста.
Я – сама ярость. Я хотел убить его в эту минуту, хотел растерзать и порвать на куски, хотел избить до потери сознания. Только за то, что парень не вовремя пришел. Этот прилив ярости взбесил меня еще больше. И чудом запихнув его себе чуть ли ни в жопу, я стал вникать в его проблему с искренней надеждой помочь. Чтоб он ушел скорее отсюда. А у него на лице было написано: «Мы будем решать нашу ОБЩУЮ проблему, пока не добьемся успеха! Нам так хорошо вместе».
Он ушел через три часа, счастливый и довольный. И я, конечно же, буду рад помочь ему в следующий раз.
Я собирал уже свои вещи, чтобы опять идти на точку, как вдруг раздался звонок.
- Как жизнь? – спросил голос в трубке. Это был наш солист.
- Да, нормально.
- Послушай, сегодня не играем. Завтра. Я договорился с одним чувачком, он хочет нас послушать, но ему совсем не хочется делать это ночью.
- Что за чувачок?
- Он, короче, может устроить нам выступление на летнем рок-фестивале. А это очень круто. Это значит, что начало положено. И если мы попадем на этот фестиваль, считай, мы знаменитости!
- Свежо придание…
- Да ладно тебе! Короче, сегодня ничего не будет. Я договорился на завтра на два часа. Встретимся в час тридцать у метро. Поедем к нему, у него собственная точка.
- Хорошо. До завтра.
- Чао.
День был просто потерян. Можно было взять его, и выкинуть в мусорку. Вот ведь. Почему-то новость о каком-то там «чувачке» меня совсем не грела. Не верилось почему-то.
Утро встретило какой-то своей дурацкой безнадежностью. И опять ничего не хотелось делать. Сначала я даже подумал, что заболел, но лоб был настолько холодным, что ни о какой температуре не могло идти и речи. Значит, не заболел. Зато апатия поглотила полностью. Не хотелось никуда идти, ни что-либо делать, ни кого-либо видеть. И в горле стоял острый ком отвращения ко всему существующему. Какой-то свой мир, одному мне понятный, оставался выше всего этого: всех проблем, Читать далее...

Видео я выкладывал для своих друзей, которых, к сожалению, нет на ли.ру. Это я не к тому, чтобы его никто не смотрел, а к тому, что кому-то оно может показаться глупым и бессмысленным, не смешным и совершенно идиотским. И вы спросите: "Илья, ну и что это за шнягу ты выложил? Кому это нужно?" Так вот теперь вы знаете))

Смотреть это видео

9-й час в зале ожидания

Смотреть это видео

8-й час в зале ожидания

Смотреть это видео

на видео: я, Толян, дед, бабка, лада-копье, дым, пар...

Почти приехали, и дорога оказалась не столь долгой, сколько могло бы показаться. Тем не менее у меня сильно затекла задница, и хотелось уже поскорее выйти и походить немного.
- Почти приехали.
Что я говорил!
Машина остановилась у невысокого забора и издала протяжный жалкий звук сигнала. Тут же из калитки вывалилось чье-то тело и упало прямо на дорогу, в падении бросив веселый, беззаботный, и сильно затуманенный взгляд в нашу сторону. Потом появился Алексей. Он был хозяином. Уже изрядно пьяным.
"Как пережить эту ночь?!"
- Давайте, давайте, заходите! Вас уже все заждались. Как можно так долго ехать, а?
- Да ладно тебе, не парься. Приехали же. Пойдем лучше в дом, хватит на холоде стоять, - Дрончик был в своем репертуаре.
- Здорово, как жизнь, братишка? – обратился ко мне Алексей. На этот вопрос я сегодня буду отвечать очень часто.
- Потихоньку, нормально, в общем. Твоя как?
- Да тоже ничего. Ладно, Иди в дом, поговорим еще сегодня.
- Обязательно.
Я зашел в дом. Резкий запах курева и кошачьей мочи врезался в нос и чуть не сбил с ног. По дому ходили разные люди. В основном те, кого я знаю. Но были и те, кого я не знал. Они подходили, здоровались, представлялись, а потом шли дальше. Это было похоже на большой список имен и большой список лиц, которых мне никогда не сопоставить с именами.
- Здорова. Коля, - и толстый белобрысый парень протянул мне руку. Я представился.
- Саня, - и новая рука протянулась в моя сторону. Я снова представился.
Потом…
- Сергей…
- Володя…
- Петр…
- Леонид…
- Сергей…
- Костя…
"Как много имен!"
- Ваня…
- Илья…
- Саша…
"Так, вас я знаю… и вас тоже…"
- Антон…
- Максим…
- Привет, ребята. Вот и я.
- Привет, привет. Познакомься, это…
- Вадим…
- Станислав…
- Максим…
- Михаил…
- Дима…
- Маша…
"Так, стоп, какая еще Маша?"
Маша оказалась невысокой, скорее нормальной, худой девушкой, с крашенными черными волосами и длинными пальцами, сплошь украшенными кольцами.
- Понятно… Маша.
- А тебя как зовут?
Я снова представился.
- Понятно… Ладно, увидимся.
Я пошел дальше, в поисках своих.
В конце концов, я перезнакомился со всеми, кем только мог, тем не менее, не запомнив ни одной пары имя-лицо. А пар этих было очень много. Хотя, надо признать, знакомых было больше, и это утешало. Войдя на кухню, я устало сел на табурет, стоявший у стенки и взял со стола пиво. Как ни странно, на кухне никого не было.
Я закрываю глаза…

Замутненным сознанием и потухшими глазами я смотрю на часы. Мне нужно, чтобы прошло всего три часа. Я знаю, что если бы мне это было не нужно, то они давно бы уже прошли. Но теперь мне это нужно, и я все жду, когда же кончатся эти долбанные три часа. Я смотрю в циферблат, а он почти что смотрит в меня, смотрит в мои глаза, в мою голову и вдруг понимает, чего я хочу. Но он слишком независимый. Да что ему до меня?! И даже секундная стрелка теперь идет еле-еле. Про минуты я уже молчу. Нет спасения от времени.
Я закрываю глаза…

Лежа на диване с бутылкой пива в руке я смотрел телевизор. Надо признать, что смотрел я его не один. Со мной смотрело вместе много человек. Мы смотрели футбол. Многие тоже лежали либо сидели вместе со мной на многострадальном диване, остальные же расселись по каким-то креслам, тумбочкам, рядом с диваном, у стен. Комната была похожа на банку с огурцами. Многие курили, и дышать было довольно тяжело. Когда забивали гол, не важно, кто именно, все вскакивали и кричали. Постепенно мне даже начинало нравиться вот так вот валяться…
Когда мне уже начало глаза разъедать от дыма, я вышел на улицу подышать воздухом. Противная холодная ночь встретила меня, и даже не улыбнулась. Прошел дождь и дорога, которая была центральной в этом небольшом скоплении дачных домиков, отливала оранжевым светом раскачивающихся на проводах фонарей.
Вдруг, совершенно внезапно, появилось дикое желание уехать отсюда. Или даже просто уйти. Выйдя за калитку, я дошел пешком до моста через реку, сел на перила и уставился в огни спящего вдали города.
Я закрываю глаза…

Я стою и смотрю в свое окно, хотя уже давно стемнело. Смотрю на опустевшие улицы, на одиноких людей, тихо бредущих куда-то. Смотрю на машины, иногда проезжающие мимо моего дома. Смотрю, и порой даже начинает казаться, что никого больше нет вокруг. Что весь мир собрался в пределах моей видимости, опустел и зажегся светом. И эти одинокие формы жизни, они вроде как соединяющие механизмы между мной и тем странным чувством, приходящим ко мне, когда я смотрю ночью в окно. Я смотрю далеко-далеко, и очень хочется туда: сесть, и поехать, встать, и пойти, или побежать. "Стой, остановись. Не надо сюда. Лучше я к тебе. Ты так не понимаешь, от чего ты отказываешься. Свой дом, тепло и уют, и своя кровать, а не этот заплеванный мост, грязная река, и одиннадцать спальных мест на двадцать три человека. Нет, поверь, совсем это не вариант. Лучше останься!" И невидимой рукой машут мне из-за домов и трамвайных путей, из-за мертвого завода и подсвеченных домов, из-за волшебного сияния реклам магазинов. Читать далее...