Делаешь свой выбор, каждодневный,
А я все, дура, лезу помогать.
В ответ летит мне окрик гневный,
А все лезу, лезу, твою мать!
К чертям всех: опыт, слезы и обиды.
Сбиваю лоб об черенок граблей.
Мои надежды снова стоптаны, разбиты,
Нет в мире глупости моей сильней.
Я все живу в том мире старом, стертом,
Где ты со мной, во мне, мы против всех,
Стираю все о боли, о дыхании спертом.
Во мне уже не ты - слепой надежды грех.
Давно пора начать чинить, или расстаться
Давай меняться, говорить, мы разберёмся!
Ты сделай шаг ко мне, и может статься,
Однажды мы над этим вместе посмеёмся....
Я бы сказала это вслух, если бы ты смог услышать.06-02-2019 14:15
Ностальгия. Наш мозг даёт команду и ненужные воспоминания стираются навсегда, а большинство остальных, со временем, окрашиваются в другие цвета, приобретают другое значение, все больше перевираются. Потихоньку подсознание перестраивает наше прошлое так, что возникает она - Ностальгия. Я все чаще думаю о былом, все больше беззаботной радости смотрит на меня оттуда. Разумом я понимаю, что было и плохое, и много плохого. И что жить так, как жили мы можно ли по молодости-глупости. И лишь бездетным, беззаботным и молодым стоит вести такую жизнь. Но я все ностальгирую по времени, когда мы были вместе, были на одной волне. Не по образу жизни, вряд ли я могла бы сейчас так, но по нам прежним. А нас не вернуть. Все течёт, все меняется, и мы, покареженные действительностью, уже не те, что раньше. И с этим надо жить, надо подстраиваться, надо придумывать, обсуждать и чинить. Учится жить друг с другом, с такими, которыми мы стали. Вот только пока не выходит. То ли мы хотим слишком многого, или слишком разного, то ли недостаточно сильно этого хотим. Не получается обсуждать то, что происходит с нами, не получается сказать и выслушать, не получается услышать и понять. Раз за разом мы решаем не те проблемы не теми методами. И это выливается в ещё новые проблемы, во что-то грязное, постыдное и болезненное. Это выжигает огромные дыры внутри меня и их становится все тяжелее зашить. Чаще и чаще внутри сжимается противный тугой комок, призывая то слезы, то крик. А мне нельзя, я не могу, у меня дети, суп на плите, новая, обыденная, реальность. Я будто на войне. Вокруг разбросанные игрушки и немытая посуда, детские сопли, истерики и драки, подкрадывающиеся болячки и цены, цены, что растут и растут. И я сражаюсь, изо дня в день. Чтобы чисто, чтобы вкусно, чтобы полезно и сытно, чтобы здоровы, веселы, заняты, чтобы хватило на молоко в конце месяца. Война. Вот только там, за спиной, все реже надежный боевой друг и все чаще стреляют в спину. Бороться вместе, а не друг с другом, вот чего я хочу. Воевать с действительностью, не боясь, что ещё и ты против меня. Нам бы только начать. Встать на ту, первую ступеньку к взаимопониманию. Нам бы поговорить. И я говорю, а ты нет. В плохом настроении ты начинаешь защищаться : орать, отрицать, угрожать и говорить страшные, больные слова. Бить. Если прошло время, ты смог успокоится, то ты молчишь на мои слова, можешь извинится, пообещать все то, что всегда обещаешь. Но никогда не говоришь в ответ. Лишь новые отмазки: деньги, работа, Здоровье, усталость. При чем здесь я, любимый? Зачем ты делаешь мне так больно? А ещё ты начал врать. Вместо того, чтобы, хотя бы, попытаться, ты решил продолжать делать, и врать. А я все вижу. Но глупое сердце отказывается это принять. Я очень хочу верить, и я убеждаю себя, что все так, как ты говоришь. Но я же все равно все вижу. Когда мозгу дают две противоположные команды одновременно, он начинает ломаться. Вот и я. Параноик я, или дура? Брат когда-то сказал, что сумасшествие - это раз за разом совершать одно и то же действие, надеясь на новый результат. Вот так. Своей зависимостью от тебя, я себя туда и вгоняю. В сумасшествие. Надо перестать. Мне срочно, жизненно необходимо перестать. Чтобы не разрушить свою жизнь и жизнь своих детей.
Февраль. Горы и горки грязного, скомканного снега, раскиданные по городу. Коварные пласты льда, прячущиеся под тонким ковром свежевыпавшего снега. Бесконечная вереница людей: сонные зомби, спешащие на работу, выжатые, как лимон дяди и тети, ползущие домой, праздношатающиеся подростки, стайки мамаш с колясками, пьяные, бредущие без цели, с только им понятной траекторией. Прямо за углом - стоянка такси. Шумная, вечнодвигающаяся масса зачастую грязных и помятых машин. Жизнь и проблемы таксопарка, создаваемые им неудобства - теперь тоже часть моей реальности. А ещё - ворох раскиданных на пяточке автобусных остановок; бесконечный поток автобусов и маршруток, сигналящих друг другу, дымящих и дребезжащих. И, прямо между двумя транспортными бедами, третья - железнодорожный вокзал. Пусть маленький, пригородный, но создающий такой пассажиропоток, который не уступает станции «Библиотека имени Ленина» в час пик. Ну и, конечно, посреди всего этого великолепия - огромная, вечнозабитая парковка. Надо ли говорить, что, в добавок ко всему, наш город является придатком огромного, всем известного аэропорта и нескольких крупных фабрик и заводов, создающих рабочие места и притягивающих вахтовых и гостей из дальнего зарубежья. И все это теперь мое. Весь транспортный узел нашего небольшого городка теперь поглядывает в мои окна, растекаясь грязью на стёклах. Выжигая сетчатку бесконечными вывесками, что не гаснут по ночам. Заносит ветром запахи всех закусочных в округе. Жизнь в этом месте не прекращается никогда - круглосуточные супермаркеты, аптеки, сигаретные ларьки. Кто-то куда-то вечно идёт, едет, бежит. Кричит, поёт, плачет и ругается, поскальзывается и матерится, включает музыку в машине, «чтоб качало». В Любое Время Суток. При любой погоде. Вот и сейчас: очередная река измотанных людей вытекает из железнодорожного моста, чтобы разбиться на струйки, тянущиеся к остановкам, стоянкам, магазинам. Люди перебираются через грязные сугробы, прыгают через лужи, созданные реагентами, изо всех сил спешат принести себя домой, вместе со своими проблемами, едой быстрого приготовления и песком на ботинках, которым щедро посыпают город. Серо и уныло, и ещё серее от того, как беспросветна эта каждодневная рутина. Первые месяцы жизни в этом районе меня пугал этот аквариум. Было странно и немного страшно выходить с сигаретой не к привычным мне звёздам спального района, а практически в центр города. Сильный контраст прежнего умиротворяющего одиночества и грязной многолюдной реальности. Потом, конечно, привыкла и только отсутствие звёзд, по прежнему, частенько удручает. А весной здесь будут реки грязи и уличные торговцы цветами, летом - умножающаяся от каждой витрины духота и пары плавящегося асфальта, осенью - пыльные бури и реки ледяной воды. Но пока - февраль. Горы и горки грязного снега, как антипод моей прежней зиме, с чистыми сугробами и бодрящим морозным воздухом. С ленивыми редкими прохожими, единственным раздражающим фонарём и тишиной. Не так далеко мы перетащили свои вещи и жизнь, всего-то в соседний район. И, местами, даже выиграли. Но вот только звёзд и тишины моей прежней маленькой квартирки мне, все же не хватает.
Перечитала дневник. Не весь, конечно, слишком много воспоминаний, забытых слов, ярких эмоций. Какая я была... Незрелая, что-ли... Такая эмоциональная, молодая. Глупенькая. И такая... Такая, черт возьми, интересная. Настоящая. Да если сравнить мою жизнь тогда и сейчас становится так безумно грустно. Я все браважусь, что чувствую себя на 18, а на самом-то деле, при сравнении, выходит, что живу, как будто 60... Я восемнадцатилетняя, увидев себя 29 лет от роду, расплакалась бы от отчаяния. А потом напилась бы. И, кстати, неплохо бы провела время. Со мной, оказывается, случилось страшное. Я повзрослела. Стала тем самым, зажатым рамками правил и стереотипов, взрослым. Скучной, правильной «тетей». Я, обычно, не матерюсь здесь. Но... 3,14здец, товарищи, приплыли. В жизни явно пора что-то менять. И, первую очередь, мировоззрение. Сегодня как-то так.
Разве может человек, который любит, намеренно причинять столько боли? Так сильно унижать? Раздражаться от любого твоего слова и действия? Не хочу отвечать на это, даже самой себе. И почему тогда стыдно мне, а не ему? Говорят, любовь живет три года, а потом перерастает во что-то другое. Тёплое и стабильное. У него, видимо, не переросло. А жить с нелюбимым тяжело. Его даже жалко. Вот мне, видимо, и стыдно. Стыдно, что бешу его, а уйти он не может. Не потому что держу, а потому что некуда. И это бесит его ещё больше. По крайней мере, я только так могу обьяснить все то, что происходит. Я вижу, как горят его глаза, когда он говорит с друзьями по телефону, вижу как он рвётся туда, с каким удовольствием делает для них какие-то приятные мелочи. И вспоминаю, как все это принадлежало мне. Иногда, совсем по-детски, хочется зажмурится и проснутся там, где он все ещё меня любит. Наивно и смешно настолько, что вызывает даже не смех - слезы. Ничего не поделаешь, мне придётся, так или иначе пройти все фазы принятия очевидного факта.
Отрицание
Гнев
Торг
Депрессия
Принятие
Кажется, до конца отрицать я так и не перестала. Глупое бабье сердце. А гнев уже касается меня своей колючей лапкой. Сколько времени это займёт? И смогу ли я разлюбить, как это сделал он?
Бессонница. Вторая ночь в вязкой, выматывающей полутьме. И только детское сопение под ухом, хоть немного, разгоняет бесконечный рой назойливых мыслей. Лучшим выходом сейчас было бы закрыть глаза и призвать всю свою фантазию, чтобы отрешиться от реальности. Только вот слова и события ещё слишком свежи, обида ещё остра и ноющая боль внутри все не утихнет. Вся эта мерзость пробивает барьеры даже в самых надежных и далеких ночных фантазиях. Остаётся лишь ждать, когда жевачка мыслей потеряет вкус и я смогу провалиться в предутренний сон. Бесконечное число повторений, рано или поздно, все-таки, доведёт сознание до полного отупления и безразличия. А может, даже, подскажет мне решение, или выход, или, хотя бы, пути отхода. Писать помогает. Мне всегда это помогало, только вот я давно забыла об этом. Нет ничего лучше и безопасней, чем выплеснуть все это сюда. Мое персональное успокоительное, мой личный анти-стресс, мой способ структурировать мысли и даже принимать решения. Мой дневник. Привет! Давно меня здесь не было видно. Я, даже, слегка удивилась, увидев тебя на прежнем месте. Электронный Хатико. А у меня теперь двое. Два отличный мужичка и один мужчина, эпитет которому я сегодня подбирать не буду. Вообще сегодня не будем о нем. А ещё - кошка. Вот она - урчит на моем животе. Был ещё и кот, но сегодня не будем и об этом. И, черт возьми, все ни так уж и плохо, я вновь драматизирую. Мы в тепле, мы сыты и здоровы. Просто я опять смотрю не в ту сторону, вот и все дела. Я должна пообещать себе, что буду планомерно избавляться от всего плохого, что давит на меня. Как бы это не было больно. И я обещаю. Обещаю себе заменять плохие мысли хорошими, устранить все раздражители, жить сегодня и жить хорошо. Ну. Аминь!
Так больно, так обидно. И даже не поплачешь, ведь он за это меня бьет. А я хочу, чтобы все было хорошо. Так хочу, до боли, до слез. Хочу увидеть улыбку, услышать приятные, хорошие слова. И жду. Каждый вечер жду, и дети ждут. Ждём с работы прежнего папу, а тот, прежний, не приходит. Вместо него - деспот, тиран, поисковая собака, которая рыщет по дому в поиске «нарушений». Ищет, находит и начинает карать. И не слышит сам себя, не видит, не хочет замечать, как агрессивен, как, порой, несправедлив. Только нападение, только обвинения, а чуть что - угрозы насилия, угрозы ухода из дома. А в ответ ничего и не скажешь, страшно.. А какие страшные мысли посещают.. А если он не любит больше? Просто живет в тепле и сытости, пока больше негде? Что тогда делать с собой, как пережить? А дети? Господи! Дети! Как я им скажу, если это произойдёт? Как не плакать от фразы «где папа», где найти силы? Как тогда продолжать жить? Да и сейчас. Макс уже слишком большой. Он видит и слышит все, и даже больше.. А самое страшное - делает выводы. Те самые правдивые выводы, без шелухи, как умеют только дети. Как объяснить ребёнку, почему пара ударил маму? Как донести, что это неправильно, при этом не задев авторитет папы, и окончательно не разрушить мамин? «Все ссорятся» обычно говорю ему я. Но я не хочу, чтобы в его глазах это стало нормой.. А ещё я не хочу, чтобы ребёнок боялся. Во всяком случае, так сильно, боялся папу. И сама хочу перестать боятся. Боятся, что он придёт в плохом настроении, боятся что-то сказать, потому что он разорется, боятся сделать не так, ведь это чревато, но ведь если не сделать, тот же результат, и это, порой вгонят в ступор. И я, бывает, переспрашиваю по несколько раз, чтобы сделать правильно, чтобы как он хочет, но его это тоже бесит... А ещё я панически боюсь, что уйдёт. Парадокс - боятся и прихода и ухода... Но я боюсь... Я панически боюсь одиночества. И пусть все вокруг говорят -«какое одиночество? У тебя же дети? Родственники?». Остаться наедине со своими детьми, кормить, одевать, подтирать, укладывать спать, водить в сад и на прогулки, самой принимать решения... И не иметь рядом хоть какой-то поддержки, хотя бы ещё одного человека рядом... Взрослого человека... Даже когда он просто сидит на диване за компом, даже когда спит или на работе, меня морально поддерживает тот факт, что он есть. Рядом. Что можно попросить помощи и поддержки, что прикроет или защитит, утихомирит... Даже не смотря на то, что, в последнее время, просить помощи тоже стало страшно, ведь реакция может последовать любая(чаще - негативная) мне все равно морально проще, если он есть.. И я успокаиваю себя именно этим. Именно тем, что одной ещё страшнее. И пусть он, в последнее время, часто неадекватен, но ведь одной ещё хуже? Все устаканится, говорю я себе, он станет прежним. Тем самым с кем я начинала жить. Тем, кто произносил «Леночка», и это звучало как будто отец за что-то журит безумно любимую, но непослушную дочь. Тогда я знала, что «Леночке» прочтут лекцию, может, поругают, но улыбнутся и простят. Сейчас, услышав «Леночка» я, чаще всего, начинаю паниковать... А в душе все ещё жду прежнего Пашу.. И только гаденькие мысли в голове, где-то очень глубоко, грызут и грызут меня... нашептывают - не будет лучше, не становятся люди с возрастом лучше. И я плачу. Так, чтобы никто не видел. До боли хочется обратно, где я ещё была в центре его жизни, где ему было интересно открывать для меня что-то новое, производить на меня впечатление. Обнимать. Проводить вместе время... «Пока вы не спите, мне нечем заняться» Господи! Как это было больно! За что?! Неужели я теперь вызываю только отвращение? Неужели теперь только там, за порогом - нормальная, интересная жизнь, а здесь лишь кровать, чтобы переночевать? Как же часто я в, последнее время, задаюсь вопросом - кто я для него? И вот уже не в первый раз эта фраза «пережидаю». Меня коробит, меня крючит в агонии от этой фразы. Моя отупевшая от декрета голова никак не может понять - неужели настолько сильно можно ранить любимого? Нет ничего хуже для меня, чем признание в нелюбви. Я, наверное, многое могу понять и, даже, простить... Но как?! Как можно, фактически, сказать человеку «я не люблю тебя, мне просто некуда идти». И спокойно лечь спать, в принципе, доказывая все сказанное. И оставить меня ночью, одну, в бессоннице и боли? В слезах... А я все, глупая, слабая, слепая девчонка продолжаю верить, что он это сгоряча. Вот лежу и убеждаю себя в том, что он не взаправду. Ха! Что человек сказал в пылу ссоры, в приступе неконтролируемой агрессии, неправду. Глупая Леночка. Как бы не была ты на него зла, как бы не было больно, неужели ты смогла бы сказать ему «не люблю»? Это очень страшное для меня слово, очень... Я бы не смогла. А он смог. А ты надеешься, дура. Дура! Нужно любить себя, нужно любить детей, жизнь любить. А его... Господи! Как можно вот так вот просто перестать любить? Все чаще и чаще голос в голове стал нашептывать, что я его мучаю. Что это моя ненужная ему любовь делает только хуже. Что я
Я создаю твой комфорт, жертвуя своим спокойствием. Я обеспечиваю уютную жизнь нашей семье за счет своих былых успехов и ни малой доле унижения. Я ограничиваю себя, и не только себя, чтобы приумножить, а ты сводишь все мои потуги на ноль. Порой, моя экономия не спасает нас не только от нуля, но и от минуса. Чем больше я ограничиваю себя, тем больше ты тратишь. Есть ощущение, что тебе уже не стыдно, ведь это чувство притупляется с годами. Мы не можем поговорить об этом, ведь ты взрывоопасен, любое мое слово может вылиться в неконструктивный скандал. Порой, мне кажется что ситуация не изменится никогда. Иногда, в моей тьме появляется полупрозрачный лучик света, который, впрочем, быстро растворяется в черном. Я не знаю что делать. Все чаще и чаще у меня проскальзывают мысли о том, что я сделала неправильный выбор. Я гоню эти мысли от себя, но они упорно пролезают в голову. Единственное, что удерживает меня от безумия - это любовь. Я люблю тебя. Люблю даже тогда, когда мы ссоримся или не разговариваем. Я люблю твои вредные привычки и сложный характер, люблю часто не "потому что", а" вопреки". Если раньше я сомневалась, если раньше я не могла разобраться в этом дьявольском клубке из эмоций, мыслей и стереотипов, то сейчас я уверена. Время сделало свою работу, превратило это "нечто", в уверенное, стойкое, уютное чувство. Но даже сердце, порой, оказывается не право. Возможно, это вовсе не "в любви и горести до самой смерти", а всего лишь "мой бывший, забравший лучшие годы моей жизни". Я люблю, но все время прислушиваюсь к себе - не изменилось ли что-то? И это сводит меня с ума. Я прошу у жизни знак, хоть что-то, что даст мне понять, что я все делаю правильно, что ты не альфонс на моей шее, а человек с временными проблемами. А ты говоришь "все будет хорошо", хотя сам учил меня не верить словам, а смотреть на поступки. Я медленно схожу с ума, а ты не видишь. Я прошу поговорить со мной о том, что меня беспокоит, а ты заводишься и орешь. Я прошу дать мне надежду на наше, общее, счастливое будущее, а ты говоришь - "все будет хорошо".
Я крещеная. Это, пожалуй, все, что я могу сказать о своих взаимоотношениях с церковью. Но, не смотря на весь свой скептицизм, я все-таки хочу крестить сына. Религия глубоко в наших генах, как ни крути. Крещение видится мне каким-то сакральным оберегом для моего маленького тигренка. К тому же, наши родственники, намного более религиозные, чем мы, считают это очень важным, а крестные готовы воспитывать моего сына духовно.
Но вот в чем проблема. Священник всячески отговаривал нас сегодня крестить ребенка, не будучи венчанными. Венчать он нас так же отказался, ибо мы не состоим в официальном браке. Вполне себе адекватный, спокойный мужчина с аргументированной позицией и непоколебимой, казалось бы, верой. Если бы не новенький порше, рядом с которым он проповедовал, я бы прослезилась даже.
И вот вопрос: почему независимое ЗОА РПЦ так зависит от государственной бумажки?
Сегодня во сне я видела смерть моего сына. Неправдоподобно жуткую. Его лицо разбилось, как пластик старых советских кукол. Внутри он был такой же полый, как эти уродливые пупсы. Шок был настолько велик, что я еще долго пыталась спасти его, бережно собирая осколки. Остаток сна я скиталась по какому-то странному миру, тщетно пытаясь отыскать смысл жизни. Я казалась себе такой же пустой, как голова сына. Боль была настолько сильной, что я не могла ни плакать, ни биться головой о стены. Периодически мне являлся страшный демон в обличии моего сына и доводил меня до помешательства. Я привязью ходила за мужем, без которого не обходится ни один мой сон, и пыталась осознать то, что произошло. В какой-то момент все стало казаться настолько правдоподобным, что проснувшись я заплакала. Я смотрела на мирно сопящего сына, прижимающегося в моему животу и плакала. Такого облегчения, такой радости я не испытывала с родов, а, может, и никогда. Я плакала до тех пор, пока не рассеялось чувство обреченности, пока не ушел страх, что ничего нельзя исправить.
Мое подсознание сыграло со мной злую шутку. Мое подсознание откровенно осуждает меня. Я сама себя осуждаю. За появляющиеся в моей голове мысли я ненавижу себя, как никогда.
Я устала. Я прекрасно осознанию, что именно со мной происходит. Я знаю, что не одна такая, и что это пройдет.
Всего лишь небольшая депрессия на фоне тотального единообразия. Всего лишь протест против того, что я больше не принадлежу себе. У нас сложный период, сложный возраст. Он уже знает, чего хочет, но не может объяснить, и сам добиться желаемого не в состоянии. Единственным аргументом остается плач. И этот плач сводит меня с ума.
В большинстве случаев, я ясно понимаю, чего именно он хочет, но от этого не легче. Ибо он хочет на ручки, он хочет, чтобы держали в той позе, к которой мне менее всего удобно, при этом махали пред ним игрушкой, ну, или, как минимум, показывали что-нибудь интересное. Что именно интересно моему сыну в данный момент, он также решает сам и его решения всегда разные. А еще он плачет, когда устал и хочет спать, или когда не может уснуть от перевозбуждения. Он плачет если голоден и если переел. Он плачет, когда не получается засунуть желаемое в рот, и если засунутое в рот причиняет боль. Он плачет когда его неумелые манипуляции с игрушками приводят к удару по лбу, или потере игрушки. Он плачет когда жарко, холодно или кусают комары.
Зачастую, это даже нельзя назвать плачем. Издаваемые им звуки градируются от громкого визга до монотонного расстроенного мычания. И эта какофония звуков вкупе с подкосившей меня простудой разрывает мне голову. Я уже даже не злюсь, или расстраиваюсь, я в глубокой апатии. Я могу полминуты смотреть как он плачет, прежде, чем взять его на ручки. И я ненавижу себя за это.
Но, все же, когда он улыбается, я выздоравливаю. Ненадолго, но я становлюсь собой прежней - доброй и заботливой. Вся моя жизнь в последнее время - сумасшедшие качели настроения. Я очень надеюсь на то, что все это временно.
Мое утро теперь не начинается с сигареты. Оно расцветает улыбкой, оно пинает маленькими ножками, требуя внимания. Я никогда не думала, что существует настолько искреннее счастье, а теперь я вижу его в глазах моего малыша каждое свое пробуждение. Мое утро безмятежно-прекрасно и, в то же время, безобразно однообразное. День сурка. Каждый день. Впрочем, не только утро повторяется день ото дня. Каждые новые сутки можно вместить в одно предложение. В предложение, смысл которого меняется от расставленных запятых.
И все же я счастлива. Мне нравится быть мамой, нравится спокойная, размеренная жизнь без стресса и недосыпов. Я занимаюсь тем, для чего рождена каждая женщина. Раньше я даже не предполагала, насколько это естественно - растить ребенка. Оказывается, женские руки идеально подходят для того, чтобы держать ребенка. Оказывается, можно радоваться какашкам и не уставать агукать целыми днями. И невозможно даже описать с каким восторгом я слежу за каждым успехом моего малыша. Я счастлива, что променяла работу на материнство. Я хочу сидеть дома и воспитывать детей. Я хочу еще двоих, или, хотя бы еще одного, но наверняка. Кажется, я нашла смысл жизни. Как бы банально это не прозвучало, но, оказывается, все намного проще, чем я думала. Маленький карапуз - и есть мой смысл. Теперь, с рождением малыша, я стала бессмертной. Это тяжело объяснить тем, у кого нет детей, и, все-таки, это так.
Но иногда я скучаю по своей шебутной жизни. По жизни, где не было расписания, где не было невозможного. Там, в своем прошлом, я могла сорваться куда угодно и когда угодно. Мне не надо было контролировать свое питание, свои поступки и слова. Жизнь была проще. Иногда я фантазирую о том, как верну себе себя прежнюю, когда подрастет Максим. Я боюсь себе признаться, что жизнь никогда не станет прежней.
Мой брат всегда говорит, что со временем мы склонны вспоминать только хорошее, выкидывая из головы неприятные воспоминания. И чем старше воспоминания, тем сильнее ностальгия. И он прав. Вот и сейчас, скучая по прошлому, я совершенно не задумываюсь о том, сколько проблем приносила мне моя шебутная жизнь. Сколько слез я пролила, сокрушаясь о своем одиночестве. Потом, когда в моей жизни появился мужчина, я плакала еще горче из-за его ревности, из-за нашего общего недопонимания. Мы ведь ссорились по пять раз на дню вплоть до рождения малыша. Хотя сейчас я, конечно, вспоминаю не это. В моей голове проносятся воспоминая о нашей с ним разгульной жизни. Каждый раз я думаю - вспоминает ли он о ней? Когда мы стали другими? Лучше ли мы стали, или просто стареем?
Но в отличии от времени, когда я была беременна, дальше редко приходящих в голову мыслей, дело не идет. Еще один плюс материнства - отсутствие времени на загоны и депрессивные мысли...
Судите сами...
... звонили друг другу каждые полчаса, а когда не могли дозвониться, писали SMS.
... ругались постоянно, а когда не ругались, занимались сексом.
... пили каждые выходные, впрочем, не только в выходные.
... курили всякую дрянь, и, порой, получали серьезные передозы.
... трахались везде, где можно и нельзя, и так часто, как бывает только в начале отношений.
... говорили друг другу такие розовые глупости, которые нормального человека заставляют блевать.
... постоянно ездили в кино, возвращаясь глубокой ночью, даже если утром на работу.
... на спали сутками, проводя в гостях времени больше, чем дома.
... ругались матом, нарушали закон, шокировали окружающих собой всегда и везде.
Всего одно мгновение назад...
И вот мой уже трехмесячный сын, впервые самостоятельно перевернувшись на живот, улыбается мне самой красивой улыбкой на Земле.
Моя реальность - поручни, привычно бегущие быстрее эскалатора. Мне все кажется, что мне восемнадцать, а мне уже двадцать четыре. Раньше казалось, что с каждым годом, проведенным на этой планете, ты станешь взрослее. Потом выясняется, что возраст - это лишь цифры, приносящие все более серьезные проблемы. Проблемы, которые пытаются преодолеть так и не повзрослевшие дети. Это все - игра в дочки матери во дворе деревенского дома, перешедшая на новый уровень. Деньги уже не растут вдоль тропинки, дети давно не кукольно-покорны, весенняя грязь уже не подходит для поварских дел. В двадцать четыре ты уже не можешь оспаривать установленные в игре правила, или, обидевшись на всех, уйти домой. И мне, порой, все это кажется затянувшимся сном.
Между тем, всего через несколько месяцев в моей жизни все изменится навсегда. По сути, все уже изменилось. И то спасительное чувство, будто все можно отмотать назад, изменить к лучшему, больше не может меня успокаивать. Моя жизнь вступает в новую фазу, последствия принятого мною решения останутся со мною навсегда. Это довольно новое для меня ощущение и оттого, видимо, оно столь пугающе.
Я стану мамой. Можно сказать, я уже ею стала - пузо живет своей собственной жизнью, и с этим сложно не считаться. И все же, порой, беременность и будущее материнство пугает меня до чертиков. Иногда я задаю себе вопрос: должна ли я фанатично бегать по детским магазинам, плакать от радости и постоянно говорить о своем ребенке, или все это - просто стереотипы, навязанные киноиндустрией и производителями детского питания? Может, со мной что-то не так? Нет, я, безусловно, люблю ее, она это знает, и ,конечно, уже заочно любит меня. Но мне и в голову никогда не приходило подписываться на детские блоги, или засорять свою стену в контакте безмозглыми цитатами о материнстве. Я не фотографирую свое пузо и не храню тест на беременность, я не заставляю мужа бегать по ночам за ананасами, и вовсе не в восторге от излишней заботы родственников. Конечно, теперь я более тщательно рассчитываю свои силы и переоцениваю возможности, но это вовсе не означает, что все вокруг должны носить меня на руках. Несколько месяцев назад я самостоятельно приняла решение, прекрасно понимая, что ответственной за последствия буду только я. Моя философия заключается в следующем: ели ты хочешь ребенка, готовься так, как будто весь мир против тебя. Муж может уйти, друзья отвернуться, родственники заболеть. По мне, это одна из основных проблем современных мамаш - рожать, рассчитывая только на помощь окружающих. Я не могу сказать, что меня не поддерживают сейчас, но такова уж моя натура - готовиться к худшему. Видимо, слишком много негативных примеров вокруг.
Несмотря на мой пессимизм, у меня, все-таки, отлично идут дела. Всего пару недель меня подташнивало по утрам, несколько раз я хлопнулась в обморок, на этом первых триместр успешно миновал. Мои анализы выдают неплохие показатели, несмотря на излишний пессимизм акушера-гинеколога, и только боли в спине периодически отравляют жизнь. На работу я езжу когда и если я этого хочу, и это всех вполне устраивает. Нам уже тридцать недель, и, кажется, все идет неплохо.
Единственное, что первое время не давало мне покоя - эта Пашина реакция на мое положение. То есть, по сути, отсутствие этой реакции. Он покорно принял мое решение о материнстве, заявив, что "девочки рожают для себя", на этом наши разговоры о ребенке практически прекратились. Периодически мы обсуждаем вопросы перестановки в квартире, периодически он что-то делает по дому, не больше, не меньше. И, сначала, я обижалась на него за такое отношение, обижалась на фразу : "ты ведь сама этого хотела". Плакала. А потом поняла, что он, в принципе, не так уж и не прав - я сама этого хотела. Наши отношения - это наши отношения, а ребенок, все-таки мой. Для меня. И только для меня. Я, конечно, постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы пробудить в нем отцовские чувства, но истерик по этому поводу больше не будет. Я рассудила так - раз уж два предыдущих брака и двое детей в анамнезе не могли его изменить, то глупо надеяться на волшебное преображение в супер-папу. У мальчиков другая психология, нам не доступная. К тому же, он хороший семьянин, не смотря на свои недостатки, многим лучше всех моих предыдущих мужчин.
Вот как-то так, если вкратце, идут дела. Но перечитывая все это, я до сих пор не могу отделаться от ощущения затянувшегося сна. Мы все - маленькие дети, пытающиеся справиться со взрослыми проблемами.
Двадцать семь недель, как моя жизнь стала... Другой. И почти год, как я забросила это место. Здравствуй, девочка. Я сильно изменилась, но в моменты депрессии по-прежнему вспоминаю свой дневник. Вот только времени совсем не стало...
Год назад я и подумать не могла, что стану домиком уже так скоро. Я не говорю уже о том, что мне и в самых безумных фантазиях не могло привидеться, кто будет отцом моего ребенка. Жизнь воистину удивительная штука.
Я планирую вернуться в мой маленький мирок... По-моему, самое время.
Моя жизнь - тихая заводь. Моя жизнь - безмолвный камыш, да ровная гладь воды. Моя жизнь - стабильность. Такая тишина стоит в этих краях, что кажется, будто все живое давно умерло. И ни звука посреди застывшей картины. Даже мутный солнечный круг за пеленой облаков, кажется, уже столетия не двигается с места. И лишь огромные дубы у воды все ждут чего-то. Ждут ветра, который развеет эту надоевшую тишину. Ждут дождя, который принесет с собой запах новой жизни. Ждут, подставив зеленые кроны небу, и не могут дождаться.
Я продала душу за стабильность. Я получила любовь, нежность, заботу. Я обрела плечо, на которое можно упереться. И мне совершенно на это плевать.
Безразличие - вот, что одолевает тогда, когда нет любви.
Я устала. Я устала ничего не чувствовать, ничего не хотеть. Я плыву по этой тихой реке псевдосемейной жизни и разглядываю свое мертвое лицо над гладью воды. И все, вроде бы, честно - я не клялась в любви, ничего не обещала взамен всего того, что дает мне он. Но каждый день меня гложет ощущение, что он не до конца понимает, что я навсегда останусь безразлична к нему. Может, в его голове надежды и мечты полностью заглушают очевидные вещи, может, он считает, что все, вот-вот, изменится.
Мое отношение к нему никогда не поменяется. Во всяком случае, не в лучшую сторону. Порой, я срываю на нем свою ненависть, свою усталость. Я отрываюсь на нем за то, что нет любви. Нет эмоций. Нет всего того, что раньше поддерживало во мне жизнь, того, что давало мне стимул.
Иногда, разглядывая вялый пейзаж сквозь оконное стекло, я просто мечтаю о страданиях. О той сладкой боли, что приносили мне мои романы. О том неустойчивом состояний души, о тех муках и тех радостях, о диком восторге и безумных глупостях. Я мечтаю влюбиться. Я жажду почувствовать хоть что-то кроме пустоты и беспричинной злости.
Но он не дает мне даже шанса на побег. Он говорит, что понимает меня, что не встает на моем пути. Он говорит, что все в моих руках. Но при этом он так старательно ограждает меня от других мужчин, будто я его собственность. Он ревнует и не пытается это скрыть. Его слова очень сильно разнятся с делом.
И, казалось бы, единственный выход - порвать с ним всяческие отношения. Но это будет значить, что я опять вернусь в начало. В жизнь, где есть только я и мой дневник. Где не с кем поговорить, некуда спешить, и дни один похожий на другой.
Он купил меня своей заботой, что и говорить. Я слишком слаба, слишком меланхолична для кардинальных поступков. Я не могу просто прервать отношения, вычеркнуть все, что было и жить дальше. Я прекрасно осознаю, что без него моя жизнь не поменяется в корне. Она станет скучнее, банальнее, но любовь не появится как в сказке. Конец одной истории еще не означает начало новой.
И каждый день голос слабой девочки внутри меня шепчет, что, какой-никакой, пусть остается, пока не придет кто-то, кто заставить сердце снова биться. И пусть мы с ней прекрасно осознаем, что Павел не даст мне влюбиться, огородит от новых чувств, что я не найду своего принца, пока он рядом, я слишком слаба, чтобы порвать с ним.
Я королева замкнутых кругов, что и говорить.
"Ночь. Безмолвная, чистая. В твоей кровати вовсю хозяйничает лунный свет. Он придавливает тебя белым одеялом и ты не в состоянии ни двигаться, ни уснуть. Даже громкое дыхание кажется кощунством в такую ночь. Огромная луна за окном рассказывает тебе старинные легенды, старые поверья и истории о далеком прошлом. И ты, кажется, вот-вот поймешь тот язык, на котором говорит лунный свет. Понять - это кажется единственно важным сейчас, это ответит на главный вопрос, это даст тебе смысл. И ты маешься в кровати, силясь услышать самое важное откровение в своей жизни. Но увы, ниточка все время обрывается, теряется в лунном свете, исчезает, как только ты почти дотянулся до нее.
У всех бывают такие ночи. Те самые, зовущие куда-то ночи, наполненный непонятной тоской и ожиданием. Все помнят этот лунный свет, дарящий вселенское одиночество и непонятные надежды. То самое щемящее чувство внутри, когда вдохнуть можно только через боль, когда хочется кричать, а силы оставляют тебя.
Ты просыпаешься в изнеможении, сама не понимая, в какой момент заснула. Волшебство ночи начисто стирается из твоей памяти под давлением нового дня. Ты вливаешься в этот круговорот слов и обязанностей, в агрессию людского стада, в суматошную рутину. Возможно, где-нибудь между домом и работой, ты наткнешься на отсутствующий взгляд в наполненных тоской глазах. Ты забудешь о них прежде, чем поймешь, что это было лишь отражение в темном окне. Твою пустоту внутри заполнит новый рабочий день и ты и думать забудешь о лунной ночи. До тех самых пор, пока она не повториться."
Женщина напротив вдруг замолкает. Ее пальцы тянутся к дешевому стакану с янтарной жидкостью. Полу-растаявшие льдинки выдают короткую мелодию, потрясающую своим диссонансом. А я все так же смотрю на нее, в изумлении и восхищении - не способная отвести взгляд, не способная перебить. Не в состоянии просто встать и уйти. Она завораживает меня, притягивает к себе своими темными губами, своими глазами, что не отличить от моих. Я тихо вдыхаю прокуренный воздух и тоже тянусь за стаканом. Это будет очень длинная ночь.
Я плохо помню, как оказалась здесь, в этой второсортной забегаловке с нелепым названием. Сложно сказать, что вдруг мне, такой благополучной и счастливой понадобилось в этом месте. Я никогда не считала себя паинькой, да и не была таковой, но даже для меня здесь слишком опасно. Я поняла это уже тогда, когда увидела ко всему готовые глаза местного бармена. Он подавал мне дешевое виски в плохо вымытом стакане, а я смотрела на перебитые костяшки его пальцев и шрамы на руках. На черной майке, обтягивающей спортивное тело, красовалась полустертая эмблема бара. Он оценивающе оглядывал меня, а я - его. Не знаю, что именно видел он, но на секунду его лицо разгладилось, он подмигнул и почти улыбнулся. Это было так мимолетно и странно, что я решила, мне это почудилось. Парни с такими татуировками на теле просто не способны улыбаться. Если это, конечно, не предвкушающая ухмылка.
Судя по контингенту местного бара, бармену было, что предвкушать. Я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что каждая ночь здесь заканчивается поножовщиной. Бар "Гиена" - один из тех, куда не заглядывает полиция. И вовсе не от того, что здесь нечего ловить.
Я отворачиваюсь от разглядывающего меня мужчины, и натыкаюсь на еще один взгляд. Агрессивный и заинтересованный. Ничего удивительного - новички здесь, видимо, на в почете. Особенно такие, как я. Наверное, половина бара сейчас недоумевает, что понадобилось мне в этом злачном местечке. Хотелось бы и мне знать ответ на этот вопрос.
Спустя пару минут я все-таки нахожу свободный столик и, спрыгнув с барного стула направляюсь туда. Протискиваясь через затянутых в кожу мужчин и полураздетых женщин, я почти физически ощущаю их заинтересованность. Их искренне удивляют мои чистые волосы и отсутствие макияжа. Моя дорогая блузка и выглаженные брюки слишком сильно бросаются в глаза. Стоило одеть кожаную жилетку, что пылится в шкафу, и найти старые джинсы - вот о чем думаю я, ловя на себе их взгляды. Хотя и тогда я бы вряд ли стала своей - до такого дна мне еще только предстоит упасть.
"Но уже делаешь первые шаги" - звучит в моей голове. Чертов внутренний голос опять проснулся совершенно не вовремя.
Пока я ссорилась с самой собой, попивая дешевое виски, веселье в баре набирало обороты. Пьяные мужчины, как небольшой тайфун, превращали бар в грязную помойку. Подозреваю, что приходится переживать местному персоналу каждое утро. И каждую ночь - бармену за стойкой в очередной раз пришлось прикрикнуть на самого шумного пьяницу. Что самое интересное - его боялись. Достаточно ему было только повернуть голову в сторону одной из буйных компаний, как те сразу замолкали. Не удивлюсь, если увижу сегодня его кулаки на чьем-то лице.
А, между тем, в моем стакане остались только талые льдинки. Я тяжело вздохнула, представив, каким долгим будет мой путь до бара. Пока я мысленно прокладывала себе путь, в баре что-то незримо поменялось. Вдруг затихли голоса и звон стаканов. Люди, если их
Я очнулась от шорохов. От пугающе громкого звука для этих мест. Кажется, все живое пришло в движение, возбужденно роняя снег с пушистых веток. Я услышала деревянное тиканье маленькой птички за десятки метров от кромки леса. Я смогла различить ворчание старого медведя в берлоге, разбуженного стаей голодных волков. Я услышала, как разбегаются звери, испуганные серыми спинами.
За мной пришли. За углом дома все явственнее слышно шумное дыхание агрессивной стаи. Я чувствую как вожак сладко втягивает воздух, представляя свою добычу, воссоздавая ее по запаху. Мое тело покрывается сладкими мурашками, мои мысли уже не принадлежат мне. Последнее, что я успеваю осознать - этого легенда мне не поведала. Тогда, в шумной темноте ненавистного мне города и речи не шло о подобном безумии.
Я озадачено перевожу взгляд на свои руки и вижу обожженные пальцы. Все верно. Мне не имеет смысла даже проверять - карман уже пуст. Мои разум мне этого не покажет, но отрава, превращенная в дым уже глубоко во мне. Может, так даже лучше.
Ни любви, ни тоски, ни жалости. Все, что во мне осталось - это смешанное с болью любопытство. Сквозь ватную голову, усыпанную снежным пухом проглядывают мутные образы. Я вижу вожака и стаю - приоткрытые пасти, нетерпеливо скребущие по снегу когти. Шкуры, засыпаемые снегом. От броска стаю удерживает только замерший впереди огромный волк. У вожака сегодня другие планы на свою добычу, и его братья и сестры еще не в курсе. Они все так же упрямо желают видеть кровь на белом снегу, видеть как она шипит на холодном ветру. Они жаждут испытать мою плоть на вкус, они уже мысленно отрывают кровавые куски с моих белых костей. Они будут разочарованы сегодня.
Вожаку плевать на мысли стаи. Сегодня он будет думать о себе. Его огромные лапы утопают в мягком одеяле из сверкающих осколков. Он чувствует каждую снежинку, гранями впивающуюся в тело. Его ощущения слишком острые от еле сдерживаемого желания. Он чувствует запах. Тот самый запах, что обещала ему древняя легенда. Сегодня стая будет голодать, чтобы вожак смог утолить свой голод.
Я вздрагиваю от боли, хватаясь рукой за деревянную раму. Мое тело сводит от желания подчиняться тому, ради чего я была придумана. Ради чего легенда была рассказана, ради чего я ловлю рукой снежинки именно в этой глухой стороне. Меня так затягивает предвкушение будущего порока, что пальцы на моих ногах начинают гореть от старой раны. Старинной, как сам мир, раны. Искупление порока - вот как моя затуманенная память называет эти боли. Я чувствую костры, заботливо разожженные в маленькой деревеньке. Я вижу своих сестер и их безумные улыбки. Я вижу, как их тела лижет огонь, растворяя кожу. Я слышу их стоны, разрывающие мои перепонки. Я чувствую как и мое тело исчезает в очищающем пламени.
Сестры. Мне будет не хватать вас там, куда отправляют меня эти озлобленные горем
мужчины и женщины. Я всегда буду помнить наши встречи - от момента моего посвящение, до момента моей коронации. Кто бы мог подумать, что главный критерий есть только у меня, кто бы мог подумать, что мое дно возведет меня на трон. Как же мне будет не хватать наших порочных игр на тайной горе. Как же мое тело будет страдать все последующие тысячелетия. Через языки пламени я ловлю взгляд обманутой женщины, ненавистный взгляд, почти безумный. Они все ненавидят моих сестер, они все яростно ненавидят меня. Сжигая горстку ведьм у старой, полузаброшенной церкви они пытаются искоренить порок, очиститься от грязи. Но они не видят того, что твориться за их спинами. Это видно только мне и моим сестрам с высокого столба у старой церкви. За спиной той женщины, что ненавидит меня больше всего я вижу возбужденный блеск в глазах ее мужа. Я ощущаю, как его взгляд касается моего полуобнаженного тела. Я чувствую его желание, я вижу в нем тьму. Вы опоздали, озлобленные мужчины и женщины. Мои сестры уже посеяли порок среди вас. Мы, недостойные жалости ведьмы, уже поселили в ваших душах желание запретного, вожделение к пороку. Я умирала со счастливой улыбкой на лице, я была готова. Я знала, что произойдет, я успела смириться с этой мыслью уже тогда, когда у вас ее еще не возникло. Я подготовилась.
Я помню все до мелочей даже спустя тысячелетия. Я помню старые камни и запах плесени. Я помню костер, разожженный посреди старой пещеры. Тогда метель чуть было на нарушила наши планы, и мы были на взводе. Такого шанса у нас больше могло и не подвернуться, такой ночи могло больше не случиться в нашей жизни. Мы едва не упустили шанс, пробираясь сюда сквозь снежные стены. Но вот я уже у костра с моими сестрами, уже коронованная, уже признанная богиня тьмы. Я помню скрепленное нашей кровью заклинание, я и сейчас могу почувствовать запах наших жертвоприношений. Я никогда не забуду слова нашей черной молитвы. Мои слова.
"Меня сожгут." - зазвучало под сводами пещеры. - "Я буду гореть на ваших глазах. Мы все будем гореть на глазах у зараженных нами душ. Это решено на уровне недоступным для моих вмешательств. Мы будет гореть, и это уже не исправишь. Но мы
Снег. Он врезается в оконное стекло клочками ваты, чтобы превратиться в прозрачные капли. Он мелькает медленными черными пятнами на фоне оранжевого столба фонарного света. Он уносится к земле, чтобы мягко упасть в мерцающие сугробы себе подобных. Он бесподобен и прост. Заставляет задуматься над тем, зачем люди так усложняют свою жизнь.
Снег. Именно так, а не иначе. "Реквием по мечте" заставляет всерьез пересмотреть мои прошлые понятия о сезонах года. И сейчас, как максимум, начало осени. Хоть и снег...
Я знаю, на что способна. Я понимаю, как далеко могу зайти, и именно это знание не дает мне покоя. Содрогаясь от ужаса, я представляю, какой именно будет моя зима. И какого цвета снег выпадет в тот судьбоносный день, когда начнется мои последний сезон в году. В жизни. Весны не будет, ребята. Закрывайте деткам уши и ведите прочь из кинотеатра. Лучше не показывать им, как это на самом деле. Как это правильно и страшно - титры в конце зимы.
Снег - вот что помогает мне не сойти с ума. Снегопад за окном слишком размеренный, слишком правильный, чтобы хаус внутри меня полностью вышел из под контроля. Я даже достигаю определенной гармонии здесь, на краю света. На тихом, уютном краю. За которым только лес и маленькие теплые комочки живности, раскиданные по нему. Волна тепла идет по позвоночнику, когда я осознаю свое такое сладкое одиночество. Одна, окруженная простотой российской глубинки, окутанная снегом, спрятанная под ветвями старых сосен. Защищенная ложными тропами диких созданий. Завороженная мыслью о древних поверьях и мистических проводниках. Сладкий испуг врывается в душу, когда я вспоминаю об услышанной мною легенде. Когда нибудь, я прокляну тот день, когда я услышала ее. Хотя, возможно, очень скоро все прекратиться само собой, и нечего будет больше бояться.
Я откидываю занавески и сажусь на подоконник. Единственный фонарь на ближайшие сто километров отчаянно борется с тьмой. Снег засыпает мои следы за окном, тишина сводит с ума своими страшными шорохами. Я совсем одна посреди этого сказочного мира, этой волшебной сказки. Этого мистического рассказа о древней легенде, что была рассказана в неподходящий момент, совершенно неподходящему человеку. Я улыбаюсь, протягивая руку к сигаретной пачке. Мелко дрожащие пальцы нервируют меня, но адреналиновая волна сильнее всех моих ментальных потуг. Пальцы продолжают противно дрожать, а я не перестаю думать о моем отчаянном шаге, о безумии, что поселилась внутри.
Мне некуда больше падать - вот что шепчет мне пурга за окном. Мне нечего больше желать - вот что возвращает мне лесное эхо. Я вижу маленькие заинтересованные глазки внутри заснеженной чащи - они уже готовы вести меня туда, где я должна быть. А я медленно раскуриваю сигарету, в попытке оттянуть необратимое. Я продлеваю эту сладкую пытку перед началом основного представления. Перед началом, возможно, главной феерии в моей жизни. Мне все еще интересно, какой выпадет снег, когда начнется моя зима?
А, между тем, следы за окном полностью заносит белым полотном. Свежие, зовущие к себе снежинки, блестят лунной дорожкой, уходящей далеко вглубь леса.
Я заинтересованно поднимаю глаза к небу и вижу мистический свет полной луны. Завораживающее зрелище в такой глуши. Луна и звезды пугающе близки. Кажется, я могу достать рукой до холодных точек на небосводе. Я пугающе близка к сумасшествию, но сейчас меня это абсолютно не пугает. Я чувствую сильную необходимость в просторе, в воздухе, не осушенном теплом русской печкой. Уже не отдавая себе отчета в своих действиях, я распахиваю окно.
А за окном сильно пахнет снегом. Пахнет хвоей и луной. Я слышу тихое шипение над столбом оранжевого света, но не предаю этому никакого значения. Я знаю, что произойдет - хозяин леса не терпит конкуренции. В его спектакле только те декорации, что сделаны его рукой. Я медленно выдыхаю горький дым, под треск лопнувшего фонаря. Закопченные осколки врезаются в снежные барханы и погружаются на дно. Ничего лишнего больше нет. Только этот лес, только я и лунная дорожка, ведущая вглубь дикой чащи. Заманчивое предложение. Одно из тех, от которых невозможно отказаться.
Слишком тихо - вот что приходит мне в голову. Кажется, что все живое в округе затаило дыхание и ждет моего первого шага. Я рассматриваю свои голые ступни и улыбаюсь. Мне не будет холодно, отчего-то я в этом даже не сомневаюсь. Я не ощущаю того, о чем кричит термометр за окном. Минус двадцать - вот сюрприз - мое тело лишь слегка касается прохладный ветерок.
Одно из условий темного договора - один на один. Никакого стеснения, никакой робости, никакой одежды и масок - только я. Я одна должна проделать этот путь по лунной дорожке. И мне страшно. Меня пугает то, во что я верю, то что произойдет, но больше всего меня пугает мысль, что я не сделаю это, не смогу. Струшу, и закончу свою жизнь в день, когда выпадет черный снег. Да, именно так - только черным снегом и может начаться моя зима.
Почему я так уверенна, что еще осень? - Шепчут мне сосновые ветки. - Почему так уверенна, что
Я никогда не прощу ему этот будильник. А в остальном я ему даже благодарна.
Кажется, я меняюсь. Кажется, что-то внутри меня безвозвратно умерло. Мне немного грустно, но, все же, я рада - это "что-то" заслуживало смерти. Мучительного и кровавого ухода в черную бездну. Я смотрю в свои глаза и вижу в них последнее "прощай" от одной из самых отвратительных моих привычек.
Я и мое подсознание, наконец-то, достигли хотя-бы какого-то взаимопонимания. Все, что для этого было нужно - сказать себе правильные слова. Высказать то, что неясными шорохами засело внутри и мучило меня все это время.
Рецепт моего успокоительного оказался удивительно прост. Достаточно взять двух бывших любовников, чьи чувства к друг другу так и не остыли, поместить их в одну квартиру, залить виски и кипятить до готовности. Паша - мое персональное кривое зеркало, мое изображение, покореженное годами - вот кто в очередной раз спасает меня от безумия. Его инструменты и техника достойны электрического стула, но все это реально работает.
Я не злюсь на него за сигаретные окурки на моей коже - маленькие шрамы на руке служат мне напоминанием. Памятью о том, что нужные слова были произнесены. А еще - я плакала. Первый раз за полгода я искренне, от всей души, рыдала. Слезы скатывались по моим щекам и капали на засыпанные пеплом руки. Уже очень давно мне не было так легко дышать. Я благодарна ему за те слова, что были сказаны в сантиметрах от моих губ. Я благодарна ему даже за это слишком серьезное, слишком болезненное "никогда".
Этого не будет больше никогда. Его руки, его запах, грубая щетина по утрам, сладко царапающая спину - все ушло туда, в черную бездну, и никогда больше не вернется. В моих мыслях это звучало иначе, не было таким категоричным. "Никогда", сказанное вслух не оставляет надежд, не оставляет в голове место для всяких "вдруг" и "если". Это больно, но помогает принять себе такой, какой я являюсь, а не какой вижу себя сама. Это помогает смириться. Это помогает сказать те самые, нужные, слова.
Пусть хотя бы один из нас будет счастлив. Я произношу это, глотая слезы, чувствуя, как Машины руки успокаивающе гладят по плечу. Я поняла что-то важное, что-то, что поможет мне жить дальше. Станет моей мантрой. Пусть он будет счастлив.
Кажется, я меняюсь. Во всяком случае, как иначе можно объяснить мой слишком уж правильный, не характерный для меня поступок? Мне предложили шанс еще раз дотронутся, еще раз увидеть, а я отказалась от него, как нерадивая мамаша от ребенка-дауна. Я променяла свои мечты на его спокойствие.
Я не хочу больше появляться в его жизни. Не хочу мелькать там, где все правильно, где все удивительно просто. Там, где он счастлив, потому что любит. Потому что та, которую он любит, слишком уж похожа на его принцессу.
Я никогда не соответствовала его понятиям об идеальной девушке. А вот он был моим принцем. Теперь я знаю, как примириться с этим фактом.
Паша ножом вскрывает дозатор на бутылке бакарди и продолжает вбивать раскаленные гвозди в мою голову. Уже через несколько минут он и сам будет рыдать, сползая по стене на холодный пол, хлестая из горла черный яд. Но а пока я раскачиваюсь на стуле в попытках укачать, усыпить ту боль, что терзает внутренности. Он знает, о чем говорит - моя участь постигла и его. Такие как мы, всегда кончают одинаково. Сегодня мы с ним в абсолютно равных весовых категориях - мы опять учимся жить без них.
"Забыть? А ты и не сможешь этого забыть. Ты ведь скажешь ему "да", если он позвонит. Ведь скажешь?" Паша прихлебывает из полупустой бутылки, пытаясь поймать мой взгляд. Я киваю, ища его зрачки через стекла очков.
"Когда он приползет к тебе через полтора года, ничего не изменится. Ты должна будешь посмеяться и указать ему на дверь, но вместо этого ты опять скажешь ему "да". Просто потому, что у тебе никогда больше не будет такого, как с ним."
Я чувствую, как боль заполняет меня до краев, ладони сводит противной судорогой.
"Ты всегда будешь помнить. Он всегда будет с тобой. Тебе надо учиться жить с этим."
Мне потребовалось время, чтобы осознать его слова. И оно у меня было, пока рыдал Паша, пока Маша, красная от волнения, шептала мне, как же она запуталась. Из нас троих я заплакала последней. Когда унялась буря в душе у одного, потом у другой, Паша принялся за меня. Тогда и появились эти ожоги и страшное "никогда". И меня прорвало.
"Громче" Он издевается, намеренно делает мне еще больнее. Заставляет добраться до самого глубокого дна в моем сознании.
"Я люблю его" Мой голос срывается, я почти кричу, слезы ручейком стекают по лицу. "Я люблю его. Я хочу, чтобы он был счастлив. Со мной это невозможно. Я не хочу снова появляться в его жизни. Я не хочу, не могу желать ему этого - снова увидеть меня. Я приношу только самое плохое. Не трогай его. У него любовь, у него все, наконец-то, хорошо. Я справлюсь, я научусь с этим жить. А он... Пусть он будет счастлив." Последние силы покидают меня, я тихо всхлипываю. Полностью опустошенная, свободная от внутренних паразитов, что терзали меня все