Она училась целовать
Того, кого не полюбила.
Кто с ней галантным был и милым,
Но всякий раз тащил в кровать.
И как же от него тошнило...
Она жила, теряя силы,
Она училась умирать.

Она училась создавать
Иллюзию своей свободы,
И убивала дни...и годы...
А по утрам хотела спать,
Но шла и долго мылась в душе.
Ей так хотелось жить чуть лучше.
Она училась умирать.

Она училась отвыкать
От слов "любовь","друзья" и "счастье".
Она узнала - в одночасье
Продать друг может и предать.
Любовь - одна сплошная боль и
Без счастья всё куда спокойней.
Она училась умирать...

Я давно уж не Герда. И ты не Кай.
Не ищу тебя больше. И ты не ждёшь.
В этой жизни, в который по счёту раз
Стало модным в сердце оставить нож.

В этой жизни не значат уже ничто
Ни любовь, ни верность - пустой абрис.
Маргарита, на плечи накинь манто
И иди одна по бульвару вниз.

И себе ты купишь цветов букет.
Их домой одна опять принесешь.
Продолжается так уже много лет.
У окна ты куришь и снова пьешь.

А к Ассоли завтра заедет Грей,
Три дежурных розочки и портвейн,
Недопитый кофе и быстрый секс.
Ведь ему сегодня еще к жене.

Я давно уж не фея...и ты не эльф.
И не верю в глупые миражи.
Но...зачем этот странный нелепый блеф
По привычке кем-то зовется "жизнь"?

Собираю пепел со дна души...
Я стерпела много...еще стерплю.
Но зачем это делать и дальше жить,
Если некому просто сказать: "Люблю"?

Я забыла его. Прости господи, я забыла. Хотя до последнего цеплялась за его образ, признания, рукава. Но все было... Не есть, не стало, а было! Солнце взошло. Солнце вступило в свои права. Я его не люблю, вылюбила, разлюбила... Все, не спросив "а надо ли", отболело. Прошло.
Я забыла его. Как же так? Я забыла! Я, пообещавшая себе память о нем хранить [боль пеленать в груди, плакать, себя хоронить]. Я, что звучала всегда не в такт. Дайте мне стул, веревку и мыло. Выйдите и досчитайте до ста.
Я забыла его. Как я могла? Я забыла... На фотографиях больше не он - а кто? Мальчик, что память о счастье своем, не зная, доверил совсем не той. Мальчик, который вонзался в сердце, словно игла в обнаженную пятку, утерянная в ковре. Мальчик который спятил, и любил меня с августа по декабрь [и чуточку в январе].
Я забыла его. Боже, за что? Я забыла... то, что никак нельзя было забывать. Солнце взошло, луна вынуждена убывать. Луна отсыпается днем.
Я забыла его. А лучше б забыла о нем.

Время терпит – до девяти я еще бы несомненно успела,
Но знаешь, 10 минут на разговор – это не дело.
До сих пор понять не могу, как Ты не услышал моих мыслей –
"...девочки, Он такой... Я так люблю себя с Ним."
Представь, у нас могла бы быть дочка -
Золотые волосы, твои глаза, платье в цветочек.
А в голове только - "Давай как раньше, помнишь?"
И еще очень долго Ты плюс Я - моя скорая помощь...
Пустить бы в вены запах\голос твой,
Но не сойти бы с ума весной.
Температура зашкаливает, время не лечит,
Убиваюсь алкоголем по Тебе, вытягиваю интернетом вечность.
Совершив ошибку, хочу вернуться в начало –
Туда, где от боли еще не кричала.
Никому не скажу. Никто не узнает -
Я
без Тебя
больше
не летаю

Прости же меня, прости,
Что наши сошлись пути.
Что я бесконечно груб,
Что стоны срываю с губ.
Из сердца - лишь тихий плач.
Ты жертва, я - твой палач.
И слез твоих блёклый след -
Единственный в жизни свет
Для мертвой моей души.
Прости же меня, скажи
Лишь слово - и я уйду
По талому бездны льду,
Уже не держась за край.
Прости же меня, прощай!
Ведь мне без тебя не жить,
И в сердце моем зима...

Но пытку твою продлить
Ты просишь меня сама.

Всё в нём говорит как будто: так больше не может длиться.
Ну он же давно не мальчишка. Как смог вот так вот влюбиться?..
Она хороша собой. Ещё и умна, к тому же.
А у него жена. И вместе им только хуже.
Она закрывает глаза, дрожа, обнимает плечи.
Конечно, полно других, с которыми проще, легче,
Но видит его улыбку - не зря продавала душу -
И снова пойманной рыбкой бьётся и бьётся о сушу.
Они не похожи вовсе: ребёнок и кадр с обложки -
Он вечно считает нули, она подобрала кошку...
...Хотела было уйти, а он вдруг назвал невестой.
Ближайшие сорок лет им просыпаться вместе.

Четыре письма.

Он:
Не имеешь привычки смотреть кто к тебе заходит. Такова виртуальность - здесь вечная проходная. Контингент трындит о моде и о погоде. Смайлики, "приветки!" - надоедает... Ты не любишь флуда, я даже могу по пальцам сосчитать твоё за последний месяц. Слушай, а прости меня за нахальство: я тебе хоть сколько-то интересен?
P.S. Не прошусь в "друзья" - понимаю: нелепо кране пополнять фрейндленту в подобном стиле. Вспомнишь - заходи. Я - Бродяга Райнер. Впрочем, имена мы давно сменили.

Она:
У тебя полсотни читателей за полгода. У меня - не валялись кони, - только бы их не двинуть. Дома тоже пусто - после развода мир как будто выцвел наполовину. И о чём писать? О разбитом сердце? От таких метафор с души воротит. Френдам дай пронюхать - раззвонят, черти. Ладно... ты же знаешь, что я - невротик.
P.S. Помнишь, мы с тобой начинали повесть: я - за героиню, ты - за героя? Если не ушёл ещё этот поезд, я бы посоавторствала с тобою.


Он:
Знаешь, я б у тебя вдохновенья поклянчил. Можно даже – в рассрочку – на несколько дней... Дон кихоты бросают своих дульсиней, я же, тем и другим, слишком преданный санчо. Тёмен этой тоски в облацех водоём, и меня откровенье не сделает краше, если ты вдруг решишь, я – «и нашим, и вашим…», так как, нынче уже невозможно – втроём. Для тебя и него треугольник решён – каждый в нём отыскал свой, по выбору, угол. Примиренья не будет, а я – как по кругу. Вы мне – оба друзья. Объяснять есть резон? От «чего я не понял» до «в бан, коли так!» Я… искал тебя. Думаю, правду ты в праве… Остальное – как скажешь. Не буду лукавить, что рука не дрожит.
P.S. Виртуальность – пустяк?

Она:
Говорили мне: лучше быть от тебя подальше. Попыталась, и поняла: это дальше - не значит лучше. Виртуальность дружб - разновидность забавной фальши, но нашёлся на сто других настоящий случай? А насколько он настоящий - покажет время? Видишь, даже скатываюсь в банальность. Мир переменился, а я не в теме? Впрочем, узнаю тебя! Знаешь, пялюсь в монитор и думаю: "Райнер - душка?! Что-то бы в лесу, однозначно сдохло!" Каждый холивар был тебе игрушкой. Как такая язва и без подвоха!
...Ладно, не фырчи, мол: "К ней всей душою, а она на честность мне: "Да пошёл ты!.."
Ваше с ним – есть ваше. Не беспокоит.
P.S. Я... я просто рада, что ты нашёлся.


Сатори Ивадзику

Это Молли, у Молли сегодня встреча
И отчаянно сердце стучит, стучит
"Молли добрая"-, говорят, "Молли лечит",
Тех, кого не спасли врачи.

Молли старается больше молиться,
Носит четки, сбивается в "отче наш"
Молли мечтает однажды уехать в Ниццу
Взять с собой только четки, кисть, гуашь

Молли в душе художник, рисует часто,
Но мало, все как-то "не сейчас".
Молли боятся дети - она опасна,
Молли спасает тех, кого Бог не спас.

Она хранит секретов столько, что больше уже нельзя,
Шепчет вслед всем прохожим "Боже тебя храни"
Ей говорили "милая, жизнь прожита зазря",
Она улыбается, думает "Дьявол во мне, внутри"

Молли приходит в церковь, прячется у стены,
Думает: "дура, Молли", четки свои теребя,
Молится очень тихо, мол "Много на мне вины,
Боже, я виновата..." - и все это для Тебя.

Это Молли, у Молли сегодня встреча,
Молли устала, но сделала что могла,
Шепчет "Боже..Я тоже уже не вечна -"
и надевает на плечи два белых своих крыла.

меня раздражают те, кто хоть как-то ее касаются,
те, чьи пальцы она рисует, те, чьи песни она поет,
все, кем она доверчиво и наивно так восхищается,
все, кто не будет плакать, если она умрет.

для меня ненавистны все, кто считают ее за данное,
принимают ее за должное, не ставят ее ни в грош.
те, до кого не доходят поздравленья ее по радио,
те, у которых от голоса не пробегает дрожь.

я презираю тех, кто не знает ее влюбленностей,
кто не любит ее за колкости, разрушает ее цейтнот.
всех, у кого хватает смелости жить на подлости,
всех, про кого она пишет в розовый свой блокнот.

"я не могу понять, почему для тебя я - лучшая.
и, я хочу сказать, уж если подходит к случаю:
гений "чистенькой" крастоты,
обидное самое, знаешь ли,
что среди этих всех неправильных,
не затесалась ты."

Вроде как все, кончилось, выдохлось, переболело,
Видится в полусне, конечно же, только твое тело,
Но это так, мелочевка, отзвуки ломок, стоны,
Мы ведь не дети уже, знаем - это гормоны,
Не больше, пусть и не меньше, но в целом - физиология бреда,
Тебе меня сменит кисть, мне тебя - сигарета.
Вроде мечталось бросить курить, да, увы, не вышло,
К счастью, сердечного ритма за кашлем совсем не слышно,
Можно не думать "Боже, мы сами сломали все то, что так долго строили",
В этом, конечно, есть что-то смешное - мы явно друг друга стоили.
Надо прощаться на полуслове, это честнее и как-то проще,
Вроде как без скандала, даже без ссор или споров, впрочем
Мне бы хотелось, наверное, что-то оставить тебе на память,
Что-то такое...Пусть будут слова, они, как известно, больнее ранят.
Я сохраняю свое лицо при любых обстоятельствах - это плюс,
Жаль, что ты не узнаешь, что без тебя я равна нулю.

Нет больше слов, склёваны вороньем, да и они на кой?
Все, что хотела тебе сказать, не передать строкой.
Кожа изодрана и лоскуты сброшу фатой на пол:
- Аревуар, девочка-бра, ножкой ступи на стол.
Где же ты есть, маленький Мук, где ты построил дом?
How do you do? Дым очага... Honey, where are you from?
Ночь, алкоголь, сумрачный драйв. Хочешь меня? Держи.
Только не надо меня учить, как мне любить и жить!
Слов больше нет, сожгла все стихи, да и нахуй тебе они?
Режь до крови, и не жалей открытой насквозь руки.
Буду сипеть после второй, песни кричать навзрыд,
После десятой напрочь терять последние страх и стыд.
Ты не гадай на усталой ромашке "умрет-не умрет-умрет"?
Что ты кружишь надо мной, дорогой? Пью. А тебя ебёт??
У тебя есть твоя протеже, милая крошка-блядь,
Ты ей купи золотой поводок и выводи гулять.
Как надоело... Тошно считать всех твоих Магдалин.
Нет, не жалею, сама захотела выпить твоей любви,
Все отдала, всех предала, гордость свела к нулю,
Чтобы однажды солью слизнуть с губ твоих лже-"люблю".
Но эта усталость душит и лижет, мается "быть-не быть",
Когда я успела так невозможно, сильно к тебе ...остыть?
Нет, не хочу больше искать, верить, любить и ждать.
Если мужчине дать право выбора, он будет всю жизнь "выбирать".
- Аревуар, девочка-бра, кланяйся в ножки ему.
И пожалей: ведь это так трудно - по факту всю жизнь одному...
В мачо играть, в стойла хромать, закусывать удила.
И вспоминать, какой же по счету эта...вот эта была?
Только де-факто все это лажа, все же не важно, бля,
Если родился ты под небом когда-то только лишь для меня.
И если тебя наградила природа только сквозной пустотой -
Да не ебет. Не колышет. Не ноет. Я все равно с тобой.

И когда ты сдохнешь на какой нибудь шлюхе,
Я налью себе в бокал шампанского,
Выпью его за все пущенные обо мне тобой слухи
И за все наши выходки хулиганские.

За все безумные холодные ночи,
За сумасшедший секс на крыше, в кино,
За все моменты когда мы кончили,
Так ярко. Вместе. Всегда. Заодно.

За порванные чулки на темном балконе,
За "свечки", с твоим руками под моей юбкой.
За "сгоревшее солнце в моих ладонях",
За то время, когда я была твоей проституткой.

За безумный секс на моей кухне,
За вечные шрамы у меня на плечах,
За твою жизнь, которая рухнет,
За все вранье о борьбе на мечах.

За все мотогонки и ночные звонки,
За десятки девиц у тебя в постели,
За вечно-длинные пустые гудки,
За ненужные встречи раз в 2 недели.

Последний глоток. Все очень просто.
Я выпью за это, я не побоюсь.
Пусть это будет моим лучшим тостом.
За наш бессмысленный глупый союз.

и сколько бы раз ни уехал, из какого бы города ни улетел, из чьей бы жизни ни вышел через парадную дверь,
он всегда будет помнить ее, открывая то новую книгу, то карту метро, то старый блокнот и ставить ее в пример,
он всегда будет знать, что вон там, на границе Европы-Азии, на другом конце провода и Земли
она ждет и скучает и каждый нечетный вечер отправляет в плавание бумажные корабли.
она все понимает, совсем не ревнует, уже не скрывается в клубах и умело мешает водку с мартини в бокал,
ей одной оставаться то ли страшно, то ли просто не свыклась пока, у нее ведь работа, учеба, аврал, все дела.
а он пишет истории ей по e-mail, мол, однажды вернусь навсегда, ты свои не туши маяки…
а она тем временем рвется внутри на куски, срывается в ночь, срезает с себя все его ярлыки.
а она тем временем сильней становится и просит его не звонить так часто, вообще по возможности ей не звонить,
просит не спрашивать, что случилось, не прилетать раньше времени, себя не винить, говорит, милый, я не могу объяснить.
и сколько бы раз ни давал обещаний, в каком бы городе ни сжигал мосты, ни повторял прости,
у него как всегда ровно ноль шансов из тысячи, чтобы их спасти.

Она говорит, что хочется закричать, и плачет тихо в сонном осеннем троне. Мол, голос чист, рука ее горяча, а он до сих пор не тонет в ее плечах. Сказать по правде, вовсе ни в чем не тонет. Но вот я здесь, и осень ее не тронет, не скиснет хмель, не станет чадить свеча, не будет сниться прошлое по ночам, октябрь нас не заденет и не затронет. Я все исполню, подпись, число, печать. А что там дальше? Лучше не отвечать.

Она обнимает его до дрожи, губами ищет губы, находит лёд, прощается, не веря, что он уйдет. Уже ушел. Ночь. Пусто. Сервиз искрошен. А я смогу все то, что другой не сможет, чуть больше даже, если она поймет, кто ей милей, нужнее и кто дороже. Смелее, спину выпрями, грудь вперед. А что там дальше? Черт его разберет.

Я выключаю свет, она пьет вино, поет о счастье, не различая нот. Осенний вечер, сонно - вино виной. Пока я здесь, она не уйдет на дно. В ладонях солнце, радость без всяких «но». А что там дальше? В общем-то, все равно

ты ей будешь дарить по 5 красных роз,
одевать пальто, целовать по привычке в нос.
твоя мать, встречая ее каждый раз,
будет думать: ну вот ты уже подрос,
ей двадцать два, ты совсем большой -
она станет твоей женой.

она улыбнется, переступив порог.
и его желудок сделает кувырок.
здесь он лапал меня за бок,
повторяя: милая, я дурак.
она еще и не знает, что впереди -
полчища чертенят, живущих в его груди.

нет, скорей бесов, залегших сейчас на дно,
пока он вживляется ей в нутро.
и как только почует, что он родной,
рот его зияет сквозной дырой.
назови ее шлюхой, последней блядью,
предложи поработать ей шутки ради,
убивай ее, как цианистый калий.
господи, спасибо, что это не со мной.

как итог:
у меня в этом черном аду виден свет.
потому что тебя там нет.
и вообще в моей жизни нет.

у нее - бесы, водящие хоровод.
потому что она слабей. (или крепче, наоборот)

у него - все просто и без причин.
он мужчина. куда нам с ней до мужчин.

У нас говорят, что, мол, любит и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет,
А, помню старуха соседка, короче,
Как встарь в деревнях говорила: «Жалеет».

И часто платок затянувши потуже,
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.

Поедет он смолоду, помнится в город,
Глядишь - уж летит, да с каким полушалком,
А спросишь, чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…

Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.

И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном! -
И тихо вздыхал: - Жалел меня очень.

В ту пору смешным мне все это казалось,
Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее,
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?

Недавно, больная бессонницей зябкой,
Я встретила взгляд твой - тревога в нем стыла.
И вспомнилась, вдруг, мне та старая бабка -
Как верно она про любовь говорила!

Он сопит, шуршит, засыпает долго, под худую щеку убрав ладонь. Ты кругами ходишь и смотришь волком, растравляя мысли: не смей, не тронь; а не то сломаешь, порвешь, погубишь. Это чушь - и нежность, и сердца дрожь, позабудь глаза, не смотри на губы, ну, похож - так мало ли, кто похож. Ничего не значат мечты и знаки, прекращай дурить и ложись-ка спать, и увидишь: поле, пылают маки, а над ними щурятся небеса, и река уносит в рассвет печали, злу не выжить в грезах - таков закон, и волна зарю на хребте качает, а потом на берег выходит он, подставляет щеки шальному ветру, что уносит в горы ночную тьму. Ты, пожалуй, тут за него в ответе, и зачем-то сдался во сне ему. В настоящем даже подумать страшно, чтобы тронуть, выбрать, забрать себе, твоя доля - только работа, пашня, а его - дотронуться до небес. Он талант, творец, ты - простой трудяга, шанса нет, опомнись, давай назад. Он подходит (запах - полынь и дягиль...), и легко целует тебя в глаза.
Ты проснулся ночью, идешь на кухню, открываешь кран, чтоб глотнуть воды, за худой спиной ветер новых будней затирает в дреме твои следы. Там, где ты был дорог, любим и нужен, где дарил тепло, раскрывался весь. А теперь ты хмур, раздражен, простужен, и не знаешь, что тебе делать здесь. Наяву такого никак не выйдет, даже глупо думать, что будет так, для него ты странность в чистейшем виде, непонятный фрик и смешной дурак. У него стабильность, покой, достаток, он надежен, словно морской утес, он красив, серьезен, суров и статен, - а зачем ты нужен? Дурной вопрос. Для него ты шутка, каприз природы, бесполезный сгусток нелепых чувств, слишком слабый, видимо, старомодный , и тебе проблемы не по плечу. Так зачем ему вдруг с тобой возиться? Нет, уж лучше снова нырнуть в кровать, успокоить сердца шальную птицу, а во сне по-прежнему целовать.
Весь их быт, как сон, по ночам прекрасный, а с утра кошмарный, просвета нет. Я боюсь, влюбленным грозит опасность навсегда запутаться в западне. Помоги им, Боже, позволь проснуться, дай уйти от грез и увидеть жизнь, и в реальность вырваться, и вернуться, разорвав дурманные миражи. Это сложно, но ведь пока не поздно, их обоих можно еще спасти. Если Ты расставил на небе звезды, нашу Землю держишь в своей горсти, значит, можешь и небольшое чудо, дать им шанс, открыть хоть на миг глаза. Ну а дальше сами, а дальше будет все в порядке, точно могу сказать.
А пока на улице зябкий ветер мерзлой пригоршней в окна бросает снег. Бог в руке несет сквозь века планету. Двое спят, друг друга любя во сне.

- Бармен, сделай мне коктейль с привкусом грусти.
- Мне без неё не спится, наверное, уже лет двести.
- Я её рисую. Кстати. Добавь побольше льда.
- Но как бы не старался, от образа лишь линия одна.

- Давай с тобой поговорим. Хотя бы… - Привет, как день?
Ты устало отмахнешься: «Как всегда, к ночи лень».
- У вас уютно. – Спасибо. – Мне нравилось как она улыбалась.
- Ты помнишь её улыбку? – От начальства сегодня досталось.

- Ваш коктейль, только пейте его маленькими глотками.
- Знаешь, я её каждый день встречал бы с цветами.
- Отлично получилось, поделишься рецептом? Нравится вкус.
- Рецепт прост, когда любишь, нужно только добавить грусть.

На прочность
У него в арсенале – сто тысяч баек и умных лекций,
неисчислимое множество комбинаций,
под два метра самоиронии, есть чем хвастать.
Он ей, сразу видно, в отцы годится,
только вот досада – с ним интересно.

Он встречает её в метро в восемнадцать тридцать,
ей бы надо бояться – она смеётся.
Он берёт её за руку, будто ведёт над бездной;
за секунду ей делается семнадцать,
потом тринадцать.

То ли опыт возьмёт своё, то ли юношеские амбиции.
Он называет её радисткой, она же его - «отец мой».
В ресторанчике снова свободно то самое место;
ей бы надо бояться, она смеётся –
«имена твоих жён запоминанию не поддаются».
За соседним столиком часто
вытягиваются лица.

А она откидывается в кресло,
на секунду глаза закрывает – видятся ей две птицы,
соколы-сапсаны с аспидным опереньем;
каждый видит в другом добычу и кружит в недоумении,
изворачиваясь, не давая кругам сужаться.

Главное – не приближаться.
Не приближаться.

и вновь в дураках, затерты купюры, рассыпался карточный дом,
и только исчезнут в проспектах фигуры, ты жизнь отложишь на потом,
уснешь в переулке, а сумрачным утром пойдешь в свой оставленный мир,
и с горькою миной замазанной пудрой умрешь в зазеркалье квартир.

рассыплешь таблетки по скользкому полу, оставишь записку друзьям,
нальешь в свой стакан фальшивую колу, и выпьешь, забыв, что нельзя.
уснувшая язва раскроет без спешки свою редкозубую пасть,
подкинешь монеты, и выпадут решки, так значит пора умирать.

последние строчки в письме без ответов и ручка упала на пол,
не надо сейчас никому пистолетов, когда со здоровьем дефолт.
раскрашен плакат в нереальные краски, он нас призывает – «живи!»,
но жизнь нереальна, лишь волки из сказки реальны на нашем пути.