Пай-девочка, кусок шоколадного пирога на блюдце.
Люди смотрят на неё, облизываются и смеются:
с розочкой, с вишенкой, с мармеладинкой - на любой вкус.
Нравится всем, кто пробовал по куску.
Девочка-пай, десертное блюдо на сладкий вечер:
длинные ноги, круглые бёдра, покатые плечи,
в серых глазах - блики вечерних огней.
Просто подойди к ней,
возьми за руку, отведи туда, где сам заплатишь по счёту,
попробуй не думать о том, что с утра будешь послан к чёрту,
что даже самый лучший пирог оставляет на блюдце грязь.
Она сидит у барной стойки, смеясь,
как реклама самой себя и жизни, которой нет,
которая нарисована на страницах цветных газет,
в которой слова гладкие и сладкие, как карамель.
Если ты достаточно выпил и осмелел,
то возьми у неё все, что только получится взять,
потому что если придётся встретить её опять,
ты едва ли захочешь пустить её на порог:
никто не ест дважды один и тот же пирог.

Тебе кто-то говорил, что я счастливая?
Ты представь себе, я именно такая.
А знаешь почему? все просто:
Я теперь любимая, а не вторая запасная.

Ты слышал, как я теперь громко смеюсь?
Да, и не плачу я вовсе.
На нашей последней встрече, говорила же, что изменюсь,
А ты не верил и бросил.

Знаешь, я теперь желанная,
И он меня любит в сотни,
Да что там, тысячи раз больше...
Ты мне говорил, что для тебя я незваная,
Что ж, здесь меня ждут хоть в три часа ночи.

Прости, но в одну реку дважды не входят,
Я бы то может да и могла,
Но увы, самые близкие всегда уходят,
И в этом, не спорь, я права.

Кукольная девочка в кукольном платьице строит кукольным мальчикам кукольные глазки: это так удобно – просто меняешь маски, просто снимаешь бабочку и шляпу и надеваешь тапочки, просто даешь в руки вчерашний Times – и он уже никогда не выпадет из рамочки с надписью “special price”. Маленький комнатный принц из обертки от шоколадной конфеты: посмотрите налево – там в чашке дымящийся чай, посмотрите направо – там, вроде бы невзначай, - торчит из кармана рубашки трамвайный билетик, конечно, счастливый. Там по утрам “не скучай!” - на зеркале губной помадой. На холодильнике список покупок под магнитом в виде сердечка. На правой руке – колечко, на левой – перстень, на груди – цепочка с ключом заводным. Не бойся. Не тужи ни о чем: он без ключа не сможет сделать и шагу. Кукольным мальчикам нужен особый уход, но им, при этом, не нужно заглядывать в рот, восхвалять их мнимую доблесть или отвагу, достаточно просто изредка смахивать пыль, а при перевозке завертывать плотно в бумагу. Ты будешь счастлива с ним, просто счастлива с ним. Кукольным девочкам грустно на полках одним.

Я, милый мой, в срок взойду на костер.
Нет ни иллюзии страха, ни капли веры.
В этом нелегком деле не быть мне первой,
Но бог меня ждет, он объятья уже распростер.

Я, милый мой, сама по себе горю.
С рожденья до гибели, от боя до нового боя.
Бог есть любовь, и я умираю с любовью.
Я прыгала за борт, когда крысы прятались в трюм.

Я, милый мой, играю давно без карт.
Все ставки сделаны, все жизни давно на кону.
Мой пряник горек, но зато ласков мой кнут
В твердых божьих руках.

Я, милый мой, вижу небо в последний раз.
Ни одной святой и сотая мук моих не досталась.
Хворост горит, но в глазах моих только усталость,
В горле моем совсем не осталось фраз.

Я, милый мой, вижу путь свой кристально чисто.
Он так тернист, что и вовсе не видно дороги,
Но я не сдамся, пусть плямя сожрет, не дрогну.
Помни меня, как ушедшую в двадцатых числах...

...что не вернется.

И быть одной - оно гораздо проще.
Не надо никому желать "спокойной ночи".
И говорить, что любишь очень-очень
И все эти "скучаю, между прочим".
И можно быть свободной в небе птицей,
А не кому-то вместо журавля синицей,
И по ночам, не часто, радоваться пиццей,
Не объясняя, почему тебе не спится.
А можно даже впасть немного в крайность,
Собраться и уехать, не прощаясь,
Куда-нибудь, где толпы глупых чаек,
Уходят ввысь, не очень ровной стаей.
И быть счастливой не кого-то ради,
И все стабильно, как на водной глади,
А стоя в пробке, что всегда, на МКАД'е,
Знать, что не изменят вдруг с какой-то Ксюшей, Надей.
И в жизни твоей никаких столь лишних кочек,
И в мыслях все, как будто между прочим,
Но кажется, что это не совсем и проще,
Когда не нужно никому твое "спокойной ночи"

Ты однажды захочешь вернуться. Безумно захочешь.
Когда ночью проснешься, и глаз не сомкнёшь до рассвета.
Когда мыслью, как током, что я тебя всё-таки очень…
И собьешься со счета какая в руках сигарета.

И захочется вдруг закричать, заорать что есть силы
И предательски выступят слёзы /от них не спасешься/
От того, что другая, не я, называет любимым,
Та, которой поклялся, что больше ко мне не вернешься…

Ты однажды захочешь назад до озноба по коже,
До отчаянья от невозможности снова стать ближе…
Ты опустишься нА пол и шепотом выдохнешь: «Боже,
Ты храни её там за меня… Ты храни её… Слышишь?

Я бы сам… Но ты видишь…» И вдруг замолчишь. И подкуришь.
И поймешь, что живешь в страшном сне и нет силы проснуться.
И поймешь: ничего не забыл и что всё еще любишь…
И захочешь вернуться. Безумно захочешь вернуться...

- Привет. Скажи: ты как? В порядке?
Ты починил на кухне кран?
Ты не забыл свои перчатки?
Ты вытер тряпочкой экран?

- Привет. Я -как всегда. Нормально,
Экран по-прежнему в пыли.
Про кран вопрос не актуальный,
Нет денег, месяц на мели.

Звонил тебе. Сегодня в восемь,
Ты сладко, видимо, спала.
А я не сплю ночами вовсе.
Работа, графики, дела.

- Я отключаю на ночь трубку,
Трезвонят, будят все подряд.
И я сломала мясорубку,
И две розетки так искрят.

А помнишь кружку голубую?
Разбилась, треснув пополам.
Купила лучше, дорогую,
И пью какао по утрам.

- Не соблазняй, голодный жутко,
Не ел, наверно, сотню дней.
Я б мог заехать на минутку,
Но ты не любишь звать гостей.

- Гостей не жду. Готовлю ужин.
И едь быстрей. Кипит вода.
Тепло оденься, ты простужен...
И оставайся навсегда.

Здравствуйте, доктор. А я не сплю ночами.
Не хотел иметь дело с врачами,
Но то лекарство, что Вы назначали,
Не излечило мои печали.

Здравствуйте, доктор. Бессонница всё со мной.
Не то, чтобы очень плохо, но я вовсе забыл покой.
Вы знаете, я пытаюсь Вам дозвониться -
Мне уж которую ночь не спится.

Здравствуйте, доктор. Я всё ещё Ваш пациент.
Может расскажете, как разрешить инцидент?
Может, поговорите со мной?
Который день хожу сам не свой.

Здравствуйте, доктор. Что ж, я опять не сплю,
Хоть лекарство Ваше точно по графику пью.

Здравствуйте, доктор. Да, мне снова не спится.
Знаете, мне ведь уже наяву всё снится,
Мне жутко в этом бреду находиться,
Я, кажется, пишу Вам из заграницы. Здесь очень красивые птицы
И часто идут дожди.
Порой я хочу напиться, сжечь списанные страницы,
Забыть, или, может, забыться,
Но помню, как Вы говорили: "Эффект скоро будет, жди".

Здравствуйте, доктор. Я знаю, что Вы не ждали,
Но мы как-то давно не болтали -
Вы ведь не отвечали.
Ваше лекарство не излечило мои печали,
Оно не уменьшило бед.
Знаете, доктор, самое страшное в этом,
Что теперешним летом
Я как-то решил, с рассветом, что и Вас тоже...нет.

Он из тех, с кем, пожалуйста, навсегда.
Если уж не его, то кого любить?
С меня нечего взять и мне нечего дать,
Но его я приму любым.

Он из тех, что не просят, потупив взор.
Я из те, что читают все по глазам.
От него я приму и вину, и вздор,
И любое его "нельзя".

Он из тех, кем так хочется обладать.
Видит бог, я хочу, чтоб он был моим,
Чтобы сердце свое мне навек отдал,
А я упивалась им.

Он из тех, кто уходит, не говоря
На прощанье и слова, сжигая враз
Все мосты, что и так без конца горят.
Я хочу иметь над ним власть.

Он из тех, кого сердцу не отпустить.
Я сдаюсь и смиряюсь, прикрыв глаза.
Мне не нужно любви, я не стану мстить.
Пусть же решает сам.

он садится к столу и часами глядит в монитор - то ли мышка дрожит под рукой, то ли все-таки гребаный вирус...
у него вместо сердца дыра - с того дня и до нынешних пор - но он всем говорит: ерунда, это я просто вырос...
он мечтает о том, как однажды - а впрочем, не так. он уже ни о чем не мечтает, разве только о лете...
лето дарит отборные травы и бархатный мак, а пока что зима, надо жить, надо ждать, не гадая о смерти...

ему кажется, смерть - только сон, только миг, а потом - пустота, чернота, красота и блаженные дали...
ему кажется - стоит сильней надавить, и все треснет само, полетит в никуда - только это едва ли....
он прочел сотни книг, но их смыслы ушли, протекли между пальцами, тихо рассеялись пеплом...
он садился и слушал напевы далекой земли, и мелодии дальних морей, и мотивы бездомного ветра...

но нигде не сыграли ответ и не спели ключей, и вопросы кипели внутри, словно жаркая лава...
он пытался быть с кем-то и чьим-то, но - вечно ничей - по кусочку дарил от себя не имеющим права...
он искал, но нигде не нашёл, не обрёл, не открыл, и оставил шальные мечтанья под тоннами пыли...
и не спросит никто: тот ли ты, кем ты был? тот ли ты, кем всегда хотел стать? ну а главное: где твои крылья...

Он снова молчит, она ему тоже не пишет. К этому привыкаешь, даже если не хочешь. Чувствовать все же будет сегодня лишним, Только вот она разучились спать ночью. Она замолкает, он не спешит с ответом. Они приучены за столько-то лет друг к другу. Она зажигает свечи, ей не хватает света. Она никогда не осмелится выйти из круга. Он ей звонит, кажется, каждый вторник, Она ему отвечает только по средам. А шуму в ночи что-то в груди вторит, Ее жизнь катится медленно к бреду. Он к ней заходит, приносит чайные розы, Ей все равно, но она их принимает. Ей все еще десять, а он уже совсем взрослый. И этого взрослого она, к сожаленью, не знает.

- Мой принц, ты мрачен целый день. - Душа моя во мгле.
- Ты ходишь бледный, словно тень, с печалью на челе.
Причина в чем, скорей скажи, скажи мне, не тая!
- Мне надоела моя жизнь, я будто и не я...

Я не могу найти причин, ответов не найду,
среди людей всегда один - бреду я как в бреду,
никто не может дать совет и жажду утолить,
так много слов, а смысла нет. Зачем, скажи, мне жить?

- Вопрос не нов, поверь, мой принц. Не стоит плакать зря.
Во всех концах большой Земли об этом говорят.
О смысле жизни мудрецы болтают с давних пор,
но ни Платон, ни Лао Цзы не разрешили спор.

- Так, значит, жажду не унять, не растворить печаль?
Мне правду не дано понять, на ней лежит печать.
Но если б мог ты дать один, всего один совет,
какую тайну ты б открыл, на что пролил бы свет?

- Мой принц, я вовсе не мудрец, я просто слишком стар,
я долго строил свой дворец, и сам дворцом тем стал,
я ошибался сгоряча и выводы искал,
я иногда рубил с плеча и падал вниз со скал,

но снова на ноги вставал, упрямо шел вперед -
все потому что, принц, я знал - там новый поворот,
там новый день и новый свет, прекрасный новый мир.
Мой принц, есть лишь один секрет в том, как ты видишь дни.

Ты можешь плакать и стонать, и проклинать судьбу,
всю жизнь на месте простоять, потом - лежать в гробу,
не смочь, не прыгнуть, не пройти, не сделать первый шаг,
не осознать и не найти, и видеть только мрак,

но умирая от тоски, подумай вдруг о том,
что все ответы есть внутри, они в тебе самом.
В твоей душе хранится свет, ты - масло и фитиль,
и есть, мой принц, один совет, на все века один.

Мой принц, беги, лети, ползи, пока огонь горит,
пока есть то, что жжет внутри, то, что внутри болит,
взлетай повыше к облакам, тянись к звезде рукой,
все это, принц - и есть - ты сам, лишь ты, никто другой...

Я никогда не скрывал, что люблю.
Ты – что не любишь.
Мы никогда не могли быть вместе.
Мы идеально подходили друг другу.
Каждый раз уходя от тебя, я отстаю,
На тот самый шаг
От любви до ненависти…
Время летело бешено, и мы с ним за руку.
Мы жили мгновеньями. Мы были как боги:
Молоды, живы, свободны.
Мы купались в напитках за сорок,
Терпком дыме, порошках и сексе.
Одинаково смеялись над смертью и войнами,
Соглашались на что угодно.
Жили в дурмане и мороке,
Трезвели только по понедельникам.
В нашей бездарности нас принимали за гениев,
И безумие было искусством.
Мы играли с другими, как с куклами.
Точно так же мы играли друг с другом.
Мы отрицали законы, границы и даже время.
Наслаждались любым, самым низким чувством.
Соглашались быть и злыми, и глупыми,
До тех пор пока счастье, хмелем, текло по сосудам.
Мы жгли наши жизни как спички, как свежее сено.
Мы были готовы платить.
Иногда мне хотелось очнуться, умыться и отдохнуть.
Я не хотел потерять тебя, ты – даже слушать.
Ничто не стояло на месте. Мы ломались, прогибаясь под перемены.
Мы привыкли не думать, а жить.
Теперь с каждым разом крепче, иначе уже не уснуть.
Жизнь трещит по швам. Пусть. Она не могла быть лучше.

ты хотела совсем немного -
солнца лучик в свое окошко.
ты искала свою дорогу,
за порог ускользая кошкой.

и смотрела на звезды в лужах
и бродила по парапетам...
и казалось, что все что нужно-
отыскать ту тропинку в лето.

отыскать ту дорожку к морю,
где не будет привычной боли.
ты все также курила "Моre"
и играла чужие роли.

это даже вошло в привычку -
не испытывать чью-то жалость.
говорила себе: "Отлично"
и влюблялась...и расставалась.

и всем людям на этом свете
ты казалась немного странной.
чьи-то злые слова как плети
оставляли на теле раны.

но мечтала, что счастье будет
и исполнится без потери.
только разве случится чудо,
если больше в него не веришь?

ты не ищешь на небе Бога.
и внутри его тоже нету.
ты однажды ушла в дорогу,
взяв последние сигареты.

на стекле написав "прощайте"
но дожди эту надпись смыли...
и сперва по тебе скучали...
а потом про тебя забыли.

она ночами не спит, засыпает ближе к пяти.
думает о разных мечтах и о том, что нужно проснуться к семи.
конечно, еле встает, начинает искать мозги,
и кофе на завтрак без сахара обжигает ее изнутри.

она опять опаздывает, собирается на ходу, одевается в лифте,
а мокрые волосы сушит на улице холодным утренним ветром по лицам.
наверно, взрослеет и чаще теперь меняет цвет pink на black.
и постоянно забывает, уходя из дома, выключить свет.

наверно, она странная, умеет читать чужие мысли.
ходит босиком по холодному полу и разгадывает сны по умным книжкам.
совсем не верит в любовь, точнее не хочет верить.
запирает себя на замок и мечтает слетать на север.

она совсем не следит за днями/неделями/календарной датой,
не может запомнить законы Ома и зачитывается Анной Ахматовой,
записывает свои бредовые случайные мысли карандашом где попало,
а потом рифмует их, еще раз убеждаясь в том, что глупа и бездарна.

у нее за окном всегда то проливной дождь, то холодный ветер,
и она всеми силами пытается сделать так, чтобы ее погоду никто не заметил.
она сама себе ставит задачи с бесконечным числом неизвестных,
и часто смеется, зная, что смех – лекарство от всего на свете

Все, что мы выиграли, усилив женщин, мы потеряли – ослабив мужчин. Я не знаю, за что там боролись феминистки, которые, по слухам, так и не победили, но мне все это не нужно. Люди, я же женщина! Только женщина.

У меня узкие запястья, узкие щиколотки и большая разница между талией и бедрами, уж не говорю – грудью. Ее видно глазами, но на ощупь она еще вернее. Чего можно от меня требовать? За что меня нужно ругать?

У меня все так, как придумала природа для женщин: где надо – узко, где надо – широко, где надо – впадинка, где надо – бугорок. Это для мужчины, это для детей. Я часть пазла. Все подогнано и смазано. Надо совпасть, и оно заработает. Только не требуйте от меня других функций! Смотрите, как красиво, когда я закалываю волосы наверх, а одна прядь выбивается… На мне духи пахнут лучше, чем они задумывались автором, на мне браслеты звенят как обещание радости. И это обещание выполняется.

И не нужна мне зарплата, такая же, как у мужчин, я вообще не хочу работать. Я хочу быть дома, и чтоб было время на «приготовить обед» и на «посмотреть в окно». У меня шелковая кожа, волосы и душа. Из этого который год не получается ничего железного. Все это только горит хорошо. Горит, но не закаляется. Не становится тверже. Потрещит, остынет, нарастет новое, и снова жаждет не равных прав, а шелковых простыней.

Ну нет во мне таких материалов и веществ, из которых можно ковать твердый характер и жизнь, полную свершений. Я не могу быть сама по себе. Я сделана для кого-то. Из ребра, ключицы, из копчика, плевать, не знаю! И чувствую себя так, будто во мне меньше костей, чем надо, чтобы твердо стоять, быстро ходить, высоко прыгать и махать руками: «Я! Я!» Я лучше пойду сяду в кресло, накроюсь пледом. Или поцелую ребенка. Или обниму мужа.

Чему там учили в Смольном? Языкам, танцам и варенье варить? Я хочу варить варенье. Иногда молчать, иногда говорить, иногда болтать. Зачем мне надо столько всего знать, чтобы жить?!! Почему недостаточно талантливо чувствовать, уметь любить, быть тем мягким, во что можно спрятаться? Просто быть.

И не хочу я говорить ни себе, ни другим: «я справлюсь, я разберусь!» Я хочу впадать в панику, в обморок, отключаться, чтобы очнуться, и чтоб мне сказали: «вам нельзя волноваться, вам нужно отдыхать…» Потому что мне и правда нужно отдыхать. И вообще, горизонтально мне комфортней. И не нужно мне продвижение, мне нужен новый лифчик на тоненьких кружевных бретельках. И чулки со швом.

А все эти конференции, все эти доклады про то, как трудно быть женщиной в современном мире! Ну что за хрень?! Что за игры? Нетрудно быть женщиной, если не стесняешься ею быть. Кто-то меня презрит, скажет, что я – совсем!.. Да, я совсем. Я больше не могу быть женщиной в современном мире, где надо быть сильной, где надо осваивать грандиозные возможности, отбитые суфражистками у мира мужчин. Где надо кусаться, предлагать себя, продвигать себя, пиариться и по ходу еще уметь подцепить мужчину. А потом удерживать его. Бороться за него. Звонить соперницам. Интриговать. Выигрывать в тендерах, предъявляя свои достоинства. А потом предъявлять его, как символ успеха и знак, того, что ты состоялась. И В ЭТОМ ТОЖЕ.

Я состоялась только в одном. Я умею его любить. Я умею быть женой и матерью. Я умею быть честной. Для счастья мне хватит, чтобы меня любили. Мне хватит возможности спать по ночам в той выемке у него на плече, которая тоже часть пазла.
Хочешь быть женщиной, будь ею!

Третий день королева не ест и не пьёт, третий день королева больна.
Не желает ни с кем говорить и всё ждёт, у раскрытого сидя окна.
Третий день король ходит и мрачен, и тих, опечаленный тем, что жена,
Что была, точно птичка, веселья бежит, стала вдруг неподвижна, грустна.
Чародей и астролог, и сумрачный маг говорят: «Словно лёд, холодна».
И твердят в один голос: вернейший, мол, знак, что душе оболочка тесна.
Их о помощи просит безумный король – и смеётся над ним вся страна.
За троих отвечает астролог: «Изволь. Только пусть возвратится весна!»
Дело в том, что примерно полвека назад с королём разругалась красна,
Обронив напоследок: «Ты – младший наш брат. Не пытался б творить чудеса!»
Тяжело положенье. Правитель сердит. В небе хищно сияет луна.
Рыцарь доблестный в край тот волшебный спешит, где живёт молодая весна.
Уж не знаю, что деве воитель сулил, но спустя три томительных дня
Друг за другом они в королевство вошли – и надежда была спасена.
Серебром ворвалась в королевский покой та, что вечно свежа и нежна,
И промолвила тихо: «Мужайся, король. Королева опять влюблена».

в наушниках – Агата Кристи, в руках Паланик «Уцелевший»,
мы умираем слишком быстро, мы убиваем слишком нежно,
мы затворяем в душах ставни, и просыпаемся с усмешкой,
мы умираем слишком рано, а убиваем слишком нежно,
читаем мангу, смотрим фильмы, и возомнивши себя Кирой*,
мы убиваем как в мультфильмах, мы убиваем не красиво,

мы косо смотрим на церквушки, но говорим, что верим в Бога,
хотя, от пяток до макушки - продукт избитого башорга,
мы смотрим фильмы Голливуда, но гордо троллим США,
мы ждем конец и верим в чудо, и ищем, где у нас душа,
сидим в контакте днем и ночью, листая пройденный плейлист,
мы умираем осторожно, мы убиваем нашу жизнь,

мы ставим смайлики не к месту, и не поддержим разговор,
мы умирали слишком честно, но наша смерть была пустой,

в руках Паланик «Уцелевший», в наушниках – Агата Кристи,
мы убивали очень нежно, мы умирали слишком быстро,
мы утопали в кокаине, мы заблудились под Луной,
и в сочных брызгах мандаринов мы умирали в выходной,

а в понедельник на работу, а в понедельник в институт,
мы умирали с неохотой, мы умирали как-нибудь.

Прости его, Боже, ведь он так устал
И жизни надорвана нить...
Прости, может он до сих пор не встречал
Кого бы сумел полюбить.

А может встречал, но осталось всё там,
Чей адрес давно позабыт
Далёкой тоской по рукам и губам...
Кто выжил, кто будет убит -

Судьба бросит жребий. Он вытащил свой
Билет на пустом этаже.
И выстрел окажется не холостой,
Навылет в пробитой душе.

А что остается - лишь терпкая вязь
Рябины и кровь на губах.
Прости его Боже, он плакал, смеясь,
Когда пересиливал страх.

Последние строки...их завтра прочтут
И скажут: "Как страшно, как жаль..."
За несколько кратких предсмертных минут,
Собой заслонила печаль

Гостиничный номер, портьеры, окно,
На столике тонкий бокал...
Прости его Боже, что он так давно
И так безнадежно устал

Куда-то опять по течению плыть,
Как щепка попав в круговерть...
И тех, кто его не сумел убедить,
Что жизнь - это больше, чем смерть.

более - не пиши, не говори построчно и ветер устало-холодный не слушай
не тревожь перестуком полустертые клавиши, ежедневник за прошлый год оставь не исписанным
не испачканным ни чернилами, ни, как осень чужая, поблеклыми, серо-багряно-алыми мыслями
и смирись, не яри свое сердце, себя не мучай. Летаргия твоей души - это просто несчастный случай,
просто крылья однажды сломались и заново не срослись, однажды упал в огонь и сгорел, а не воскрес,
просто однажды в обманах своих запутался, оступился, прощения не спросив - трусливо удрал с небес,
милый нашкодивший синеглазый ангел, никому (увы) по душе не пришедшийся, такой уж вот невезучий
так правда случается, впрочем что тебе говорить о правде - вы знакомы лишь косвенно, по интернету,
когда-то сыгрались-списались-обменялись фото, лет сколько-то каждодневные: "здравствуй, ну как де-
ла?" и ответы в ответ: ни о чем, ни о ком, как колокольный звон, отразившийся в дождевой воде,
отпечатавшийся в хистори на мониторе. А потом - ссоры, измены-в-кавычках, и полунамек на лето
тонко-тонко, в ажурных кружевах, на шелковой простыне - секс, пальцы в запахах сигарет и в тебе - глу...
...по как-то: доверился, кто же тебя доверять учил тем, кого сам обманываешь? Знаешь, странный ты
и слова твои неживые, спутанные, как взгляды синие, лживые - если целуешь меня еще - не касайся души
а лучше бы - не дыши, м? Переломай свои пальцы, и ручки шариковые, мысли, вплавленные в игру
и наигранную грусть псевдоосеннюю - тебе, как и рыжие волосы - не лицу, как и твое раздвоение личности
- одну бы собрать из разрозненностей, которых в себя нахватался осколочно, претендуя на звание сволочи
только наивной очень. Знаешь, все вышесказанное ни к чему, я не помогаю не обратившимся за помощью,
и с не умеющими слушать и слышать обычно не говорю, не заношу обывателей жизни моей в избранное
и в целом-то в строках вышенаписанных смысла нет, только просьба, с пометкой алым-печатно "так будет лучше":
"ни стихотворные строки, ни прозу, больше, пожалуйста, не пиши
так бывает порой, твой диагноз прост и ,к счастью, неизлечим,
(нет, спасает порой ампутация права на жизнь или всех очагов лжи)
но не саркома/бластома, не ВИЧ и не СПИД, нет - летаргия души."