В метро туго болит голова и закладывает уши. внутри тяжело и очень чисто.
Не пытаюсь успокоиться, чётко чувствуя в этом какую-то жуткую обреченность. во встречах, в их ожидании, в горячих снах, где я толкаюсь щекой в твоё лицо. Сны перед сном, от которых не заснуть. туго болит голова. Откуда-то сверху падает медленный страшный холодный снег.
точно такой же, как и в моём конце. Я оказалась внутри написанного моей рукой.
Всего две линии вперед - и мы у цели
В огне твоих расширенных зрачков
Исчезнут города и океаны
После сна начала вырисовываться упавшая вчера крыша. Только туманные очертания ее дают повод надеяться, что она все-таки появится, рано или поздно. Вчера без нее было совсем холодно. Но как только остаюсь наедине со своими мыслями, начинаю сходить с ума. Роятся, сволочи, жужжат, гудят, вопят, говорят, шепчутся, чем-то шуршат, зачем-то кричат, плюхаются, звенят, разбиваются, шебуршатся и плачут. Плачу. Я. Не состояние. О5. Сны, сны, сны, сны, черно-белые босые сны, в которых метель, в которых холодно и обветрены губы, и обветрено лицо, и горит подбородок, нос и немного щеки, и струятся сумасшедшие волосы, похожие на ртуть, тяжелые, как мои мысли - с головы стекает металл. Душные речи в голове, кокаинетки, сумасбродки.
Я так тебя люблю.Боюсь.Боюсь что ты снова уйдешь...
Но мы ведь поженимся.Скоро.Ты не уйдешь...Ты любишь меня.
"Когда ребенок был ребенком, это было время вопросов. Почему я - это я? И почему я - это не ты? Почему я здесь? Почему не там? Когда началось время и где кончается пространство? Может, наша жизнь под солнцем - это всего лишь сон?
Когда ребенок был ребенком он не знал, что он ребенок... Все его воодушевляло и все души сливались в единое целое... Когда ребенок был ребенком, у него не было ни суждений, ни привычек... Часто он садился, скрестив ноги, а потом срывался и бежал... У него были густые вихры и он корчил рожи, когда его фотографировали... Когда ребенок был ребенком, он терпеть не мог шпинат, зеленый горошек, рисовую кашу и вареную цветную капусту - теперь он все это ест, и не потому что его заставляют... Когда ребенок был ребенком, он однажды проснулся в чужой постели, а теперь это происходит с ним постоянно... Тогда все люди казались ему красивыми, а теперь лишь некоторые... Он имел ясное представление о рае, а теперь он о нем лишь догадывается... Тогда он не думал о небытие, а теперь трепещет перед ним... Когда ребенок был ребенком, его жизнь была вдохновенной игрой, а теперь вдохновение иногда посещает его во время работы...
Я хочу закрыть глаза, а потом там, в глубине, снова закрыть глаза, чтобы почувствовать, увидеть, услышать то, что чувствовал, видел и слышал ребенок, когда был ребенком... Когда ребенок был ребенком, он не знал, что он ребенок, все души были для него единым целым, не было о нем какого-то мнения, не было привычек, он мог бежать прямо с места, волосы были растрепаны, и он не любил делать серьезного лица, когда его фотографируют.
Я хочу закрыть глаза, а потом там, в глубине, снова закрыть глаза, чтобы почувствовать, увидеть, услышать то, что чувствовал, видел и слышал ребенок, когда был ребенком..."
Настроение сейчас - звуки
Я слышу совершенно не то, что мне говорят и не то, что слышат другие, для меня все звучит очень мелко и зло, как осенняя изморось по черепичной крыше - обиженно и одиноко барабанят звуки изнутри по вискам, в полной темноте. Я все бегаю кроссы от метро до дома, от метро до курсов, от метро до..., а в голове звучат заточенные лезвия и касания падающих снежинок в воздухе. Плавное, снежно сонное сумасшествие.
Кто-то закричал в голове, коротко и громко; зазвонил телефон, мерзенько, тошно; водитель порша нажал на газ; заплакал ребенок; застучали каблуки и исчезли в море других звуков; гей на соседнем сидении в маршрутке говорит мальчику про мягкие уши и нарушение ритма; закричала пожилая женщина и, вторя ей, залаяла шавка; проехала скорая – и стало тревожно. Я схожу с ума, медленно и уверено, я чувствую каждый шаг, сделанный в направлении бессонного сумасшествия. Только сломав дирижерскую палочку и заставив несколько сотен музыкантов играть, я бы смогла рассказать, что творится в моей голове. Рой звуков, как разбросанные фломастеры или игрушки в детской комнате.
Я чувствую запах. Его нет, а я его чувствую – забавность. Один-единственный, самый-самый. Бывает, услышу знакомые нотки и потеряюсь, и схожу с ума, и не понимаю, откуда он: начинаю обнюхивать шарф, пальто, свои волосы, ладошки… Все вокруг как стеклянные, ни от кого не пахнет, ни от чего не пахнет, воздух безвкусный и пустой, и глупый – и только этот запах появится и пропадет, раздразнит фантазию и пропадет. Паранойя.
Хочется босыми ногами чувствовать горячий песок , хочется слышать его шелест на дне, опустившись под воду с головой, хочется, чтобы соленая вода и свет с поверхности резали открытые глаза, хочется соленых разводов на коже, за мгновения высушенной солнцем в зените, хочется запаха выгоревших волос и фруктовой сладости воздуха. Устаю. И странно много сил, и убийственное желание жить, и дефицит здравого смысла.Я слышу совершенно не то, что мне говорят и не то, что слышат другие, для меня все звучит очень мелко и зло, как осенняя изморось по черепичной крыше - обиженно и одиноко барабанят звуки изнутри по вискам, в полной темноте. Я все бегаю кроссы от метро до дома, от метро до курсов, от метро до..., а в голове звучат заточенные лезвия и касания падающих снежинок в воздухе. Плавное, снежно сонное сумасшествие. [600x400]
Я | |
я - всего лишь точка, бегущая по лабиринту улиц для тех, кто сверху. Для тебя, потому что ты - сверху. Так вышло. Что может быть слаще, чем разрешать? чем допускать?Амплитуда зашкаливает, мы проваливаемся по горло в снег. наглотавшись друг друга, мы проглатываем солнце из бутылки. Эта зима не кончится. Не кончится ничего. |