Дорогой дневник, мне восемнадцать, и я взрослая и самостоятельная.
Взрослая и самостоятельная.
Плакать в подушку по ночам. Подушка домашняя. Две.
Мама, я еще не доросла до домашних подушек, мама! Я же еще не старая!
Мне восемнадцать, это как дважды девять. Это когда ночевать дома невыносимо.
Взрослая и самостоятельная.
Восемнадцать.
Дома.

Красавица. Под носом красно и мокро, но мужчины падают. Мужчинам по большему счету все равно, какой у тебя нос, они ведут интеллектуальные беседы с коленками. Коленки молчат, но это, по большему счету, тоже неважно. По большему-то.
Этой осенью особенно быстро созрели велосипедисты. Только и успевай уворачиваться.
Надо было отобрать у Олега биту - с битой красавицы выглядят женственней и не вызывают лишних вопросов. Куда идешь, красавица? А у меня бита. Ясно ведь, куда, да?
Дома мутно, неправильно, стены холодные, я печатаю двумя пальцами. Дома мама и овощной сок, ненавистный английский и носки. По утрам приходит греть кошка, урчит и делает вид, что она не со мной и впервые видит. Мама ей верит.
В эти два дня на нашу деревню опустилась мокрая шапка листвы и холодного воздуха. И сразу стало легко дышать, и глаза открылись, и политология приобрела новый смысл, и сошла старая кожа. В эти дни хорошо быть одной, окруженной мягким мужским вниманием, пусть и только до плеч.
Ночи стали промозглыми - потому что одна. Но и это пройдет.

Пол-то-ра.
Тихо-тихо, мурашками пробежит. Полтора.
Просыпаться вместе, толкаясь спросонья - почти полтора.
Наши птицы почти улетели, видишь? В теплые края одним крылом, на одном колесе до Франкфурта.
А я снова маленькая, снова в мечтах о галлюциногенной осени да о Шахрине.
Наши полтора года - со 2 по 5 - мы скорее всего проведем порознь, но это уже неважно. В наши годы время меряется пятилетками.
Птицы, птицы, возьмите меня с собой! Мне бы одной ногой хотя бы туда, птицы! там же тепло!

Не отпускай больше.
Сожми в кулак, чтоб не вырваться.
Чтоб дрожало. Только не отпускай.
Слышишь? Эта ночь была самой холодной. Не отпускай больше, прошу тебя.
Нас теперь трое. Потому что теперь я боюсь.
Прогони его!
Ну пожалуйста...

Львиное.

Человеческие молитвы разнообразны по
содержанию. Кто-то молится о здоровье, кто об обретении
веры, о списании кредита, о дозе.
Но разнообразие - иллюзорно.
Молитва всего одна.
Это молитва Адама перед райскими вратами.
Молитва Адама перед Райскими Вратами, сразу
после того, как он был изгнан, сразу после того, как врата Рая закрылись.
Он умолял, чтобы его пустили обратно. Он, конечно, плакал. Он, разумеется, ползал.
И потому все молитвы человеческие,
из каких бы слов они не состояли - они все об этом и только об этом.
О том, чтобы пустили в Рай.
Чтобы простили и пропустили.

Я целую.
Целую тебя.
Семьюстами.
Семьюдесятью семью.
Целую тебя.

[360x480]
From sunday to rainday.
Это глупая игра, слышишь?
Это не игра вовсе, это первая птица улетела, и ее забрал Алконост, вцепился когтями страшными и потащил, потащил через зыбучие болота в гнездо, деткам своим на забаву. Первую птицу.
Знаешь, это накатывает по утрам. Когда спишь всю ночь на 120 сантиметрах (поперек можно положить 5 тебя, вдоль - всего три), трудно просыпаться нормальной. Ветер нет-нет да и заденет. Вересковым запахом, мокрыми брызгами по дрожащим коленкам. Холодно.
Чертов город.
Чертова юриспруденция.

Пустая ты,
Нет в тебе искры Божьей -
И зачем я тебя полюбил?

В моей ебнутой жизни постоянно что-то заканчивается. Вопреки всем законам Гегелевкой диалектики, в ней почему-то ничего не начинается.
Единственное, что не закончится никогда (потому, наверное, что закончить это не так-то и просто), - кормление Пита Догерти грудью в постэротической нирване.
В такие моменты глаза застилает фиолетовым и особенно четко видны зеленые солнца, которых от меня так добиваются все инструкторы на Бауманской.

Здесь был большой пост о моем восемнадцатилетии.
Но вчера Он подарил мне небо, а сегодня все закончится в Здравнице.
Мы такие дети!

Я скажу тебе, что я схожу с ума. Протащу липами. По ходу истории.
Когда чешутся бедра, рьяно, бешено в кровь чешутся, можно свихнуться к чертикам.
Придвинься внутрь - у тебя волосы рыжие, мы же Белка и Стрелка, мы всю жизнь только и делаем, что умираем взахлеб в этом чертовом космосе.
Капитан Стар не существует, слышала? Он умер, сдох, не меняя позы, не сдавая позиций. Слышишь? Корчится в первых лучах закатной агонии. Мальчик.
Девочка моя маленькая, а у меня губы и лоб - в кровь. Я и чай посасываю через силу.
Де

Это все так не странно.
Вместо глаз - орбитали.
Сумасшедшие птицы улетают на Запад. Криво рифмуются.
Пальцы впервые танцуютпо грязным клавишамм чего-то чужого.
Она очень девочка. Очень нежная девочка.
Толстый слой жира под грудью - тсс! Мы никому-никому.

Раз-мы-тость гра-ниц внут-рен-не-го "я".*
Аня гусыня. Мама, у меня совсем нет денег, и мне почти 18.
Мне почти 18, я почти фармазон - в нашем холодильнике белое бывает так редко, что он (холодильник) наверняка чувствует себя коммунистом.
Девочки уезжают, моя грудь снова коричневая, а ноги стремительно расплываются в бедрах.
На своем празднике жизни я хочу видеть вас всех.** Понимаете?
Если все сложится (а ты же постараешься, чтоб сложилось, правда? Я же была хорошей девочкой, а кушала за троих.), мы будем тонуть в алкоголе, впитывая порами пар ушедшего подросткового возраста. ***

*Даша, твои фотографии потрясающие.
**Это относится к вам всем.
***Яна, я тебя люблю.

Оранжевый мальчик, спокойной ночи.
Это будет самая длинная ночь. Самая беспокойная.
4 звонка за неделю. 1 смс. Эра динозавров и романтики стремительно кончается.
Жалко только, что никто больше не встает рано.

В вас нельзя лезть, уроды.
Мне страшно в вас дышать.

Забыл - забыли. Ну да и бог с ним.
Рассосется потихоньку.

Легкие вырывает оттого, что тебя нет уже больше месяца. Тсс...
Ты сегодня мне снился, и я никому об этом не скажу, я снова закрою все блоги, чтобы никто ни о чем не догадался, чтобы никто даже подумать не мог, как это бывает - когда больше месяца без тебя.
Целый день - как головой в воду. Дурацкие сны, дурацкие! Но зато в них я смеялась, как два года назад, как маленькая.
Я больше не ем макчикен и чикен мифик.
И я ни за что в жизни не стала бы с тобой целоваться, но без тебя очень плохо.

Замирает.
Руки как рудименты - отомрут и не заметишь. Разве что грустно по вечерам, когда солнце уже клонится к пяти, и я чувствую его носом, простуженным постоянной пылью.
Запомнить адрес: Нелидовская, 10, 20 шагов вправо. 328 рублей нежности.
Яна. знаешь, я ни черта не понимаю, но все равно держу кулаки за Алекса.
фшьут

- Ты вообще ничего не замечаешь.
Конечно, ты хотела сказать еще, но.
Сегодня пятое, потом двадцать третье, потом - природа несовершенна, поэтому шанс на досрочное освобождение я проебала. Меня не взяли в систему 1-3, так я впервые почувствовала себя неудачником. Сука природа.
Помню, как мама плакала, когда меня не принимали в английскую школу.
Зато - чисто. С первого по шестой чисто. Матерные стишки на окнах, воровство шоколада из "Абрикоса", в ремонт обуви на физкультуре и за 15 минут домой. Кипельно-белая чистота. Самые нежные девочки приходили домой после десяти. Самые сильные. Сигареты в карманах, пивные крышки ша школьном крыльце. Чисто, слышите, чисто!
И в седьмом еще было чисто.
Грязь началась потом. Жирная, стерильная грязь. Омерзительная в своей допустимости, оправданная всеми законодательствами. Нехристианская. С луженой глоткой. С запахом туалета. С вечным, непрекращающимся шумом в ушах.
И дело даже не в том, что кто-то у кого-то сосал. И не в том, что Сережа в свое время перепробовал с десяток девочек, а ты похудела, чтобы что-то доказать кому-то там, и теперь имеешь проблемы. Хотя, и в этом во всем тоже. Грязно.
Светлана Ивановна, как Вы жили в этой грязи?
Слава Богу, что Вас больше нет.
Спасибо Леше за телефон.
После двадцать третьего отмоемся.

Слышишь?
Это небо меняет цвет.
Это все нам только снится.
Небо меняет цвет.

Тихая, тихая ночь.
Мама, это только вторая степень, вторая степень схождения на нет, мама!
Мама, мы начинаем с анафор, мама, это мы, веришь? Следующий день мы проживем так же, скользя, сползая на встречные полосы.
Мама, спасибо за платье. Яна, это настоящая Prada, к ней тебе нужны резиновые балетки, обязательно резиновые, ае?
Завтра мы оденемся в новую кожу, донесем старые книги, сдадим, дунем, плюнем под ноги, как это не раз бывало, чтобы через месяц вернуться.
6 июля для меня - крайний срок. после - алкогольное лето, мокрыми пальцами - восемнадцатилетие. 14 августа. 29 августа. Этаж и артефак, и еще какое-то, где раньше крутили порно в мужских туалетах. Яна, Яна, я растранжирю мамины деньги - меня возьмут в макдональдс?
Хотя нет, знаешь, к этому платью можно еще, наверное. резиновые сапоги. Маленькие.
С вчера - ночи в Lineage. И мне снова хочется тебя именно такого, сильно, бешено сильно, руками, жадным до поцелуев ртом.
Установку наверх. Дать.