Она такая другая. Хочется схватить ее за волосы, посадить к себе в машину и сказать: «Сиди тихо. Я буду тебя любить». И Она сядет. И будет, как мышка наблюдать за моей любовью. Но помогать мне не будет. Наверное, еще злится за волосы. Но они у нее такие… Что хочется всегда держать в своей руке.
Я буду приносить ей любимую еду и наливать лучшие напитки. Целовать каждую ресничку и считать, сколько улыбок она мне сегодня подарила. Я буду гладить ее по спине, когда она, скрутившись, уснет возле меня. Буду ждать все утро, когда она досмотрит свои сны. Я куплю ей длинное изумрудное платье и еще тысячу других нарядов. Я прочту ей лучшие стихи на разных языках. Я отвезу ее в самые райские места на земле. И я остановлю машину, когда она захочет выйти. И даже не пойду за ней, когда она больше не вернется. А потом, я попытаюсь не убивать того человека, которому она скажет: «Сиди тихо. Я буду тебя любить».
Никто не знает почему, в каком обличье
Она приходит на правах сначала "птичьих",
Потом меняет на ходу свои замашки
И пробирается куда-то под рубашку.
И жизнь отныне состоит, дробясь на части,
Из растворенных в небесах молекул счастья.
И ты ведешь себя безумно и отважно
И слышишь музыку, запрятанную в каждом...
...Никто не знает отчего ее воротит,
Не объясняя ничего - она уходит.
И вместо музыки - с трудом выходят гаммы,
И приэльбрусья выдают кардиограммы.
Но ты привыкнешь без нее довольно скоро,
Таких привыкнувших я знаю целый город.
Однажды утром или, скажем, на закате,
Она вернется...
и окажется некстати.
Маме Джульетты на момент событий, описанных в пьесе, было 28 лет.
Марья Гавриловна из "Метели" Пушкина была уже немолода: "Ей шел 20-й год".
«Бальзаковский возраст» - 30 лет.
Ивану Сусанину на момент совершения подвига было 32 года (у него была 16-летняя дочь на выданье).
Старухе процентщице из романа Достоевского «Преступление и наказание» было 42 года.
Анне Карениной на момент гибели было 28 лет, Вронскому - 23 года, старику мужу Анны Карениной - 48 лет (в начале описанных в романе событий всем на 2 года меньше).
Старикану кардиналу Ришелье на момент описанной в «Трех мушкетерах» осады
крепости Ла-Рошель было 42 года.
Из записок 16-летнего Пушкина: «В комнату вошел старик лет 30» (это был Карамзин).
У Тынянова: "Николай Михайлович Карамзин был старше всех собравшихся. Ему было
тридцать четыре года - возраст угасания».
Утро, серое иль светлое, тебе уж всё равно. Сны были сладкие иль мрачные, тебе уж всё равно. Вставай с закисшим киселем вместо лица, зажарь себе привычного куриного яйца, открой бумагу, что газетой называют, где буквы - микромиражи, статьи - где спам. Спеши быстрее на работу, строй синтетическое и такое же пресное, как твой мозг будущее. Быть может сколотив свой потный скромный капитал, не раз порвав на цветной и модный флаг анал, ты сможешь съездить на курорт, чтобы вдруг вспомнить, как это дышать. Но это лишь мечты, пока ты клацай, заполняй бумаги, и как в хорошем фильме про денек Сурка, предсказывай когда товарищ твой лизнет начальству зад, а секретутка наберет маман, подруг или из сумки вынет карандаш для глазок дуг. Вот досидел ты до конца, от звонка и до звонка. Вот час домой, а там твой милый сладкий друг, что паутиной сладкой обнимает, соседку страшную в царицу превращает. И зачастую такой прекрасный человек на аватарке, на самом деле лишь китайский ширпотреб. Глаза вдруг оживятся в мимолетной цифровой беседе, затем потухнет снова взгляд, за переносицей потяжелеет, лень расплывется по всем членам, тебе вдруг станет одиноко так, тоскливо, ты встанешь и пойдешь к столу неторопливо, хлебнуть чайку, подумать. Подумать пусто и о пустоте. Слизистые уставшие глаза уставятся вдруг в никуда. Теперь так ощутим незримый быстрый времени поток. Воды уж сколько мимо утекло, и утекает. Но ты погонишь мысли прочь, хотя внутри такой минутный тусклый маячок пылает, маячок порабощенного спокойной сытой жизнью морячка. Вот чай осел в желудке теплым одеяльцем, там сколько на часах? Спать рано, лягу спать, чего зря сна минуты сладкие терять, чего без дела прозябать...
Ты смеёшься, как бес, приручил свечу, научился спускать курок. Эти шрамы идут твоему плечу, как отметины ста дорог. Ты бежишь, как собака, вперёд и прочь (был бы кто-то, кто мог позвать!), но тебя обожает любая дочь и боится любая мать.
И, куда б ни пошёл, узнают давно залихватский бездомный свист.
Это всё так заманчиво, так смешно, но бессмысленно - да, флейтист?
А в садах её вечно лежит роса, и в чертогах её - хрусталь, она ходит по травам и небесам и рисует водой печаль. Ровен голос её и спокоен сон, и не рвётся послушный стих. Она знает сто тысяч чужих имён, но, конечно, не помнит чьих. Нерушим и прекрасен её покой, пуст и светел уютный дом, словно боги создали её такой и оставили под стеклом.
Так куда тебе, смертный, её хватать, на неё и смотреть нельзя, разве что излохматив морскую гладь и пустыни избороздя, чтобы там, где шагнул, колосилась рожь, чтоб был жемчуг в твоей сети. Только шёл бы ты лучше куда идёшь, не пытаясь её найти. Ты её не приманишь своей свечой и дешёвым своим вином.
В горле сухо, колюче и горячо, а вокруг, как всегда, Содом. И ты шепчешь сквозь дым и хмельной туман: может, я не настолько глуп, может, ей тоже хочется дальних стран, так, как мне - её глаз и губ? И я даже, наверное, буду жив, если пламя пройду и лёд, но мне точно не выжить, о ней забыв...
Только кто ж её разберёт.
И вот, в пьяном угаре, в слепой тоске ты вдруг флейту берёшь, как меч, и она поначалу дрожит в руке, но себя ведь нельзя беречь. И сначала ты трелью пронзаешь дым, а потом отступает явь. Всё становится сразу таким простым, и ты знаешь, что точно - прав. Будут ветры меняться, срываться дни, все забудут их звук и вкус. Но останется небо, огни, дожди и твой хриплый бездомный блюз. И никто не узнает потом, кому посвящаешь ты этот бой.
И однажды, пробившись сквозь пыль и тьму, ты увидишь её живой. И тогда ты узнаешь, как ты крылат, и насколько ничтожен страх.
У неё вдруг окажется грустный взгляд и загар на худых плечах, лебединая шея и тонкий нос, удивлённый изгиб бровей. Будет запах костра у её волос.
Глупый мальчик, беги за ней.
От тебя до неё - бесконечный круг, как от марта до ноября.
Но пока твои пальцы рождают звук, это значит, что всё не зря.
Я даже мельком, тайком в ту сторону, где ты – боюсь иногда смотреть,
Бог разделил – справедливо, поровну, но почему-то отрезал треть,
И если ты ещё раз приблизишься – я стану слишком, совсем больной...
Пусть хоть все ночи во сне привидишься.
Но только, слышишь, не будь со мной.
Не будь со мной даже взглядом бархатным, рукой в ладони – легонько сжав,
Случайной встречей не стань, обманутым другой не будь, от неё сбежав
Ко мне – укрыться, забыться, вытерпеть. Не будь мне другом, не будь совсем.
Дай мне тихонько, без боли выгореть.
И без тебя до хрена проблем.
И ты, конечно, не мне – пророчество, не для меня – аромат виска,
И то, что мне тебя очень хочется – ещё не повод тебя таскать
С собой в кармашке над грудью тайною, копить монетами каждый вздох,
В конце концов, я совсем случайная.
И ты, конечно, совсем не Бог.
Мне б автостопом в космос... Вдруг получится?
Иначе как? Кредитки на нуле.
- Эй, солнечный, возьмёшь с собой попутчицу?
Мне к Андромеде, а потом к Земле.
Нам по пути? Приятно познакомиться.
Ты, вижу, много где уже бывал.
Что о себе? Давно уже не школьница...
Не улыбайся и держи штурвал.
На тех планетах? Скучно, грязно, холодно,
Работы нет – не оценил никто
Диплом (межгалактический!) психолога
И пятый дан по космо-тэйквон-до.
Принцесса, точно... И не засекретишься!
Что налегке? Всё странствую... экстрим...
А ты, я вижу, солнечный. Ты светишься.
Нет, правда? Настоящий пилигрим?
Встречал пиратов? Что-нибудь опасное?
А в чёрных дырах страшно? Может, ты
На свете видел чудо – ... ярко-красное
Растенье под названием «цветы»?
Где? На Земле? Оттуда возвращаются?
Там, говорят, закаты неплохи...
А правда то, что на Земле... влюбляются?
И пишут эти... как их там... стихи?
Пусть люди тебя называют ослом,
Но как тебе повезло:
Ты веришь всерьез, что в почете добро,
И в то, что наказано зло.
Тебя обмануть не трудно ничуть,
Ты это снесешь с улыбкой -
Ты веришь, что некому нас обмануть,
И в то, что обман - ошибка.
Лишь сильному стоит тебя поманить -
И ты побежишь к господину,
А в лошадь тебя захотят превратить -
Послушно подставишь спину.
И пусть тебе люди плюют в глаза,
А ты сильней всех на свете.
Тебя никогда не убьет гроза
И не сломает ветер.
Таких стороной обходит волна,
И ты всегда на замечен,
И если на каждого ляжет вина -
Тебя обвинить будет не в чем.
А если накажут - ты это снесешь
И вновь обретешь свободу,
Сквозь долгие годы себя пронесешь
И сохранишь породу.
Если бы на всей земле жили только 100 человек, то 57 из них были бы выходцами из Азии, 21 – из Европы, 14 – со всего американского континента и 8 - из Африки. 52 были бы женщинами, 48 – мужчинами, 30 – белыми, 70 принадлежали бы к другим расам. Христианами были бы 30 жителей, мусульманами - 23, 47 исповедовали бы иные религии. Гетеросексуалами были бы 89 человек, 11 гомосексуалистами. 6 человек владели бы 59% всех ее богатств, и все они были бы североамериканцами. 80 жили бы в крайней бедности. Читать не умели бы 70, 50 регулярно недоедали. 1 человек каждый день умирал, 1 рождался. 1 человек имел бы высшее образование и лишь 1 обладал компьютером.
Если вы проснетесь завтра утром скорее здоровым, чем больным, вам крупно повезло по сравнению с миллионом людей, которые не доживут до конца недели.
Если вы никогда не участвовали в военных битвах, не испытали мук голода, пыток, одиночества и тюремного заточения, то вы счастливчик по сравнению с 500 млн. человек, которые все это пережили.
Если вы можете исповедовать свою религию без риска преследования, ареста, пыток и смерти, то 3 млрд. ваших современников в мире не могут похвастаться тем же.
Если у вас есть еда в холодильнике, одежда и крыша над головой, то вы богаче 75% жителей земли. Ну а уж если вы располагаете банковским счетом или, по крайней мере, у вас в бумажнике завалялось немного наличности, то вы относитесь к 8% избранных преуспевающих землян.
Если ваши родители все еще живы и, более того, все еще не развелись, вы – редкий везунчик, каких мало даже в Канаде и США.
Если вы самостоятельно прочитали эту информацию, это выгодно отличает вас от 2 млрд. современников, которые не умеют читать.
-О, добрый вечер, юноша, в столь поздний час в чужом краю, откуда будете вы сами? Изволите ль финансово помочь нам с господами и дайте позвонить, не брезгуйте симкарту я использую свою
-Увы..
-Тогда дуэль
— Чувак, это древнейшая профессия. Я готов поспорить, что даже у кроманьонцев были пещерные проститутки, что-то вроде «рыба за секс».
— Ну так с такими раскладами получается, что древнейшая профессия — рыбак.
моей выдержке
может завидовать
даже боец спецсил
я умею напиться -
и не писать тебе
как бы мой внутренний голос
не голосил
и когда мне твердят
что время все смоет
поскольку оно
чудодейственный эликсир
я могу не послать их
и даже продолжить беседу
вполне себе сдержанно
и красиво
я давно подвела черту
под всеми своими "прощай"
я не вздрогну
и даже не вскрикну
если мы встретимся
невзначай
мой психолог
приходит ко мне
за советом
на кофе/чай
но когда где-то рядом
играет земфира
у меня
кончаются
силы
я обычно ложусь на дно ванны
включаю воду
и в моей голове начинают
течь строчки
я пытаюсь поймать их руками
губами усилием воли
но они
напоследок лениво махнув хвостом
навсегда уплывают
* *
* *
как им там, в канализационных водах?
*
В организме взрослого человека содержится
пять-шесть килограммов крови – если выпустить
часть под водой – растечется огненным шлейфом –
я играла. Но это сложно назвать игрой. 5 кг крови
хватило на 2 километра.
огромные рыбы смотрят пустыми глазами
они не плывут по течению они создают волну
я держала тебя на руках но сейчас выпускаю:
интересно ты сможешь уплыть или пойдешь ко дну?
*
воду очистили от разных примесей
прохлорировали, пустили по кранам
..................................
ни один фильтр не выследит мои мысли -
каждый день умывайся моими словами!