Она всесильна,
но так слаба,
когда разбивается сердце,
я на нее смотрю свысока,
а надо бы - с места.

Люди о ней говорят, что она -
чудо, что послано Богом,
но посылает ли Бог чудеса
тем, кто отрекся от Бога?

Я не считаю прожитых лет,
с точки зрения вечности,
жизнь человека -
всего лишь
миг.

Она же -
залог бессмертия.

Батя приказал становиться взрослей.
Чаще курить. Целоваться реже.
Прибавить к зарплате пару нулей.
Жить одному. Перестать быть нежным.

Не ныть. Не блевать после пятой.
Научиться бабам расстёгивать лифчик.
Жениться. Жене подарить вибратор.
Считать любовь самой вредной привычкой.

Батя приказал становиться взрослей.
Вместо Ремарка читать "Комсомолку".
Учить ПДД. Забыть Сашу Грэй.
Нормально одеться. Спрятать наколку.

Слушать Трофима вместо панк-рока.
Деньги любить. Ненавидеть людей.
Быть верным жене. Ходить на работу.
Чаще спать. Казаться умней.

Реже страдать. Удалиться в контакте.
Завести гемморой, детей и машину.
По субботам жене дарить новое платье.
Стать
взрослым
примерным
нормальным
мужчиной.

Бывают дни: не пишется ни строчки.
Не топит солнце в сердце лёд.
И я давно дошла до точки
С тем, кто в лицо мне
Смело
Врёт.

В нелюбимом бесит каждый жест
Он не так застегивает куртку
Он всегда ужасно мерзко ест
(Я уже молчу про шутки).

В нелюбимых раздражает всё
Запах, интонация, контакт,
Если не любимое лицо —
То ничто не скрасит этот факт.

Самые красивые глаза
кажутся пустыми, раздражают
Самые приятные слова
Ничего в тебе не пробуждают.

Он не так кладёт ключи в карман
Он не так вдыхает сигарету
На четвёртый и шестой стакан
Даже тыкву можно превратить в карету.

Только нелюбимый человек
Делает всё глупо и не так,
Если чувства не было и нет
Он буквально дышит невпопад.

Ты не можешь объяснить за что,
Очевидных минусов и нет
Просто всё не так и все не то,
Если — нелюбимый человек.

Мимика, привычки, резкий всплеск
Много курит, может опоздать —
В нелюбимых — это лишний крест
А в любимых — повод обожать.

выходи,
я стою у подъезда
и курю уже третью подряд.

я устал,
если честно,
пиздец как,

целый час на морозе стоять.

выходи.
выходи.
выходи.

выходи,
на просторах России,
в колыбели земной мерзлоты,

зимы
мерзки,
но дико красивы,

но, конечно, красивее – ты.

выходи.
выходи.
выходи.

выходи,
за окном минус двадцать,
и на голову падает снег.

выходи,
я уже заебался.

я замёрз, меня нужно согреть.

выходи.
выходи.
выходи.

выходи,
холода и метели
издеваются вновь надо мной.

эти зимы совсем охуели,

как и ты.

я потопал домой.

я придумаю новый язык,
буквы,
разделительные знаки

я насквозь изучу
глаза голубой собаки

заточу писательский штык
и пойду воевать
за любые цвета и цветы

я придумаю новый язык,
чтоб в нем можно было рифмовать

я и ты

я и ты

мой девиз — дожить до апреля, а там недалеко до мая,
перестать реветь, стать сдержанней и сильней.

и, оглядываясь назад,
всё отчетливей понимаю —

ты, конечно, меня любил
только с частицей "не".

а ведь ты и не знаешь, как смерть мне поёт свои партитуры.
в этом городе разлеталось наглое вороньё.
я прибегаю к врачам, восклицая:

"боже, выпишите микстуру,
чтобы больше не думать,
не говорить
не писать
о нём".

я удаляю все, что случайно могло о тебе напомнить.
всему наступает конец, и не то чтобы это грустно,
просто я без тебя засыпаю в разы спокойней —

я вообще разучилась что-либо чувствовать.

я не больна, просто голос слегка простуженный.
входит в норму избавляться от привязанности к людям и вещам.

знаешь,
мне от тебя ничегошеньки,
ничего
не нужно,

лишь прошу — никогда меня больше не навещай.

вот же она — взаимность, забывать того, кто от тебя ушёл.
мой путь освещают звезды над головой и городские огни.
и теперь на твоё сухое: "все ли с тобой хорошо?"

я отвечу:

– да, только больше,
пожалуйста,
не звони.

- Я был влюблен в нее бешено.
- Она знала?
- Знала. Но у нее был другой молодой человек. Я всегда перед тем, как идти домой спать, Останавливался в темном дворе и смотрел на ее окно. И видел, как она там обнималась с этим молодым человеком. Ревновал жутко, но ничего не мог сделать. Но зато напротив ее окна была Футбольная Площадка. Не могу сказать, что я хороший футболист. Но когда она смотрела, я играл, как Пеле! И кричал: «Дайте мне мячик! Я ударю! Вот он я, здесь!» и бил. А когда она исчезала в окне, у меня ноги не ходили! Вот что такое любовь.

смотри, мой свет, как я умею:
и понимать, и принимать,
и слушать эту ахинею,
и отправлять тебя в кровать,
и улыбаться так нелепо,
и льнуть щекой к твоей щеке.
и быть с тобою рядом где-то.

сейчас и здесь
(читай)
нигде.

завтра рано вставать, но сегодня ложиться поздно.

за весь вечер друг другом никто из нас не был познан.
я уйду покурить, безразлично пожав плечами,
ты одевшись, поставишь на пламя холодный чайник.
мы друг к другу остыли, как в кружке противный кофе.
не словить, не поймать нас на вскользь обронённом слове,
я не клялся в любви, да и ты промолчала вечер.
равнодушие двух никакой алкоголь не лечит.
мы посмотрим в глаза друг другу, но взгляд потухший.
ты скучнейшим рассказом присядешь ко мне на уши,
притвориться, что интересно, я не сумею.
солнца луч заползёт на кухню голодным змеем,
облака разбегутся по небу собачьей сворой,
у подъезда причалит такси как карета скорой.
у двери показушно прижмёмся как можно ближе.

— я тебе напишу.
— или я.

но мы не напишем.

представляешь, мир без тебя вполне себе выносим.
шрамов не сосчитать, но, наверное, я их заслужила.
хочется, чтобы ты был счастлив и горячо любим,

но мне жутко представить нас
разлюбившими и чужими.

представляешь, я живу без твоих ладоней, и мне нормально,
в предынфарктное сердце теперь не впиваются злые иглы,
а писать о тебе стихи — не более чем формальность.

одиночество, возведённое в абсолют —
всё, чего я достигла.

представляешь, я не совру, если скажу, что всё хорошо.
звезды по прежнему освещают мой третий Рим.
нет, этот мир ни капельки не разрушился, когда ты ушёл,

разве что рухнул тот,
что находится
у меня внутри.

и спасибо тебе за то, что из всех имён, в голове лишь твоё имя,
после тебя вообще сложно вспомнить другие лица и имена.

у меня все нормально, я даже смеюсь с другими,
только каждая песня Земфиры

мне всегда о тебе будет напоминать.

свинцом наливаются тучи, остыла земная твердь. в такую погоду лучше не сдаться и не сгореть в потоке воспоминаний, тревожащем твою грудь.
весь мир утонул в тумане. не дай себе утонуть.
свинцовыми стали тучи, наполненные водой. подумай, что ты везучий, ведь знаешь свой путь домой, где спрячешься от погоды и где разведёшь очаг.
...и слёзы из небосвода уже на твоих плечах.
спеши, не промокнуть дабы и дабы не заболеть.
подумай, какой ты храбрый, раз прожил всей жизни треть, пройдя через все преграды и встретив миллион проблем. поверь, здесь гордиться надо, ведь это дано не всем.
обрушилось небо резко на землю густым дождем.
смотри, сколько много блеска в глазах твоих, ведь в живом и крепком, здоровом теле нет места могильной мгле.
успей добежать скорее.

пожалуйста, не болей.

мы как смешные пугала в общем массиве улицы:
веселы и напуганы, ссоримся и целуемся,
в общем-то, небо светлое, даже когда закрытое,
и не нужны билеты нам, чтобы смотреть орбитами
в окна трамвая, поезда, трактора или спутника;
пусть в голове разрозненно – это почти что мультики,
это почти безумие, только пока осознанно.
мысль о благоразумии нами ещё не создана.

мы нестабильны бешено, как и погода в Питере,
мне бы язык подвешенный, честным бы на репите быть,
каждая чакра вскрытая пусть разразится искрами,
сердце совсем изрытое, но еще много выстоит.
столько дорог не пройдено, мало стихов написано,
целый мир — это родина, люди с большими мыслями
ждут, согревая чайники, где-то за загранпаспортом.
смысл теперь печалиться, если и так все пасмурно?

спать одному и не ждать гостей,
молча смотреть кино.
я словно вырос и стал как те,
кто смело делил на ноль.

выбросить мусор из всех углов,
даже диван-кровать
выставить в тамбур. и пару слов
на память не написать.

вещи собрать, запихнуть в портфель
(порванный ремешок).
после работы сидеть в кафе,
будто совсем большой.

и по привычке кого-то звать,
куда-то не приходить.
снова так смело делить на два
и множить всё на один.

не разъезжать по ночам в метро,
не прыгать с разбега вглубь.
к чёрту стереть от всех карт пароль —
вспомнится как-нибудь.

взвесить, замерить свой каждый шаг
и замереть в ночи.
где-то на полке часы спешат —
бросить туда ключи.

не узнавать, не желать найти
и лучше бы не жалеть.
всё, что копил у себя внутри
смело делить на треть.

не признаваться, держать лицо,
забыть про печаль и стыд.
сказки бывают с плохим концом,
если их пишешь ты.

медленно стынет твоя постель.
значит, теперь всегда
спать одному и не ждать гостей.
вообще ничего не ждать.

за стеклом очков есть двойное дно, а за ним — иллюзия дна тройного.

я хочу убить тебя лично, но —

почему-то
сам
воскрешаю снова.

у Кати горе
первой кате-гории,
её ладони тычут
слепые траек-тории
к его рубашке
(даже трижды
скрытая ирония).

она в шкафу висит на плечиках.

он с кем-то
часто стонет,
пожалуй, в уни-соне.
сказать бы:
"что ты, Катя?"
в случайном пере-звоне,

но знает, будет покалечена.

У Кати шторы
двига-ют на море,
во рту застряли
три комочка
годовалой соли.
пусть Катя небо режет
где-то серо-голу-бое.

и пусть никто его не вышьет.

а он простак
вполне себе спо-коен,
в нас заживает
часто даже
где-то ноже-вое,
и чтоб хоть раз она уснула
без привычной боли,

он отправляет ей: «будь тише».

это будто бы кровь из носа —
въедливый вкус во рту.
помнится, что-то важное нёс, но
выронил где-то тут.

долго хранил, собирал по каплям,
только разжал кулак —
и утекло, не вернуть обратно
больше уже никак.

крепко держал и глядел под ноги,
складывал в пенопласт.
был очень трепетным, очень строгим,
чтоб уберечь хоть раз.

важное выпало из кармана,
выпачкалось в грязи.
важного вдруг навсегда не стало,
я не успел спасти.

я его прочно вязал верёвкой,
"хрупкое" — клеил знак.
что-то разбилось и всё в осколках —
только разжал кулак.

важное грело мои ладони,
грело моё нутро.

важное если хоть раз уронишь —
больше уже не тронь.

это будто бы кровь из носа —
кажется, будет шрам.

помнится, что-то важное нёс, но
выбросил
где-то
там.

у меня к тебе адреналин вместе с чувством жажды.
ты как речка, в которую всё-таки входишь дважды.
как швы наспех, которые сразу же отпоролись.

заходи поскорее,
не стой уже на пороге.

ты – момент, где должно по сценарию что-то щёлкнуть.
обнаглевший муссон рвётся настежь раскрыть все окна.
от «мне правда пора» до «останусь ещё на часик».

у тебя ко мне юность,
ты жёстко по ней
скучаешь.

всё идёт по наклонной, всё катится снежным комом.
не придумывай план – к десяти уже будешь дома.

пахнет летом,
твоими духами,
остывшей пиццей.

ты как речка – поплыть или попросту утопиться.

на руках засыпает память.
потревожить нельзя.
никак.

ожидание — это знамя боголюбца и дурака.

я второй, раз вжимаюсь в роли, превращаясь из мысли в тень. наспех слепленный грубый голем не помыслит о красоте. я тревожусь и лихоражусь, хороводы кружатся бед, ведь стихи мои не расскажут в полной мере да о тебе.

воздух полон тоски и гари. ты ушёл — это мой недуг.

ожидание убивает,
потому я так верно жду.

поезд москва-петербург.
я уместился на верхней полке.
во мне бутылка вина,
на мне чужая футболка.

я знал, что приснишься ты.
я и не ждал другого.
но это в последний раз
и только до полвторого.

а после пусть снятся лисицы
и лисы, я глажу им мех.
они говорят: “ты помнишь,
ты думал — она лучше всех”.

в билете ни слова об этом,
а мне бы хотелось знать,
в каких поездах ты снишься —
чтобы на них не спать.