какая вам разница с кем я, простите, сплю?
с кем готова хоть к морю, хоть в пропасть,
хоть к алтарю
с кем становится нужным каждый закатрассвет
и на ком сходится клином весь белый свет?
да и кто дал вам право - лезть без спроса в чужую жизнь?
в идеале - в душу не суйте нос
ну действительно, сколько можно: "А ты с ним спишь?"
для особо назойливых:
"Разве с ним уснешь?"
Здравствуйте,бессонные ночи
И я в пижаме и поздно очень
Лежу в кровати,среди мусора
И я устала претворяться,что не простужена.
С сарказмом допивая чай
я ставлю будильник не
ровно,а без пятнадцати
С шумом ложкой стуча
Я скажу что-то без значимости.
Это неправильный баритон взят в голосе
И не нужно выть на луну.
Имей немного гордости
И злости в такой среде
Не помешало бы
Я устала уже говорить о том какие здесь интервалы
И не кричи так громко по ревности
И не ищи меня в глазах страсти ты
Слишком по разному у нас с тобой интервалы
Слишком по разному мы с тобой развиты.
если кофе – тогда лате (это крайний случай),
и пойдем бродить в лабиринты чужих дворов.
что до будущего – я тебе расскажу покруче
любых таро.
мы не просто не разминемся – мы станем ближе,
прорастем друг в друга корнями еще тесней.
мы научимся плавать, кататься на горных лыжах,
летать во сне.
мы привыкнем вместе радоваться простому
и синхронно из зоны покрытия пропадать;
мы поедем путешествовать автостопом
по городам.
будем пить текилу на крышах многоэтажек,
песни петь под гитару в палаточных городках,
приручим воздушный шар и взлетим бесстрашно
за облака.
мы научимся ссориться громко, мириться жарко
и друг друга начнем с полушепота понимать,
будем гаснуть и вспыхивать резко, как зажигалки,
сходить с ума.
потрясающе, да? жаль, сбывается крайне редко.
я, пожалуй, внесу это в список своих причуд.
нет, никто ни в кого не влюблялся. расслабься, детка.
я так шучу.
Я вас любил! Писал стихи! (Какой там Пушкин)
Я беспрерывно изводил себя творя.
А вы за водкой с некрасивою подружкой...
Кумир ваш, бахус, поэтично говоря...
Я вас хотел задаривать цветами,
Надеть кольцо, повесить клипсы якоря...
Но вы бухали на подъезде с мужиками,
Ну, выпивали, поэтично говоря...
Я в ресторане вас хотел кормить обедом,
Подать вина и запеченного угря...
Но вы еблись в подъезде пьяная с соседом
Любили страстно... поэтично говоря
Я вас хотел за город вывезти, в малинник!
Чтоб губы млели, соком ягодным горя...
Но вы сосали #уй! Падонку за полтинник
За хлеб трудились... поэтично говоря
Я не хотел от вас ни секса, ни минета
Я о духовном грезил, рифмами соря
Я разлюбил вас, не снесла душа поэта...
Идите на#уй! Поэтично говоря!!!
- Друг мой, Мастер, скажи,
Почему наша жизнь
Будет смертью однажды разбита?
- Этот мир обречен,
Не жалей ни о чем,
И цени каждый миг, Маргарита.
- Друг мой, Мастер, тогда
Обещай, - никогда,
Никогда не разжать мою руку.
- Я бы мог обещать,
Но смогу ль удержать?
Эта полночь сулит нам разлуку.
- Мы с тобой заодно.
Может, вместе - в окно,
Прямо к небу, кружить до зари там?
- Отпускаю, лети.
Я останусь, прости.
Место мне на Земле, Маргарита…
я вспоминаю тебя только при норд-норд-весте,
когда в воздухе столько же
электричества, сколько бывало в нас,
когда вместе.
но ветер меняется. чайки бьют
крыльями о трепещущий воздух,
застывая в изломанных до
предела позах в небе
и на фоне истоптанного
асфальта.
извольте досмотреть до финала сальто,
широко закрывая глаза, открывая двери.
мы как дикие звери, веря в Бога,
Богу не верим.
как и в любых расставаниях, все эти
чёртовы расстояния
мне останутся.
в пустой комнате полуслепой странницей
не находить себе места,
читая наощупь стихи- писанному верить.
Барабанит ли дождь по крыше,
Или снег заметает будни, —
Кто-то любит тебя. Неслышно,
Незаметно, но все же любит.
Нервно курит, не спит ночами
И… себя беспощадно губит.
Кто-то любит тебя. Печально,
Безнадежно почти. Но любит.
Иногда, если крепко вмажет,
Он другую целует в губы.
Только любит тебя… Все также.
Или даже сильнее. Любит.
Жить тобою он долго будет…
И смирится с судьбой однажды.
Но пока еще любит, любит…
Кто-то любит… А кто, — не важно.
Я войду в твою спальню во сне, еле слышно
по небесной поляне невиданных ягод,
босиком, с лепестками заснеженной вишни
на плечах, в волосах, и останусь. Не на год,
не на два. Я останусь с тобою, капризы
исполнять до последнего страстного вздоха,
растворяться в тебе, и дождём по карнизу
разлетаться внезапно сердечками-крохами.
Я останусь с тобой, изощрённо-красивой,
рисовать вензеля на поверхности бёдер...
Ты - расслабься, я - здесь, я - с тобою, счастливым,
и безумно-влюблённым. Назло непогоде
я останусь, столкнув два придуманных мира,
тех, что мы понарошку с тобой проживали.
Я смешаю в один, я рвану дезертиром
в твой, единственный и настоящий. Едва ли
пожалею о том, бесполезно-нелепом,
там, где мы расплавляли друг друга словами.
Перевёрнут мой мир и дрожание неба -
в глубине твоих глаз, в самом их основании.
Осязаю тебя, нагулявшись по сказкам,
отдаваясь до капли, реально: напьёшься,
одурев от любви, до бессилья, до спазма...
И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, - я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, не бросай меня одного взрослеть, это хуже ада. Я играю блюз и ношу серьгу, я не знаю, что для тебя смогу, но мне гнусно быть у тебя в долгу, да и ты не рада».
Говорит ей: «Я никого не звал, у меня есть сцена и есть вокзал, но теперь я видел и осязал самый свет, похоже. У меня в гитарном чехле пятак, я не сплю без приступов и атак, а ты поглядишь на меня вот так, и вскипает кожа.
Я был мальчик, я беззаботно жил; я не тот, кто пашет до синих жил; я тебя, наверно, не заслужил, только кто арбитры. Ночевал у разных и был игрок, (и посмел ступить тебе на порог), и курю как дьявол, да все не впрок, только вкус селитры.
Через семь лет смрада и кабака я умру в лысеющего быка, в эти ляжки, пошлости и бока, поучать и охать. Но пока я жутко живой и твой, пахну дымом, солью, сырой листвой, Питер Пен, Иванушка, домовой, не отдай меня вдоль по той кривой, где тоска и похоть».
И она говорит ему: «И в лесу, у цыгана с узким кольцом в носу, я тебя от времени не спасу, мы его там встретим. Я умею верить и обнимать, только я не буду тебя, как мать, опекать, оправдывать, поднимать, я здесь не за этим.
Как все дети, росшие без отцов, мы хотим игрушек и леденцов, одеваться празднично, чтоб рубцов и не замечали. Только нет на свете того пути, где нам вечно нет еще двадцати, всего спросу — радовать и цвести, как всегда вначале.
Когда меркнет свет и приходит край, тебе нужен муж, а не мальчик Кай, отвыкай, хороший мой, отвыкай отступать, робея. Есть вокзал и сцена, а есть жилье, и судьба обычно берет свое и у тех, кто бегает от нее — только чуть грубее».
И стоят в молчанье, оглушены, этим новым качеством тишины, где все кучевые и то слышны, - ждут, не убегая. Как живые камни, стоят вдвоём, а за ними гаснет дверной проём, и земля в июле стоит своём, синяя, нагая.
Одно к одному — и серьгу потеряла,
И глупый кошак разодрал одеяло,
И дождик, и зонтик забыла в маршрутке,
И ты не звонишь мне четвертые сутки,
И боль не прошла, и латынь не дается,
И даже мартини не очень-то пьется,
И вечер встречает холодной постелью,
И ты не звонишь мне вторую неделю —
И вот, все из рук начинает валиться:
И кончились деньги, и мама в больнице,
И снова меня на работу не взяли,
И ты предлагаешь остаться друзьями…
Но все пустяки: и работа найдется,
И деньги найдутся, и мама вернется,
И лето начнется по полной программе,
И будет гораздо теплей вечерами.
Я выучу триста стихов на латыни,
Приму анальгин, растворенный в мартини,
И зонтик куплю, и зашью одеяло…
Обидно одно: что серьгу потеряла…
Он снова взялся за свои шутки, а Эмма заморозила на лице улыбку. Его убило бы, если бы она призналась, что за все время их знакомства ему удалось рассмешить ее, ну, может быть, два раза, причем один из двух раз это было, когда он упал с лестницы в подвале.
Оксана Робски. День счастья - завтра17-07-2012 02:13
Первый раз я растянула рот до ушей, когда у нас в летнем лагере птенец сдох. С тех пор все время улыбаюсь. Когда другие плачут.
Однажды я расставалась со своим бой-френдом. Он меня предал. И улыбалась во весь рот.
Хотя готова была рыдать. А он смотрел на мою улыбку и чувствовал себя ничтожеством. Думал, что мне — все равно. Если бы мне было хоть чуть-чуть больше все равно, я бы рыдала. И его самолюбие не было бы так задето. Он мне потом еще несколько лет звонил.