Рас — стояние: вёрсты, мили…

Нас рас — ставили, рас — садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.

Рас — стояние: вёрсты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это — сплав

Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили — рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов-

Заговорщиков: вёрсты, дали…
Не расстроили — растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.

Который уж, ну который — март?!
Разбили нас — как колоду карт!

Нет ничего абсурднее аксиомы, согласно которой путь к сердцу мужчины ведет через его желудок. Вкусы обычного мужчины до того примитивны, что он не отличит хорошую еду от плохой. Истинный путь к его сердцу лежит через его горло. Если бы женщины действительно знали свое женское дело, они давно бы забросили кулинарию и занялись пивоварением, винокурением и розливом спиртных напитков.

В подъезде она наспех составила краткий каталог поведенческих форм для сцены в дверях: если он откроет дверь в пижаме, она закричит. Если он откроет дверь в халате, она убежит. Если он откроет дверь голым, она закричит и убежит.

Вот вам простейший тест на влюбленность: если, проведя четыре пять часов без вашей любовницы, вы начинаете по ней скучать, значит, вы не влюблены – иначе десяти минут разлуки хватило бы, чтобы ваша жизнь стала абсолютно невыносимой.

Даже если вы из крови одной и стали,
и какие бы шрамы, рубцы и зазубрины не совпали,
и какую бы душу родную не видела в человеке -
никогда не желай быть счастливыми вместе навеки.

Не ходи по росе опасной, утренней, ранней,
Не проси ни о чем - вообще никаких желаний!
Говорят же вам, люди, - в эти сферы не лезьте.
Никогда не проси, чтоб остаться навеки вместе.

Потому что потом,
когда все это будет уже ни о чем,
обернешься - увидишь тень за своим плечом.

Потому что потом, когда будешь совсем одна,
вдруг поймешь, что вас двое, измученных полуночников.
Потому что, когда болит у него переломанная спина,
это отдается у тебя в позвоночнике.

Дело не в пессимизме и не в оптимизме, а в том, что у девяноста девяти из ста нет ума.

Я решил больше никогда не быть ни эгоистом, ни романтиком. Уверен, что стану отличным алкоголиком.

объяснил бы кто, Господи,
чего ради
ем тебя, задыхаясь, глазами бляди,
и сажусь на колени,
когда посадят,
и твой рот в моих мыслях;
в моей помаде.
мне бы деток бы, Господи,
малых-малых,
мне б уборку в субботу -
начать чтоб с зала,
мне бы мужа - любить чтоб
девятым валом,
и язык бы мне, Господи,
вместо жала.
а они всё целуют -
и всё без толку,
не сползает с принцессы
гримаса волка,
принц не видит невесты
за пьяной тёлкой.
нужно что-то менять.
да, обрежу чёлку.

.просто загадочный рыжий вихрь,
что прослыла неплохим поэтом.
просто любила она двоих
и не стеснялась сказать
об этом.

-

В сердце - четыре камеры: маме с папой, эта - любимому, эта - себе любимой,
а у меня пародия на гестапо, и не стучит - стреляет из карабина, мама - на месте,
папа давно в могиле, вычеркнула себя: послужные списки - это когда проплыл без потерь под килем, в узел скрутил огромного василиска; я - не добилась звания героини, просто плету интриги, стихи и нервы тем, кто на мне сидит как на героине, и принимает как есть меня внутривенно, очередная камера под завязку в кипах пока непроданных мною книжек,
это моя трясина: тепло и вязко, эй, посмотри, как я опускаюсь ниже.

Две одиночки - мальчикам, но не с пальчик, старше меня, но не всегда умнее, как им не жаль себя об меня испачкать, я пожимаю плечами и каменею. Я полигамна, будто бы амазонка, будь моя воля - я бы влюбилась в небо, только оно не любит, хохочет звонко, и не дает очистить ладошки снегом, может, полюбит, если я стану льдышкой, может, тогда я буду к нему причастна, только пока мне что-то живое дышит в волосы, я захлебываюсь от счастья.

Мне говорят, с кем-то одним расстанусь, это как русская, черт подери, рулетка, только прошу еще на последний танец - выступлю в роли смерти, закрою клетку. Плавали, знаем, задано, проходили, только совсем немножечко подкосило, помню, пустила в камеру крокодила, только сейчас я стала стократ красивей, там проживает новый, взрослей гораздо, белая-белая-белая гложет зависть - то, что он пишет, черт не полюбит разве, только я неприручённая оказалась. Слишком умён, узником быть не годен, кроме того, ему далеко за двадцать.

Зря я считалась смелой - снимите орден, мне не решиться даже поцеловаться, что уж там больше, воздух пропах металлом, это я так кольцо на руке натерла, вот бы случайный выстрел, исход летальный, пусть остывает тело и стынут свёрла, пусть озаряет солнце пустое сердце, камеры обезлюдевшие внезапно...только живая и - никуда не деться - снова коктейль любви выпиваю залпом, но никогда не выскажу слов заветных, только стихами вновь взбаламучу воду, только опять бояться, носиться ветром, и да получит каждый свою свободу.

Только я снова мерзну на остановке, слушаю на повторе, живу мгновеньем, в новой очаровательнейшей обновке выпишу эту исповедь, откровенье, но как всегда, выписываю рецепты, лекарь-калекарь, неразличимой вязью, все - что мне нужно - это одна зацепка, клякса чернил на свадебно белой бязи, чтобы распасться, чтобы расстаться с кем-то, выпустить в небо стайкой крылатых мыслей, и улетать за ними пустым пакетом, чтобы без надписи, чтобы как я - без смысла, без предрассудков и без приставки "недо" - ведь недотрогу не понимают люди. ..

Может, в тогда-нибудущем это небо всею лазурью берлинской меня полюбит.
Может, мне правда стоит глаза попроще? Мне бы пошел, как думаешь, нежный имидж? Только пока решусь, опустеет площадь, титры - дождем... ты меня не обнимешь.

она говорит

он не то, что бы должен быть очень богатым,
но иметь последние девайсы
узкие левайсы
и конечно же машину
не будем же мы ездить
этим маленьким, узким,
общественным бусом

и не то что бы
он должен обладать каким-то
особым умом или вкусом
но цитировать,как минимум, полозкову
и конечно, не голосовать за путинавову.

и она не знала, что они давно уже половинки,
когда друг у друга время спросили,
стоя под агитстендом.
оказывается,
ангелы носят рваные вранглеры
с секонд хенда
и состоят в "единой россии".

Оскома ноября. Пустые зеркала.
Зеленый стынет чай. Допей, а хочешь – вылей.
Последнюю листву съедает полумгла.
Пора перечитать “Собаку Баскервилей”.
На крыше легкий снег, на стеклах первый лед...
Заройся в теплый плед, замри женою Лота.
Держаться в стороне от торфяных болот
немыслимо, когда вокруг одни болота.
Как хочешь, так и дли неприбыльное шоу,
скукоженная тень в застиранном халате...
Сэр Генри, ты один. И Бэрримор ушел
к тому, кто меньше пьет и регулярней платит.
А скомканная жизнь летит, в глазах рябя.
И красок больше нет, и век уже недолог,
да сети, как паук, плетет вокруг тебя
свихнувшийся сосед, зловещий энтомолог:
он фосфором своих покрасил пуделей,
чтоб выглядели те чудовищно и люто.
Покоя больше нет. Гулять среди аллей
рискованнее, чем с небес – без парашюта.
Ты весь скурил табак. Ты рад любым вестям,
но телефон молчит. Часы пробили восемь...

На полке Конан-Дойл. Метафоры – к чертям.
На свете смерти нет. Но есть тоска и осень.

Отрывается плоть от плоти –
Внутриклеточно, каждый час.
Вы легко без меня живете,
Я легко отпускаю вас –
Или приступ сезонной лени,
Или мертвое не болит…
Лобачевский, конечно, гений,
Только прав все равно Евклид.
Так давайте не ждать ответа,
Не стучаться в чужие сны,
Мы на двух полюсах планеты,
Мы на разных концах весны.
Это больше не поле боя –
Наша мирная не - война,
Кредо каждого: "Бог с тобою"...
Бог - с тобою... А я - одна

Почему есть зима без снега и снег без нас?
Почему по ночам быстрей остывает чай?
Почему я не верю больше стихам и снам,
почему я кричу, когда я хочу молчать?
Почему между нами не было ничего,
что могло бы нас заполнить и удержать?
Почему я бегу от этого каждый год,
почему меня заносит на виражах?
Почему с одним безумно и хорошо,
а другие мной любимы издалека?
Почему никто до сих пор меня не нашел?
Почему никто до сих пор меня не искал?

Когда-нибудь станет достаточно теплого чая, любимого фильма и прочей родной чепухи.
Но это потом, а сейчас... я безумно скучаю. Спасибо за то, что мои не читаешь стихи.

когда придет октябрь, уходи
по сторонам бессмысленно гляди
кого угодно можешь целовать
обманывать, грубить и блядовать
до омерзенья, до безумья пить.

но в октябре не начинай любить.

Обнимайтесь.
Пока есть ответные руки.
Когда не нужны лишние звуки.
Обнимайтесь.
Пока способны дарить тепло.
Как перед водопадом плот.
Обнимайтесь.
Каждая секунда - последняя.
Кожа бывает и душевно бледной.
Обнимайтесь.
Будьте друг другу пледом.
И самым дорогим в руках конвертом.

Обнимайтесь!

куда мне деть твое «прости»?
повесить в рамку над кроватью,
носить под стильным черным платьем,
или оставить взаперти?

куда мне деть твое «прости»?
вливать по букве в рюмку с водкой,
убить чугунной сковородкой,
или развеять с конфетти?

куда мне деть твое «прости»?
добавить в новый гель для душа,
подать под соусом на ужин,
или в косички заплести?

куда мне деть твое «прости»?
тушить десятой сигаретой,
вложить в вечерние сюжеты,
или потомкам донести?

куда мне деть твое «прости»?
свернуть конвертом аккуратно,
сазлить по чашкам в аппаратной,
или в святыню возвести?

куда, куда его нести?
«прости» - твой гимн, и жизнь, и кредо,
и упование победой
прости, но нам не по пути.

Я опять до утра не сплю, пялюсь в старенький монитор - там Вы любите сыр Дор-блю и торопитесь на метро, там у Вас все не ровен час, да Вам, в общем-то, все равно, город кружится возле Вас, словно шарик из казино. Иногда мне приходят дни – в паре фото и в двух словах. Пролетайте, Экзюпери, не запутайтесь в облаках. Маяки – это только знак капитану и кораблю. Согласитесь, такой пустяк, если я по ночам не сплю…

-1-
В прелюдии –
Плюну.
Прилюдно.

-2-
А впрочем,
И нечем.
Во рту катаклизмы,
В уме – мыслей клизмы –
Аминь.

-3-
По стенам,
Колено-приклонно.
По венам-
Тягучее «поздно!».
Парирую...
Перышком паря, поприща считаю.
Греюсь. На солнышке таю.
Поднявшись к вершинам,
Ниц, к коробочкам-машинам
Планирую.

-4-
На воздухе душном –
Все кучно да тучно
Печатей чьих-то следов.
Летунов-ходоков,
Покинувших кров?
Альков,
Сияя в каше звезд,
Как в стенке – гвоздь.
А гроздь, и гроздь, и еще дважды гроздь
Ему подобных – как яд
Цедят
Зависть и злость.

-5-
Под небом – плотный я.
Раскинув руки-ноги-душу…
Все в Явь-неЯвь играю,
Слышишь? Слушай…

-6-
Чу? Голос облаков,
И перекат стотонных водных масс.
В чреде из нас-не_нас
Никто не ясноглаз.
В хмели реальности проклятый час!
И битый век.
И проклятые годы.
Уроды!
Вы, крылатые, что молвили: «Живи, как человек!»
Я ненавижу, и плюясь, я проклинаю вас!
И в снежно-летней безпространственной ночи
Я гол и чист, и я свободен, вдали от вашей ангельской печи.

-7-
И тихо шепчут облака: «молчшшии…»
И тяжесть век, и ватность рук, и сна лиловые оковы
Затягивает все. И не сопротивляюсь. Тут кричи, иль не кричи…
А все одно. И вот уже стучат по мостовой подковы,
И конь встает внезапно на дыбы
И бьет копытом в грудь, ломая ребра…
И труп мой, падает… и под дождем зловонные грибы
Меня как пень прогнивший покрывают…
Но из-под пня - все так же я, но злая кобра,
Стремительно, молниеносно ,за конем,
Укус, и ржанье-всхлип… и яд из уст моих его окутал вечным сном.

-8-
Наутро – лед в уме,
И жар по телу.
Потело
Прело
Смрадно-переспело
На душе.
Toucher!

-9-
Ну вот он
Сон
Безумца летней ночью,
И опрокинутый на голову кувшин
Из черного, граненого стекла.
И стихла боль,
Вдоль
По позвоночнику стекла,
Ушла.
Оставила.
Один.

Да я ведь тебя отпустила ещё тогда, когда тебе только снились все твои
города, когда ты ведать не ведал и не гадал, где вспыхнет и где
отразится твоя звезда.
Пока ты молчал и только думал, куда и с кем, я потихоньку читала линии
на руке (с твоей ладони, мой свет, читается, как с листа...) И я тебе
рассказать могла бы ещё тогда
про все твои надежды и миражи, про все твои перекрёстки и виражи. Про каждый шаг. Про каждый камушек на пути.
Но я смолчала. И ты за это меня прости.
Ты шёл вслепую почти семь тысяч ночей и дней. И тёмные полосы были
светлых, увы, длинней. И, если ночь над тобой была будто смоль, черна,
то в этом есть, ну, конечно, есть и моя вина.
Мне нужно было стоять стеной за твоей спиной. Мне нужно было лететь
крылом над твоим плечом. Мне нужно было идти впереди на шаг, чтоб
встречный ветер не мог тебе помешать.
Чтоб тот, кто душою пуст, отводил от тебя глаза, чтоб горькое слово не в сердце твоё, а за...
А я всё надеялась – боги тебя хранят.
И ты – за это тоже – прости меня.
Но я никогда тебя не держала – лети-лети! Назад не смотри, о несбывшемся не грусти.
Ты был свободен – в выборе и в пути.
И я, быть может,
Твой выбор тоже
Должна простить