Ты вселяешь надежду.
Ты мудрее людей.
Ты находишься между
Темно-синих морей.

Ты мерзлее Сибири
И теплее, чем Крым.
Ты иллюзия силе
И ее господин.

Улетаешь - известность.
Прилетаешь - секрет.
Ты поэт - это вечность.
Ты любовь - это свет.

На бесконечной улице ни звука.
Я спотыкаюсь, падаю впотьмах,
и поднимаюсь, и топчу вслепую
сухие листья и немые камни,
и кто-то за спиной их топчет тоже:
замру — замрет и он, прибавлю шагу —
он тоже. Озираюсь — ни души.
Вокруг темно и выхода не видно,
нет никого, и я кружу, кружу,
а закоулки вновь меня выводят
на улицу, где я крадусь за кем-то,
кто падает впотьмах и, поднимаясь,
глядит в меня и шепчет: «Ни души…»

Дышать мечтою небывалой
Наперекор судьбе слепой,
Сгорать от внутреннего жара,
Шагать нехоженой тропой,
Любить до боли, до надлома,
Любить всегда, любить везде,
Любить всем сердцем, что влекомо
К недосягаемой звезде:
Дерзанье
Вот мое призванье.
И что значат все мои беды,
Все удачи мои,
Пораженья, победы,
Если искра дерзанья в крови
Зажигает зарницы,
Если душу свою
Я готов заложить за крупицу
Неподдельной любви.
И пускай никогда моим грезам не сбыться,
Я вовек не устану шагать напрямик:
Я из тех горемык,
Что, дотла догорев, продолжают светиться,
Продолжают лучиться всегда и везде,
Чтоб хотя бы ползком дотащиться, пробиться
К недоступной и непостижимой звезде

Такое ощущение, что наши с тобой отношения строили таджики.

Я маму мою обидел,
Теперь никогда – никогда
Из дома вместе не выйдем,
Не сходим с ней никуда.

Она в окно не помашет,
И я ей не помашу,
Она ничего не расскажет,
И я ей не расскажу…

Возьму я мешок за плечи,
Я хлеба кусок найду,
Найду я палку покрепче,
Уйду я, уйду в тайгу!

Я буду ходить по следу,
Я буду искать руду,
И через бурную реку
Строить мосты пойду!

И буду я главный начальник,
И буду я с бородой,
И буду всегда печальный
И молчаливый такой…

И вот будет вечер зимний,
И вот пройдёт много лет,
И вот в самолёт реактивный
Мама возьмёт билет.

И в день моего рожденья
Тот самолёт прилетит,
И выйдет оттуда мама,
И мама меня простит.

Мне неважно, сколько их будет меня читать:
Миллион, 8 тысяч или же 25.
Основным остается то, чтобы до седин
Меня слушать и верить в меня мог лишь ты один.

Мне неважно, сколько их скажет, что я слаба,
Только ты не забудь мне челку сдувать со лба.
И подолгу ты не держи меня взаперти -
Помогай идти.

Мне плевать на косые взгляды и на галдеж,
Просто ты не забудь, как вначале кидало в дрожь.
И когда я однажды свалюсь - сил не хватит встать,
Обещай, что не станешь тогда ты меня бросать.

Я сильна до тех пор, пока я такой кажусь,
Но ты рядом идешь, и поэтому я держусь.
Основным остается то, чтобы до седин
Меня слушать и верить в меня мог лишь ты один.

И сколько б мы не грезили ночами,
И как бы мы друг друга не хотели,
Из искры, что порхнула между нами,
Рождается не пламя, а метели.

Не важно, сколько будет междустрочий,
Судьбой давно размыты акварели,
И как бы не старались, между прочим,
Мы не проснёмся на одной постели.

Всё просто, от конца и до начала:
Ведь, словно корабли, минуя мели,
Причалим… каждый к своему причалу,
По жизни мы – всего лишь параллели.

Я всегда остаюсь его,
даже в чьих-то чужих объятьях,
для него выбираю бельё,
для него надеваю платье.

Даже если рукой чужой
его снимет другой мужчина,
я же помню свою любовь,
это, словно, неизлечимо.

«Моя девочка, всё забудь!"-
тихо скажет подруга в ухо,
«Просто снова свободной будь,
нет огня, всё давно потухло».

Понимаю, но нету сил,
Ни забыть, ни другого в губы,
кто однажды любовь вкусил,
непременно её вернул бы.

Нет, не алкоголь сегодня губит.
Губит человека человек.
И не важно любят нас, не любят.
Постоянно сыпят в душу снег.

Нет, не сигареты нынче душат.
И не наркомания, увы.
Душат те, с кем не поделен ужин,
Те, кто посещают наши сны.

Те, о ком мечтаем вечерами.
Те, кому желаем позвонить.
Эти чувства не сказать словами,
Да и вряд ли нужно говорить.

Те, кто никогда нас не разбудит.
Но о ком мечтаем целый век.
Нет, не алкоголь сегодня губит.
Губит человека человек.

я приеду однажды под вечер.
позвоню
и поправлю пальто.

как же хочется этой встречи,
мой любимый, родной

никто.

я тебя, мягко говоря, ревную.
я тебя, честно говоря, люблю.

- положим, ты женат, ты любишь жену, но ты увлекся другою женщиной...
- извини, но я решительно не понимаю этого, как бы... все равно как не понимаю, как бы я теперь, наевшись, тут же пошел мимо калачной и украл бы калач.

мир опускает плечи.
ёжатся города.

звездная бесконечность.
праздная суета.

если считать условно,
сутки сложив в года,

ты не приходишь ровно
тысячу никогда.

это случается, когда с неба
начинают падать мертвые птицы,
асфальт начинает трескаться, газом сочиться
ломаются дома,
поднимается тьма все выше и выше,
вот тогда-то становится видно, как они сидят высоко на крыше
полуразрушенного дома
и пьют из термоса чай,
и рядом, горящая, как свеча,
падает птица.

слушай, говорит она,
а ведь с нами ничего не случится?
Ну, говорит, ведь с нами ничего и не может?
Он гладит ее по холодной и влажной коже,
говорит: ничего.
ничего, ничего.
горизонт ударяет волной лучевой.
правда, говорит она, мы так и будем - последние дети
на этом потерявшемся свете?
правда, даже когда закончатся все,
мы будем сидеть на крыше, в этой световой полосе,
и все будет хорошо,
пока не кончится чай?

оседает пепел у нее на плечах.

а она совсем не плачет,
глядит незряче,
четырнадцатая осень стала такой горячей,
и она на него все косится, и взгляд у нее щенячий.

он говорит ей - не бойся и не скучай,
вот сейчас мы допьем этот теплый чай,
а потом - дорога в огне расступится, и мы с тобою пойдем,
за калиновый мост, за серебряный водоем,
за далекие звезды, что посверкивают глазасто -
прямо в небесное царство.

Разве объяснишь, почему люди, не умеющие плавать, бросаются с моста за утопающим?

Он вышел из прошлого в сером пальто.
Он знал, что за ним увязалось Ничто,
Как пес одинокий и старый,
Отставший от стаи.
По улицам шумным весь вечер бродя,
Он видел на лицах остатки дождя,
В толпе растворялся, как капля,
Статист незаметный в спектакле.
А время читало судьбу по слогам,
Вплетая свое бормотание в гам
Весною отравленных улиц,
Где мы навсегда разминулись.
И в зеркале темном витрины пустой
Старик разглядел, как Ничто за спиной
Смотрело в глаза по-собачьи:
Казалось, вот-вот - и заплачет.

если думаешь, мне всё равно — ты чертовски прав,
ничего не меняет ни боль, ни её лекарства.
горизонт из песка, из камней, из воды, из трав
остаётся всегда только линией, не пространством,

каждый шаг — просто шаг, просто грань, но не космос, так
я тобой наполняю себя, но не видно края,
будь ты трижды жесток, я сдающийся белый флаг,
ничего не меняется,
я себя — не меняю,

не черствею — лишь злюсь, не смягчаюсь — куда ещё?
всё проходит навылет, судьбы не задев, ни ранив,
и во мне всё по-прежнему — плавится и течёт,
ты бессилен пред этой горящей, кипящей лавой.

сотни лет пролетят, сотни слов растворятся, пыль
нарисует на спинах моря, города и скалы.
мне всегда всё равно — ненавидел ли ты, любил,
мне достаточно знать, что меня это не сломало.

на карте собственная столица. в кармане джинсов звенят ключи.
твой город помнит родные лица,
и послевкусие алычи.

и загорелые щёки наши, и то, как сумерки брали в плен.
и то, что не было места краше,
чем ночевать у твоих колен.

и запах моря, что был незримым, но верным спутником наших встреч.
и то, какие здесь были зимы.
что не спасал ни камин, ни печь.

и то, как лето слыло пожаром, а осень пахла листвой и мхом.

на этом я и запнусь, пожалуй…

please, let me be your
another
home.

Научиться вставать раньше. зеркалам улыбаться чаще.
И все то, что сейчас важно, не откладывать в долгий ящик.
И самой принимать решенья, и на завтраки есть каши,
И заматывать в шарф шею, чтоб потом не лечить кашель.

Не растрачивать понапрасну ни усилий, ни слов, ни денег,
И довольствоваться прекрасно парой туфель и парой серег.
Не писать вдохновенных строчек позабывшим и равнодушным.
Наконец-то расставить точки. навсегда. не тревожить душу.

Научиться ценить время, не опаздывая на встречи.
Проводить вечера с теми, кто молчанием боль лечит.
Возвращаться не слишком поздно и, волнуясь, слова не комкать,
И, считая ночные звезды, научиться тебя не помнить.

И, простившись с тоской щемящей, думать только лишь о хорошем.
Жить сегодняшним, настоящим, а не будущим и не прошлым.
О сомненьях забыть вовсе, будто в шоу про «до»/«после»,
И с улыбкой встречать осень. и казаться совсем взрослой.

Научиться вставать раньше. научиться дышать чаще.
И по-новому жить дальше. понимая, что вот – счастье.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок,
Нарисуй на бумаге простой кружок,
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него, а потом сотри.
Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
Как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.
Я твердил итал,что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что устав от поднятой веком пыли,
Русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь и уже не буду.
Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что всходя на конус,
Вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою. Порой отплюнусь.
Моя песня была лишена мотива.
Но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
Своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна. За окном как скорый,
Море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
Свои лучшие мысли, и дням грядущим
Я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.