Вы извините, я буду какое-то время постить стихи Саши, уж больно они меня трогают. Не могу не утащить себе и не поделиться с вами.
Кому не нравится, извиняйте 
 
=============================================
Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, 
глаза как сталь, тело, осанка, манеры — что ты, 
впору сниматься у Риффеншталь.
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис,
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is.
Но каждую ночь 
из тумана глядя 
черными дырами мертвых глаз
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом.
Был приказ –
Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. 
И вот, Отто с улыбкой "йедем дас зайне" 
пойманных русских к допросу ждет.
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока.
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, 
в глазах тоска.
Делу, увы, не помочь слезами. 
Слышно – солдаты копают рвы. 
Отто вздыхает "Jedem das seine". 
Милая фройлян, мне жаль, увы.
Вдруг исчезает тоска во взгляде, 
зал погрузился на миг во тьму. 
Прыгнув, на Отто повисла Надя, 
в ухо гадюкой шипит ему:
"Что, офицер, не боишься мести? 
Нынче я стану твоей судьбой. 
Мы теперь будем цузаммен, вместе. 
Слышишь? Отныне навек с тобой."
Надю за волосы тащат к вязу, 
в бабушкин, с детства знакомый, двор,
Где ожидает, к суку привязан,
быстрый веревочный приговор.
"Шнапсу бы... Водки бы... Не иначе – 
рюмку с товарищем вечерком". 
Отто стирает рукой дрожащей 
Надину кровь со щеки платком. 
Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. 
Опять в ночи
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, 
а он молчит. 
Наденька шепчет "Jedem das seine!". 
Отто хрипит, воздух ловит ртом.
Дойче овчарка глядит на хозяина, 
длинным виляет, скуля, хвостом. 
Был же приказ и была задача... Йедем дас зайне. 
В окне рассвет 
Надя уходит. А Отто плачет
Семьдесят долгих кошмарных лет.
© Саша Кладбище
 [590x562]
 [590x562]