Кровь на платье мое багровИтся.
Багровится на платье белое.
Я пытаюсь ее напиться
Крови собственной. Что ж я делаю?
Если вены кроить умело,
Не заштопаешь душу в тело.
Мне бы вылизать платье белое!
Боже чертовый! Что я сделала?
Что-то кровь моя пересОлена,
Видно часто без слез рыдала…
Губы жадно припали к руке. Она
Всю по платью жизнь расплескала.
Не зови врача. Врач – от слова «врать».
Он соврет, что я уже мертвая.
Ну а я пока всем живым под стать.
Хоть улыбка Хороном стертая.
Багровится кровь, но стирать не смей
Мое платье – мечту вампирскую.
Уходи к другой. Ты же полз за ней,
Целовал ей грудь сатанинскую.
А меня оставь для других забав,
Пусть зеваки мной полюбуются.
Пусть подумают, что лежу, устав,
Грязной девкой на грязной улице…
Ну... Вот я и вернулась. Приветик всем! Моя жизнь изменилась на 200 процентов из 100 возможных! Но теперь я снова здесь с вами, мои милые друзья! Ура!!!
То ли пригрезилось, то ли пригрОзилось,
То ли вообще пригрозИлось...
Только к подошвам моим принавозилось
Время. И долго возилось
То ли со мной, то ль по склизким дорогам...
И становилось дороже.
Я за него предлагала немного
И упустила... О, боже!
Время отлипло. Оно убежало.
Время сказало: «Не время».
Я не стенала. Стонала. Но мало.
Я в повседневности всеми
Брошена в будничность и в безминутность.
Только в виске что-то больно
Тикает... Я не пойду на беспутность,
Хоть мне и сказано: «Вольно!»
Время... Оно потеряло начало,
Глупо планету вращая.
Время ушло от меня и пропало.
Может, успеем по чаю?
Две пули назад я любила людей,
Теперь мне секунда — за сотни столетий.
Две пули, как сотни горячих гвоздей
Вошли ко мне в грудь, как по маслу. Жалеть ли?
Две пули назад этот яркий мирок
Смеялся и пел, но бездарно, фальшиво.
Две пули, как будто начинка в пирог
Вошли и остались. Я видела: криво
В тот миг миг улыбнулся везунчик-стрелок,
Но есть для него и веревка и мыло.
Они для него — тот последний порог.
Две пули назад я убийцу любила...
Я не ангел и почти не черт.
Нет во мне ни доблести, ни зла.
Сердце догорело...
И зола по моим артериям течет.
В душу больше не стучат дожди.
Не кори того, чей разум глух.
Он уже давно во мне потух.
Перемены к лучшему не жди.
Не надейся побороть Закат,
Безотрывно смотрит он во след
Мне и нагоняет. Рядом Бред -
Мой любимец, взятый напрокат.
Ну куда мне без него лететь,
Славить и казнить минуты, дни?
Но когда мы с ним совсем одни -
Понимаю — не по рыбе сеть.
Знать, придется «рыбку» отпустить.
Бред, моя надежда, ты куда?
Если мне по небу не парить
И в аду не тлеть, то что тогда?
Вечно на Земле? Избавь, Господь!
Кануть в пустоту? Охоты нет.
Кто я? Может быть, такой же бред,
Только облаченный в чью-то плоть...
Я не стану просить того,
Для кого смогла стать непрошеной...
Только дай мне свое «ничего»
И мое «все в тебе», хороший мой.
Или, может, уже не мой,
И не свой, ничей... даже боязно.
Ты уехал... один... домой...
Я осталась... одна... у поезда...
Впрочем, нет, поезд сам ушел.
Ты увел его или он тебя?
Мне никак... почти хорошо.
Ты же смог уйти, не грубя...
Ты обнял меня, как убил:
Одолжение... не объятие.
На меня не хватает сил...
Даже сил моих, потому тебя
Понимаю я хорошо,
Потому перед «завтра» боязно.
Потому, когда ты ушел,
Я не кинулась в след за поездом...
Потому, когда ты писал:
«Мне с тобой тяжело, дуреха».
Я опять пошла на вокзал.
На вокзале десяткам плохо.
На вокзале, среди разлук,
Среди слез купейно- плацкартных,
Я прощу тебя, друг-не друг,
Как других «игроков» азартных.
Ты поставил меня на кон.
Проиграл судьбе и оставил.
Ты с перрона шагнул в вагон,
Чтобы дальше играть без правил.
Чтобы ставки, как у царя,
О джек-поте давно мечтаешь.
Я молюсь, чтобы все не зря.
Я боюсь — себя проиграешь.
А когда ты придешь сюда,
Я уже не смогу... остыну.
И, устав встречать поезда,
Я в одном из них просто сгину...
Я не способна стать причиной счастья.
Я не умею вышивть по снегу.
Я над сердцами не имею власти -
Мой милый завсегда готов к побегу.
Я не умею отличить ублюдка
От ангела... и беса от балбеса.
Я - это пошлая, дурная шутка,
Что в сущности не смыслит ни бельмеса.
Я - просто "НЕ", "НЕ Я". И вскоре точно
Те, что со мной поймут. как пусто рядом.
Но все ж не надо отпевать заочно
Меня, пока смеющуюся взглядом.
Ну а потом, когда я стану тучей...
Дождем красиво вышивать по снегу
Я научусь... И вышью самый лучший
Портрет Любви, стремящейся к побегу...
Время не ползет, оно убито,
Скомкано, истерзанно. Под дых!
Время изменяло молодых.
Но теперь оно и люди квиты.
Время не ползет, его украли,
Спрятали в Безвременьи и вот
Вряд ли миг за мигом потечет,
И минута сменится едва ли...
Время обезглавлено. Беда.
Все застыло. Словно студень в стужу.
И словам не вырваться наружу
Из сердец заснувших никогда.
Время прекратило свой полет.
Всяк, кто с ним боролся, задохнутся
И к страстям бурлящим не вернутся.
А Оно — Оно опять пойдет.
Да! Оно, как танк, попрет на нас,
Чтобы в волос седина и в гриву!
А уж после — к одному обрыву.
Только после... после... не сейчас...
Слишком ли? Мало ли?
Время не взвесить.
Время кромсает себя на куски.
Суток хватало ли?
Покуролесить
- да...Но пожить - не хватило. Щеки
Я не подставлю
Итак перебитая.
Перебивавшая бога в раю.
Выстрадав травлю,
На Землю забита я.
Благо, не в землю. Я слишком люблю
Ветер бесстыжий, мне юбку задравший,
Демона, льющего масло в огонь
Страсти моей. Подойди, мой уставший.
Чувствуешь жар? Только сердце не тронь.
Чувствуешь кожей, как грех во мне дышит?
Как он мечтает с тобой... мой герой...
Демон, похоже, что бог не услышит слышит.
Он далеко. Так не бойся, родной.
Бог отвернулся,
Не божее дело
На безрассудно-бесстыдных смотреть.
Бог заикнулся
Когда-то, что тело
Стлеет со временем. Пусть. Только впредь...
Вот... Забери...
Отдаю тебе душу
Делай, что хочешь. Захочешь — продай...
Не говори
Ничего. В эту стужу
Холодно... Демон, родной, согревай!..
Н-да, снова разочарование в человеке... Снова я свободна, как трусы в полете... Как птица, как небо, как море, как река... Впрочем, не река... берега-конвоиры не дают ей быть таковой... Но я свободна! Но я свободна... Опять...
А Бог устал, да и махнул рукой:
Живите, если выживите, твари!
И каждой паре предложил по паре,
Чтоб все запутать... Боже, что с тобой?
А черт устал. Копытами забил
И завалился в бар, где много пива,
Но на его рога смотрели криво,
Хотя и у самих не видно крыл.
Наш царь уснул. Он царственной тоской
Дfвно болеет. Царское ли дело
Держать в покое царственное тело?
Империя на грани. Что с тобой?
Слуга уснул. А что ему терять?
Ну, кроме головы своей незрячей.
Подумаешь, посадят в чан горячий...
Слуга так пьян... Ему на все плевать.
Весь мир уснул... Тогда пришла Война.
Нет,не пришла.. Она приковыляла.
Убила многих. Ей, конечно, мало.
Она, как царь, но как слуга пьяна.
Она, как Бог. Ей всякий бьет поклон.
Она, как черт... доводит до безумья.
А я стою в безвыходном раздумье
И вижу человека. Кто же он?
Слуга? А, может, царь? А, может, Бог?
На дороге стоит проститутка.
Сколько стоит — за столько стоит.
Жизнь — дурная и пошлая шутка.
Спит одна или с кем-нибудь спит -
Для нее уже даже не важно.
Важно только для тех, кто ласкал
Ее тело. Девчонка отважно
Раздевалась, а хищный оскал
Ждал и чувствовал: близко добыча.
Сладок грех, если грошик цена.
А она, позабыв о приличьи...
Не прилично сказать, но она...
Не за деньги иным отдавалась
Разве можно на грошик прожить?
Просто жалость... обычная жалость
Ей никак не давала остыть.
Вот приходит красавец-мужчина.
Он ей платит. И платит сполна.
Полный грошик. Но в чем же причина?-
От него убегает она.
Он ее за рукав — и об стенку!
Стой, подстилка. Точнее, ложись.
Опускает ее на коленки.
Но до смерти безумная жизнь.
Он застыл. В его бешеном взгляде
Вдруг — растерянность, даже испуг.
Его дочь в облачении бляди!
Эта кроха, что в стае подруг
Вечно скромной была и забитой!
- Сколько лет мы не виделись?
- Пять.
На постели, слезами залитой,
Было страшно ребенка узнать.
Своего. Свою дочь-недотрогу.
Ту, которую бросил. Дурак.
Он дрожал и немел понемногу.
Не возможно, чтоб было вот так.
- Мама где? - интерес не поддельный.
По молчанию понял — нигде.
Дочка жизнью продажно-постельной
Занялась, чтоб помочь ей в беде.
Но недуг был мучительно-страшен.
И осталось девчонка одна.
Каждый день был жесток и продажен.
Но жестокой не стала она.
- Слышишь, зяблик? Не плачь, я вернулся.
Зарыдал на коленях отец.
И она поняла наконец,
Это папа ей так улыбнулся.
На допросе слова излишни,
Если смотришь — в глаза. Смотри!
У души глаза — цвета вишни
И улыбка под цвет зари.
Я плохая. И совесть в гости
Ходит редко... Когда одна.
Сударь, право, ну что Вы, бросьте
Я же муками не больна.
Угрызенья – удел несмелых,
Да и жалко мне совесть грызть.
Но в глазах моих – вишнях спелых
Не найдете зато корысть.
И пускай я не так безгрешна,
Как хотелось бы даже вам.
Но зато не толкну поспешно
Вас за звездами или там
За букетом из роз убитых,
Что, едва успев зацвести,
У садовниц в руках немытых
Оказались... на полпути
Не сверну, даже если буря!
Побегу вперед босиком.
И не следует, брови хмуря,
Говорить, что Вы не причем.
Вы причем! Вы меня узнали!
Ты познал меня целиком.
И теперь без меня едва ли...
Боже, господи, да причем...
Да при чем тут “узнал”, “едва ли”,
Если ты растворен во мне.
Мы всегда с тобой понимали,
Что нельзя сказать “нет” и “не”,
Если снова слова излишни.
Если совесть способна ждать.
Если нам поцелуй вкуса вишни
Предстоит на заре... опять